После развода. Отголоски любви

Глава 32

Мила

Солнце щедро заливает парк золотым светом, пробиваясь сквозь листву старых кленов и дубов. В воздухе пахнет сладкой ватой и детским смехом. Мы стоим у невысокого заборчика, за которым по кругу важно вышагивают пони, развозя на своих спинах сияющих малышей.

Мой мальчик, сидит на пегом пони с шикарной гривой, и на его лице блаженная улыбка. Он что-то оживленно рассказывает животному, а та лишь терпеливо кивает головой.

Рядом со мной, облокотившись на перила, стоит Костя. Он не сводит глаз с младшего, и на его губах играет такая теплая, мягкая улыбка, что у меня замирает сердце. Он выглядит счастливым. По-настоящему счастливым. Таким я его еще не видела, и от этого зрелища внутри меня поднимается знакомая, едкая тревога. Она подползает к горлу, и заставляя говорить то, о чем лучше бы молчать.

— Костя… — начинаю хрипло от сдерживаемых эмоций, и он поворачивается ко мне. — Пожалуйста, не нужно так его баловать. Не стоит его так сильно приучать к себе, к твоему присутствию.

Улыбка с его лица не сходит, но в глазах появляется легкое недоумение, смешанное с заботой.

— Приучать? — переспрашивает, мягко вглядываясь в мое лицо. — Мила, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под этим словом. Я не «приучаю», я просто живу. Живу рядом с вами, провожу время с ребенком, который мне не безразличен.

— Но в этом-то и вся проблема! — настаиваю, не в силах смотреть ему в глаза. — Ты ведешь себя точь-в-точь как... как его настоящий отец. Ты покупаешь ему все, что он ни попросит, даже не задумываясь. Водишь его на все эти прогулки, в парки, играешь с ним каждый вечер. Он... он уже зовет тебя папой. И я вижу, как он к тебе привязывается все сильнее и сильнее с каждым днем. Это уже не просто симпатия, это зависимость.

— И что в этом плохого? — удивленно спрашивает Костя, а мне выть хочется от этого. — Я искренне пытаюсь понять, что тебя тревожит, Мил, но не могу. Объясни мне, пожалуйста. Разве плохо, что он чувствует себя любимым и защищенным?

— Неужели ты и правда не понимаешь очевидного? — вырывается у меня, и в голосе слышно отчаяние, которое я уже не пытаюсь скрыть. — Он же всего лишь ребенок! Маленький, доверчивый. Для него ты сейчас — целый мир, солнце в небе. А ты... ты ведь не навсегда в его жизни. Ты лишь временно в нашей жизни. Гость.

Он полностью разворачивается ко мне, скрестив руки на груди, и пристально смотрит в самую душу.

— С чего ты взяла, что я временно в вашей жизни? — спрашивает он тихо, но так весомо, что его слова заглушают даже общий гам парка. — Что дало тебе основание так думать?

— Потому что так всегда и бывает! — почти срываюсь, чувствуя, как предательские слезы подступают к глазам, и отчаянно машу рукой в сторону играющих детей, мам с колясками, всей этой идеальной картины, которая мне кажется обманом. — Рано или поздно ты встретишь другую, молодую, красивую, без моего огромного, тяжелого багажа проблем, без взрослой дочери, которая меня и тебя ненавидит, без сына, который тебе не родной. Ты захочешь свою, настоящую семью, своих детей. И ты уйдешь к той, которая сможет это дать. А он... - киваю в сторону сына, у которого от восторга горят щеки, — он останется с разбитым сердцем. Снова. И я тоже.

Я замолкаю, не в силах закончить свою речь, потому что меня накрывает волной эмоций. Грудь сжимает, меня словно взяли в тиски и вот-вот раздавят. Но я сказала это, выложила свой самый главный, самый черный страх, который гложет меня изнутри все эти недели.

Костя молчит всего несколько секунд, просто глядя на меня, и в его глазах есть понимание происходящего. Но еще в них есть и сожаление, только не о том, что он с нами, а о чем-то другом, о чем я не могу понять.

Потом он делает шаг вперед. Еще один. Он подходит так близко, что я чувствую его тепло.

— Мила, — говорит тихо, почти шепотом.

Я пытаюсь отступить, сделать шаг назад, а он мягко, но неумолимо берет меня за плечи, не давая увернуться, не давая спрятаться от него нигде.

— Костя, нет, подожди... что ты... здесь же люди... вокруг все смотрят... - бормочу, чувствуя, как горят щеки от смущения и стыда.

Но он не слушает, он наклоняется и целует меня.

Сначала сопротивляюсь, ладони упираются в его грудь, пытаюсь оттолкнуть его, сохранить дистанцию, но поцелуй не грубый, не требовательный, он настойчивый, и в то же время бесконечно нежный, терпеливый, успокаивающий.

В нем нет страсти, в нем есть обещание, в нем ответ на все мои вопросы. И мое сознание постепенно сдается, напряжение уходит, руки разжимаются и я сама обвиваю его шею, закрываю глаза и просто позволяю себе жить.

Я чувствую тепло его губ, ровное биение чужого сердца где-то рядом, его сильные руки на моей спине, крепкие и уверенные.

Но поцелуй не может длится вечно. Когда он наконец отстраняется, у меня кружится голова, а дыхание сбилось. Вокруг все плывет.

Костя не отпускает меня, продолжает держать за плечи, и смотрит прямо в глаза. Его взгляд теплый, серьезный и немного уставший от моих бесконечных сомнений, но принимающий их.

— Я уже сделал свой выбор, Мила, — говорит он тихо, и каждое его слово западает мне в душу, как тяжелая монета, перевешивая все страхи. — Я уже нашел женщину, с которой хочу прожить остаток своей жизни. Она, к сожалению, очень, очень пугливая. Ее так часто и жестоко обижали, что она боится даже простого человеческого тепла. Мне приходится приучать ее к себе. Очень медленно, осторожно и терпеливо, чтобы она однажды, наконец, поверила, что между нами все навсегда. Что я в ее жизни навсегда.

Он говорит обо мне. Обо мне, ни о ком-то другом.

Я остаюсь стоять, не в силах вымолвить ни слова. По щекам катятся слезы, но теперь это слезы облегчения и тихого, почти невероятного счастья.

— Я люблю тебя, Мила, и это ничто не изменит. И если у меня будут дети, то они будут только от меня, а те дети что есть, они уже наши, я не буду их от себя отделять.