Проклятье Первородных

Глава 15. Первое видение

— Я не могу разобрать, что вижу, — приглушенный голос Клеона, лежащего с закрытыми глазами на кушетке, прерывается только стучащим звуком монитора, к которому от головы ведут провода датчиков — слишком темно.

— Давай вернемся немного назад. Что находится перед тобой?

Уравновешенный голос доктора психологии Монморанси, теплые тона комнаты, в которой проходил сеанс — все настраивает на спокойный лад.

— Черные скалы. Проклятые горы. Название гор так переводится. — Голос немного напряженный. — Экспедиция. В горах небольшая деревня, из которой пропали две девочки. Я пошел один к черным скалам, чтобы посмотреть. Господи, какие высокие скалы! И почему они стоят ровным кругом?

Известный профессор антропологии с мировым именем, имеющий десятки самых престижных наград. Блестящий молодой ученый, на которого возлагались огромные надежды. Способный совместить достижения антропологии и современной генетики; единственный, сумевший составить генетическую карту всех исчезнувших и живущих народов на планете.

Легендарный мозг и нечеловечески высокий коэффициент интеллекта.

Профессор Клеон Найрам. Что он здесь делает? Гипнотический сеанс. Невероятно. Кто бы предложил такое раньше, он просто бы рассмеялся.

Вот только у него не было другого выхода. Либо полное отсутствие сна, непереносимые кошмары, бредовые галлюцинации и сильнейшие препараты в психиатрической лечебнице. Либо малейшая надежда, что сеансы психолога вытащат обратно из мрачного подсознания сильный и светлый разум.

— Почему ты один идешь к горам? Остальные члены экспедиции не пошли с тобой? — голос психолога максимально приглушенный и ровный, без эмоций.

Все стандартно. На дорогом диване, покрытом бежевой накидкой, лежит с закрытыми глазами Клеон. Комната большая, уютная. Легко можно заметить достаточно дорогие предметы интерьера и мебели.

— Проводник и местные рабочие отказались идти, — голос по-прежнему напряжен, и доктор внимательно следит за ритмом мозговых волн на мониторе. — Испуганы. Все очень испуганы. Местные жители в ужасе. Все разбежались.

— Почему все так напуганы?

Доктор Монморанси сидит поодаль в кресле. На столе включенный диктофон, в руках блокнот, в котором доктор делает записи.

— Местные легенды. Все до ужаса боятся идти к Проклятым горам.

— Почему ты решил идти туда один? — Монморанси ровным тоном задает уточняющие вопросы, чтобы направить поток воспоминаний в нужное русло.

— Я должен. Я и организовал экспедицию. В горах пропали девочки. Две двенадцатилетние девочки. Я должен все сам посмотреть и проверить, — короткие фразы и немного участившееся дыхание.

— Хорошо, что ты видишь сейчас?

— Я подхожу к странному скоплению черных скал, — голос Клеона сдавлен и не похож на обычный. — Стометровые, черные, и очень гладкие. Никогда не думал, что увижу еще раз зеркальные базальтовые блоки.

— Что значит еще раз? Ты подобное уже где-то видел? — голос Монморанси не выдает никаких эмоций и звучит успокаивающе.

— Да, — ответ звучит минуты через две, даже в бессознательном состоянии мозг чему-то сопротивляется. — Скалы точно такие же, как у Темного озера.

Клеон пришел к доктору психологии Монморанси, истощенный и измученный. Доктора он знал очень давно, когда еще учился в колледже. Когда Клеон вернулся в свой родной город после экспедиции по всем четырем местам, в течение двух месяцев ни один доктор не смог ему помочь.

Клеон просыпался от диких криков посреди ночи, и ничего не мог вспомнить. Внимание врачей привлекли не только сны.

Состояние Клеона после пробуждения вызывало много вопросов, на которые даже приехавшие из столицы доктора не смогли найти ответов.

Кроме бешенного пульса и прыгающих мозговых ритмов, удивление вызывало кататоническое состояние, в которое впадал Клеон.

Нестандартные симптомы не позволяли поставить какой-либо диагноз.

Безумный, бегающий взгляд, пропажа голоса на два-три дня, практически полный паралич всего тела. Пугали анализы. Давление падало до самых низких пороговых значений. Гемоглобин показывал максимально низкие возможные значения. Уровень лейкоцитов в крови, наоборот, становился невероятно высоким, выше, чем у людей с последней стадией рака крови.

Долгое молчание прерывает доктор Монморанси.

— Хорошо, и что дальше? Что еще ты видишь?

— Очень высокие блоки. Ровные, как отполированные. Стоят так близко друг к другу. Я не помню, как попал внутрь, — голос Клеона напряженный, но в пределах нормы. — Между блоками щель, слишком узкая для человека.

— Но ты прошел внутрь?

— Да… не знаю, как, но я оказался внутри.

— Что ты видишь внутри?

— Ничего пока не вижу. Слишком темно. — Небольшая пауза, он явно старается что-то вспомнить. — Странно, горы стоят ровным кругом, диаметр несколько сотен метров. Сверху должен быть свет. Почему так темно?

— Тихо, слишком тихо внутри. И ветер пропал. Полностью. Странная тишина. Вообще никакого движения. — Клеон молчит и явно не только потому, что не может вспомнить. Возникает ощущение, что он просто не хочет говорить.

— Клеон! Что вокруг тебя? — Монморанси внимательно смотрит на лежащего на кушетке Клеона и смотрит на монитор.

Пауза затягивается.

В экспедициях Клеон провел четыре месяца, и от полугодового отпуска, который он выпросил у декана факультета, оставалось еще два месяца. Каждый день он просыпался в жутком состоянии. Кататонический синдром и очень плохие анализы приводили к одному решению — положить Клеона в больницу.

Павел, страшно переживающий за старшего брата, оплатил визиты самых известных специалистов. Перепробовали все имеющиеся средства и методы.

Ничего не помогало. Клеон с раздирающим криком вскакивал с кровати. Снов он вспомнить, конечно, не мог. Бешеный пульс, разрывающий все тело и покрытое испариной тело, позволяли сделать вывод о необычных кошмарах. И каждый раз — ступор на два-три, полный паралич и потеря голоса.

Даже известные специалисты в области нейрохирургии и психиатрии разводили руками. Ситуация не менялась, и возникла реальная опасность за жизнь Клеона. Измученный, он сам решил пойти к доктору Монморанси. Другой альтернативой было принудительное лечение в психиатрической клинике.

Сеансы у психолога тоже не помогли. Никакого улучшения. В более или менее нормальном состоянии Клеон сам прилагал неимоверные усилия, чтобы вспомнить. И не мог. Как будто кто-то опустил тяжелую железную завесу между разумной частью мозга и подсознанием. Словно за плотным занавесом скрывалось нечто такое, что личность ни за что не хотела выпускать из забытья.

И тогда доктор Монморанси предложила метод, не до конца изученный. Метод гипноза на основе замедления бета-ритмов разработан был недавно специалистами крупнейшего в стране института психиатрии. Метод только проходил экспериментальную проверку, и требовал тщательного наблюдения.

— Клеон, что происходит? Ты идешь куда-то? Опиши все, что видишь вокруг? — голос доктора спокойный и не выражает никаких эмоций.

Доктор постоянно смотрит на монитор, сверяя показатели с таблицами нормативных установленных значений. Наблюдение за физическими показателями и мозговыми ритмами обязательно. Любое отклонение от допустимых норм требует моментального прекращения сеанса.

К голове Клеона подключено сразу несколько датчиков.

Метод гипноза с замедлением бета-ритмов головного мозга разрабатывался на основе факта, что повышение данных ритмов является острой реакцией на стрессовое воздействие. Проведенные тестирования показали, что искусственное замедление бета-ритмов снижает внутренний стресс.

В совокупности с гипнотическим состоянием возникает эффект, когда мозг перестает испытывать стресс, и пациент может вспомнить ситуации, которые в обычным состоянии мозг блокирует и не пропускает в сознание.

— Огромное пустое пространство, — медленно начинает говорить Клеон и голос начинает звучать глуше. — Скалы. Громадные стоят ровным кругом. Поверхность черных скал очень гладкая. Внутри слишком спокойно.

Клеона подключили к датчикам не только для наблюдения за показателями. Разработанная экспериментальная аппаратура регулярно поступающими электрическими сигналами замедляла бета-ритмы мозга.

Доктор Монморанси делает пометки в блокноте, наблюдая за замедлением бета-ритмов, одновременно отмечая, что и Клеон ведет себя не совсем адекватно.

— Хорошо, что-то внутри еще есть?

— Нет. Пустое пространство. Нижнее основание тоже гладкое. Такого не бывает в горах. Ни одного камушка. Ни одной травинки. Вообще ничего.

— Тебя это пугает?

— Нет… просто странно, — голос приглушенный, но спокойный.

Применение экспериментального метода гипноза с замедлением бета-ритмов осталось единственным спасением. Клеон не мог вспомнить конца всех четырех поездок. Совсем ничего. Он хорошо помнил начало экспедиции, помнил события в каждой поездке до определенного момента. Дальше возникала стена.

— Что странно? — доктор Монморанси делает пометки в блокноте и внимательно наблюдает за состоянием Клеона на мониторе.

— Поверхность явно не природная, слишком гладкая, — тихий голос становится немного напряженным, Клеон явно пытается вспомнить окружение. — Я долго иду, наверное, больше ста метров. Ничего необычного.

— Господи, что это? — резкий тон Клеона заставил доктора вздрогнуть.

Доктор Монморанси настроилась на спокойный сеанс, не ожидая сильных потрясений. Метод разрабатывался, чтобы как раз-таки снизить стресс мозга.

Пациент медленно погружался почти в спящее состояние, расслаблялся и поэтому мог вспомнить. С удивлением доктор наблюдает за показателями на экране монитора. Сеанс длится уже больше часа, и учитывая искусственное воздействие на мозговые ритмы, Клеон должен был уже полностью успокоиться.

— Что происходит? Что находится перед тобой? — доктор Монморанси пытается сохранить спокойный тон.

Такого никто не предполагал. Невероятной силы ритмы мозга Клеона сопротивляются воздействию аппарата. Бета-ритмы вместо замедления, ускоряются и монитор фиксирует неравномерные скачки.

Состояние Клеона меняется, все тело сотрясает мелкая дрожь, пульс увеличивается, немного повышается давление.

— В центре… в самом центре стоит круглый… как колодец, — голос Клеона постоянно прерывается, между фразами он пытается набрать воздух. — Да никакой это не колодец. Никогда ничего подобного не видел, все вращается, мелькает. Да что это такое?

— Все так быстро перемещается, — доктор не успевает ничего сказать, Клеон неожиданного начинает говорить слишком быстро. — Тысячи осколков, черных, зеркальных, смешиваются и распадаются. Не могу уловить формы фигур. Искаженные. Нарушенные. Извращенная геометрия.

— Как треугольники могут иметь все острые углы? Как прямые линии в параллелепипедах пересекаются? — скорость речи ускоряется и голос Клеона становится все громче. — Все движется. Быстро. Очень быстро. Тысячи фигур смешиваются и распадаются заново. Не может такого быть!

— Клеон, постарайся успокоиться. Опиши круглый предмет, который стоит прямо перед тобой, — большой стаж психолога позволяет доктору Монморанси сохранять нейтральный тон.

Сеанс выходит из-под контроля. Доктор Монморанси удивленно смотрит на показатели монитора. Каким-то образом вместо получения электрических воздействий мозг Клеона посылает обратные импульсы. Очень сильные. Согласно устройству прибора, такое физически невозможно. Стресс, в котором оказался мозг, должен быть неимоверно сильным. Губительным.

Доктор Монморанси впервые не может принять профессионально правильное решение. Показатели датчиков показывают слишком высокий уровень опасности для мозга пациента. Клеон напряжен настолько, что любое промедление может грозить полным разрушением нейронных клеток.

Почему она не может прервать сеанс?

Как опытный психолог может оказаться под гипнозом?

Невозможно. И самой себе доктор никогда потом не признается, что во время сеанса какое-то время просто не могла пошевелиться.

Монморанси продолжает чисто автоматически смотреть на датчики. Ошибки быть не может. Мозговые импульсы исходят от мозга Клеона, который невероятным образом оказался сильнее электрических импульсов аппарата.

Клеон уже не слышит голос и не отвечает на вопросы. Однако продолжает быстро говорить, и сказанное почти не отличается от бреда сумасшедшего.

— Господи, да оно живое! — голос становится громче, уже ни с чем нельзя перепутать прорывающийся ужас. — Огромный столб серого дыма, очень плотный. Ядовитый газ. Внутри тысячи фигур связаны лопающимися вытянутыми пузырьками. Бесформенные. Резко меняющие форму. Пузырьки лопаются. Черная слизь. Все осколки перемешиваются с черной жижей.

— Откуда такой резкий свет? Как черный свет может светить? И почему он настолько яркий? Невозможно смотреть. Режет глаза.

— Фигуры меняют форму постоянно. Извращенная мутация. Такого просто не может быть. Все перемешивается, закручивается и ускоряется, — голос Клеона срывается. — Скорость неимоверная. Мелькает. Невозможно уследить.

Доктор Монморанси старается вставить в бессвязную речь Клеона успокаивающие фразы, но не успевает.

— Что за звук? — резкий голос Клеона падает до жуткого шепота. — Поверхность вибрирует. Дикий рев идет откуда-то снизу. Господи, сколько же их там должно быть? Глубоко. Очень глубоко. Несколько километров. Невозможно слушать. Вой. Хриплый вой. Закладывает уши.

— Кто очень глубоко, Клеон? — все-таки успевает сказать доктор. — Постарайся успокоиться. Ты слышишь звук? Опиши, какой он.

— Движение не беспорядочное, — Клеон явно не слышит психолога и продолжает говорить, ускоряя темп. — Тысячи бесформенных осколков меняются в строго заданном порядке. Разные алгоритмы. Складываются в комбинации, открывая проход. Господи! Движение и открывает проход…

— Свет усиливается, черный свет идет снизу, освещает все вокруг на десятки метров. Звук сильнее, намного сильнее. — В голосе Клеона все четче прорезается паника и нечто такое, что доктор никогда раньше не слышала.

Клеон замолкает, и доктор Монморанси с тревогой смотрит на показатели. Пульс становится слишком высоким, давление на пределе. Больше всего пугают ритмы головного мозга, которые вместо того, чтобы медленно снижаться, превышают предельные значения. Доктор Монморанси практически готова прекратить эксперимент, не понимая на самом деле, что происходит.

— Шепот… ледяной, — коротко произносит Клеон словно не своим глухим голосом. — Он зовет меня. Именно меня. Я должен спуститься вниз.

Возникает долгая пауза, и доктор Монморанси пытается принять решение — продолжить или закончить сеанс. Она уже понимает, что в поездке с Клеоном произошло нечто страшное и пропустить событие в сознание мозг не может.

— Как будто лестница, только все движется, — глухой голос Клеона становится пугающим. — Никаких законов геометрии или физики. Невозможно проследить. Лестница идет вниз, вверх, вбок, по диагонали. Одновременно. Тысячи осколков, сливающихся между собой. Да что же это такое?

— Клеон, ты спускаешься вниз по лестнице? — доктор все же принимает решение добраться до самой сути травмирующего события.

Клеон замолкает, и доктор Монморанси пролистывает свои заметки, которые все это время делала в блокноте. Пометки стандартные. Что еще мог написать психолог? Разве психологи могут поверить в нечто нереальное?

«Окруженный непроходимыми черными скалами — травмирующий опыт? Пытается выбраться из давящих правил и норм?».

«Колодец пугает, травмирующее событие. Что-то случилось в поездке?».

«Боится спускаться вниз, не может снова пережить ужасный опыт. Боится вспомнить. Создает нереальные образы, чтобы заглушить боль».

И еще десятки фраз в подобном стиле.

К счастью, доктор Монморанси верит только в науку и не принимает на веру нечто сверхъестественное. Огромное облегчение. Именно попытка свести первородный ужас к заученным психологическим штампам и спасает рассудок от истинной картины черной бездны, в которой оказался Клеон.

— Невероятно глубоко, — Клеон ни на что уже не реагирует и не слышит голоса доктора. — Звук все громче. Господи, сохрани и помилуй, кто же способен издавать подобные звуки? Хриплый, лающий вой. Сколько же их там?

— Ускорение движение. Так проход работает, — несмотря на прорывающийся ужас мозг продолжает все анализировать. — Когда все закручивается на дикой скорости, можно попасть вниз. Лестница ведет все ниже, рев все громче. Это невозможно слышать. Все время вниз. Вокруг черные гладкие стены. Кажутся гладкими. Тысячи осколков постоянно сливаются и рассыпаются. Как в сломанном калейдоскопе. Вонь. Ужасная вонь все сильнее.

— Черный свет все ярче. Да как такое может быть? Темнота режет глаза базальтовым блеском. — Темп речи Клеона ускоряется до предельного.

— Как глубоко. Вниз несколько километров. Странно. На стенах знаки, — голос немного успокаивается. — Не могу разобрать. Неизвестные символы. Складываются из лопающихся вытянутых пузырьков. Черная слизь выступает на зеркальных стенах и блестит. Золотом. Черным золотом. Как такое возможно? Откуда на такой глубине жидкое золото в стенах? Вся поверхность сверху донизу покрыта перекрученными знаками. Не знаю таких символов.

— Да как такое возможно? Все искажено. Все распадается. Нет знакомых фигур. Извращенные мерзкие формы. — Голос приобретает панические нотки, и доктор Монморанси снова не успевает ничего сказать.

Наступает неожиданное молчание. Доктор Монморанси напряженно смотрит на монитор. Клеон ничего не говорит, однако пульс продолжает учащаться уже до предельно критического. На рисунок ритмов головного мозга страшно смотреть, в сознании Клеона происходит нечто невообразимое.

Доктор понимает, что сеанс надо было заканчивать намного раньше, но почему-то ей кажется важным дать Клеону закончить.

— Он снова зовет меня.

Короткая пауза. На секунду кажется, что Клеон успокоился.

— Anas Eneron…, — хрипящий разрывающий мозг шепот даже не напоминает голос, тело Клеона покрывается мелкой дрожью.

Вся профессиональная выдержка психолога не помогает доктору Монморанси сдержать собственные эмоции. При звуке вырвавшейся из горла Клеона непонятной фразы доктор резко вздрагивает и роняет блокнот.

— Всесильный Боже! Я спустился в самый низ, — голос Клеона возвращается, только звучит надрывистым стоном.

Он практически кричит в необъяснимой агонии:

— Сохрани и помилуй, Всемогущий! Нет формы. Никаких пропорций. Огромные черные куски плоти, разрываются и собираются обратно. Сколько же их! Легионы! Все движется. Богомерзкое сплетение. Вселенский хаос!

— Почему все собираются в круг? Что это за базальтовые плиты в центре? Далеко… не видно… — голос Клеона обрывается на каждом слове. — На плитах что-то лежит… белое… безжизненное…

— Легенда… призраки женщин… насилие… роды… болезненные…, — доктор замирает от сдавленного хохота, вырвавшегося из горла Клеона.

Доктор Монморанси, конечно, понимает, что чисто теоретически смех может присутствовать во время гипноза, но такого она никогда не слышала. Доктор хмурится и собирается заканчивать сеанс. Мысленно она ругает себя, нужно было намного раньше вывести Клеона из состояния гипноза.

То, что происходит дальше, она точно не могла ожидать.

— Господи! Зачем я пошел туда? Зачем я это увидел?

Агонизирующий утробный крик Клеона, наверное, слышно в соседних зданиях. Впервые в жизни доктор видит такую реакцию на гипноз.

Тело Клеона мечется в страшном треморе и неестественно выгибается. В какой-то момент Монморанси кажется, что Клеон приподнимается над диваном. Спина продолжает выгибаться, голова запрокидывается назад, все тело покрывается холодной испариной. Он как будто перестает дышать.

Доктор не успевает провести нужные процедуры по выводу Клеона из гипноза. Она быстро отключает датчики и выключает всю аппаратуру.

Клеон продолжает биться в сильнейшем треморе, охватившем все тело.

Неожиданно на Клеона попадает солнечный луч. Монморанси слишком занята, чтобы заметить, что луч — светло-серебристого цвета. Да и жалюзи по правилам приема полностью задернуты. Луч не может пробиться.

Все очень быстро заканчивается. Серебристый свет попадает на застывшее тело Клеона несколько секунд, он выгибается еще сильнее и опускается на диван.

Внезапно Клеон вздыхает и спокойно садится посреди дивана.

Доктор Монморанси понятия не имеет, что произошло.

Что это? Как может солнечный луч (конечно, солнечный, какой же еще?) изменить весь ход сеанса и полностью остановить зашкаливающие мозговые ритмы. Она внимательно смотрит на Клеона. От паники и ужаса не осталось и следа. Перед ней сидит Клеон, которого она знала с ранней молодости. И смотрит своими обычными кристально-серыми, почти прозрачными, глазами.

Только многолетний опыт позволят доктору собраться и не высказать вслух все, что она испытывала за нестандартный, так сказать, сеанс.

— Клеон, как ты себя чувствуешь? — доктор Монморанси спрашивает чисто по инерции, так как впервые в жизни не знает, как себя вести.

— Нормально, только голова болит, — Клеон вращает головой из стороны в сторону. Нельзя было не заметить посветлевший взгляд, да и весь внешний вид Клеона говорит о том, что чувствует он себя прекрасно.

— Выпей аспирин от головы, когда придешь домой, — старательно контролируя каждое слово, говорить доктор Монморанси.

— Что-нибудь получилось? Сработал Ваш экспериментальный метод? — Клеон явно имеет в виду гипнотический сеанс с замедлением бета-ритмов. — Что-нибудь удалось узнать? Про произошедшее со мной в поездках?

— Пока рано говорить, — уклончиво отвечает доктор. — Я бы хотела еще пару раз провести сеанс. Ты не против?

— Да нет, — пожимает плечами Клеон. — Чувствую себя выспавшимся и бодрым прямо. Огромное спасибо Вам. Я, наверное, впервые поспал после экспедиции. Я приду еще на следующей неделе? В четверг вечером, верно?

— Да. Давайте в четверг в семь вечера. Тогда до встречи, — доктор Монморанси делает над собой огромное усилие, чтобы тепло улыбнуться, так как с Клеоном они знакомы со времен его обучения в университете.

Клеон прощается как ни в чем ни бывало и выходит из кабинета.

Монморанси долго смотрит на закрытую дверь, не двигаясь в кресле. Она старательно сдерживает поток эмоций. Откуда возникла мысль у дипломированного специалиста, что перед ней — не человек? Что за бред? Нельзя же при каждом необъяснимом случае впадать в маразм и околонаучные сказки?

Скорее всего, что-то не доработали в аппарате снижения бета-ритмов. Или не учли различия в мозговой активности, а у Клеона оказалась очень высокая скорость мозговых ритмов. Хриплый шепот неизвестных слов доктор силой воли старается вычеркнуть из собственной памяти. Даже себе она никогда не признается, какой уровень безумного страха испытала, услышав утробный звук.

Комната с богатым убранством. Задернутые жалюзи. Поблескивающий маслянистым черным блеском базальт со стен, пола и потолка. Плотную темноту рассеивает только одна настольная лампа странного желтого цвета.

Сидящий в кожаном кресле протягивает руку и берет простой кнопочный телефон, лежащий на тумбочке. Сюрреалистично выглядят блестящие черные ногти, не имеющие отношения к современному маникюру. На безымянном ногте правой руки золотом начерчен знак — круг, перечеркнутый в середине чертой.

— Вы не справились со своей задачей, — говорящий прилагает все усилия, чтобы хриплый голос походил на человеческий. — Один проход разрушен! Результаты многолетней тщательной работы уничтожены. Скрещенным пришлось уйти вниз потому, что вы не выполнили свое задание!

Можно догадаться, что на другом конце собеседник пытается оправдаться, приводя, наверное, какие-то разумные аргументы. И даже не видя собеседника чувствуется парализующий страх перед сидящим в кресле с черными ногтями.

— Никого не интересуют ваши жалкие оправдания. Теперь процедуру придется начинать сначала, — голос срывается на хрип и все меньше походит на человеческий. — Вас предупреждали, насколько опасна экспедиция. Из всех людей он единственный, кто сможет найти проходы. В силу своей природы.

И снова сквозь трубку ощущается дикий страх собеседника с другого конца. Скорее всего звучат дрожащие заверения в том, что все будет исправлено и больше не будет допущено никаких промахов.

— Вы должны его остановить! Не дайте ему найти остальные места! — звучит как приказ, не принимающий никаких возражений или сомнений.

Фигура в длинном черном одеянии, переливающимся неровными полосами в свете желтой лампы, медленно встает с кресла и подходит к сплошной базальтовой стене. Злиться Первородные не могут. Да и испытывать любые другие эмоции само-рожденные не умеют. Нет такой функции у тех, кто однажды навсегда отказался от вселенского порядка мироздания.

Однако страх — естественный инстинкт, позволивший однажды материи выжить в кромешной тьме и хаосе первозданной планеты.

Стоящий прекрасно понимает, чем грозит подобное нарушение в столь тщательно разработанном плане по выходу на поверхность планеты. И понимает, что создатель плана, гениального и извращенного одновременно, придет в ярость, что может повлечь за собой неконтролируемые последствия.

— Нужно обсудить последние события, — непонятно к кому обращается стоящий, но на удивление его слышат.

Медленно от черного базальта отделяются едва заметные густые бесформенные тени. Приглядевшись, можно заметить скопление тысяч маслянистых точек разной формы и размера. Точки сливаются в нечто невообразимое, сотни неописуемых отростков, щупальцев наростов сливаются и распадаются на дикой скорости. Кроме стоящего в комнате за несколько минут у базальтовых стен появляется еще одиннадцать фигур в одинаковых черных поблескивающих одеяниях. Становится понятно, что это не одеяния. Защита. Защитный слой тех, для кого обычный воздух планеты губителен.

— В реализации нашего плана возникли серьезные препятствия, — глухо говорит двенадцатый, поворачиваясь к пришедшим.

Разглядеть лица невозможно. Может и нет никаких лиц? Лицо — нечто человеческое. В комнате же из черного базальта стоят сущности, никакого отношения не имеющие ни к человечеству, ни к мирозданию в принципе.

— План должен быть реализован, — звуки, исходящие из стоящих в черном фигур, совершенно одинаковые, неестественные и чужие для самих говорящих. — Цикл практически завершен. Остался последний этап.

— Я в курсе, — двенадцатый смотрит черными базальтовыми полостями вместо глаз прямо перед собой.

— Мы что, действительно не можем уничтожить ученого? — к глухому хрипу привыкнуть совершенно невозможно, человек, услышав подобные звуки, никогда не покинул бы психиатрическую лечебницу.

— Хранителя — нет. Уничтожить его невозможно, даже если мы бросим на это все силы, — коротко бросает двенадцатый.

Можно догадаться об иерархии, говорящий явно занимают лидирующее положение. Все двенадцать, очевидно, представляют высший ранг правления. Вот только правления чего, понять невозможно. Нет у человека такой способности вместить существование чего-то, полностью противоположного известному вселенскому порядку. И слава Богу.

— Что тогда мы должны сделать, чтобы заверить последнюю стадию плана? — стоящий напротив выражает готовность всех остальных бороться до конца.

— Единственный способ, который может подействовать — разрушить человеческий мозг. — В голосе говорящего прорывается нечто наподобие злорадства. — Сущность Хранителя помещена в слабый, как нам известно, сосуд. Физически мозг может не справится, когда увидит всю картину.

— Значит в этот раз воздействие должно быть максимально сильным, чтобы он потерял контроль над сознанием, — лающий шепот поддерживают остальные неким подобием одобряющих хриплых возгласов.