Прощальные слова

Глава 13

Амелия

День 120 — Апрель 1942 года

Смена заключенных в моем бараке составляла более пятидесяти процентов. Все, кому было больше шестидесяти лет, в конце концов умирали от голода или воспаления легких, а остальных переводили на новое место.

Одиночество все больше овладевало мной, и я перестала общаться с другими женщинами, жившими в тесной каморке. Близость к кому-то означала душевную боль, когда человек умирал, или его забирали. Я провела без сна много ночей, глядя в запятнанный потолок над головой, и размышляя о том, будет ли смерть лучше или хуже сегодняшней жизни. Я по-прежнему испытывала зависть к тем, кто уходил навсегда, оставляя меня в заключении. Работа была очень тяжелой, а скудного питания катастрофически не хватало моему организму.

Когда отчаяние достигло своего апогея, в моей голове появилась идея. Хотя казалось, что она пришла внезапно, я знала, что эта мысль уже давно, капля за каплей, просачивалась в пустую полость моего сознания. Бессилие в роли марионетки нацистов лишало меня всякой надежды и привело к желанию освободиться от этой жизни.

Четырнадцатое апреля станет днем, когда я выживу или умру, — решила я для себя. Я не могла больше оставаться в плену, жить среди болезней и помоев. Скоро кто-нибудь обязательно заметит, что я не исхудала, как другие. Станет ясно, что мне помогает человек, наделенный властью.

Я разложила свои бумаги на день, оставив отчеты на столе Глаукен. Некоторое время назад она перестала следить за мной, видимо, убедившись, что я выполняю указания беспрекословно. Мною было легко управлять, и я рассчитывала, что ее доверие сработает в мою пользу.

Очередь в лазарет растянулась почти на весь лагерь. Это давало мне возможность, которой уже воспользовался один из заключенных, пытавшийся сбежать, но не сумевший выбраться. Чарли сказал, что его казнили за попытку. Но по мне казнь похожа на дверь выхода, о чем я и сказала Чарли. Мне надоело быть чьей-то марионеткой. Я собиралась бежать.

Солнце медленно поднималось над тонким слоем облаков, отбрасывая тусклую тень на грязь цвета ржавчины. У меня бегали глаза и участился пульс, возможно потому, что я не продумала план, что будет после моей попытки бегства. Я решила, что после полугодового пребывания в аду мне будет легко сориентироваться. В первую очередь я надеялась обрести свободу. Конечно, шансы выжить были невелики, но если мне удастся сбежать, остальное я придумаю позже.

Подойдя к проему на противоположной стороне больничного корпуса, прокрутила в голове план действий. Нужно войти внутрь, вылезти через второе окно, а затем по карнизу добраться до открытого поля между тюрьмой и свободой. Я не раздумывала, когда в поле зрения появилась открытая дверь.

Оглянувшись по сторонам, придирчиво осмотрела всех присутствующих, заметив, что охранников нет. Я двигалась осторожно, незаметно приближаясь к месту, откуда начнется мой путь к освобождению. Я уже не испытывала страха, так как слишком долго жила в постоянном ужасе. Кроме того, смерть меня больше не пугала. Наоборот, мысль о победе в этой битве, как мощный наркотик, питала меня адреналином, давая силы продолжать путь.

Не успела я сделать и шага к входу, как меня схватили за плечи. Не дав мне опомниться, потащили по мертвой траве в душевую, где меня ждало очередное прощание.

Я привыкла не сопротивляться, когда меня тянут против воли, потому что это только причинит еще большую боль. Поэтому подождала, пока меня отпустят, и повернулась, обнаружив перед собой Чарли, который, как казалось, смотрел на меня с угрозой. Сердце стучало о хрупкие ребра, медленно, но достаточно сильно, чтобы вызвать дрожь.

— Что это? — прошипел Чарли. Я не поняла, на кого он кричит — на меня или на мою подругу Лию, которая стояла перед нами голая, со вздувшимся животом. Она держалась за живот, и от давления ногтей на тонкую кожу остались красные следы. Кровь стекала по ее ногам, у нее началась гипервентиляция.

— Амелия, ты должна мне помочь, — вскрикнула она. Я обернулась к Чарли, гадая, что творится у него в голове. Он должен был продолжать разыгрывать спектакль перед Лией и всеми остальными, кто находился поблизости, поэтому понять, чего он ожидает от меня, я не могла.

— Он убьет меня и моего ребенка.

Я знала, что Чарли не сделает ничего подобного, но не могла объяснить это Лии. Чарли приходилось демонстрировать ненависть к моему народу, иначе его заметят, выгонят с должности и, скорее всего, убьют за несоблюдение правил. Чарли не говорил об этом, но я не сомневалась, что именно так все и закончится, если кто-то из нас ослабит бдительность. Он был моим другом — моим лучшим другом, товарищем с иными взглядами, человеком, который не испытывал ненависти к моему народу, сыном, братом и мужчиной, желающим добиться будущего в сфере финансов, а не убийств.

— Разберись с этим поскорее и сообщи, когда закончишь. Тебе известен протокол, верно? — проскрежетал Чарли сквозь стиснутые челюсти.

— Да, сэр, — ответила я.

— Что происходит? — жалобно спросила Лия.

Чарли повернулся на каблуках и вышел из душевой, закрыв нас за металлической дверью.

— Душевая закрыта на ремонт, — услышал я его голос. — Идите в другое место.

Я взяла Лию за руку, выражая ей все сострадание, на которое была способна. Она осталась единственным человеком, находившимся рядом со мной, когда убили маму.

— Все будет хорошо, — пообещала я ей, надеясь, что мои слова не окажутся ложью.

— Мне так страшно, — простонала она, дрожа под холодными каплями моросящей воды. Полотенец нам не дали, но нашлось платье, оставленное другой заключенной, которая, скорее всего, умерла где-то в этом помещении. Я взяла его и положила на мокрый пол. — Иди сюда и ложись, — велела я. Помогла Лии лечь на пол, думая, как же буду действовать дальше, не имея никаких знаний о родах. — Ты знаешь, на каком ты сроке?

— Уже больше девяти месяцев, — ответила она. — На неделю больше.

Я осторожно развела ее ноги, глядя в кровавое месиво.

— Не уверена, что ты готова к родам, — честно сказала я ей.

— Я не могу остановиться, — вскрикнула она от боли.

— Как долго уже продолжаются схватки? — спросила ее.

— Больше суток, — простонала она.

Лия выглядела совсем не так, как в последние несколько раз, когда мы сталкивались друг с другом. Кожа ее лица обтягивала череп, руки и ноги были похожи на скелет, а живот вздулся, но не так сильно, как, по моему мнению, он должен был выглядеть в конце беременности. Бедная девушка нуждалась в еде, чтобы дать пищу своему еще не родившемуся ребенку, но вместо этого ее систематически морили голодом. Из горла Лии вырвался крик, ее бледное лицо покраснело. Она напрягла все мышцы, а затем выдохнула, когда схватки стихли. Я снова заглянула ей между ног, и в этот раз увидела кусочек плоти телесного цвета, который двигался туда-сюда вместе с ее неровным дыханием.

— Думаю, если ты еще раз потужишься, ребенок выйдет, — подбодрила я Лию, не вполне уверенная в правдивости своих слов. Мне было страшно причинить боль ей или ребенку, но если позвать на помощь, понимала, что с ними будет.

Лия цеплялась за все, что попадалось под руку. Пальцы ее ног поджимались с каждой схваткой, пот стекал по лицу, хотя вокруг нас было прохладно.

Головка ребенка уже почти наполовину вышла, и у меня появилась возможность помочь ей.

— Тужься сильнее, Лия, — попросила я, стараясь ее поддержать.

С тихим стоном она снова потужилась, и я вытащила головку ребенка. Мои руки были в крови, но все внимание занимала только эта невинная малышка, появившаяся на свет в той адской дыре, в которой мы оказались. Мне не пришлось говорить Лии, чтобы она тужилась снова, потому что она сделала это сама, родив крошечную девочку, которая уютно устроилась на моих руках.

Я завернула малышку в платок, который нашла в углу комнаты. Он был грязный и рваный, но это было лучше, чем ничего, и передала Лии ее малютку, наблюдая за мгновенно возникшей между ними связью. Внешний мир на время исчез, и она наслаждалась моментом, который никто не мог у нее украсть. В ту минуту я только надеялась, что у Лии будет целая жизнь, которую она сможет разделить со своей дочкой.

Наблюдая за Лией и ее ребенком, я поняла, что, скорее всего, никогда больше не испытаю такого мгновения. Я так близко столкнулась с чудом рождения. Однако единственное чудо, которое здесь требовалось, — это помощь Лии и ребенку. У меня не было с собой ни медицинских принадлежностей, ни одеяла, чтобы согреть малышку, ни инструментов, чтобы отрезать пуповину от плаценты. Вдобавок ко всему, из Лии все еще лилась кровь, и я не понимала, нормально ли это.

Я поднялась на ноги и подошла к металлической двери, зная, что сейчас раскрою преступление — скрытую беременность. Дверь открылась, и по ту сторону стоял Чарли с одеялом и небольшой медицинской сумкой.

— Тебе нужно спешить.

Я не могла удержаться от того, чтобы не посмотреть на Чарли в этот момент. Его сострадание настолько тронуло меня, что я испытала давно забытые эмоции. Стремление помочь другому человеку среди уцелевших в этой войне практически вымерло. Каждый был сам за себя, и все мы противостояли друг другу как собаки, дерущиеся из-за кости.

Дверь тихо закрылась за мной, когда я передала Лии одеяло. Порывшись в медицинской сумке, я нашла ножницы, чтобы перерезать пуповину. Я убрала с Лии остатки платья, и нашла ее одежду в другом конце комнаты.

— Давай тебя оденем, — предложила я ей.

Я помогла женщине с одеждой, затем подержала малышку, пока она застегивала пуговицы, слушая ее тихие стоны при каждом движении. Малышка выглядела невредимой и даже не подозревала, в каком месте родилась. Мне оставалось только молиться о том, чтобы она обрела мир.

Лия с мой помощью с трудом поднялась на ноги, завернула ребенка в одеяло, и мы осторожно пошли к выходу.

— Ты должна вернуться в свой барак, спрятаться там, покормить ребенка и сделать все, что в твоих силах, чтобы она была в безопасности и покое.

По бледной коже Лии побежали слезы, она наклонилась вперед и поцеловала меня в щеку.

— Я никогда тебя не забуду, — взволнованно сказала она. — Ты — подарок.

— Больше никаких слез, — напомнила я ей. — Мы не должны показывать свою слабость, помнишь?

Лия фыркнула и, едва заметно улыбнувшись, скрылась за бараком.

Я снова открыла металлическую дверь и увидела Чарли, который все еще стоял на страже.

— С ней и ребенком все в порядке, — прошептала я. — Я отправила их в ее блок.

Чарли посмотрел на меня мрачным взглядом.

— Они убьют их, когда найдут, — сказал он.

Не ответив на его слова, я тяжело сглотнула, отгоняя от себя эту мысль, что это было правдой.

— Я ухожу, — заявила я ему.

— Амелия, ты не можешь.

— Я собираюсь сбежать, — снова повторила я.

— Сколько раз мы уже говорили об этом?

— Думаю, у меня получится, — возразила я.

— Нет, Амелия. Нет.

Я так пристально смотрела на него, думая, может мне удастся разглядеть в глазах Чарли скрытый мотив, но вместо этого увидела на его лице явное беспокойство.

Чарли закрыл нас в душевой и положил руки мне на плечи.

— Амелия, никому не удалось сбежать. Ни одному человеку за год.

— Почему я не могу стать первой?

— Потому что если тебе не удастся, тебя казнят, как и остальных.

Я только пожала плечами, поскольку меня это уже мало волновало. Разница между смертью и тем состоянием, в котором я жила, не могла быть слишком большой. По сравнению с этим рай представлялся мне очень спокойным местом.

— Чарли, мне все равно, если я умру, пытаясь.

— А мне — нет, — сурово сказал он сквозь стиснутые челюсти.

— Мы друзья, — проговорила я. — Ты кормил меня, когда я нуждалась в еде, заставлял улыбаться, что вообще невероятно, и не давал чувствовать себя одинокой, но ты уйдешь, а я — нет.

— Ты этого не знаешь, — возразил он.

Нежная улыбка коснулась моих губ.

— В глубине души я знаю, что только сама могу спасти себя.

— Им не удастся вечно оставаться безнаказанными, — возразил он. Взгляд его глаз умолял меня передумать, но я все же решила попытаться.

— Они и так уже нанесли слишком много вреда. Оглянись вокруг, сколько людей уже погибло.

— Не оставляй меня, Амелия, — прошептал он.

Сначала я хотела сказать, что он эгоист, и почти сделала это, но попыталась успокоиться, пытаясь понять, почему его это так волнует.

— А как же я? — спросила его.

— Я никогда тебя не брошу, — пробормотал он с внезапной хрипотцой в горле.

— Мы только друзья, Чарли. Иногда друзья должны расставаться, особенно те, кто вообще не должны дружить.

— Ты мне не друг, Амелия. — Из его голоса исчезла надломленность, и на смену ей пришел твердый решительный тон.

У меня перехватило дыхание, когда я осознала шокирующую правду, которую услышала. Я ошибочно полагала, что время, проведенное вместе, и помощь, которую Чарли мне оказывал, означают дружбу. Может быть, он просто стремился к святости, в то время как остальные ему подобные бежали к вратам ада. В любом случае, какими бы ни были его мотивы, Чарли всегда будет занимать место в моем сердце. Он давал надежду, что в мире, полном ненависти, еще осталась доброта.

— Я понимаю, — ответила ему.

— Нет, не понимаешь. — Он крепко сжал мои плечи, а его глаза полыхнули тьмой.

— Чарли, — прошептала я, пытаясь освободиться от его хватки. Мне следовало бы испугаться незнакомого взгляда его озерно-голубых глаз, но я никогда раньше не боялась Чарли. Я верила, что его агрессивные поступки не отражают его внутренний мир.

Мой мир перестал вращаться, когда от его недвусмысленного взгляда у меня перехватило дыхание. Я не могла понять, почему его грудь так яростно вздымается и опускается.

— Ты в порядке? — спросила я.

Он слабо кивнул, затем резко вдохнул и впился губами в мои губы. Мое сердце таяло, создавая густой туман в груди. Его губы были теплыми, мягкими и достаточно большими, чтобы поглотить мои. В блаженстве поцелуя я остро осознала, как ужасно от меня воняет и как неприятно пахнет изо рта, но постаралась отбросить эти мысли, так как он обхватил меня за спину и прижал к себе. Казалось, Чарли это не волновало, и в тот момент это значило для меня все. Мне нужен был воздух, но если бы я могла, то с радостью задохнулась бы в его губах и предпочла бы умереть так, а не иначе. Я бы с легкостью отдала свою последнюю секунду жизни за этот момент, который, как мне казалось, никогда не испытаю. Поцелуй Чарли застал меня врасплох, но я не хотела, чтобы он прекращался. Впервые за долгое время я снова почувствовала себя живой. Я не хотела, чтобы Чарли знал, но это был мой первый поцелуй, и мне было непонятно, как ему отвечать. Надеялась, что он не заметит моей неопытности, но, возможно, именно это и заинтриговало Чарли во мне.

Время словно бежало, так же, как и мои мысли. Как я могла не замечать, что Чарли испытывает ко мне такие чувства?

По всему телу пробежали мурашки, и я уверилась, что мои ноги уже не касаются земли, когда Чарли прикоснулся к моим щекам. Давление его губ ослабло, и он отстранился с еще большим трепетом в глазах, чем несколько минут назад.

Не зная, как реагировать, я сказала:

— Прости. От меня, наверное, так ужасно пахнет. Как ты мог захотеть меня поцеловать?

— Амелия, не будь смешной. Для меня все это не имеет значения. Кроме того, обстоятельства, в которых ты находишься, не зависят от тебя. Как это может повлиять на мои чувства к тебе? — спросил он. — Для всех остальных мы такие неправильные, но какое это имеет значение, когда в этом мире нет ничего правильного? Амелия, я… я люблю тебя. Я тебя люблю.

Я потеряла дар речи. Меня слишком удивило признание Чарли, и я пыталась понять, были ли те чувства, которые испытывала к нему, просто дружбой или чем-то большим. Может быть, я отрицала их, защищая свои чувства, потому что знала, что не смогу пережить еще одну потерю.

Но в тот же миг мои мысли изменились, как будто их переключили. Я сомневалась, реальность это или сон, но когда холодный воздух коснулся моих губ, поняла, все это происходит наяву.

— Я не оставлю тебя, — пообещала ему, не задумываясь. Чарли любил меня. Я больше не одна. Кто-то любил меня.

Его губы растянулись в улыбке, а глаза выразительно прищурились на фоне порозовевших щек.

— Чарли, я не могу сказать, что люблю тебя, ты бросишь меня, как и все остальные, кого когда-то любила, поэтому прости, но не могу произнести ответные слова, — поделилась я с ним, боясь сказать правду, что чувствую к нему. Я любила, и поэтому не могла повторить его слова.

Он не стал спорить.

— Мне все равно, любишь ли ты меня. Все равно, если ты любишь, но никогда не скажешь об этом, но мне нужно, чтобы ты знала, я люблю тебя и сделаю все возможное, чтобы защитить тебя.