Амелия
522- й день — Май 1943
Я понимала, что мы в опасности. Страх, переходящий в первобытный ужас, съедал меня, пока я крепко обнимала Люси, наконец сумев ее успокоить.
Однако отблеск фонарика продолжал перескакивать с дерева на дерево, зависнув в нескольких футах над нашими головами. Я молилась, но после минувшего года веры во мне почти не осталось. Я постоянно обращалась к Богу с вопросами, которые оставались без ответа, и не раз молила его о пощаде, но сомневалась, что он слышит. Мама наверняка перевернулась бы в гробу, если бы узнала мои мысли.
Чарли нежно поглаживал мое лицо, застыв над нами, прекрасно понимая, что если нас поймают, он ничего не сможет сделать.
Прошло несколько мучительных минут, прежде чем шаги приблизились настолько, что вряд ли тот человек не знал, где именно мы прячемся. Я решила, он издевается над нами, заставляя поверить, что мы от него сбежали, но, вероятно, именно так подобные ему люди поступают с такими, как мы. Мучение превращалось для них в игру. Мы уже не могли переместиться к другому дереву, так как ветки и сучья под нами хрустели и трещали. Нас загнали в угол.
Еще год назад я бы закрыла глаза от ужаса, но в тот момент, держа Люси на руках, решила посмотреть злу в глаза в надежде отпугнуть. Я невольно реагировала на опасность: сердце начинало быстро биться о грудину, пульсируя в ушах. Пот стекал по шее, дыхание становилось затрудненным, а в животе образовывался узел. Правда, за время пребывания в лагере страх постепенно утратил свою остроту, поскольку я отчаянно боролась за право не превратиться в жертву смертельного приговора, призванного уничтожить мою нацию. Я твердо верила, что не стану жертвой, если буду сопротивляться, а поскольку страх позволял Гитлеру победить, храбрость оставалась моей единственной защитой.
Ожидаемо, луч света нашел нас и обрушил свое ужасное сияние на наши головы.
— От чего вы убегаете? — спросил мужчина.
— Мы не убегаем, — солгал Чарли.
Мужчина рассмеялся и выпрямился, чтобы снова зажечь сигару, которую курил.
— Очевидно, вы от чего-то бежите.
— Нет, это не так, — ответил Чарли и уставился на рукав своей куртки.
— Ну, большинство людей не бросают роскошную машину, которая выглядит так, будто принадлежит СС, и не бегут в лес всего в двух милях от австрийской границы.
— Кто вы такой, что вас это так беспокоит? — возмутился Чарли.
— Абсолютно никто, но я живу в двухстах ярдах отсюда, и думаю, что имею право знать, кто сегодня проник в мои владения.
Мужчина посветил на каждого из нас фонариком, не давая возможности разглядеть, как он сам выглядит и во что одет.
— Мы не хотим никаких неприятностей, сэр, — проговорила я.
— Если скажете правду, я готов предложить вам крышу для ночлега. Однако мы с женой предпочитаем держаться в тени, так что сначала вам придется ответить на мои вопросы.
Чарли посмотрел на меня и обнял за плечи.
— Моя жена и дочь не были в безопасности там, где мы жили, и мне пришлось уехать оттуда на некоторое время, пока все не уляжется.
— На угнанной машине? — фыркнул он.
— У меня не было другого способа вытащить нас оттуда.
— Откуда? — он продолжал настойчиво расспрашивать.
— Мы жили недалеко от Терезина.
— Неподалеку, правда? — уточнил мужчина.
Люси захныкала, и я приподняла ее и усадила на свое бедро.
— Ш-ш-ш, малышка. — Она прильнула головой к моей груди, вцепившись руками в платье.
— Девочка совсем маленькая, — заметил мужчина. — Сколько лет вашей дочери?
— Чуть больше года, — быстро ответила я, не давая Чарли возможности сказать что-то не то. Вряд ли Чарли помнит, когда она родилась, учитывая, что он уехал всего через несколько недель после этого.
— Она выглядит гораздо младше, — недоверчиво проговорил мужчина. Уже год Люси страдала от недоедания, но если бы я об этом сказала, он бы понял, что мы — узники лагеря.
— Она такая же маленькая, как ее мама, — заявил Чарли, целуя меня в щеку. Его ложь отозвалась в моей душе волной незаслуженного счастья. Слова о нас, как о семье — это то, о чем я перестала мечтать еще год назад, когда его отправили на фронт. Но в тот момент во мне вновь пробудились надежды, что моя мечта сбудется. Дитя, которое я могла бы назвать своим, мужчина, любящий меня, дом рядом с полем цветов, платья, приятные на ощупь и вкусная еда, тающая на языке. Все эти мысли затерялись в разрушенном мире, но я все еще не оставляла надежды.
— Идемте, — предложил мужчина. — Ребенок явно умирает от голода. — Я посмотрела на Чарли, и он помог мне с Люси. Мы не знали этого человека, но на данный момент он казался неопасным. — Дом чуть впереди. Я встречу вас там, если решите. Моя машина все еще на обочине.
— Конечно, мы найдем дорогу, — согласился Чарли. Поскольку мужчина оставил нас в лесу, где мы могли сбежать при желании, это давало еще один проблеск надежды на то, что незнакомцу можно доверять. Трудно было понять, кто на чьей стороне, кто во что верит, и кто кого ненавидит. За прошедший год я успела убедиться, что меня ненавидят почти все, кроме Чарли. От отчаяния другие евреи даже начали ополчаться друг на друга в лагере. Это была борьба за выживание сильнейших.
— Думаешь, так будет лучше? — спросила я Чарли, едва незнакомец оказался вне пределов слышимости.
— Либо это, либо пытаться пройти сегодня через границу.
— Как мы вообще собираемся пересечь границу? — спросила я, до этой минуты не задумываясь об этой части нашего пути. Не знаю, почему это не приходило мне в голову, но я больше беспокоилась о том, что мы оставили позади, чем о том, что ждет нас впереди.
— Либо мы найдем способ обойти пост на границе, либо пройдем через него.
Чарли потянулся рукой к карману, где лежал его пистолет, и я без слов поняла, о чем он думает. Угон машины достаточно плох, но лишение жизни — это нечто большее, чем я могла себе представить в тот момент. Я осознавала, что, возможно, выбора у меня нет, но от этого легче не становилось. Я не хотела быть похожей на одного из них, на людей, убивших маму, или на тех, кто виноват в смерти папы и Джейкоба.
— Амелия, я пытаюсь спасти нас. Клянусь тебе, я стараюсь изо всех сил.
— Чарли, тебе не нужно оправдываться. Ты уже не раз доказывал свои чувства. Я знаю, что твои намерения добры и чисты. — Он смотрел на меня с минуту, и я почти читала каждую мысль, проплывающую в его глазах. Мне хотелось, чтобы он поделился со мной каждой из них, но Чарли не отличался многословием. Я дорожила каждым его словом, но мне хотелось большего. Он потянул меня за руку, потянув ее от Люси, и сорвал нашивку «Йуде» с рукава моего пальто. Я даже не подумала об этом, так что он поступил мудро.
— Сними пальто, — потребовал Чарли. Озадаченная его строгим требованием, я сняла верхнюю одежду, и он быстро сорвал желтую звезду с моего платья. Как я могла забыть? Наша одежда, грязный вид и истощение наводили на мысль, что мы с Люси из Терезина, но эта звезда точно указывала на наше положение. Никто не должен знать правду.
Впереди, среди деревьев, светился газовый фонарь, который служил нам ориентиром, приветствуя нас в доме мужчины. Люси в это время уже проснулась и, вглядываясь в окружающую обстановку, лепетала, словно пытаясь с нами пообщаться.
— Я знаю, малышка. Все будет хорошо, милая девочка, — уверяла я ее.
Дом, к которому мы подошли, показался мне странным. На участке росли деревья, которые затеняли окна, и не было дорожки, ведущей к входной двери. Сруб, полностью увитый лианами, почти не выделялся на фоне леса. Казалось, что тот мужчина тоже прячется.
Как только мы ступили на цементный блок, ведущий к входной двери, зажглась газовая лампа, дверь открылась, и мы поспешили внутрь освещенного свечами дома.
Все внутренние стены выглядели так же, как и снаружи, но без лиан. Темные панели и одинаковые полы освещал небольшой огонь в металлической яме у дальней стены. Вокруг деревянного стола, похоже, ручной работы, стояли старые потрепанные стулья, а за ними — пустота.
После того как мужчина впустил нас, он без единого слова исчез в другой комнате, оставив нас троих стоять подобно статуям перед закрытой дверью. Между мужчиной и женщиной, которую я приняла за его жену, происходила какая-то перебранка, но было трудно разобрать, о чем они говорят. Мы подождали несколько минут, прежде чем они присоединились к нам в основном жилом помещении, и сразу же стало ясно, как они относятся к нашему присутствию.
При достаточном освещении я разглядела, что мужчина в возрасте — возможно, примерно, как папа, а женщина выглядела ровесницей моей мамы. На ней было старое, поношенное платье, а он облачен в серые брюки и белую полотняную рубашку.
— Ваша малышка, она голодна? — спросила женщина. У нее был сильный шведский акцент, и мне стало интересно, почему она приехала в Чехословакию, если родом из Швеции.
— Да, мадам, — ответила я. — Но мы не собирались просить еду.
— О, успокойтесь, — попросила она. — Луис уже объяснил мне вашу ситуацию.
Я испытывала сильное беспокойство, хотя все вроде бы шло хорошо, но невольно задавалась вопросом: что Луис ей объяснил? С ужасом думала, что это лишь вопрос времени, когда они узнают правду. Мы с Люси были очень грязными и отвратительно пахли.
— Идемте, — приглашающе кивнула она и, положив руку мне на спину, повела нас на свою маленькую кухню. На столе лежала свежая буханка хлеба, а на шкафу стояла корзина с фруктами. Мой рот наполнился слюной, я представила, каково это — снова попробовать что-то такое приятное и вкусное.
Меня все больше интересовала их история и то, почему они оказались посреди леса одни. Но я не собиралась лезть не в свое дело, мама всегда говорила, что невежливо задавать слишком много вопросов, когда тебя приглашают в чужой дом. К тому же, если я не хочу, чтобы они расспрашивали обо мне, мне следует оказать им такую же любезность.
— Я Свайя, — представилась она.
— Я Амелия, это Люси и… мой муж Чарли, — ответила я.
Она наклонилась вперед и улыбнулась Люси.
— Можно? — Свайя протянула руки, желая обнять малышку, которую я не хотела отпускать после освобождения из ада. Однако после минутного колебания я вспомнила, как невыносимо устали и ослабли мои руки, державшие ее так долго. Я передала Люси Свайе, наблюдая за тем, как восхищенное выражение сменяет ее измученные черты. Люси лепетала, когда Свайя щекотала ей животик. Она даже захихикала, и я впервые услышала от нее этот приятный звук. Как же я радовалась, что Люси никогда не вспомнит, в каком месте она родилась.
Держа на руках мою милую девочку, Свайя, словно услышав мои мысли, занялась буханкой хлеба и нарезала фрукты. В уголках моего рта собралась слюна, когда Свайя положила еду на тарелку. Она села на один из резных стульев, а я расположилась на другом, пока она кормила Люси маленькими кусочками фруктов и хлеба. Я откусывала побольше, но старалась оставить достаточно для Чарли.
Через несколько минут к нам присоединились мужчины, оба молчаливые и сдержанные, словно им было неловко общаться.
— Чарли, я оставила немного для тебя, — обратилась я к нему.
— Амелия, ешь, — строго сказал он. — Я хочу, чтобы вы с Люси поели.
— Глупости. Вам всем хватит, — отмахнулась Свайя. Она поддерживала Люси и нарезала еще еды, пока Чарли растирал мне спину. — Что у вас с рукой, молодой человек?
— Я был командирован в Прагу на год. Однажды оказался слишком близко к минному полю, когда один из наших людей по ошибке решил, что там чисто. Мне повезло. — Я еще не спрашивала Чарли, что случилось, потому что не могла смириться с мыслью о том, что произошло. Конечно, это эгоистично — пребывать в неведении, но мой разум слишком измучен и слаб, чтобы воспринимать больше, чем мне и так приходилось видеть в лагере. Я перестала жевать фрукты, когда его слова дошли до меня, и в голове промелькнули образы. Должно быть, он ужасно испугался.
— Боже. Я рада, что вы выжили, — тепло проговорила Свайя она. — Вы герой.
— Нет, мадам. Я просто делал то, что мне приказали.
— Понятно, — промолвила она, похоже, понимая, что Чарли не из идейных солдат.
— Могу я взять ваши пальто? — предложил Луис.
От огня мне стало совсем тепло, поэтому я без колебаний согласилась.
— Пожалуйста, — с благодарностью отозвалась я, стягивая с плеч пальто и передавая его Луису. — Спасибо за вашу доброту.
Взяв пальто, он потрясенно уставился на мой изможденный вид.
— Ты — еврейка, — с отвращением констатировал он, отступая на шаг. Переход произошел мгновенно: он смотрел на меня совсем не так, как секунду назад.
— Я же говорила тебе, что она еврейка, Луис, — проворчала Свайя.
— Как такое возможно? — с удивлением спросил Луис. — Ты же солдат. — Он указал на Чарли, как будто тот тоже был врагом, просто из-за связи с такой, как я. — Ты помогаешь им бежать? — они обо всем догадались, как я и боялась.
Чарли переводил взгляд с одного незнакомца на другого, явно не зная, как реагировать.
— Любовь сильнее ненависти, — просто сказал он.
— Значит, вы не женаты, — заметила Свайя, передавая мне Люси.
— Какое это имеет значение? — возразил Чарли. — Я люблю ее, и, если бы Амелия могла стать моей женой, она бы ею стала. Для меня нет никакой разницы.
Мое сердце в тот момент было переполнено любовью, и я ощутила столь непривычные для меня радостные слезы на веках, но по привычке сдержала их. Я была согласна с Чарли. Неважно, кем он был. Важно лишь то, какой он в душе, и то, что он рискует своей жизнью, чтобы защитить маленькую девочку и меня — двух людей, о которых ему в принципе не стоило беспокоиться.
Луис схватил Свайю за руку и потянул за собой.
— Нам нужно уходить, — напряженно сказал Чарли.
— И куда? — возразила я, желая выяснить, что хозяева дома скажут после обсуждения сложившейся ситуации.
У Чарли не было ответа. Вместо этого он обнял меня и поцеловал в лоб.
— Прости, что не поинтересовалась, что случилось с твоей рукой, — пролепетала я.
— У нас и времени-то не было задавать вопросы, — отмахнулся он.
— Мне следовало сразу спросить, но боялась услышать правду. Я до сих пор боюсь увидеть следы ранения, что просто смешно после всего, что мне уже довелось повидать.
— Ничего смешного, — возразил Чарли. — Так бывает, когда тебе кто-то дорог. Тебе больно видеть, как этот человек страдает. Именно это я чувствовал к тебе так долго, Амелия. Вот почему я стараюсь оберегать тебя. Хочу, чтобы ты была свободна, счастлива и не страдала. Это все, что меня волнует.
Я взяла его руку и положила себе на грудь.
— Здесь, внутри, скрывается счастье. Ты можешь не видеть его, но оно есть, и это благодаря тебе. — Мое сердце учащенно билось, отчасти от паники, а еще от осознания, что Чарли любит меня так сильно, что готов рискнуть жизнью ради моего спасения.
— Амелия, твое сердце так колотится, — взволнованно проговорил он.
— Это из-за тебя. — Чарли наклонился и мягко коснулся своими губами моих.
— Я люблю тебя, моя Амелия.
Я чуть сильнее прижала его руку к своей груди.
— Я счастлива, что ты можешь чувствовать мое сердце.
— Могу, — сказал он с небольшой улыбкой. — Однажды ты почувствуешь себя в безопасности и сможешь рассказать мне о своих чувствах словами. — Я сомневалась, что это когда-нибудь случится, поэтому ничего не ответила.
Вернулись Свайя и Луис — он обнимал жену за плечи, а она смотрела вниз, на свои сцепленные пальцы.
— Вы можете остаться на ночь, но утром должны уйти. Мы слишком долго прятались, чтобы рисковать присутствием евреев в нашем доме. — Я не представляла, от чего они прячутся, но приняла их решение без споров. Понимая, что они рискуют, принимая нас у себя, я высоко оценила эту одну ночь.
— Я постелила несколько одеял для вас троих в свободной спальне. Мы еще немного подержим огонь, чтобы вы не замерзли.
— Еще раз благодарю вас за ваше гостеприимство, — мягко сказала я.
Она кивнула.
— Следуйте за мной, и я провожу вас в комнату. — Я прошла мимо Чарли, оставив его с Луисом. Единственное, что я услышала, входя в комнату, было:
— Я же просил тебя быть честным со мной, сынок. Ты солдат. Тебе лучше знать, что нельзя помогать евреям в такое время. Ты рискуешь своей жизнью ради нее.
— Я в курсе, сэр, — быстро закончил Чарли разговор, направляясь в коридор, чтобы нагнать меня с Люси.
— Мы в другом конце коридора, — сообщила Свайя, прежде чем закрыть нас в пустой комнате с одеялами и маленькой масляной лампой в углу. Я расстелила парочку одеял, которые она нам дала, и устроилась так, чтобы мы могли спать втроем. Вряд ли Люси будет спать спокойно после дремы по дороге сюда, но она выглядела уставшей, и я надеялась, что она будет отдыхать вместе с нами.
Дверь снова открылась, и Луис просунул голову внутрь.
— Уходите до восхода солнца, — велел он.
— Конечно, — подтвердил Чарли, кивнув в знак согласия. Нам все равно нужно уйти пораньше, чтобы найти способ обойти этот контрольный пункт — план, который казался невыполнимым. Впрочем, было ясно, что у нас нет другого варианта.