Эмма
Я не сказала бабушке, что разыскала Чарли, и что сегодня утром он будет здесь, просто на тот случай, если ничего не выйдет. Очень не хотелось ее разочаровывать. Но я надеялась увидеть выражение ее лица, когда он войдет в дверь. Мамы и Энни еще нет, и это хорошо, поскольку мне кажется, они могли бы помешать воссоединению бабушки и Чарли, но я непременно должна быть рядом, раз бабушка доверила мне свой секрет.
— Эмма, — шепчет Джексон мне на ухо. — Может, нам стоит дать им минутку.
— Я не могу уйти, — шепчу я в ответ. Мы оба стоим у двери, и я знаю, Джексон хочет услышать, что происходит, так же сильно, как и я.
— Хорошо, — соглашается он.
— Амелия, — Чарли снова повторяет ее имя, словно хочет услышать его в полный голос. Он гладит ее по щеке и вытирает слезы. Наклоняется вперед и крепко обнимает ее. Бабушка закрывает глаза, и ее губы дрожат, а грудь тяжело поднимается и опускается.
Мне нелегко дышать, просто глядя на них. Наблюдать за историей любви, которая длится уже семь десятилетий, — это честь, которую я никогда не забуду. Через мгновение Чарли поворачивается и, захватив стул у кровати, придвигает его к ней и снова берет ее руку в свою.
Чарли смотрит в глаза бабушки, и кажется, что он с трудом подбирает нужные слова.
— Я принес тебе кое-что, — наконец говорит он ей.
— Ты мне что-то принес? — переспрашивает бабушка, силясь рассмеяться сквозь слезы.
— Я подумал, что ты проголодалась, — улыбается Чарли, протягивая ей пакет из кондитерской, с которым он пришел.
Заглянув внутрь, бабушка прикрывает рот рукой.
— Чарли Крейн, — слабо произносит она.
— Сладкий рулет для моей сластены — твой любимый, — ухмыляется он.
Глаза бабушки снова наполняются слезами, когда она продолжает смотреть на свежую выпечку в пакете. Бабуля тяжело сглатывает и наконец снова поднимает на него глаза.
— Я думала, ты погиб, Чарли. Я ждала тебя в Швейцарии целый год, но, когда ты не вернулся, решила, что тебя убили, и потому перебралась сюда. Я подумала, что если по милости Божьей ты еще жив и когда-нибудь отыщешь меня, то это случится именно здесь — месте, где должны были сбыться наши мечты.
Чарли кладет свою ладонь на руку бабушки и сжимает ее пальцы в своих.
— Меня посадили в тюрьму на десять лет после того, как в тот день разлучили с тобой. Я ужасно злился из-за неудачного побега, но успел увидеть, что ты убежала достаточно далеко, и мне стало немного легче от мысли, что ты сможешь спастись. Когда меня освободили, я повсюду искал тебя. Я не был уверен, что ты вообще жива, но не останавливался, Амелия, пока не нашел тебя.
— О Чарли, мой милый Чарли. Прошло семьдесят четыре года, но ты нашел меня, любовь моя, — восклицает она.
Чарли на мгновение опускает взгляд на их руки, а затем снова поднимает голову.
— Амелия, я должен признаться тебе кое в чем.
— В чем дело? — удивленно спрашивает бабушка, и в ее голосе слышится слабость.
— Я… я нашел тебя давным-давно, — тяжело произносит Чарли. Он делает глубокий вдох и снова поднимает на нее глаза. — Это не заняло семьдесят пять лет, Амелия. Я так хотел вернуть тебя в свою жизнь, но однажды, увидев тебя в аэропорту с семьей, смирился с тем, что ты счастлива в браке с двумя дочерьми. Я не собирался вмешиваться в ту жизнь, которую ты создала для себя. Я просто не мог поступить так эгоистично.
Я судорожно вздыхаю, выдавая свое присутствие возле двери, и Чарли отворачивается от бабушки, которая смотрит на него с открытым ртом.
— Дай нам минутку, ладно, милая? — говорит мне Чарли.
Джексон оттаскивает меня от дверного проема, но только к стене, так что мы все еще можем слышать их разговор.
— Ты врач, и знаешь, не должен шпионить за пациентами, — замечаю я ему.
— Тихо, я могу делать, что хочу. Это не нарушение неприкосновенности частной жизни пациента. Это история любви.
— Там мой дедушка, — говорю я Джексону. — Думаю, он мамин отец, а она даже не знает. Я знаю правду, а она нет. Это несправедливо по отношению к ней.
— Эм, возможно, твоя бабушка не хочет, чтобы твои мама и Энни знали правду, и ты должна это уважать. Эта информация может разрушить их жизнь.
— Бабушка не стала бы просить меня хранить такой секрет, — убеждаю я его.
Джексон наклоняется вперед, оказываясь на уровне моих глаз.
— Она хранила секрет семьдесят четыре года. Я бы не был так уверен.
Я прислоняюсь головой к стене, в отчаянии выдыхая. Я не могу хранить такой секрет от мамы. Надеюсь, бабушка расскажет им правду.
— Чарли, как ты мог? И что значит, ты видел меня в аэропорту? — бабушка говорит громче, чем раньше.
— Однажды, много лет назад, в аэропорту Род-Айленда я увидел тебя издалека. Я не мог поверить, что это на самом деле ты, но так оно и было. Я так обрадовался, был так счастлив. Направился к тебе, но, подойдя ближе, увидел, что ты сидишь там со своей семьей. Ты улыбалась и смеялась. Ты была счастлива, Амелия. Я видел это своими глазами. Это все, чего я хотел для тебя, — торопливо объясняет он.
— Чарли Крейн, — отчитывает его бабушка. — Ты не должен был решать единолично. Ты должен был дать мне право выбора. Я заслужила право голоса. — С каждой секундой бабушкин голос становился все громче, и я не могла понять, от злости или от боли, но она не выглядела счастливой. Я не ожидала, что их воссоединение пойдет таким образом.
— Ты абсолютно права, но в тот момент я думал, что поступаю правильно. Пожалуйста, прости меня? — взмолился Чарли.
После нескольких громких выдохов в ее палате они заговорили снова.
— Есть кое-что, что ты должен знать, Чарли, и ты бы узнал, если бы подошел ко мне в аэропорту в тот день, — заявляет бабушка.
Я придвигаюсь на дюйм ближе к двери, чтобы не пропустить ничего из сказанного.
— В чем дело? — спрашивает Чарли.
— У нас есть дочь, — говорит бабушка дрожащим, но твердым голосом.
В паузе между ними повисает оглушительная тишина.
— А также внучка. — Снова тишина.
— У меня есть дочь? — он произносит это слово так, словно язык застрял у него в горле.
— Да, ее зовут Клара. — Я была права… Мама. Мама понятия не имеет.
— Все это время у меня была дочь, и она росла без меня. Боже милостивый, — приглушенно произносит Чарли. — Но кто был тот мужчина, с которым я тебя видел? — спрашивает он расстроенно.
— Мой покойный муж, — поясняет бабушка. — Мы с Максом подружились, когда я переехала в свою первую квартиру в Нью-Йорке. Он жил в том же доме и всегда приносил еду для нас и игрушки для девочек. Ему просто нравилось проводить с нами время, и он был хорошим человеком. Когда наша дружба стала крепнуть, он сказал, что будет помогать мне во всем, и мне никогда не придется заботиться о семье в одиночку. Он попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.
— Он женился на тебе, хотя у тебя была дочь от другого мужчины? Ты любила его? — спрашивает Чарли.
— Конечно, любила. Он помогал мне заботиться о моей семье. Что тут не любить? — я закатываю глаза от комментария, который могла произнести только бабушка.
— Это не то, о чем я тебя спрашиваю, Амелия, — настойчиво говорит Чарли.
Бабушкин голос стихает до шепота.
— Позволь мне закончить историю, Чарли. Макс был гомосексуалистом. Ты же помнишь, в те времена не принято было признаваться в подобном, и никто, кроме меня, не знал правды. Мы прожили хорошую жизнь вместе. Я была замужем за человеком, с которым могла смеяться и плакать, и мы заботились друг о друге. Это было легко. Было хорошо.
Когда я выглядываю из-за угла, Чарли выглядит ошеломленным. Уверена, ему нелегко воспринять все сразу. Сначала он воссоединяется с любовью всей своей жизни после десятилетий разлуки. Затем узнает, что бабушка ждала его все эти годы, а он держался в стороне, чтобы она могла быть счастлива. Что за жестокая ирония?
— А что насчет тебя, Чарли? Ты когда-нибудь был женат? — интересуется бабуля.
— Нет, — просто отвечает он. — Никто и никогда не мог заменить тебя. Я встречался с несколькими женщинами, но, честно говоря, через некоторое время бросил все попытки. Судьба предназначила мне тебя, и, если я не мог быть с тобой, посчитал, что должен жить по-другому. Мне всегда казалось, что разлука с тобой — это мое наказание за все плохое, что я сделал в этом мире.
Между ними внезапно воцаряется тишина. Это убивает меня, и я не могу стоять и гадать, что происходит. Я сворачиваю за угол и возвращаюсь в палату, несмотря на то, что Джексон пытается удержать меня на месте.
Мгновенно пожалев, что не послушала его, я быстро сбегаю в коридор и прижимаюсь спиной к стене.
— Я же сказал тебе оставить их в покое, — замечает Джексон. — В чем дело?
— Они целуются, — в шоке говорю я ему.
— А Чарли хорошо знает, чего хочет, — ухмыляется Джексон, в его глазах светится веселье. — Это сразу бросилось в глаза, как только я с ним познакомился.
Я легонько пихаю Джексона локтем в бок:
— Прекрати, — прошу я.
— Эй, не мешай ему. Он ждал более семидесяти лет, чтобы поцеловать ее.
Глубоко вздохнув и закрыв глаза, я стучусь в дверь бабушки, беспокоясь о реакции ее сердца, если она слишком разволнуется.
Спустя долгую секунду я открываю глаза, заметив, что на меня смотрят сразу два гордых взгляда.
— Эмма, дорогая, ты моя внучка, — радуется Чарли, приближаясь ко мне с протянутой рукой.
Он крепко обнимает меня, и я отвечаю ему взаимностью. Я не знаю о Чарли ничего, кроме того, что прочитала, но если он смог влюбить в себя мою бабушку, то хочу узнать его получше.
— Видимо, да. Я сама узнала об этом только вчера вечером, — признаюсь ему.
— Твоя бабушка умеет хранить секреты, — заявляет он с гордой улыбкой.
— Эй, док? — окликает Чарли.
Джексон сразу же входит, когда его зовут, даже если у кого-то были сомнения, что он стоял со мной в коридоре.
— Да, сэр?
— Что мы можем сделать, чтобы поставить мою любимую на ноги?
Джексон кажется застигнутым врасплох, он рассеянно проводит пальцами по волосам.
— Что ж, есть два варианта. Оба рискованны, но один опаснее другого. Мы можем ничего не делать и надеяться, что состояние Амелии не будет развиваться слишком быстрыми темпами. Другой вариант — операция, предполагающая замену аортального клапана. Это рискованная процедура и для молодых людей, но для Амелии она тем более опасна из-за ее возраста.
— Если я не сделаю операцию, то умру в течение года? — напрямую спрашивает бабушка.
— Нет, не обязательно. Возможно, получится дольше, но, скорее всего, ненамного. Я не могу делать каких-то конкретных прогнозов и давать обещаний.
— Оперируй, — заявляет бабушка, не раздумывая.
— Амелия, вы уверены? Разве не хотите сначала обсудить это со своими дочерьми?
— Дочерьми? Подождите… — растерянно уточняет Чарли, качая головой в недоумении. — В тот день в аэропорту я видел с тобой двух маленьких девочек. Кто была вторая? У тебя есть еще одна дочь? Кто ее отец? — расспрашивает Чарли.
Бабушка крепко сжимает губы, не сводя с нас взгляда.
— Ты обещал быть ее отцом, так что она такая же твоя дочь, как и моя, — улыбаясь, сообщает бабушка Чарли.
— Люси? — не может поверить Чарли.
Бабушка улыбается и прикусывает нижнюю губу.
— Да, я изменила имя Люси на Энни, чтобы обеспечить ее безопасность, а потом оставила себе.
— Боже мой, ты вырастила этих двух драгоценных девочек без меня? — восклицает Чарли с выражением глубокой печали на лице.
Бабушка на мгновение выглядит расстроенной, возможно, думая, что Чарли сердится, но его выражение быстро меняется, и он поднимает лицо, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
— Ты не перестаешь меня удивлять, Амелия. Это подвиг, совершенный тобой — вырастить двух дочек, — с гордостью говорит Чарли.
В глазах бабушки разливается облегчение:
— Энни фактически не принадлежит никому из нас, — произносит бабушка, и я сразу понимаю, почему так важно, чтобы правда оставалась тайной от мамы и Энни. Она причинила бы им огромную боль. Посмотрев на ситуацию со стороны, я начинаю понимать, что такое любовь.
Любовь — это уберечь человека, принять за него пулю и позволить ему жить счастливо. Теперь я это поняла.
— Ты права, Амелия, может, она и не принадлежит нам по крови, но она принадлежит нам в силу любви. Мы любили ее тогда, и я люблю ее сейчас так же, как и ты.
— Ты ничуть не изменился, Чарли Крейн.
Чарли наклоняется вперед и снова без смущения целует бабушку, не обращая внимания на то, что мы стоим и смотрим.
— Так вот, об операции, — вытирая слезы, повторяет бабушка. — Как быстро я смогу начать жить дальше?
— Амелия, вы уверены в этом? — спрашивает еще раз Джексон.
— Джексон, подойди ко мне, — велит бабушка, подзывая его рукой.
Он становится рядом с ней, и она берет его руку в свою.
— Я уже вручила тебе часть своего сердца, — заявляет она, указывая на меня. — Теперь займись другой его частью. Ты ведь лучший кардиолог в этой больнице, верно?
— Ну, я…
— Хватит скромничать, — отрезает бабуля. — Почините мое чертово сердце, доктор Бек. Мне нужно гораздо больше времени.
— При условии, что вы осознаете все риски. Я понимаю, о чем вы мечтаете… я проведу операцию, и вы знаете, что я сделаю все возможное, — обещает Джексон. — Сегодня днем проведут предоперационные тесты, и завтра утром мы назначим вам операцию.
— В субботу? — уточняет она.
— Я сделаю это для вас, — успокаивает он ее. — Знаю прекрасно, что не стоит стоять у вас на пути.
— Хорошо, только помни, ты обещал жениться на Эмме прежде, чем я умру, так что имей это в виду завтра. Ты же не хочешь нарушать обещания, данные старухе?
— Нет, мэм, — отзывается Джексон. Я вижу, как он нервничает, и все же думаю, что сама волнуюсь еще больше, но в то же время надеюсь. Операция может дать бабушке второй шанс на жизнь, и, хотя ей уже девяносто два, ее воля к жизни сильнее, чем ослабленное сердце.
— Мне нужно решить кое-какие вопросы, — сообщает Джексон. — Вернусь через некоторое время, чтобы осмотреть вас. — Джексон пожимает руку Чарли. — Еще раз повторю, было приятно познакомиться с вами, мистер Крейн.
— Он — настоящий джентльмен, — говорит Чарли бабушке, когда Джексон выходит из палаты.
— Именно об этом я и сказала мисс Эмме, — приподняв бровь, заявляет бабушка.
— Послушай свою бабушку, она знает, о чем говорит, — советует Чарли. Думаю, у него есть право говорить то, что он хочет. В конце концов, он мой дедушка, и они здорово смотрятся вместе.
— Когда я смогу познакомиться со своими дочерьми? — спрашивает Чарли у бабушки.
Бабушка возится с ниткой на простыне и, кажется, на мгновение погружается в раздумья.
— Чарли, девочки считают, что их отец скончался десять лет назад. Они очень любили Макса и долго оплакивали его потерю после смерти.
— Ты не хочешь причинить им боль, — соглашается Чарли, понимая больше, чем я когда-либо смогу. — Ты правильно сделала, сохранив этот секрет, и будет жестоко нарушать их жизнь сейчас.
— Боюсь, они никогда не простят меня, — печально замечает бабушка, обращаясь к Чарли. Чарли и бабушка смотрят на меня. — Эмма, это большой секрет. Я очень прошу тебя хранить его для меня. Ты справишься? Потому что я пойму, если нет.
— Я люблю маму и Энни, так что да, — просто отвечаю я. Больно осознавать, что они никогда не узнают правду, но я все понимаю. Прожить полжизни, а потом узнать, что единственный человек, который всегда заботился о тебе, скрывал правду о том, кто ты есть, может быть слишком болезненно для их понимания, независимо от причины. Мне придется жить с этим фактом, но никто в нашей семье не заслуживает еще большей боли после тех страданий, которые уже пришлось перенести.
— Спасибо, — тепло благодарит бабушка. — Ты очень похожа на меня, знаешь об этом?
Я улыбаюсь, не в силах подобрать достойные слова. Не думаю, что сделала достаточно, чтобы заслужить сравнение с ее силой и величием, но сам факт, что она так считает, значит для меня много.
— Мама и Энни должны быть здесь через несколько минут, — говорю я им.
— Я близкий друг твоей бабушки с довоенных времен. Мы вместе росли, и я случайно увидел ее имя на стене, когда навещал другого больного, — предлагает легенду Чарли.
— Близкий друг? — переспрашивает бабушка. — Ну что ж, это правда. А то, что мы полюбили друг друга и у нас родилась дочь, мы оставим между нами, — заявляет бабуля, сияя от счастья.
— Ты уверена насчет завтрашней операции? — спрашиваю бабушку в последний раз.
— Да, и поддержи меня с твоей мамой и тетей, хорошо?
— Конечно, — соглашаюсь я.
Как и следовало ожидать, мама и Энни появляются с кофе в руках.
— Доброе утро, мам, — здоровается Энни, прежде чем заметить мужчину, сидящего на месте для посетителей. — О, кто это?
Чарли смотрит на Энни и мою маму. После долгой паузы он прочищает горло.
— Я… я Чарли, — представляется он, вставая со стула и протягивая руку каждой из них.
— Чарли, — повторяет мама, словно прокручивая это имя в голове, пытаясь вспомнить. — Приятно познакомиться, Чарли. — Она протягивает ему руку и смотрит с любопытством, словно пытаясь разгадать его мысли. В следующее мгновение мама вопросительно смотрит на меня, но я только пожимаю плечами.
— Вы друг нашей мамы? — спрашивает Энни.
— Да. Мы с Амелией старые добрые близкие друзья. Я случайно заметил имя вашей матери на стене, когда навещал другого пациента, и увиденное показалось мне слишком хорошим, чтобы быть правдой.
— Ясно, — с некоторой опаской соглашается Энни. — За последнюю неделю мама несколько раз упоминала некоего «Чарли». Это тот самый Чарли, мама? — она пристально изучает Чарли, но сказать ей больше нечего. Энни даже не подозревает, что встречала его раньше.
— Да, — отзывается бабушка, не уточняя. — Какое совпадение? Знакомьтесь, девочки, это Чарли, и он прав: мы с ним давно знакомы. Он мой старый друг, и я рада, что он нашел меня сегодня.
Энни снова переводит взгляд с бабушки на Чарли, и я вижу, что она испытывает большее любопытство, чем может показаться.
— О, ну это все объясняет. Должно быть, она видела, как он ходит по больнице, — рассуждает Энни. — Очень приятно познакомиться с вами, Чарли. Любой мамин друг — наш друг, конечно же.
Чарли ведет себя тише, чем в последние часы, когда мы его забрали, и я чувствую необходимость покинуть палату, пока не выдала себя с головой, ведь мама слишком хорошо меня знает, но я обещала помочь бабушке в битве по поводу завтрашней операции.
— Девочки, присаживайтесь, — велит им бабушка.
Они настороженно смотрят на нее, прежде чем сесть.
— Что происходит, мам?
Мама и Энни поглядывают на Чарли, возможно, недоумевая, почему практически незнакомый человек стоит рядом, когда они собираются начать, похоже, серьезный разговор. Я бы тоже так подумала, если бы не знала правду.
— Завтра мне предстоит операция. Я хочу дать своему сердцу еще один шанс, и никто из вас не сможет отговорить меня от этого, — бабушка сразу переходит к делу.
— Мам, Джексон сказал, что это опасно и может тебя убить, — немедленно расстраивается Энни — она явно против этой идеи, и мама ее поддерживает. В этом деле невозможно выиграть. Это авантюра в любом случае.
— Клара и Энни, я все равно умру. Если пришло мое время, значит, так тому и быть. Позвольте мне умереть, когда я решу, хорошо?
Энни и мама понимающе переглядываются, молча соглашаясь с тем, что с бабушкой нельзя спорить по поводу ее здоровья. Она всегда сама следила за своей жизнью, и так будет продолжаться до самой ее смерти.
Сегодня утром мы все собрались в палате бабушки в шесть часов, так как Джексон назначил операцию на семь. Он сказал, что это может занять несколько часов, и он хотел начать как можно раньше. Я занимаю половину бабушкиной кровати и не отхожу от нее, мне нужно быть как можно ближе. Энни и мама делят место с другой стороны, а Чарли расположился рядом со мной, положив руку мне на плечо.
— Ты справишься, — твердо говорит Чарли. — Ты выживешь, Амелия. Ты знаешь это.
— Знаю, — повторяет бабушка. Она сегодня сама на себя не похожа, как в тот день, когда уверяла меня, что умрет, и это меня пугает.
— Думаешь, я поступаю неправильно? — спрашивает она.
— Нет, — спокойно отвечаю я. — Если у тебя есть шанс на большее, используй его.
Если сегодня все пойдет не так, как хотелось бы, я должна смириться с таким исходом, но бабушка всегда стремилась жить моментом и рисковать, поэтому ей никогда не приходилось задумываться о том, что могло бы быть, за исключением ситуации с Чарли. В любом случае, если она считает это правильным, то и я должна принять ее решение.
Джексон стучит в дверь и входит в переполненную палату. Он в халате и хирургической шапочке.
— Доброе утро, Амелия, — приветствует он.
— Как поживает мой будущий внук? — спрашивает бабуля, поддразнивая его.
Джексон смеется.
— У меня все хорошо. Сегодня я готов спасать сердца. А как вы?
— Мне страшно, — честно признается она.
Джексон медленно подходит к нам, и мы отходим от бабушки, чтобы дать ему место.
— Через несколько минут все будет готово, но я хотел убедиться, что у вас нет никаких вопросов или опасений в последнюю минуту.
— Вряд ли, — отмахивается бабушка. — Я готова покончить с этим.
— Хорошо. — Он кладет руку на плечо бабушки и улыбается ей, выглядя спокойным и расслабленным, а это именно то, что ей нужно. Я ценю поддержку Джексона, тем более что мы все знаем, насколько рискованна эта операция.
— Я дам вам всем еще минуту, прежде чем за вами придут медсестры, — успокаивает Джексон.
Он смотрит на меня и ненавязчиво спрашивает, все ли в порядке, приподняв брови. Я киваю и пожимаю плечами, не зная, что ответить.
— Я позабочусь о ней, — обещает нам Джексон, прежде чем уйти.
Трудно представить, как я буду прощаться, но как можно подготовиться к худшему? Я наклоняюсь к бабушке и обхватываю ее лицо руками, глядя в затуманенные глаза, а она смотрит на меня точно так же. Независимо от исхода, я должна запомнить этот момент на всю оставшуюся жизнь. Я хочу запомнить все, что связано с бабулей, потому что я — ее часть. Она не может меня бросить… не может. Я на мгновение отвожу взгляд, смотрю в потолок, чтобы остановить слезы, которые текут по щекам. Медленно выдыхаю, умоляя боль в груди утихнуть. Кажется, что сейчас мне тоже нужен кардиолог.
— Я очень люблю тебя, бабушка, и ты справишься с этим, хорошо? — в груди все сжалось, в горле пересохло. Сердце болит, и я не смогу долго держать себя в руках.
— Я знаю, что ты любишь меня. Ты всегда будешь моей любимицей, Эмма. Всегда.
— И мои девочки… вы мои особенные, особенные девочки. Благодаря вам моя жизнь стоит того, чтобы жить. Каждый момент. Каждое мгновение стоит того, чтобы жить ради вас. Я не знаю, что бы я без вас делала. Правда, не знаю, — со слезами на глазах признается им бабушка.
— Не говори так, мам, — просит Энни. — Мы любим тебя. Все будет хорошо. Ты справишься.
Мама и Энни обливаются слезами, обнимая друг друга, и выходят из палаты.
— Чарли, ты идешь с нами? — спрашивает мама сквозь икоту. Они не задавали ему много вопросов, что кажется мне странным, но в то же время я благодарна.
— Я сейчас приду, — мягко говорит он им.
Мама и Энни переглядываются между собой, и я не могу расшифровать этот безмолвный диалог. Может, они что-то знают, а может, я единственная, кто в курсе. Может быть, никому из нас не суждено говорить об этом друг с другом. Все так запутано, и в то же время я понимаю все так ясно.
Рядом со мной остается только Чарли, он садится на бабушкину кровать и откидывается на подушку вместе с ней.
— Амелия, мы зашли так далеко. Я знаю, что это правильно. Я все еще люблю тебя, дорогая, так же сильно, как и все прошедшие годы.
Бабушка протягивает руку и касается щеки Чарли кончиками пальцев, глядя на него, словно юная, впервые влюбившаяся девушка.
— Знаешь, о чем я больше всего жалею, Чарли? — спрашивает бабушка.
С небольшой улыбкой на лице Чарли нежно проводит пальцами по волосам бабушки.
— О чем?
Бабушка слегка покачивает головой из стороны в сторону.
— Я так и не смогла сказать, что чувствовала в тот день, когда ты спас меня, Чарли.
Обхватив рукой ее подбородок и заставив сосредоточиться на его лице, Чарли улыбается.
— Это неважно, — заверяет он. Глаза Чарли наполняются слезами, но кажется, что это слезы благодарности и радости. Он кладет голову на грудь бабушки и крепко обнимает ее.
— Я могу умереть, так и не услышав от тебя этих слов, потому что всегда знал, что ты чувствуешь, и мне этого было достаточно.
Бабушка делает глубокий вдох и на мгновение задерживает дыхание.
— Чарли, этого недостаточно, и если для меня это конец, я хочу, чтобы ты знал…
— Нет, — возражает Чарли, прикладывая палец к губам бабушки. — Ты не должна мне этого. Любовь — это не слова, Амелия. Любовь — это гораздо больше, чем буквы и звуки, и мы это знаем.
— Да, это правда, и я была уверена, что если произнесу эти роковые слова, то ты станешь следующим, кого у меня отнимут. До нашей встречи я потеряла всех, кого любила. Я не могла допустить, чтобы это произошло и с тобой. Но теперь, когда я могу стать следующей, ты должен услышать эти последние слова.
— Не произноси прощальных слов, Амелия. Не надо.
— Чарли, я ждала все эти годы, чтобы сказать тебе то, чего не могла сказать тогда.
— Не говори этого, — хрипит Чарли, словно вот-вот рассыплется на части. Его лицо сморщилось от боли и гнева, но он продолжает умолять. — Пожалуйста, не надо. Оставь их на потом.
— Я люблю тебя, Чарли. Я люблю тебя с самого первого нашего свидания, и если для меня все кончено, то эти слова — «Я люблю тебя» — мои последние слова, и они всегда будут принадлежать тебе.