Прощальные слова

Глава 16

Эмма

Дневник валится из моих ослабевших рук и падает на стол. В груди нарастает напряжение, и я задыхаюсь, тихо сидя за столиком в центре «Старбакса».

— Я так и думал, что найду тебя здесь сегодня, — заявляет Майк, нависая над столиком со сложенными на груди руками.

Прошло всего два дня, но мне кажется, что целый год с тех пор, как я видела его в последний раз. За эти два дня многое изменилось. Моя жизнь превратилась в лабиринт, из которого я не знаю, как выбраться. Не знаю, в какую сторону идти, налево или направо, и в мыслях полный бардак.

— Что ты здесь делаешь? — остается надеяться, что он пришел не за тем, чтобы устроить сцену.

Чарли ушел. Бабушка потеряла всех. Как жизнь может быть такой жестокой?

Майк что-то говорит, но мои мысли витают где-то в другом месте, погруженные в прощание, в котором я даже не участвовала. Последнее, что она сказала Чарли, было «прощай». Он признался ей в любви, а она не смогла ответить ему тем же, хотя и любила его. Как ужасно грустно.

— Земля — Эмма, — взмахивает рукой перед моим лицом Майк. — Что это вообще такое? — он указывает на дневник, как будто это обычная газета, полная сплетен о знаменитостях.

— Ничего, — говорю я ему, убирая дневник со стола.

— А мне кажется, что это не пустяк.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— Ты получила мое письмо?

— Получила, — спокойно отвечаю я, игнорируя его присутствие, пока перекладываю вещи в сумке, чтобы освободить место для дневника.

— И? — продолжает он.

— Кто написал его для тебя? — не могу поверить, что все-таки спросила его об этом. Не то чтобы Майк этого не заслуживал, но мысль о посторонней помощи пришла мне в голову раньше, и, видя, как он ведет себя сейчас, я почти уверена, что кто-то подсказал ему, что написать. Или так, или он набрал в поисковике «как вернуть бывшую».

— Серьезно?! — восклицает он.

— За шесть лет ты ни разу не сказал ничего настолько глубокомысленного, а потом, ни с того ни с сего, после сообщения, что с меня хватит, ты написал письмо, которое звучит так, будто оно пришло от другого человека. И теперь я должна упасть на колени и забыть обо всем? — я гадала, когда же мой гнев и ярость настигнут меня. Они копились внутри, переливаясь, как раскаленная лава, поверх миллионов эмоций, которые вызывал дневник бабушки.

— Разве ты никогда не слышала поговорку «Что имеем не храним, потерявши плачем»? — нагло спрашивает он. Я не знаю, намекает ли Майк на меня, или сам так думает, но в любом случае мне все равно.

— Да, Майк, и по какой-то причине я не понимала, чего мне не хватает, пока не ушла от тебя. — Остроумные ответы — не мой конек, но в кои-то веки слова вырвались, когда надо, а не час спустя, наедине с собой, в раздумьях над тем, что следовало бы сказать.

Он наклоняется вперед, упираясь ладонями в столешницу.

— Шесть лет, Эмма. Мы сможем разобраться с этим дерьмом. — Это все, чем я была для него. Дерьмо.

— Майк, почему ты так сильно хочешь быть со мной? Что во мне такого, из-за чего так важно оставаться рядом?

Я откидываюсь на спинку стула, прижимая к груди свою сумку.

— Я люблю тебя, — заявляет Майк.

— Ты не знаешь, что такое любовь, — парирую я.

— О, а ты знаешь?

Я крепче сжимаю руки вокруг сумки.

— Да, но не на собственном опыте.

— Ладно, ладно, хорошо, чего ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я устроил здесь сцену? Встал на колени и молил о прощении, умолял принять меня обратно? — одна мысль о том, что он это сделает, вызывает у меня тошноту. Майк настолько взвинчен, что я легко могу представить, как он делает что-то настолько глупое и жалкое. Лучше не задаваться вопросом, почему мне потребовалось столько времени, чтобы порвать с ним. Не стоит затевать этот разговор. Я должна была поступить правильно еще много лет назад.

Делаю глоток своего остывшего кофе, чтобы передохнуть и дать себе время собраться с мыслями.

— Что я хочу от тебя… так это уйти. Хочу, чтобы ты забыл обо мне. Хочу, чтобы ты понял, кто сделает тебя счастливым, потому что совершенно ясно, что я не тот человек, который тебе нужен, а ты точно не тот человек, который нужен мне.

Майк поджимает губы и резко выдыхает через нос.

— Ты ошибаешься, — цедит он. — Я хочу быть с тобой, Эмма.

Я опускаю взгляд на свой стакан, задерживаясь на картонной втулке из вторсырья. Неужели я совершаю ошибку? Майк — мое великое испытание? Неужели я должна терпеть, проходить через это и копать, пока не найду в нем то хорошее, что даст нам обоим счастье на всю жизнь? Отношения, конечно, не должны быть такими трудными, но любовь не знает границ.

— Эмма, — снова говорит он, мягко опуская руку на мое запястье. — Пожалуйста, дай мне шанс показать тебе, что я могу быть лучшим мужчиной.

Я заставляю себя посмотреть на него, заглядывая в его темные глаза и пытаясь найти в них ту часть, которая когда-то так сильно меня привлекала. Я уверена, что она должна быть где-то там. Его брови подрагивают, а лоб покрывается морщинами, он умоляет без слов, заставляя меня чувствовать себя виноватой без причины.

Потратив несколько лишних секунд, чтобы по-настоящему взглянуть на него — мужчину, которому я признавалась в любви, — и не могу найти в нем ни одной черты, способной вызвать у меня хоть какие-то эмоции, кроме дрожи.

— Я не могу, — твердо говорю ему.

— Черт, Эмма, — громко кричит Майк, заставляя свой голос эхом отражаться от стен этого маленького кафе. — У тебя кто-то есть, или что?

— Ты спрашиваешь, есть ли у меня кто-то, когда сам признался в изменах?

— Да, я спрашиваю, есть ли у тебя кто-то еще, — упорно повторяет он.

Я не уверена, можно ли считать короткое присутствие Джексона в моей жизни кем-то еще, но за то время, что мы знакомы, он предложил мне больше, чем Майк за все шесть совместных лет. Джексон — хороший человек, и он открыл мне глаза на мир, о существовании которого я даже не подозревала.

— Да, Майк, есть кто-то еще. — Я беру свой телефон и нажимаю на дисплей, чтобы проверить время. — На самом деле, мне нужно идти, чтобы принять душ и переодеться для свидания с ним сегодня вечером.

Майк оглядывается по сторонам, как будто я рассказала анекдот, который могли услышать и другие.

— Свидание? — цинично усмехается он.

— Да, понимаю, тебе незнакома концепция проведения времени наедине с человеком, которого ты якобы любишь, но некоторые люди все еще практикуют древний метод ухаживания.

— Ухаживания? — удивляется он, запрокидывая голову назад.

— Забудь об этом. — Я встаю с сумкой и ноутбуком, готовая уйти от него как можно дальше.

— Значит, все серьезно? — уточняет Майк. Очевидно, я не выразилась достаточно ясно. У меня всегда была одна конкретная черта, которую нельзя переступать, и я четко ее обозначила. Я не буду мириться с изменами. Папа столько раз изменял маме, прежде чем она уличила его, и как только она это сделала, он исчез из нашей жизни, словно мы никогда не были для него важны. Я бы ни за что не стала мириться с этим так долго, как она, или вообще, если уж на то пошло.

— Это конец, — подтверждаю я. Плечи Майка опускаются в знак поражения. — В следующий раз не изменяй своей любимой девушке. Относись к ней так, будто она важна для тебя. — Я обхватываю его за шею и быстро обнимаю. — Прощай, Майк. — Как могли мои последние слова Майку быть такими же, как последние слова бабушки Чарли, и в то же время иметь такой разный смысл? Такого быть не может. Чарли гораздо важнее. Я знаю это.

Направляюсь к двери, потрясенная сценой, которую устроил Майк.

— Пока, Эм, — кричит Челси из-за прилавка. Я поворачиваюсь, делаю пару шагов назад к двери и машу ей на прощание. Судя по выражению ее лица, она слышала все, что произошло, и мой телефон, скорее всего, зазвонит через час, когда Челси закончит работу.

Со времен колледжа я не ходила на настоящие свидания, когда я могла бы нарядиться, завить волосы и нанести немного макияжа. Мне так не хватало этого чувства предвкушения и волнения.

Поездка обратно в Бостон проходит быстро и легко, и я нахожу почти пустую стоянку перед рестораном, где Джексон предложил встретиться. Опускаю козырек, чтобы в последний раз проверить свое отражение, и, увидев свое лицо, замечаю то, чего давно не наблюдала: мои щеки порозовели, а глаза стали ярче. Я перестала выглядеть изможденной, как в то время, когда Майк был рядом. Я и чувствую себя по-другому, ощущая незнакомое счастье.

Выхожу из джипа, балансируя на каблуках, которые не надевала со свадьбы, куда ходила в прошлом году, и направляюсь через парковку на улицу, параллельную ресторану.

Джексон стоит там, и улыбается мне так, будто не видел меня целый месяц и по-настоящему рад мне.

— Ну, привет, красавица, — приветствует он, беззастенчиво разглядывая меня. Сердце замирает внизу живота, а щеки болят от улыбки, которую я пытаюсь сдержать. Я вынуждена закусить нижнюю губу, и меня охватывает прилив тепла, в то время как любуюсь этим удивительным мужчиной, стоящим передо мной. Он одет небрежно, на нем джинсы, которые выглядят так, будто их изобрели именно для него. Кроме того, его повседневная сине-белая клетчатая рубашка приталенного кроя демонстрирует подтянутое тело, которое он скрывает под медицинской одеждой. До меня вдруг доходит, что Джексон еще дальше от меня, чем мне казалось, и непонятно, как, черт возьми, я здесь оказалась.

— Привет, — говорю я в ответ, подходя к нему на расстояние вытянутой руки. Он не теряет ни секунды, протягивает руку и берет меня за локоть, чтобы притянуть к себе.

— Последние несколько часов были самыми долгими в моей жизни, — делится он. — Я не мог перестать думать о тебе. — Я теряю дар речи. Никто еще не говорил со мной так.

Большую часть своей взрослой жизни я считала, что за одними девушками мужчины ухаживают, а другие, как я, становятся теми, на кого мужчины соглашаются, когда ищут легкости. Джексон заставляет меня почувствовать, что я нахожусь на совершенно другом уровне, чем думала.

— Обо мне? — удивляюсь я. Не перестаю гадать, что же во мне такого, о чем он не перестает думать.

Джексон нежно сжимает мой подбородок большим и указательным пальцами, неторопливо наклоняя голову вниз, чтобы поцеловать меня так ласково, что мои губы дрожат, как будто их коснулся кончик пера. Ох, вау. Я не могу мыслить здраво.

— Почему ты хотел встретиться со мной на улице? — спрашиваю я.

— Мне нужен был этот момент, пока нас не окружили люди.

Мое сердце заходится от учащенного биения. Я не должна так быстро влюбляться в него. Мне могут причинить боль. Я могу влюбиться. Легко могу представить, как свяжу свою жизнь с Джексоном — одна только мысль, чтобы быть с ним, притягивает, а ведь я знаю его меньше недели. Я так не делаю. Никогда не тороплюсь. Растрачиваю свое время. Я провела шесть лет с человеком только для того, чтобы понять, что ненавижу его.

Мне следует отказаться от соблюдения правил.

— Как сегодня поработала? — спрашивает Джексон, открывая тяжелую деревянную дверь в ресторан.

— Хорошо. Я сделала достаточно, чтобы немного наверстать упущенное. Я планирую проекты по частям, чтобы сохранить нормальный график. Конечно, это сложно, но я упорно работаю над тем, чтобы сократить количество заказов ради баланса между работой и личной жизнью, о котором все постоянно говорят. — Смеюсь над своими словами, потому что рассказываю о напряженном графике доктору, который определенно работает больше часов в неделю, чем я.

— Найти такой баланс — дело непростое, но я видел немало людей, сходящих с ума от недостатка свежего воздуха.

— Могу только представить.

— Столик на двоих, пожалуйста, в задней части, по возможности, — вежливо говорит Джексон администратору.

Она берет два меню и направляется в заднюю часть ресторана, где подводит нас к круглой кабинке. Мы одновременно усаживаемся и вздыхаем.

— Ты тоже, да? — спрашиваю я.

— Знаешь, иногда день просто пролетает мимо меня, и я понимаю, что не сделал ни одного полного вдоха до того момента, как сел за стол, — признается он. Не знаю, как Джексон вообще держится на ногах весь день. Я устаю, хотя обычно сижу весь день.

— Значит, в основном ты занимаешься проблемами сердечно-сосудистой системы или у тебя есть и другие специализации… ну, кроме комедии?

Он подмигивает мне, оценив шутку, но затем серьезно отвечает.

— Кардиология — максимум из всего, с чем я могу справиться на данный момент. Работы много, и постоянный приток пациентов, так что мне никогда не бывает скучно, чтобы искать новые заботы. — Он ухмыляется, протягивая мне одно из меню, а себе берет другое. — Должен сказать, я завидую тому, что ты можешь менять обстановку, когда захочешь. Приятно работать в разных местах? Наверное, это очень вдохновляет?

— Наверное, — соглашаюсь я. Хотя после таких дней, как сегодня, мне иногда кажется, что лучше бы я сидела в офисе, а не бродила по городу в поисках тихого местечка.

Джексону требуется всего минута, чтобы просмотреть меню, после чего он кладет его на стол и опирается на локти.

— Могу я признаться кое в чем, за что ты потом будешь надо мной смеяться?

— О-о, — подтруниваю я. Мне неспокойно от того, что он может сказать.

— Сегодня я дважды ловил себя на мечтах о тебе. Врачи не могут заниматься такими вещами, — делится он, прикладывая ладони к лицу.

Я импульсивно прикрываю рот рукой, потому что не уверена, что делать с тем количеством жара, охватившим мое лицо.

— Что ж, прошу прощения за то, что отвлекаю, но не могу обещать, что исчезну в ближайшее время. Моя бабушка в твоей больнице, в конце концов.

— Хорошо, — говорит он, протягивая мне руку через стол. — Я имею в виду, что ты не исчезнешь… а не то, что твоя бабушка в больнице.

— Я собиралась сказать… вау, что ты за доктор? — я смеюсь.

— Эмма, ты ужасно отвлекаешь, — продолжает он.

Я понимаю, что краснею. Беру меню и открываю его, скользя взглядом по списку вариантов. Мне трудно сосредоточиться, но тут мое внимание привлекает тарелка с куриными палочками.

— Знаешь, твоя бабушка говорила о Чарли сегодня днем, когда я зашел ее проведать.

Смена темы заставляет меня нервничать уже по другому поводу.

— Что она говорила о нем? — Я с нетерпением жду ответов, которые, как знаю, еще не прозвучали в книге, но напряжение убивает меня.

— Она спросила, не искала ли ты Чарли, и рассказала мне, как он может выглядеть сейчас. А потом она добавила милейшую вещь. — Джексон посмеивается, вспоминая об этом. — Она сказала… и я цитирую: «Но даже если бы Чарли был лысым и покрытым морщинами, я все равно видела бы только светловолосого, голубоглазого солдата, слишком сострадавшего миру, чтобы в его сердце нашлось место для ненависти, которую он был вынужден проявлять».

— Кажется, я знаю, почему она вдруг заговорила о нем, — делюсь я с Джексоном.

— Ты что-то узнала, когда читала сегодня?

— Нет, но бабушка рассказывала, что когда ее сердце остановилось на те несколько минут, она была уверена, что Чарли будет ждать ее, а его там не было.

— Ты ведь понимаешь, что все, что происходит после смерти, — это все слухи? — спрашивает Джексон. Я не думаю, что он пытается принизить значение мысли бабушки, но с научной точки зрения он прав.

— Конечно, но у нас может быть свое мнение на этот счет.

— В этом ты права. Я тоже согласен со слухами. К сожалению, я не раз слышал, как пациенты разговаривали с близкими, уходя из жизни.

Моя грудь сжимается, когда я думаю о правдивости всего этого.

— Если все так, то, возможно, Чарли не умер.

— Кто сказал, что он умер? — с любопытством спрашивает Джексон.

— Ну, меня грубо прервали, когда я читала ту часть, где Чарли был отправлен на передовую и прощался с моей бабушкой.

Официант подходит с блокнотом для заказов и приветствует нас.

— Что вам принести?

Мы заказываем напитки и еду, и официант оставляет нас наедине с развязкой моей истории.

— Ты сказала, что тебя грубо прервали? — с нетерпением спрашивает Джексон.

Я опускаю взгляд на наши переплетенные руки, в очередной раз отмечая, как быстро все происходит в моей жизни.

— Очевидно, Майк потратил большую часть своего дня на мои поиски, — поясняю я Джексону, беспокоясь о его реакции.

Он выглядит скорее расстроенным, чем рассерженным.

— Правда? Чего он хотел? — в его словах чувствуется настороженность, но уверена, Джексон достаточно умен, чтобы понять, что я не пришла бы сюда, если бы Майк смог меня охмурить.

— Он хочет, чтобы у нас все получилось, — признаюсь я ему.

— А чего хочешь ты?

Я ценю его вопрос и не могу остановить улыбку на моих губах.

— Ну, я бы хотела… посмотреть, как у нас с тобой все сложится.

Джексон не улыбается в ответ, как бы мне ни хотелось, чтобы он умилился моим словам. В его завораживающих глазах плещется серьезная озабоченность.

— Отвлекись на минутку от меня. Если бы ты не встретила меня, ты бы порвала с ним? И если бы порвала, согласилась бы вернуться к нему сегодня?

Его вопросы заставляют меня серьезно задуматься.

— Не могу солгать и сказать, что знаю, хватило ли у меня сил сделать то, что нужно. Однако, знаю, за то короткое время, что мы знакомы, ты дал мне достаточно оснований понять, что есть люди, на которых стоит тратить время, и те, что не заслуживают внимания. — Не знаю, как бы я себя чувствовала на месте Джексона и что бы подумала, появись из ниоткуда его бывшая жена, умоляя принять ее обратно, но не могу лгать об этом. Джексон знал, что это просто случилось, и понимаю, я не единственная, кто прошел через испытания и невзгоды расставания.

— То есть ты хочешь сказать, что не вернешься к нему из-за меня?

Я не уверена, что можно сказать иначе.

— Ты встанешь и уйдешь, если я скажу «да»?

— Нет, — заявляет он с легким намеком на удовлетворение в своей ухмылке. — Мне хочется похлопать себя по спине. Теперь я могу сказать, что спас более двухсот пациентов — и одну здоровую женщину — от разрушительных сердечных заболеваний.

— О, еще одна докторская шутка? — поддразниваю его.

— Немного пошловато, да?

— В какой-то степени очаровательно, — признаю я. Кажется, сейчас мне нужен веер, но я довольствуюсь нервным смахиванием волос за плечо.

— После ужина ты согласишься поехать ко мне, чтобы мы могли… — Джексон прочищает горло, и, черт возьми, это происходит очень быстро. Я не жалуюсь — ни капельки, — но не ожидала, что он прямо так и предложит.

— Почитать еще немного дневник. Я не могу перестать думать об этой истории.

С еще большим желанием прикрыться веером, я пытаюсь перевести дыхание, когда из моего горла, словно раненая птица, вырывается нервный смех.

— Да, вау, я… конечно.

— Прости, наверное, это было грубо с моей стороны — задавать такой вопрос?

— Нет, — пищу я, а это случается только когда мне неловко говорить на какую-то тему или когда я лгу. — Гораздо лучше читать в компании, чем в одиночестве.

— Ты уверена? — спрашивает Джексон.

— Я бы хотела посмотреть, где ты живешь. Собственно, а где ты живешь? — почему этот вопрос до сих пор не прозвучал? Мы начали говорить об этом, но так и не закончили разговор.

— В Брайтоне, — отвечает он. — А ты?

— Моя мама живет в Нидхэме, но это временно, пока я не найду свое собственное жилье.

— Отлично, всего в нескольких минутах езды.

Светская беседа продолжается, а я с трудом ем, пытаясь пропихнуть еду мимо пучка нервов, разрастающегося по всему телу. Я и забыла, насколько неловким может быть свидание. Знаю, что намерения Джексона искренни, но подозреваю, что на уме у него не только дневник моей бабушки. В моем точно больше.

Когда наши тарелки пустеют, приносят счет, и Джексон выхватывает его быстрее, чем я успеваю дотянуться. Время словно исчезло, и я чувствую легкую панику. Я собираюсь в его квартиру. У меня было всего двое мужчин, и первый из них двенадцать лет назад в колледже — нечем похвастаться… Потом был Майк, и я предпочла бы забыть о нем совсем. Впрочем, может быть, я забегаю вперед. Возможно, Джексон просто одинок и хочет немного женского общества, а может, его просто заинтересовал дневник бабушки, и я слишком увлеклась происходящим.

Как только мы выходим из ресторана, Джексон находит мою руку. С ним легко. Не нужно ни думать, ни планировать. Все просто плавно течет. Он провожает меня до машины и наклоняется, чтобы поцеловать в щеку, прежде чем я скольжу внутрь.

— Могу я взять твой телефон на секунду?

Я тянусь за телефоном, сбивая солнцезащитные очки и блеск для губ, которые лежат на средней консоли. Джексон меня сильно нервирует, и это делает меня неуклюжей. Протягиваю ему телефон, наблюдая за тем, как он старается не рассмеяться.

— Я просто запишу сюда свой номер и внесу свой адрес в твой GPS на случай, если ты потеряешь меня в потоке.

— Ты меня балуешь, — смущенно говорю ему.

— О чем ты вообще, безумная девчонка?

Я понимаю, насколько жалкой выгляжу, но могла бы никогда не узнать, что на свете существует вдумчивый, порядочный мужчина, если бы не встретила Джексона. До сих пор мне встречались только те, кто ничего не смыслит в жизни и не умеет быть джентльменом.

— Не все такие внимательные, как ты, — серьезно замечаю я.

— Тебе пора начать общаться с более приятными людьми, — улыбается он, быстро подмигивая.

— Похоже, ты решил эту маленькую проблему.

Джексон наклоняется:

— Если думаешь, что я сейчас милый, то ты еще ничего не видела, — шепчет он, прежде чем поцеловать меня в макушку, чтобы я не успела ответить.

Сказав это, он закрывает дверь, и я смотрю, как он направляется к своей машине, стоящей на другом конце площадки.

Поздний вечерний час позволяет легко ориентироваться в пробках, поэтому ехать за ним через Бостон в Брайтон легко и просто.

Судя по всему, у Джексона своя подземная парковка. Как здорово! Я и не знала, что такие здесь есть. Считала, что уличные парковки — единственный вариант на окраинах Бостона. Похоже, я многое не знаю о жизни в пригороде.

Между нами повисло молчание, пока я шла за ним к лифту и поднималась на последний этаж этого многоквартирного дома. Я уже неоднократно убеждалась, что могу узнать о человеке по тому, как он живет, но сейчас не имею ни малейшего представления о том, что меня ждет. Лифт доставляет нас в коридор, похожий на гостиничный, с ярко-белыми дверями, причудливой отделкой и позолоченными номерами, идеально расположенными на дверях каждой квартиры.

— Здесь так красиво, — восхищенно говорю ему.

— После того, как я расстался со своей бывшей, Даной, я начал понемногу тратить деньги, — сообщает Джексон. — Это был мой способ справиться с кризисом.

— Ну, мне это легко понять.

Он отпирает дверь, и она распахивается, открывая вид на бесконечные квадратные футы темно-коричневого пола из твердых пород дерева и окон в стенах по всей задней стороне. Отсюда виден весь город. На кухне — современная техника из нержавеющей стали, окруженная темными гранитными столешницами и резко контрастирующими серыми шкафами. Все остальное — белое. Декор очень мужественный, но элегантный и модный. Самое приятное, что все здесь пахнет так же, как и Джексон.

— Мне нравится твоя квартира. Она такая чистая и новая.

Он расстегивает манжеты на рукавах, чтобы закатать их, и криво улыбается.

— Забавно, что ты это говоришь. Я тоже так считаю, только мне больше хочется чувствовать себя дома, а у меня пока нет такого ощущения. — Это разбивает мне сердце, потому что кажется, я точно знаю, что Джексон чувствует. Я в той же лодке, но я дома, дома, в моей детской спальне, с моим постельным бельем неоново-розового и голубого цвета с пятнами гепарда. Должна же быть какая-то промежуточная точка, которую мы оба упускаем.

Джексон тянет меня к своему дивану и забирает пакет из моих рук.

— Белое или красное вино?

— Белое, пожалуйста. — Диван плюшевый и удобный. Сразу видно, что Джексон выбирал комфорт, а не стиль, хотя выглядит тоже неплохо. — Отсюда потрясающий вид.

— Да, это здорово, но, честно говоря, когда я не работаю по ночам, то забираюсь в кровать и смотрю телевизор, пока не засну. — Теперь мне видна другая сторона Джексона, о которой не подозревала, — в его голосе звучит грусть, и мне кажется, я могу сказать, что он не из тех, кто любит быть один. По этой же причине я застряла в отношениях, которые продолжались слишком долго.

— Мне кажется, у нас много общего, — замечаю я. Хоть я и не живу в таком месте, как это, но думаю, что он уже заметил намек на общие черты, которые мы разделяем.

Джексон подходит с бутылкой вина и двумя бокалами, которые уже наполовину наполнил.

— Доставай дневник, Эмма. Пора. — Поставив бокалы и бутылку, он возбужденно потирает руки и садится на диван рядом со мной.

— Тебе на самом деле нравится эта история? — спрашиваю я, нуждаясь в дополнительном подтверждении. Майк никогда не интересовался моей жизнью. Все это для меня в новинку.

— Твоя бабушка знает, о чем говорит, и я хочу учиться у нее такой мудрости. Сейчас не встретишь людей, проживших такую жизнь, как она. Ее история способна изменить чье-то мировоззрение, и из того, что я услышал, уже впечатлен ее силой и желанием справиться с ситуацией без надежды — причем в одиночку. Не думаю, что смог бы совершить нечто столь героическое, и меня поражает, когда слышу о тех, кто может пройти через ад и вернуться из него.

Я понимаю. История бабушки меняет весь мой взгляд на мир. Не думаю, что когда-нибудь смогу смотреть на жизнь по-старому.