Я все-таки допил свою «Колу-космос», хоть и через силу. И решил сходить в Башню Беспредельности — поглядеть на ракету. Я подумал: когда я увижу, какая она огромная, надежная и пуленепробиваемая и сколько в ней может уместиться запасного кислорода, — почувствую себя лучше.
Мистер Бин тоже был в Башне. Я спросил его:
— Скажите, мистер Бин, на этой ракете никто еще не погибал?
— Вот на этой? Нет. Это же одноразовая ракета-носитель. Все равно что одноразовое лезвие — использовал и выкинул. Как уж там эта штука поведет себя в деле, заранее никто не знает, а когда узнают, поздно будет что-то менять.
Мысль о том, что дети полетят в космос на одноразовом лезвии, не очень успокаивала. Скорее наоборот.
— С ракетами ведь бывает по-всякому, — продолжал мистер Бин. — Помните, как Гас Гриссом сгорел во время пожара на стартовой площадке «Аполлона-1»? И Эд Уайт и Роджер Чаффи вместе с ним.
— Помню, да.
— Правда, это было давно, и ракеты тогда были совсем другие. Но если хотите пример поновее…
— Я не хочу, просто спросил.
— …то вот: экипаж шаттла «Колумбия» погиб при возвращении на Землю, когда они уже вошли в атмосферу. Семь человек. А шаттл «Челленджер» — сразу после старта. Там тоже семеро, все молодые.
— Спасибо, — сделал я еще одну попытку, — думаю, вы ответили на мой вопрос.
Но мистера Бина не так легко было остановить.
— А был еще «Союз-1». Владимир Комаров. У него не раскрылся парашют. И самое страшное — он тогда заранее знал, что у него нет никаких шансов. Все слышали, как он разговаривал по радио с женой, как они говорили о детях… и…
— Спасибо, уже достаточно информации, честно. — Я повернулся и пошел к выходу.
— Полет в космос — не компьютерная игрушка! — крикнул мне вслед мистер Бин. — Тут погиб — значит погиб, никаких дополнительных жизней.
И тогда я решил, что должен немедленно вытащить Флориду из жилого модуля и доставить ее домой — как угодно, любой ценой. Надо будет — пойдем с ней в Бутл пешком.
Хотя, конечно, на самолете было бы удобнее. Я переступал через рельсы для транспортировки ракеты, шагал по мостику над газоводом — ямой для отведения ракетных газов — и репетировал речь. Надо постараться убедить доктора Дракс, что всем будет только лучше, если она оплатит нам с Флоридой билеты на самолет. Но, когда я уже подходил к их домику, до меня начали доноситься странные звуки. Сначала визг и скрежет: резко затормозив, у крыльца остановилась дракскомовская машина для персонала. Потом крики и шум: доктор Дракс очень громко что-то кричала, мистер Ксанаду так же громко кричал что-то ей в ответ и при этом закидывал в багажник свои вещи.
Когда машина с мистером Ксанаду отъехала, доктор Дракс направилась обратно в жилой модуль, но, увидев меня, остановилась.
— Мистер Дигби! — воскликнула она. — Как вы узнали? Ах да, видимо, догадались. Конечно. Я и сама должна была догадаться.
Я ничего не понял.
— Мистер Ксанаду меня предал, — сказала доктор Дракс.
Оказалось, что, когда Эдди Ксанаду радостно фотографировался на фоне «Пенультимы», он делал это вовсе не ради детей и их счастливых улыбок. Ему нужны были фотографии имитатора и панелей управления. Он переслал их в Шанхай, в известную компанию по производству игрушек, и попросил изготовить точную копию имитатора — полноразмерную работающую модель. Для Хасанчика.
Но ему не повезло, потому что шанхайская компания тоже, как выяснилось, принадлежала доктору Дракс.
— Естественно, они мне все рассказали. Он даже предлагал им изготовить куклы по вашим фотографиям — куклы вас всех! И продавать их. Он назвал их «астродетками» — это же надо было додуматься! И откуда у людей берутся такие идеи? К счастью, он не успел никому навредить. Только самому себе. Разумеется, он уже не летит с детьми в космос в качестве ответственного родителя. Эта честь переходит к папе, занявшему второе место. То есть к вам, мистер Дигби.
— А?..
— Да, понимаю, нужна минута-другая, чтобы осознать такую новость.
Мне понадобилось гораздо больше минуты-другой. И все равно я ничего не осознал.
— Мистер Дигби! — позвала она.
— Вы хотите сказать, что я могу лететь в космос?
Я оглянулся. Башня Беспредельности высилась в отдалении. Нас с ней ничто не разделяло. Она заполняла собой все небо. И я стоял в ее тени.
— Вы ведь знаете, что тут написано? — Доктор Дракс указывала на огромные китайские иероглифы на боку Башни.
— Нет.
— Это слоган Парка Беспредельности: «Мир — мой аттракцион».
— Но…
— Да, это ваши слова. Вы сказали их тогда по телефону. Потому я и выбрала вас. Потому что вы вместили в одну фразу все, что я пытаюсь донести до людей. И, кстати, мистер Дигби, я всегда знала, что именно вы полетите в космос. Вы напоминаете мне моего отца. В вас, как и в нем, есть что-то особенное. Что-то очень детское.
Я слышал, как в жилом модуле остальные дети разговаривают и смеются. Я чувствовал спиной прохладную тень ракеты. Изменится ли что-нибудь, если я буду с ними вместе? Может ли моя дочь лететь в космос, если я полечу с ней? Мне надо только произнести «спасибо» — и я уже член экипажа.
Я глубоко вздохнул и сказал:
— Доктор Дракс, я понимаю, что вы считаете меня взрослым ответственным человеком, но это не так. Я просто мальчик, ребенок. Я, конечно, великоват для ребенка. И волосат. Но это ничего не меняет. Я ребенок.
И сразу, в ту же секунду, мне стало легче. Будто мне удалось каким-то образом скинуть с себя гравитацию и взлететь. Ну вот. Все позади. Больше никакого притворства. И никакой ответственности. И, честно, мне было совершенно все равно, что скажет мне сейчас доктор Дракс.
Она с улыбкой дотронулась до моей руки.
— Вот как раз об этом я только что говорила. Вы умеете почувствовать себя ребенком. Вы как Эйнштейн: он тоже говорил, что всю жизнь мыслил как ребенок. И только поэтому смог совершить все свои гениальные открытия…
— Нет, вы неправильно меня поняли. Я не чувствую себя ребенком. Я и есть ребенок.
— Прекрасно. Именно то, что нужно. Тому, кто ощущает себя взрослым, нечего делать в нашем проекте. Некоторым людям кажется, что они уже все познали…
— Мне — нет. Я еще даже не закончил среднюю школу. Только начал.
— Вот! И я чувствую то же самое. Вселенная так огромна. Мы успели разглядеть лишь мельчайшие ее фрагменты. Я всегда, всегда отдаю предпочтение тому, кто знает, что он ничего не знает, а не тому, кто думает, что он знает все.
— Но…
— Мистер Дигби, позаботьтесь, пожалуйста, о Хасанчике, хорошо? Ему сейчас трудно. Он, во-первых, разочарован тем, что его папа с ним все-таки не летит. А во-вторых, я ведь подаю иск против мистера Ксанаду и намерена отсудить все, что у него есть, до последнего пенни.
— Правда?
— Разумеется. И я постараюсь, чтобы он сел в тюрьму надолго.
— Понятно. Так о чем еще мы хотели поговорить? — Я решил, что, пожалуй, сейчас не самый лучший момент объяснять ей, что все это время я водил ее за нос, а теперь вдобавок убедил доверить мне, мальчику двенадцати лет с хвостиком, ракету стоимостью в один миллиард долларов.
— Кстати, — сказала она, — может, вы подпишете еще одну бумагу, пока вы здесь? Тут написано, что вы разрешаете мне использовать вашу замечательную фразу «Мир — мой аттракцион» в рекламных и иных целях без каких-либо ограничений. В общем, стандартное разрешение на публикацию. Вот тут, пожалуйста. Спасибо. Мне остается только пожелать вам приятного полета.