Просто космос

моя великолепная гравитация

Думаю, что Земля никуда не делась. Но от того, что ее уже давно не видно, мне как-то не по себе. В конце концов, на ней осталось все самое дорогое, что у меня есть. Мои мама с папой. Моя комната. Мой компьютер. Перебираю все это в памяти, и сразу становится немного спокойнее. Еще там остался мой корабль викингов — когда я в первый раз собрал его из пластмассовых деталек, оказалось, что он занимает полкомнаты. Потом-то я его разобрал — сложил обратно в коробку. Это когда я заметил, что у меня появилась растительность на лице. Она, конечно, не совсем борода — так, легкий пушок, — но все равно стало как-то неловко играть с пластмассовым конструктором.

Про растительность я сказал, что это я ее заметил. Но, честно говоря, сам бы я ее еще неизвестно когда углядел, очень уж у нас лампочка в ванной… энергосберегающая. Меня просветил совершенно посторонний человек — во время экскурсии, когда в честь окончания шестого класса нас возили в Зачарованный Парк кататься на аттракционах.

Самый знаменитый аттракцион у них в парке называется «Космос». Пока мы ехали на автобусе, только и разговоров было про то, какой это большой и жуткий аттракцион. Выяснилось, что у каждого есть брат, в крайнем случае двоюродный, который решил однажды прокатиться на «Космосе» и после этого изменился до неузнаваемости — ну, типа «Он никогда уже не станет прежним». На случай если вы не в курсе, «Космос» — это такая круглая железная клетка с двумя сиденьями, которая крепится длинной резиновой лентой к верхушке металлической конструкции вроде башенного крана. Точнее, сначала, когда в нее садишься, клетка стоит на земле — ее удерживают цепи и сильный электромагнит. Но потом электромагнит отключают, и клетка на резинках выстреливает вверх. А потом опять вниз. И ты выстреливаешь вместе с ней: вверх — вниз, вверх — вниз. Страшно только первые десять секунд. Но зато страшно так, что, например, двоюродный брат Бена после такого полета весь поседел — Бен говорит, ни одного неседого волоска не осталось. А скорость выстреливания такая, что у Анниного соседа желудок оторвался и застрял в глотке. И ему делали операцию, вшивали желудок обратно на место. Якобы он даже швы показывает всем желающим, если его хорошенько попросить.

Несмотря на такие издержки, все твердо решили лететь. Но когда мы наконец доехали, выяснилось, что этот аттракцион не для всех: перед входом стоит фанерный марсианин с протянутым вперед щупальцем, а над головой у него пузырь, как в комиксах: «Кто свободно прошел под моим щупальцем, тому для КОСМОСА надо подрасти». Все мои одноклассники прошли совершенно свободно. Кроме меня. Марсианское щупальце оказалось мне по плечо.

— О! — сказал человек на входе. — Один есть.

Ну, вы поняли, что я имел в виду — насчет роста и возраста? У них даже возрастное ограничение и то устанавливается по росту. Наши, конечно, заныли: так нечестно, надоело быть детьми, скорее бы вырасти!.. Это они так говорили. На самом деле видно было, как они рады, что пока не выросли.

— Только нужен второй, — предупредил меня аттракционщик. — Пассажиров должно быть двое, для одного не включаю.

Я посмотрел на миссис Хейз, нашу учительницу. Она пожала плечами:

— А беременным можно?

— Нельзя, — ответил хозяин аттракциона.

Но его уже никто не слышал, потому что новость сразила всех наповал. Миссис Хейз беременна?!

— Ну что, есть еще кто-нибудь? — повысил голос аттракционщик.

И тогда все обернулись к ответственному родителю, сопровождавшему нас в поездке. То есть к моему папе. Он всегда с нами ездит: он же таксист и может сам решать, когда ему возить пассажиров, а когда ездить на экскурсии.

Флорида Кирби начала легонько подталкивать его локтем:

— Мистер Дигби, ну давайте! Вот мой папа ни за что бы не испугался. Он вообще ничего не боится, он храбрый.

Так, незаметно, она протолкнула его мимо марсианина к самой железной клетке, а хозяин аттракциона усадил нас с папой и пристегнул ремни. Помню, папа у него спросил:

— В этом вашем «Космосе» никто еще не погибал?

— Пока еще никто.

— Ну, это я так. Просто поинтересовался.

— Хотя… — аттракционщик захлопнул дверцу клетки и глянул на нас сквозь прутья, — все когда-то бывает в первый раз.

Даже если бы мы с папой тогда заорали хором: «А-а-а-а, выпустите нас!», — это ничего бы не изменило, потому что в этот самый момент грянули всякие спецэффекты: оглушительно громкая музыка, холодный туман, цветные огоньки. Папа взял меня за руку и крикнул: «Не бойся, Лием!» Я уже собрался ответить, что не боюсь, но тут что-то лязгнуло, клацнуло, и мы понеслись вверх со страшной силой. Ощущение было такое, точно меня стиснул огромный кулак. На самом верху кулак наконец разжался, и я стал легче воздуха, от меня практически ничего не осталось, и от страха тоже ничего не осталось: кулак выдавил его до капли. Во второй раз мы взлетели почти так же высоко, как в первый, но было уже совсем не страшно. Мы с папой хохотали как сумасшедшие и ждали, когда наша резинка успокоится. Нас носило туда-сюда еще пять раз.

Когда мы вышли из клетки, внутри у меня все странно гудело и звенело. И снаружи все тоже выглядело странно — ярко, четко, празднично. Как будто весь мир только что обновился. Мальчишки все еще кучковались вокруг фанерного марсианина, спорили о чем-то, пытались друг друга перекричать. Девчонки облепили миссис Хейз и продолжали забрасывать ее вопросами о будущем младенце. Значит, летали мы всего минуты две, не больше.

Флорида Кирби подошла ко мне и спросила:

— Тебя сейчас стошнит, да?

— Нет.

— А вот Джули Джонсон после «Поезда-призрака» тошнило, еще как!

Кажется, она надеялась, что ей удастся меня уломать и я ее сейчас осчастливлю — в честь Джули Джонсон. У Флориды Кирби два пунктика: знаменитости и тошнилово. А знаменитость, которую тошнит, — это вообще предел мечтаний.

Я повернулся к папе:

— Пап. Круто. Давай еще?

— Нет уж, спасибо, — сказал папа. — Я пас.

— Но…

— Лием, такое удовольствие достаточно испытать раз в жизни. Вот, ты его уже испытал.

Он направился к аттракциону «Утиная охота» — цеплять на крючок пластмассовых уток. За ним увязался Уэйн Огансиджи, и они тут же завели бесконечный футбольный разговор. Папа доказывал Уэйну, что защитники «Ливерпуля» плохо держат оборону. Уэйн возражал, что оборону-то они держат, а вот обрабатывать мяч ну нисколечко не умеют. Время от времени круглая, как луна, клетка «Космоса» взмывала вверх над прочими качелями-каруселями, будто ею выстрелили из пушки, и в голове у меня крутилось: «Я там был» — это в одном полушарии, а в другом: «Я должен снова туда попасть».

Когда наше время закончилось, миссис Хейз повела нас к специальному выходу для школьных экскурсий. Я все оглядывался — надеялся еще раз увидеть «Космос».

Наверное, я при этом слегка отбился от остальных, потому что, когда я их догнал и попытался влиться в общий поток, охранник сказал:

— Минуточку, сэр. Вы не могли бы подождать в сторонке?

Я подождал. Проходя мимо, папа на меня даже не взглянул: они с Уэйном Огансиджи как раз решали спортивную судьбу клуба «Ливерпуль». А потом охранник захлопнул калитку и обернулся ко мне:

— Сэр, вам вон туда — видите главные ворота? Здесь выход только для школьников.

Он принял меня за взрослого!

Конечно, все и раньше думали, что я старше, чем на самом деле, но совсем за взрослого меня еще никто не принимал.

Я мог бы ему сказать: «Я и есть школьник! Пропустите меня, пожалуйста».

Или я мог ничего не говорить, а пойти и еще немного полетать в «Космосе», раз уж такое дело.

То есть вариантов у меня было два, но почему-то в моей голове они очень быстро свелись к одному.

И я вернулся к «Космосу».

Аттракционщик меня узнал.

— А что, товарищу твоему летать не понравилось? — подмигнул он.

Товарищу?.. Я не сразу понял, что он имеет в виду моего папу.

— Слушай, парень, не хочешь мне помочь? Поработать подсадным пассажиром.

— Кем?..

— Ну, чтобы простоев не было. Понимаешь, когда клетка стоит пристегнутая к земле, это не лучшая реклама. Иной, может, и полетал бы, но боязно, да и не с кем, а я ему: как не с кем? Вон человек тоже хочет.

— Да пожалуйста, могу и помочь, — сказал я взрослым голосом и отошел в сторону — ждать.

Вот так получилось, что я сначала полетал с подростком, у которого мама наотрез отказалась входить в клетку, потом с другим подростком, который решил полетать на спор, потом со взрослым парнем — этот пришел с подружкой, но подружка оказалась толстовата для «Космоса». И еще четыре раза. Всего восемь. А с гравитацией у меня просто великолепно, так сказал аттракционщик. После каждого полета меня встречал праздничный обновленный мир, в котором все было так ярко, четко. И в восьмой раз ощущения были точно такие же, как в первый.

При движении вверх, как объяснил мне хозяин «Космоса», создается перегрузка в 4g.

— Четыре земных силы тяжести! Кто пробовал 4g, тот понимает. Сперва-то я настроил машину на 5g, но люди не выдерживали, хлопались в обморок. А это нехорошо, вредно для бизнеса. И как там живется на других планетах, где гравитация в несколько раз больше, чем на Земле? Не представляю.

В конце рабочего дня он купил пару хот-догов и чипсы, и мы с ним пообедали прямо в железной клетке. Магниты он отключил, так что клетка просто покачивалась на резиновых лентах высоко над землей. Раз или два мимо нас даже проносились чайки. Сверху Зачарованный Парк был похож на макет сказочной деревушки. А потом на одной из улиц деревушки я заметил папу — он быстро шагал мимо комнаты смеха. Я крикнул: «Такси! Такси!» — обычно это срабатывает, папа начинает озираться.

Он и заозирался, но смотрел только по сторонам, а не вверх. Никак не мог понять, кто зовет.

Вот и сейчас, наверное, та же история. Если ты меня ищешь, то где угодно, только не в небе — да, пап? Мне тогда было очень весело за тобой наблюдать. А тебе не очень — но это я понял уже потом, когда мы спустились.

— Ты где шлялся? Мы тебя потеряли. Девочки клялись, что видели тебя в автобусе, и вдруг на пол-пути в Бутл выясняется, что тебя нет!

— Меня там и не было. Я все время был тут — правда, мистер?

— Факт, — кивнул хозяин аттракциона. — Слушай, приятель, а в чем дело, что тебе не нравится?

— Я вам не «приятель»! Я его отец.

— Ну, положим, в сыновья вам он будет староват.

— Что значит «староват»? Ему всего одиннадцать.

— Что?!

— Просто он высокий не по годам.

— При чем тут «высокий»? У него вон борода растет!..

Так я впервые узнал, что у меня на лице появилась «ранняя растительность», как это называется в книжках про подростков.

А папа сказал:

— Лием. В автобус. Быстро.

Когда я наконец оказался в автобусе, все закричали «ура» и зааплодировали. Я подсел к окну и попытался разглядеть отражение своей бороды в стекле. Волосинки были тонкие, как нити сахарной ваты, их еще попробуй разгляди.

— Откуда они взялись? — спросил я папу. — Как думаешь, может, повылазили под воздействием гравитации, а?

И тут папа ни с того ни с сего взорвался.

— Ну вот что, Лием, я два часа тебя искал!.. И не я один, все таксисты графства тебя искали. Полиция искала мальчика, который, видите ли, исчез из автобуса неведомо как…

— Меня не было в автобусе.

— …неведомо как, прямо во время движения!

— Я не исчезал во время движения.

— А потом вдруг выясняется, что мальчик преспокойно развлекается в Зачарованном Парке! Угощается чипсами. Ну и как прикажешь мне себя чувствовать после всего этого?

— Можно порадоваться, например… Я же нашелся.

Он окинул меня свирепым взглядом:

— Угу, я радуюсь. В глубине души. Только в очень глубокой глубине, сверху не видно.

— Пап, прости, — сказал я.

А он мне ответил:

— Разве так можно? Ведь такой большой мальчик.

И всегда вот так с родителями. Стоит тебе ненадолго исчезнуть из вида, они сразу: вдруг что стряслось, вдруг тебя уже нет в живых? А когда ты вот он, нашелся, они, кажется, готовы тебя убить собственными руками.

Папа почему так рассвирепел? Потому что, пока он сходил с ума от беспокойства, я там и не думал волноваться. Развлекался в свое удовольствие. А я почему не волновался? Потому что знал: папа за мной вернется. Я ни минуты в этом не сомневался. Папа может все, каждый ребенок в это верит.

А сейчас? Верю ли я, что мой папа сейчас появится в командном модуле нашей ракеты, блуждающей в двухстах тысячах миль от Земли, и доставит меня обратно в Бутл? Пожалуй, не очень.

Наверное, это значит, что я уже не ребенок.