что говорит логика


К концу третьего витка никого по-прежнему не тянуло на Землю.

— Послушайте, — убеждал я, — все равно ведь придется возвращаться.

— Зачем? — спросил Хасан. — Вон у нас сколько продуктов.

— Продуктов много, — согласился я, — но когда-то они кончатся. И вообще, Земля — это дом. Значит, туда надо вернуться. — Там театральная студия «Звездочки», думал я, нормальная еда, мама с папой.

— Дома у меня не будет папы, — сказала Флорида тихо-тихо — было слышно только мне.

Я оглядел всех и сказал:

— Но вы же не останетесь здесь на всю жизнь.

И сразу вспомнил Алана Вина, который говорит, что в каком-то смысле он так и остался тут, наверху. Его воспоминания о Луне оказались такими живыми и яркими, что рядом с ними потом тускнело происходившее на Земле. И я подумал: если бы у меня получилось устроить им всем что-то похожее — вот это был бы космос! Сделать так, чтобы они тоже могли как бы остаться здесь — ну, в каком-то смысле. И я представил: вот они вернулись на Землю, папы опять на них наседают и чего-то требуют, а они просто взяли и отключились. Вернулись туда, где самые яркие воспоминания. И где они всегда будут оставаться детьми.

И я попросил Самсона Второго выполнить на «Орбитере» еще один маневр. Нет, «Одуванчик», конечно, не сядет на Луну, он для этого не приспособлен. Его дело — кружить и кружить по орбите, пока не рассыплется от старости. Зато командный модуль сконструирован так, что вполне может совершить посадку. В пустыне, например. А «принцип избыточного резерва», о котором говорила доктор Дракс, означает, что у нас есть двойной запас всего: два тормозных двигателя, два набора парашютов. И топлива тоже в два раза больше, чем требуется. Только теплозащитный экран — в одном экземпляре. Но он как раз понадобится при входе в атмосферу Земли, а для прилунения он не нужен, у Луны же нет атмосферы.

— Логика говорит, что это возможно, — объявил Самсон Второй. — Правда, если использовать сейчас половину топлива, то в запасе его уже не останется. Но это нормально, обдуманный риск.

В общем, к моему предложению он отнесся совершенно спокойно. Хотя, с другой стороны, он ведь считал это имитацией.

Мы направили изображение с наручника на стену, и все стали следить за тем, как командный модуль постепенно снижается и как он, взметая пыль, садится на лунную поверхность.

Когда видишь все это на стене прямо перед своим носом, начинает казаться, что это реально происходит, уже произошло.

Флорида сидела как на иголках.

— И мы тоже так можем? — спросила она. — Давайте мы тоже так сделаем. Пожалуйста. Пожалуйста! Пожалуйста!!!

— Расчетная продолжительность высадки — два часа, — сказал Самсон Второй. — За это время «Одуванчик» как раз сделает один оборот вокруг Луны. Потом мы опять с ним состыкуемся, и он доставит нас на земную орбиту.

— А ты сможешь нас с ним состыковать?

— Ну, сейчас мы и так с ним состыкованы. Если получится расстыковаться, тогда, наверное, можно будет и пересостыковаться. Но… кто-то обязательно должен остаться на «Одуванчике», для координации перестыковки.

— Как на «Аполлоне», — вставила Флорида.

— Якобы, — добавил Самсон Второй.

— Значит, ты, Самсон Второй, и останешься, — сказала Флорида. — Ты же все равно думаешь, что там ничего нет.

— Но я хотел бы посмотреть, как далеко простирается эта имитация, — возразил Самсон Второй.

— Я останусь, — сказал я. — Пока вы будете там, я посижу с наручником и отработаю перестыковку. За пару часов успею отшлифовать весь процесс до совершенства.

Тут Макс забеспокоился.

— Взрослый должен быть там, чтобы за нами присматривать, — сказал он.

— Нет, — возразил я, — взрослый должен быть здесь, чтобы подготовить все к вашему возвращению. Зачем вам там взрослый, который только все испортит? Пусть будут одни дети. Тем более там столько мягкой пыли, это же практически гигантская песочница!

— Да ну, глупость какая-то, — буркнул Хасан.

Флорида тоже начала колебаться.

— Послушайте, — сказал я. — Знаете, сколько миль вы пролетели, чтобы сюда добраться? Двести пятьдесят тысяч. Согласитесь, остановиться и не долететь последние шестьдесят восемь — вот это уж точно глупость! Кстати, Макс, это твой шанс нажать зеленую кнопку. И, кстати, Флорида, тебе понравится, вот увидишь.


В общем, я выдал детям шлемы, еду и питье, будто собирал их на пикник, и спровадил всех в командный модуль. Флорида нырнула в люк последней. Когда она уже закрывала его за собой, я сказал:

— Да, пока ты не ушла: прихвати вот это. Потом расскажешь, как там на Луне проходят водные бои. — И я выдал ей несколько бутылок-ракет.


В командном модуле они загерметизировали люк и нажали зеленую кнопку. В какой-то момент мне показалось, что «Одуванчик» отскочил назад, как мячик от стены. После этого он еще несколько минут слегка покачивался, но потом выровнялся. А потом кто-то со мной заговорил! Точнее, не кто-то, а оскароносная Кира Найтли! Я чуть не выпрыгнул из своего жидкого скафандра, когда узнал ее голос.

— Добрый день! Спасибо, что вы с нами. Мы понимаем, что сегодня вам пришлось выбирать из множества аттракционов, и благодарны за то, что вы остановили свой выбор на «Одуванчике».

Оказывается, в момент отстыковки командного модуля запускается голосовая система приветствия и инструктаж по безопасности, а потом плазменный экран на стене начинает показывать «Пиратов Карибского моря».

Я немножко посмотрел — но если честно, мне интереснее было разглядывать звезды. Потом опять началась обратная сторона Луны, и моя картинка за окном оцифровалась, зависла и в конце концов пропала.

Это был уже пятый виток вокруг Луны, я летел по низкой орбите и, наверное, находился ближе к Луне, чем раньше. Но мне казалось — гораздо дальше.

Не только от Луны. От всего.

Потому что я был один.

Остальные — в смысле, все остальные: мой экипаж, моя мама, мой папа, доктор Дракс, все население Китая, и Америки, и Африки, и России, дети, взрослые и старики, все люди, которые что-то продают и покупают, едят и спят, рождаются и умирают, даже которые умерли много столетий назад, как Тутанхамон, — все они где-то бесконечно далеко, по ту сторону. По эту — только я.

До этого мы разглядывали черноту в том месте, где Луна, впятером. Теперь я смотрел один. Я смотрел на звезды. Описывать их бессмысленно. Все равно что пытаться описать молекулы кислорода, которым мы дышим. Их слишком много.

Все, что по ту сторону, между Луной и Землей, — конечно, космическое пространство, но в сущности это пространство между двумя объектами. По эту сторону — там, где я сейчас, — никакого между уже нет. Тут просто Вселенная. Просто космос. Кажется, я вижу его весь, целиком. Он огромен.

Звезд больше, чем людей. Алан говорит, миллиарды. Возможно, миллионы из них имеют собственные планеты, которые ничем не хуже нашей. Сколько себя помню, я всегда чувствовал себя слишком большим. Сейчас я чувствую себя маленьким. Таким маленьким, что меня можно не учитывать. Каждая звезда огромна, и вместе их бесконечно много. Кому интересна какая-то одна-единственная звезда, когда кругом столько других звезд? А если бы звезды были маленькими? А если это вообще не звезды, а атомы, частички чего-то большого и неведомого? Или звезды — это просто пиксели? Тогда Земля — частички пикселя. А все мы? А я? Крохотный. Меньше пылинки.

Я маленький — вот что я почувствовал впервые в жизни. Слишком маленький.

«Одуванчик» начал наполняться светом. Звезды стали понемногу тускнеть, словно кто-то задернул поверх них занавеску. Но я теперь знал: за этой занавеской — всё, а я — ничто. Так есть ли смысл пытаться отыскивать остальных? Есть ли вообще в чем-то смысл? Моя рука лежала на руле. В какую сторону его повернуть?.. А какая разница? Разве от меня хоть что-то зависит? Если я сейчас позову на помощь, разве кто-то меня услышит?

Мой телефон вдруг тренькнул. Пришло сообщение: «Вас приветствует ДраксВселенная — первая во Вселенной вселенская телефонная сеть!»

А через секунду телефон зазвонил.

— Лием, сынок, ты где? — спросил папин голос.

— Я… Пап, это ты?

— Естественно, я. Несколько дней пытаюсь тебе дозвониться. После твоего прошлого звонка мама сильно беспокоилась. Ей показалось, голос у тебя какой-то расстроенный. И ей не понравилось, что вы там не спите по ночам. Ты, кстати, где сейчас? Слышимость прямо идеальная.

— У нас тут подключили новую сеть.

Я смотрел в окно. Передо мной по-прежнему была пустая беспредельная Вселенная. Но я разговаривал с папой, и все в этой Вселенной вдруг переменилось. Папин голос — настоящий. А звезды — просто декорации.

— У тебя там все нормально? Если нет, ты скажи, я сразу приеду и тебя заберу.

— Все нормально, пап. Ну и вообще, это далековато.

— Далековато, близковато — не важно, я же твой папа. Хочешь, чтобы я за тобой приехал, — скажи, я приеду.

Я собирался что-то ответить, но тут он спросил:

— Смотрел вчерашний матч? По-моему, у них теперь проблемы с психологической подготовкой. Счет всего только один-ноль, сто раз еще можно было выправить положение, а они уже сломались!.. Кстати, ты нашел Святого Христофора?

— Да. Спасибо.

— Не забудь потом привезти его домой. Мне его мой папа подарил. Правда, официально Христофор теперь не считается святым, но все равно… он меня хранил. Ты историю-то его знаешь?

Знаю. Святой Христофор — это был такой супергерой-великан, на плечах переносил путников через реку. Однажды к реке пришел маленький мальчик и попросил перенести его на тот берег. Святой Христофор посадил его на плечи и понес, но по дороге мальчик становился все тяжелее и тяжелее, из-за этого Христофор сам чуть не утонул. Оказалось, что мальчик — это Младенец Иисус. То есть получается, когда Святой Христофор его нес — он нес на себе весь мир со всеми тяготами.

В сущности, это история о гравитации.

— Как там у вас вообще, в Озерном краю? Есть чем полюбоваться? Ну, что ты сейчас видишь?

— Есть чем полюбоваться, — сказал я.

Сейчас я видел Землю. И если звезды — это красиво, то Земля… ее даже сравнить ни с чем невозможно. Вот эта ее голубизна — что-то потрясающее. И гравитация — тоже что-то потрясающее. Не знаю, почему я вспомнил про гравитацию, — может, начал уже слегка уставать от невесомости. Казалось бы, обычная сила тяжести, что в ней хорошего? Много чего. Она не просто притягивает тебя к поверхности, хотя и это уже кое-что. Нет, мне, конечно, нравится невесомость, но находиться в ней все время — все равно что питаться одной сахарной ватой. Под конец ужасно хочется картошки. Но не в этом дело.

Гравитация удерживает около Земли газы, в том числе воздух, которым мы дышим. И воду в океанах. И облака в небе. Поэтому на поверхности Земли никогда не бывает, скажем, сто тридцать градусов. Гравитация держит Солнце, не дает ему разлететься на кусочки. Чуть больше гравитации — и Солнце было бы компактнее, светило бы ярче и сгорело бы быстрее, просуществовав всего несколько миллионов лет, — короче, жизнь в Солнечной системе не смогла бы зародиться. Чуть меньше гравитации — тусклое Солнце не прогрело бы как следует Землю, и жизнь точно так же не смогла бы зародиться.

— Там у вас поблизости есть какая-нибудь большая дорога? — спросил папа.

— Ну как поблизости… Понимаешь… — Я смотрел на Землю и видел маму, папу, ярмарку в Саутпорте, шестьдесят первый автобус и еще многое из того, что там есть. И, чтобы не видеть все это сразу, я выставил вперед большой палец, но закрыть им всю Землю не получилось, а потом я заметил еще кое-что, маленькую точку — мне показалось, комарик вьется над моим большим пальцем.

Это возвращался командный модуль.

— Давай так, — сказал папа. — Ты поищи, где у вас там ближайший бар или гостиница, что-нибудь такое… Тьфу ты, деньги на счету заканчиваются… Пришли мне эсэмэску. А я, как пополню счет, войду в «ДраксМир» и тебя отыщу. Договорились?

Он отключился. И хорошо сделал, потому что процесс стыковки требует некоторой сосредоточенности.

Все, пока откладываю телефон.

Загрузка...