НОВЫЕ ВРЕМЕНА


Свершилось то, что Расул Гамзатов ждал много лет. В 1988 году была, наконец, опубликована его многострадальная поэма «Люди и тени». Была опубликована скромно — в книжке библиотеки журнала «Огонёк». И не бросалась в глаза — на обложке было написано «Две поэмы». Второй поэмой была «Любовь Шамиля».

Но Гамзатов был рад и этому, вспоминая, как пытался её напечатать ещё в 1963 году, как противился Аджубей, как шарахались от неё редакторы, будто это была граната с вынутой чекой.


Кто виноват?

Не ты ли, мой Учитель,

Кремлёвский житель, злая голова,

Доверия людского отравитель,

Поссоривший поступки и слова?

Живой, ты возносился, бронзовея.

И что скрывать — тебе я славу пел

И вынести потом из Мавзолея,

Как делегат партсъезда, повелел[169].


Тогда это было криком души, болью израненного сердца, откровением, отречением, приговором сталинским репрессиям. Но время приглушило набатное звучание поэмы, пригасило накал. За четверть века многое изменилось. Общество пресытилось разоблачениями, духовной пищи было хоть отбавляй, а еды всё меньше. Людям становилось не до поэзии.

Если спросить не специалистов, а простых, верных и по-прежнему многочисленных поклонников творчества Расула Гамзатова, которые не перестают цитировать его строки, читали ли они поэму «Люди и тени», слышали ли о ней, то вопрос этот их, скорее всего, удивит. Выдающаяся поэма так и не стала заметным явлением в обществе, потому что общество её не прочло.

О том, как менялось восприятие поэтов и поэзии, Расул Гамзатов позже высказал Гаджикурбану Расулову: «Сейчас популярность писателя определяется не его книгами, не его талантом, а появлением на страницах газет, на радио, на телевидении. Такая популярность часто бывает хорошо организованной. Когда меня показали по телевидению — позвонило более ста человек, а когда вышла моя новая книга — телефон молчал».

Замечательная поэма осталась почти незамеченной. Но ещё печальнее было то, что в смутном хаосе перестройки зрел запрос на «твёрдую руку». Обманутые надежды вызывали тень генералиссимуса, за которой чудились порядок и надежда на лучшее будущее.


Я разные увидел времена —

Каким был Сталин до и после смерти...

Каких вождей сдувало лёгким ветром,

«Кузькина мать» — и та не сберегла.

Сменил Хрущёва Леонид Ильич,

Грудь в звёздах — точно коньяка бутылка.

«Процесс пошёл...». Пришла другая клика.

Мне перемен тех странных не постичь[170].


Расул Гамзатов размышлял в беседе с Феликсом Медведевым:

«Сейчас идёт перестройка. Оглядываясь назад, нужно идти вперёд — это необходимо. Иначе нельзя. Только стремление своё не показывать надо, а доказывать.

Но в каждом хорошем начинании, к сожалению, иногда появляется порча. Сейчас наблюдается то, что я бы назвал однобокостью: крикуны, говоруны, ниспровергатели. Под видом гласности — голосистое кликушество. А истина-то в серьёзной дискуссии, в сопоставлении разных взглядов...

Не нравится мне и суета некоторых уже немолодых писателей, которые поскромнее должны себя вести. Они считают, что перестройка благодаря им наступила. Да, настал черёд Пастернака. Но ведь не секрет, что иные из этих “немолодых” голосовали за исключение Пастернака из Союза писателей. Никто из нынешних радетелей имени великого поэта не выступил в своё время в его защиту. А ведь они знали уже тогда все его стихи, все его произведения, знали, что он подарил России прекрасные переводы Шекспира, Гёте, Бараташвили. Отчего же молчали?

О Твардовском много говорят и пишут. Твердят, что музей Твардовского надо открывать, и всё такое... Но, дорогие мои, сходите на его могилу. Посмотрите, в каком она запущенном состоянии. Хоть бы цветок положили. Где были те или иные из нынешних смелых, когда на публикации “Нового мира” сочинялись коллективные письма под названием “Привлечь к ответственности за...”? Где были они, когда травили Твардовского, уже больного, лежачего?! Почему же тогда не защитили большого поэта?..

Меня тревожит массовость в искусстве, в литературе. Ведь искусство не спорт. Одних писателей сейчас чуть ли не одиннадцать тысяч. На писательских съездах, стыдно было участвовать в этом, самый большой спор разгорелся не по какой-то важной творческой или государственной проблеме. Нет, во время голосования вокруг кандидатур. Но, если по высокому счёту подходить, разве имеет значение та или иная кандидатура? Значение имеет только одно — талант».

Однако и талант рисковал сделаться разменной монетой. Темы и сюжеты принялся диктовать капитал, который смотрел на писателей, как на обслуживающий персонал. Как тут было не вспомнить знаменитое ленинское «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».

Мало кто мог противостоять сложившимся обстоятельствам. Эта древняя дилемма касалась не всех, лишь тех, чьё перо что-то ещё значило. Расул Гамзатов понимал, что происходит, но имя своё берёг. У него было много возможностей изменить самому себе, но он помнил, как древнеримский поэт Гораций ответил даже щедрому и бескорыстному Меценату, чьё имя стало потом нарицательным: «Если твои подарки сковывают мою свободу — возьми их назад!»


Поэзия, ты сильным не слуга,

Ты защищала тех, кто был унижен,

Ты прикрывала всех, кто был обижен,

Во власть имущем видела врага.

Поэзия, с тобой нам не к лицу

За сильным возвышать свой голос честный,

Ты походить не можешь на невесту,

Которую корысть ведёт к венцу[171].

Загрузка...