Кончина матери оглушила Расула Гамзатова. Он не мог в это поверить даже в Хиросиме, где погибли десятки тысяч матерей.
Старой люльке пустовать не нужно,
Без детей, мол, в доме нет тепла...
Прошептала нам: «Живите дружно.
Помните меня». —
И умерла.
...Как ты просила — камень самый скромный
Могильный холмик осеняет твой.
Но для меня и неба свод огромный,
И всё вокруг — твой памятник живой[102].
«Моя мать Хандулай была обычной и неграмотной женщиной, — писал Гамзатов. — Родила четырёх сыновей, двое из которых сложили головы на полях Великой Отечественной, вырастила дочь, была хорошей соседкой для соседей, надёжной и отзывчивой родственницей для родных».
И ещё она была надёжной опорой для своего мужа — большого поэта Гамзата Цадасы, который прожил славную, но трудную жизнь, и Хандулай разделила её с ним.
Расул Гамзатов вспоминал прощальные слова отца: «Я ухожу туда, где буду всем обеспечен и от всего защищён, — говорил он. — Ты, Расул, теперь старший в доме, и потому не огорчай и не давай огорчать мать. Береги её покой и не укорачивай остаток дней недостойным поступком и опрометчивым словом».
А когда надел он первый орден,
Он сказал нам:
— Надо б награждать
Тех, чей подвиг молча благороден.
Ордена заслуживает мать...
А когда за столбик первых строчек
Дали мне в газете гонорар,
Мама, я тебе принёс платочек...
Как ценила ты мой скромный дар![103]
Никто не может дать матери столько, сколько даёт она. Мать дарит жизнь, заботу, ласку, бесконечную любовь. Расул Гамзатов не уставал писать и говорить о матери, о неоплатном сыновнем долге.
«Волнение, которое вызвал у меня образ моей матери, вначале было явлением внутренним, моим личным, впоследствии оно стало и внешним, всеобщим. Я писал о своей матери, о её коротких радостях и больших печалях, о её недолгой молодости и ранних сединах. Я писал о её шалях, которые ей приходилось часто красить в траурный цвет. Но потом я написал о светлых песнях матерей, которые они пели от колыбели до кончины сыновей. Ибо тот, кто забывает песню матери, забывает и родной язык — так говорил мне отец. Я всегда выделял три песни.
Есть три заветных песни у людей,
И в них людское горе и веселье.
Одна из песен всех других светлей:
Её слагает мать над колыбелью.
Вторая — тоже песня матерей.
Рукою гладя щёки ледяные,
Её поют над гробом сыновей...
А третья песня — песни остальные.
Да, мать уже не услышит мои запоздалые стихи о ней, но услышали многие живущие матери, их сыновья и дочери, они откликнулись на мою поэму. Среди сотен писем только одно было написано в виде злобного заявления в адрес вышестоящих органов на меня за эту поэму. Это был не читатель, а мой земляк — “брат писатель”. Он негодовал: как можно в такое величественное время о собственной матери писать, какие заслуги она имеет перед народом и государством... и так далее. Есть люди с заслугами и без заслуг. Есть люди хорошие и плохие, но нет матери, которая не имеет заслуг, и матери бывают для сыновей только хорошие...
В нашей печати много писали, но мало сказали о проблеме отцов и детей. О матерях и детях почти ничего не писали и тем более ничего не сказали. И, казалось бы, в этом нет необходимости, ибо, как справедливо писал Некрасов:
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и позы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей.
Я говорю не только о своей матери, а вообще о матери, которая является душой Мира, её началом и бесконечностью, я говорю о матери каждого в отдельности и в целом, “чтобы глухое равнодушие или невнимание к ней на совесть камнем не легли”».
Написанное Расулом Гамзатовым о матери вызывало у читателей тёплые чувства, они узнавали в его стихах своих матерей, находили в них свои переживания. И присылали поэту множество писем, которые, в свою очередь, трогали и волновали поэта: «Мне пишут о матери, которая от имени сына сама сочиняет себе письма и показывает их соседям. А сын давно забыл о своей матери, о её существовании».
Беды я не ведал с тобою, мама.
Сбегались удачи гурьбою, мама.
От счастья не знал я отбоя, мама.
Была моею светлой судьбою мама.
Так что же теперь ты ушла до срока?!
И в мире так сыро... Так одиноко[104].
Гамзатов часто вспоминал, как только что вернувшаяся из космоса Валентина Терешкова ответила на вопрос иностранного корреспондента о самом любимом человеке:
— Мама!
Любой человек, тепло говоривший о своей матери, становился в глазах Расула лучше и добрее.
Яков Козловский перевёл стихотворение «Мама», которое и теперь остаётся одним из самых популярных в творчестве Гамзатова.
По-русски «мама», по-грузински «нана»,
А по-аварски — ласково «баба».
Из тысяч слов земли и океана
У этого — особая судьба.
Став первым словом в год наш колыбельный,
Оно порой входило в дымный круг
И на устах солдата в час смертельный
Последним звоном становилось вдруг.
На это слово не ложатся тени,
И в тишине, наверно, потому
Слова другие, преклонив колени,
Желают исповедаться ему...
В июле 1965 года у четы Гамзатовых родилась третья дочь. Не дождавшийся сына супруг послал жене телеграмму: «Благодарю за принципиальность!»
Патимат, средняя дочь Гамзатовых, рассказывала в беседе с Таисией Бахаревой: «Когда на свет появилась моя старшая сестра Зарема, родителям было всё равно, сын это или дочь. Папа был совершенно счастлив, написал поэму “Зарема”... Ожидая моего рождения, папа с мамой надеялись, что будет мальчик. Они даже придумали мне два имени: Шамиль и Хаджи-Мурат. Женское имя загадывать не стали, но тут появилась я. Меня назвали в честь рано ушедшей из жизни папиной племянницы, дочери его погибшего брата. Ведь в Дагестане принято называть детей в память о покинувших этот мир родственниках. После рождения младшей сестрёнки Салихат родители уже не грустили, мама дала ей имя своей бабушки».
Когда счастливый отец примчался в Махачкалу, к нему потянулись родственники и друзья, чтобы поздравить с прибавлением в семействе. Гамзатов встречал их со словами «Добро пожаловать на остров женщин!». Так же — «Остров женщин» — называлась и одна из его будущих поэм, хотя содержание её было совсем иным.