Расул Гамзатов

РОЖДЕНИЕ ПОЭТА

Расул Гамзатов родился 8 сентября 1923 года в семье поэта и шариатского судьи Гамзата Цадасы. Фамилия Цадаса — что-то вроде псевдонима, означающего «из Цада». В горах это было обычным делом. Фамилии в современном понимании появились позже, в паспортах и прочих документах. И сейчас в Дагестане многих в просторечье называют не по фамилии, а по месту, откуда они родом или

по имени отца. А чаще — просто по имени, которое следует беречь незапятнанным, чтобы наследники с гордостью могли говорить, чьи они дети.

Имена новорождённым дают по именам предков, считается, что так они как бы возвращаются к новой жизни.

«К тому времени, когда нужно было родиться мне, у отца не было уже в запасе ни родных, ни друзей, которые недавно умерли или пропали на чужой стороне, и чьё имя можно было мне передать, чтобы я нёс его по земле с той же честью, — писал Расул Гамзатов. — Когда родился я, отец, чтобы исполнить обряд наречения, пригласил в саклю самых почтенных людей аула. Они неторопливо и важно расселись в сакле, словно предстояло решать судьбу целой страны. В руках они держали по пузатенькому изделию балхарских гончаров. В кувшинах была, конечно, пенистая буза. Только у одного, самого старого человека с белоснежной головой и бородой, у старца, похожего на пророка, руки были свободны.

Этому-то старцу передала меня мать, выйдя из другой комнаты. Я барахтался на руках старца, а мать между тем говорила.

— Ты пел на моей свадьбе, держа в руках то пандур, то бубен. Песни твои были хороши. Какую песню ты споёшь сейчас, держа в руках моего младенца?

— О, женщина! Песни ему будешь петь ты, мать, качая его колыбель. А потом песни ему пусть поют птицы, реки. Сабли и пули тоже пусть поют ему песни. Лучшую из песен пусть споёт ему невеста.

— Тогда назови. Пусть я, мать, пусть весь аул и весь Дагестан услышат имя, которое ты сейчас назовёшь.

Старец поднял меня высоко к потолку сакли и произнёс:

— Имя девочки должно быть подобно сиянию звезды или нежности цветка. В имени мужчины должны воплощаться звон сабель и мудрость книг. Много имён узнал я, читая книги, много имён услышал я в звоне сабель. Мои книги и мои сабли шепчут мне теперь имя — РАСУЛ.

Старец, похожий на пророка, наклонился над одним моим ухом и шепнул: “Расул”. Потом он наклонился над моим другим ухом и громко крикнул: “Расул!” Потом он подал меня, плачущего, моей матери и, обращаясь к ней и ко всем, сидящим в сакле, сказал:

— Вот и Расул.

Сидящие в сакле молчаливым согласием утвердили моё имя. Старцы опрокинули кувшины, и каждый, вытирая рукой усы, громко крякнул.

...Оказывается, седовласый горец, повидавший мир и прочитавший много книг, вложил в моё имя смысл и цель».

В переводе с арабского Расул означает «посланник», «представитель». Имя в горах популярное и почитаемое, так как традиция связывает его с пророком Мухаммедом — посланником Аллаха.

Дом Гамзата был обычной саклей с земляным полом и такой же крышей, которую после каждого дождя или растаявшего снега приходилось утрамбовывать каменным катком. Добра в доме было мало, всё богатство Гамзата составляли книги. Многие из них Гамзат сам же и переписал, когда учился в медресе при мечети. Ученики-мутаалимы не могли их купить, а потому прилежно переписывали. Какие-то для себя, какие-то на продажу, чтобы прокормиться. О печатных станках тогда не слыхивали.

«В потолке нашей тесноватой сакли много следов от пуль, — писал Гамзатов. — Друзья моего отца стреляли в потолок из пистолетов: орлы, гнездящиеся в окрестных горах, должны узнавать, что у них народился брат и что в Дагестане одним орлом стало больше. Когда народился я и когда мне давали имя, друг моего отца выстрелил дважды: и в потолок, и в пол».

Колыбель для младенцев была одна на всех. Она переходила из поколения в поколение, от одного ребёнка к другому. Та, в которой лежал Расул, уже качала двух его старших братьев и сестру.

Колыбели украшались узорами и надписями. Свои «Надписи на колыбелях» позже создал и Расул Гамзатов:

Первые годы после Гражданской войны были голодными. Неурожаи случались, но главной причиной голода были не они. Трудолюбивые горцы делали запасы и умели выживать. Однако в те тяжёлые времена, когда горцы разделились, когда, случалось, брат шёл на брата, людям было не до полей и садов. Старые счёты, кровная месть, бесконечные стычки и набеги мешали народу залечивать раны, возвращаться к земле и созидательной жизни. Даже тем, кто всё же сеял и растил, редко удавалось сохранить свой урожай. Слишком много появилось в горах разбойников, абреков и прочего люду, которому тоже хотелось есть. Отбирали хлеб, угоняли скот. Позапрошлогодние бобы, старый курдюк, круг сыра считались роскошью. А по весне женщины собирали крапиву и другие съедобные травы, чтобы выжить.