Расул Гамзатов

ЛЕКИ

Общение писателей огромной страны не ограничивалось съездами. Куда свободнее им было в гостях друг у друга. Писатели приезжали к Гамзату Цадасе, а теперь стали приезжать к Расулу Гамзатову, всё чаще и чаще.

Он был хлебосолен, остроумен и скоро уже стал известен не только как замечательный поэт, но и как блистательный оратор.

Когда в 1955 году Грузия отмечала 250-летие своего поэта-классика Давида Гурамишвили, в числе приглашённых был и Расул Гамзатов. К юбилею вышло несколько книг Гурамишвили. Последнюю, в переводе Николая Заболоцкого, Гамзатову прислал Ираклий Андроников вместе с приглашением на юбилей. Гамзатов читал знаменитого поэта, наслаждаясь его чудесным слогом, озаряясь светом, исходившим от поэзии большого мастера. И ещё он искал в его стихах описание Дагестана. Гамзатову хотелось лучше узнать драматическую историю Давида Гурамишвили, понять душу поэта, которого угораздило попасть в плен к горцам. Было это ещё в XVIII веке, пленённый князь был ещё молод, но свободу любил больше жизни. Он бежал, сначала неудачно, а затем, после многих мытарств, вышел к казачьей станице. Позже он ещё раз оказался в плену, уже в Магдебурге, после ранения на войне России с Пруссией. Вернувшись из второго плена, он поселился в своём имении в Малороссии. Уже многое было написано, но лишь на склоне лет Гурамишвили собрал всё в книгу «Давитиани», судьба которой оказалась сродни судьбе поэта. Книга переходила из рук в руки, пока не оказалась в лавке букиниста. На родине поэзия Гурамишвили была издана лишь в 1870 году, почти через сто лет после написания.

И вот — большой юбилей поэта, на который собирался Расул Гамзатов. Ситуация была непростая, отчасти двусмысленная: плен поэта у горцев, а теперь вот горец-поэт едет к нему в гости. Но подобные обстоятельства лишь придавали природному дару Гамзатова особый блеск, как вспышка молнии в грозовую ночь. Для него не существовало несовместимого, особенно когда дело касалось поэзии и Кавказа.

Ираклий Андроников, писатель, литературовед и неподражаемый рассказчик, вспоминал:

«В Тбилиси съехались представители нашей многоязыкой поэзии, в Театре оперы и балета шло заседание, поэты читали свои переводы, стихи, произносили речи о дружбе. Слово было предоставлено Расулу Гамзатову...

Он вышел на трибуну и, обращаясь к залу, сказал:

— Дорогие товарищи! Разрешите мне приветствовать и поздравить вас от имени тех самых леки — лезгин, которые украли вашего Давида Гурамишвили!

По залу побежал добрый хохот.

— Дело в том, — продолжал Расул, хитро улыбаясь, — что с нами произошла неприятная историческая ошибка: мы думали, что крадём грузинского помещика, а утащили великого поэта. Когда мы осознали эту неловкость, мы очень смутились. Но это произошло только после Великой Октябрьской революции...

Дорогие товарищи! Давид Гурамишвили жестоко отомстил нам! Мы держали его в плену только два года и всё же кормили — солёным курдюком. А он забрал нас в плен навсегда. И угощает стихами... А теперь разрешите поговорить с человеком, который находится здесь и не понимает происходящего...

Он повернулся к портрету:

— Дорогой наш друг, великий Давид Гурамишвили! Ты умер в слезах, когда враги мучили твою бедную Грузию. Ты отдал свою рукопись чужим людям и даже не знаешь, попала ли она на твою родину. Ты ничего не знаешь, бедный человек, что случилось за это время, какая слава пришла к тебе, как дружат теперь наши народы, и леки — теперь добрый — качает грузинских детей...

Он говорил то, что всем нам известно, о чём говорилось и на этом торжественном вечере. Но оттого, что эту речь произносил дагестанский поэт и она была обращена к портрету человека, который действительно не знал всего этого, речь обрела черты высокой поэзии и глубоко взволновала притихший зал.

Видя такое необычайное действие слов своих, Расул Гамзатов снова обратился к аудитории:

— Дорогие товарищи, я очень люблю Давида Гурамишвили. Но ещё больше мне нравятся сидящие в этом зале грузинские женщины и девушки!

Эта речь имела необыкновенный успех. И на другой день Расул Гамзатов стал в Тбилиси человеком таким же любимым и популярным, каким является всюду, где его видели, знают и любят.

Но речь, как я вижу, не прошла для него бесследно. Она отразилась в стихах Гамзатова, посвящённых дочери его друга — поэта Ираклия Абашидзе, отразилась в стихах, обращённых к грузинским девушкам:

На этом празднике поэзии было уже не понять — то ли горцы пленили грузинского поэта, то ли поэзия Гамзатова пленила Грузию.

Ираклий Абашидзе был давним другом Расула Гамзатова и отзывался о нём так:

«Вечно взволнованный, непоседа — именно таким был (и всегда должен быть) Расул Гамзатов. Я не могу сейчас его представить иным, так же как не могу представить иной горную реку Андийское Койсу.

Расул Гамзатов на трибуне блещет острословием...

Расул Гамзатов — неутомимый собеседник в кругу друзей-литераторов...

Расул Гамзатов — громко смеющийся в московских издательствах...

Расул Гамзатов — лихо пляшущий лезгинку...

Расул Гамзатов — возмутитель спокойствия московских гостиниц».