Она пришла в мае 1945-го, как предсказал Иван Пырьев в своём фильме.
Ликование, Парад Победы, салюты, мирная жизнь. Казалось, теперь наступит счастье.
«Для приближения Победы и писатели сражались, — говорил Расул Гамзатов в беседе с Надеждой Тузовой. — Некоторые, к нашему счастью, ещё живы. Но мы служили не только штыком, но и пером, писали книги, были созданы большие произведения. К Победе мы готовились ещё до Победы. Если книгу Сулеймана Стальского, пробитую пулями, нашли у бойца Сталинграда — это большое дело. А сын Сулеймана Стальского, поэт, на этой земле погиб. Гамзат Цадаса не только книги стихов издавал тогда, пел на весь Дагестан о Родине, послал двух сыновей на фронт, и оба, к сожалению, погибли. Алим-Паша Салаватов, крупнейший драматург, чьё имя носит Кумыкский театр, погиб смертью храбрых».
Многие друзья поэта — актёры Аварского театра, тоже не вернулись с той войны.
От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,
Нас двадцать миллионов незабытых —
Убитых, не вернувшихся с войны.
Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Ещё мы жёнам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.
А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас...[32]
Счастье, конечно, наступило. Но и печаль о погибших была велика. Многие годы люди ждали своих мужей, отцов, сыновей. Надеялись, что они ещё вернутся. Кто-то возвращался — из плена, из партизан, из депортаций.
«И моя мать повязалась чёрным платком, — вспоминал Расул Гамзатов. — Не вернулись Магомед и Ахильчи, два
её сына, два моих брата. Не вернулись многие из тех, кого видела мать в своих окнах играющими на Нижней поляне. Не вернулись те, кому гадальщицы предсказывали скорое возвращение. Сто человек не вернулись в наш небольшой аул. Сто тысяч человек не вернулись домой по всему Дагестану».
«Где, горянка, твои наряды,
Что ты ходишь в старом платке?» —
«Я нарядам своим не рада,
Все лежат они в сундуке».
«Для чего им, горянка, мяться,
Для того ли они нужны?» —
«Тот, пред кем бы мне наряжаться,
Не вернулся ко мне с войны!»[33]
В стране было много немецких военнопленных. Были они и в Дагестане. Строили здания, работали в разных местах. Дети их сначала забрасывали камнями, потом жалели, бросали еду через проволоку, когда немцы делали им игрушки из дерева, учили своим детским играм и считалкам. Но всё равно пленные оставались фашистами, которые убивали их родных. Немцев потом отпустили.
Перед войной мой старший брат женился,
На свадьбе сапогами он гордился.
Все гости тоже ими восхищались...
Лишь сапоги от тех времён остались[34].
Война забрала всё. Мужчины были на фронте, невспаханные поля заросли, скотины почти не осталось, к тому же разразилась засуха. В стране снова начались голодные времена. Макуха — жмых, оставшийся от семян, из которых выжали масло, считался почти деликатесом. Продовольственные пайки отменили. Городские жители возделывали огороды, чтобы как-то прокормиться. Повсюду бродили нищие, воровство стало обыденностью. В блокадном Ленинграде людям, находившим силы посещать библиотеки, чтение помогало выжить. Творчество, литература многим придавали силы превозмогать лишения и теперь. Но главной духовной опорой оставалась доставшаяся дорогой ценой великая победа.