Рудознатцы

ГЛАВА ВТОРАЯ

Виктор Северцев сидел в майке и трусах за письменным столом в своей маленькой комнате и сосредоточенно читал очень скучную брошюру, придвинув ее к настольной лампе. Этот курносый и веснушчатый парень, длинный, угловатый, совсем не был похож на Михаила Васильевича, мало общего у него было и с Анной, — словом, уродился он, как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца…

…Почти год собирал Виктор материалы по транспорту руды наклонными скипами и вот теперь убедился, что материалов у него все-таки недостаточно. Работа над диссертацией заходила в тупик. Винил он во всем своего научного руководителя: поставил проблему, нужную народному хозяйству, но «малодиссертабельную», как выражались в институте.

Особенно огорчалась его мать, твердившая, что главное в жизни аспиранта — поскорее «остепениться»: ученая степень приносит с собою деньги, должность, открывает научную перспективу. Только тогда и можно браться за народнохозяйственные проблемы…

Виктор, собственно говоря, понимал, что ни он, ни его молодые сверстники сейчас ничем не смогут обогатить науку потому, что сами-то ничего не имеют за душой. Но мать называла подобные рассуждения философией бездарностей, стыдила сына, любыми средствами стараясь оставить его служителем храма науки.

С горечью все чаще сознавался себе Виктор, что он, вероятно, попусту теряет годы, что отец был, должно быть, прав, советуя уехать куда-нибудь на рудник, чтобы там набираться опыта.

…В ночной тиши телефонная трель резанула ухо, Виктор вздрогнул.

— Господи, даже ночью нет покоя! — раздраженно откликнулась из другой комнаты Анна.

Виктор плотно прикрыл дверь в комнату матери и, сняв трубку, прошептал:

— Слушаю.

Звонила, конечно, Рита. Только она могла додуматься звонить ночью, придя из своего театра… Ну зачем связался он с ней?.. Вот сейчас она грозила трагической развязкой!

— К чему эти фокусы? Ведь ты прекрасно понимаешь, что семейный очаг не для нас с тобой… Да, да, я влюбился! И звонить мне больше не следует!.. Всего хорошего, Рита, — прошептал Виктор и повесил трубку.

Пожалуй, он сказал правду: влюбился!..

Виктор прошелся по комнате, почесывая затылок. Все-таки это правда или нет?.. Сон?.. Да нет же! Какой уж тут сон…

Он наяву был в Закарпатье, наяву спустился в вестибюль гостиницы, прошел в ресторан и увидел ее: она сидела за столом с двумя такими же молодыми девушками, как она сама. Он сел напротив и уставился на нее. Она же ни разу на него не взглянула и что-то все время рассказывала своим спутницам, а вот те украдкой изредка поглядывали в его сторону. Чем больше он смотрел на нее, тем труднее становилось отвести от нее глаза. Пышные, цвета спелой пшеницы волосы ниспадали на плечи, прикрытые ярким полосатым платком. Рассказывая, она часто смеялась, и казалось, что смеется она не над тем, о чем рассказывает, а над чем-то совсем другим, над чем — известно ей одной. Ее большие голубые глаза глядели прямо и смело, и только когда она слегка щурилась, взгляд становился мягче. На высоком лбу, справа, пшеничный локон чуть прикрывал приметное родимое пятно.

Девушка не выдержала бесцеремонных взглядов Виктора. Пересела спиной к нему. Теперь ему была видна узкая талия и длинная красивая нога в белой туфельке, которой она притопывала в такт музыке. Только теперь Виктор заметил, что в ресторане заняты все столики, негромко играет джаз-оркестр и несколько пар танцуют в центре зала, освещенном разноцветными прожекторами. К Виктору подошел официант в черном костюме и с вежливой улыбкой принял заказ, успев окинуть неодобрительным взглядом его синюю спортивную куртку.

Девушки по-прежнему весело болтали, потягивая из высоких бокалов светлое вино. Оркестр играл модный танец, ее приятельниц пригласили танцевать, и она осталась за столом одна. Она сидела неподвижно, слегка повернув голову вправо, и смотрела на танцующих. Виктору очень хотелось пригласить ее, но он долго не решался подойти. А когда встал, было поздно — оркестр умолк…

Но отдыхал оркестр недолго. Девушки снова ушли танцевать, и Виктор сразу подошел к ее столу.

— Разрешите пригласить вас! — Он поклонился, с надеждой глядя в большие голубые глаза.

— Благодарю вас, я не танцую. — Она неумело затянулась папиросой и, закашлявшись, отвернулась.

Он почувствовал на себе со всех сторон иронические взгляды и решил, что надо поскорее убраться из ресторана…

Стараясь не поднимать глаза от тарелки, он то и дело косился, однако, на золотистые локоны, которые сейчас почти ненавидел. Он поймал на себе любопытные взгляды ее подруг. Видимо, они говорили о нем… Опять заиграл оркестр, опять забегали разноцветные огни по темному залу, опять она осталась одна, и он опять не знал, как ему поступить. А знал он одно: если сейчас отступит, то никогда больше не увидит ее! Вот эта мысль и придала ему смелость.

— Я уже поблагодарила вас, — холодно ответила она.

Снова возвращаясь под насмешливыми перекрестными взглядами, он вдобавок ко всему увидел, что за его столом успели расположиться посторонние люди. На его стуле сидел, точнее — лежал, откинувшись на спинку и вытянув длинные ноги в лакированных туфлях, пожилой мужчина. Глаза его глубоко запали, бледный лоб был покрыт каплями пота. Он был мертвецки пьян. На другом стуле восседал толстяк с темными густыми бровями, мясистым носом, круглыми розовыми щеками и маленькими, осоловелыми глазками.

— Этот столик занят, — обращаясь к толстяку, сказал Виктор.

Тот не удостоил его ответом. Подошел официант, виновато развел руками:

— Я говорил — нельзя, но они не слушали.

— Хорошо, принесите мне стул, — попросил Виктор, еле сдерживая желание сбросить на пол толстого нахала.

Длинноногий мирно похрапывал. Толстяк шарил глазками по залу. Завидев официанта, несущего Виктору стул, рявкнул:

— Тащи водки, сукин сын!

— Вам хватит, вы уже ругаетесь, — возразил официант.

— Кто ты такой, чтобы учить меня? Попей с мое, тогда и учи, сосунок, — огрызнулся толстяк. И снова стал требовать водки.

Официант скрылся на кухне и долго не появлялся. Толстяк поднялся и, пошатываясь, отправился его разыскивать.

Виктор хотел рассчитаться и уйти, но официант все не возвращался. Появился шатающийся толстяк и, плюхнувшись за стол, принялся тормошить за плечо спящего приятеля:

— Дай закурить! Сигарету дай!..

Тот, никак не реагируя, негромко похрапывал. Наконец пришел официант с пустым подносом и объявил толстяку, что водки больше нет. Толстяк, схватив его за полу пиджака, принялся громко, долго, мерзостно сквернословить. Видимо, ему доставляло особое удовольствие, изрыгая самые грязные ругательства, поглядывать при этом в сторону столика, за которым сидели девушки…

Виктор не выдержал, схватил плюющегося руганью толстяка за шиворот и потащил к двери. Толстяк пытался упираться, но Виктор не выпустил его, пока не выволок на улицу.

Когда вернулся, то не застал и длинноногого — этого, должно быть, вывел официант.

Рассчитавшись с официантом, Виктор пошел к выходу.

А вот уж дальше многое в воспоминаниях застилалось туманом. Во всяком случае, Виктор совсем не мог вспомнить, как же так получилось, что их взгляды встретились, что она как будто улыбнулась ему, что он подошел, она что-то сказала ему, как произошло, что они вышли из ресторана вместе, шли по темной улице, как очутились в старом парке. Они сидели на деревянной скамейке у стеклянного пруда, от которого тянуло сыростью, смотрели на молодой, похожий на остриженный ноготок месяц. Вот месяц запомнился ясно! О чем говорили они в этот вечер? Кажется, о смысле жизни…

Но говорилось и чувствовалось им так, словно они знают друг друга и все друг о друге очень давно. Просто вот встретились после долгой разлуки…

Хотя он только что узнал, что зовут ее Светлана Степанова, что она студентка-геолог, отец ее всю жизнь на приисках работает и она там родилась, выросла…

На другой день Светлана уезжала дальше со своей туристской группой, а Виктор должен был еще три дня заседать на научном симпозиуме по рудничному транспорту.

На обратном пути Светлана остановилась в Москве у своей двоюродной сестры и позвонила Виктору по телефону. Он пригласил ее в театр. Потом они сидели на подоконнике открытого окна и смотрели на подсвеченные кремлевские башни, соборы. Болтали о пустяках, им было хорошо. Светлана читала нараспев стихи…

Внезапно он притянул ее к себе и стал целовать в губы. Она отвечала на поцелуи. Он почувствовал сильное волнение. Руки его стали горячими и тревожными.

— Не надо этого, Витя… Ничего этого не надо между нами… — осторожно отстраняя его руки, проговорила Светлана.

В дверь постучали — Свету звали к телефону.

Пробормотав что-то невнятное, Виктор быстро ушел. Он решил: раз так, видеться не следует!.. К чему все это приведет? Захотел парень хомут на шею?!

Но не думать о ней он уже не мог.

Почему? Да разве кто-нибудь может ответить на такой вопрос! Сегодня ходит себе девчонка стороной, самая обыкновенная, неотличимая от сотен других… а завтра она уже единственная, ни на кого не похожая, самой судьбой одному счастливцу предназначенная…

…Виктор вскочил со стула и отшвырнул брошюру. Что за ерунда! Что же это такое происходит! Так они могут навсегда потерять друг друга… Почему они все еще врозь — он в Москве, а Светлана на руднике?.. Надо вот так, сразу, не раздумывая попусту, не откладывая, ехать к ней! Ехать, пока еще не поздно… Пока еще она помнит о нем!..

Чувствуя огромное облегчение, пришедшее вместе с принятым столь, казалось бы, внезапно решением, не желая медлить ни дня, ни часа, ни секунды, он снял телефонную трубку и набрал номер междугородной станции.

В Москве ночь плотно припала к земле, а в Сибири было уже утро.