Рудознатцы

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Морозным днем шагал Михаил Васильевич по улице Куйбышева, по направлению к Спасской башне, где у него в четыре часа была назначена встреча с Виктором и Светланой.

Приехав с Дальнего Востока в отпуск, они остановились у него — на этом настояла Светлана, — и его одинокая квартирка словно ожила.

Приехали они действительно вместе или только чтобы создать ему, беспокойному отцу, — опять же по настоянию Светланки! — иллюзию благополучного возрождения их маленькой семьи? Склеилась у них жизнь или нет? Он не знал этого и не расспрашивал их. Ему казалось, что не склеилась. Может быть, пока еще не склеилась? Михаилу Васильевичу хотелось бы, чтобы это было именно так: пока. Чтобы во всей жизни Виктора рядом была Светлана. Странно — порою она казалась ему чуть ли не роднее, чем собственный сын. Как могло это быть? Видимо, сказалось то, что Виктор, кровно, до боли, родной ему, вырос от него вдали, а вот эта Светлана словно бы впитала в себя все самое заветное, чем жили ее отец и он, Северцев, в молодые свои годы и в годы зрелости. Ох, как нужна она Виктору!

Эти раздумья перебивались сейчас у Михаила Васильевича совсем иными. Только что была у него важная беседа в отделе тяжелой промышленности Центрального Комитета партии. Алексей Сергеевич рассказал о принятом решении: вместо администрирующих главков создаются, пока еще в опытном порядке, хозрасчетные объединения и советские фирмы. Настало время наводить строгие порядки в лабиринтах хозяйственного управления. Возглавлять их должны хорошо знающие дело специалисты. Как смотрит, он, Северцев, на предложение возглавить одно из новых объединений? Это предложение застало Михаила Васильевича врасплох. Но и не только по такой причине ответил он отказом. У него интересная работа, менять ее он не хотел бы. Он в шутку назвал кандидатуру Филина. Хоть таким образом удастся избавиться от него! Алексей Сергеевич усмехнулся: при новой системе хозяйствования филиным не будет места в руководстве.

Рассказывал Алексей Сергеевич о принципах новой работы и о ее размахе — институт, Кварцевый и Заполярный будут в одной научно-производственной фирме. При расставании предупредил, что начатый разговор все равно будет продолжен.

Виктора и Светлану Северцев увидел издали — они стояли у Кремлевской стены, Светлана махала ему рукой, торопя его, и показывала на башенные часы: экскурсия начиналась через пять минут.

По скользкой брусчатке, запыхавшись, побежали они к Оружейной палате и успели пройти в помещение Алмазного фонда.

В полутемной зале с ярко освещенными стеклянными стендами они попали в многоязыкую толпу. Михаил Васильевич увел «ребят», как он их называл, от экскурсии: он знал историю каждой драгоценности нисколько не хуже гида, а к появлению на свет некоторых из них был причастен.

— Ну вот, вы видели коронные драгоценности русских царей, — говорил он. — Видели всемирно известный алмаз «Орлов», подаренный графом Орловым Екатерине Второй и вставленный в императорский скипетр. Любовались алмазом «Шах», который был поднесен Николаю Первому персидским шахом в «искупление» убийства Грибоедова в Тегеране… Но Алмазный фонд стал неизмеримо богаче в настоящее время, когда мы создали у себя собственную алмазную промышленность и развили золотую промышленность. Пройдите сюда и посмотрите! Вот алмазы «Горняк», «Мария», «Чекист». А этот, «Великий почин», — весом сто тридцать пять каратов. Полюбуйтесь «Прогрессом», он весит всего восемьдесят пять каратов, или семнадцать граммов, а стоит четверть миллиона долларов, или двести пятьдесят килограммов чистого золота!

Еще один искристый камешек привлек внимание Северцева. Вот наконец и встретился он с ней, с «Валерией».

Многое вспомнил Михаил Васильевич, глядя на этот алмаз: видение в красноватых лучах солнца на руднике Орлином, годы ожиданий, встречи на Сосновке, на озере Рица, в Москве, и опять годы тоски и разлуки, и трагедию на пожаре в тайге.

— Что задумались над алмазом с женским именем? — весело спросила Светлана.

— Так… Смотришь на камни, а мысли идут своей чередой.

Мимо колокольни Ивана Великого, царь-колокола, царь-пушки, Дворца съездов, через Троицкую и Кутафью башни вышли к Манежу.

— Новая работа тебе нравится? — спросил Северцев Виктора.

— Да ведь уже много месяцев я в Приморье. Все уже утряслось, и можно взвесить все «за» и «против». Твой вопрос я часто задавал себе сам: доволен ли я работой? Как отвечал себе, так и тебе скажу: в общем и целом — да. И в частностях — да! И ничего другого не хочу! И не вижу ничего существенного «против»!

— Похоже, что становишься настоящим рудознатцем, — сказал Михаил Васильевич.

У Манежа они расстались: Виктор и Светлана спешили в театр, а Северцев решил пройтись пешком и свернул в сад.

Он долго прогуливался по дорожкам Александровского сада, у грота с белыми каменными колоннами и гранитной могилы Неизвестного солдата с пылающим Вечным огнем.

Северцев поднял голову и увидел, как медленно, словно на парашютах, одна за другой опускались с хмурого неба снежинки. И вот уже бесшумная лавина низверглась на землю.

Всякие мысли лезли в голову. Опять Филин напомнил о себе — вычеркнул Северцева из списков лиц, представляемых к правительственным наградам: дескать, поменьше начальства. А вот у этих людей, которые идут рядом с ним по дорожкам, тоже, наверное, у каждого свой груз бесчисленных проблем, долгов, глупости, тоски, честолюбивых замыслов.

— Михаил Васильевич, здравствуйте! — услышал он женский голос.

Северцев сразу узнал Георгиеву, одиноко стоящую у могилы Неизвестного солдата.

— Елена Андреевна! Вот приятная встреча! — обрадованно воскликнул он и зашагал к ней.

Георгиева пошла навстречу. На ходу запахнула полы беличьей шубки, откинула со лба пуховый платок, открыв заснеженные черные с проседью волосы.

— Совсем меня забыл мой пациент. — Она грустно улыбнулась. — Не позвоните, не зайдете с тех самых пор, как… — Она не договорила. Поежилась, достала из черной сумочки пачку сигарет.

Они не виделись со дня возвращения Северцева, и он, крепко пожимая ей руку, спросил:

— Выглядите вы отлично, но почему одна?

Георгиева глубоко затянулась сигаретой и отвернулась. Достала из сумочки платок, приложила несколько раз к глазам. Немного успокоившись, сунула платок обратно в сумочку.

Он бросил быстрый взгляд на нее и увидел в ее глазах слезы.

— Если можете, скажите, пожалуйста, что с ним?

— Оттуда он не вернулся — это все, что я знаю.

— Вы еще будете счастливой, — сказал Северцев и тут же мысленно выругал себя за банальную, бессердечную в подобных обстоятельствах фразу.

— Мне осталось заботиться о счастье других. А его — ждать всегда!

Северцев с горечью подумал, что вот даже у Елены Андреевны, в противоположность ему, есть еще какая-то пусть крохотная, пусть призрачная, но все-таки надежда… И устыдился этой своей мысли.

Светлым подземным переходом они вышли к улице Горького.

— Зайдемте, выпьем кофе, — предложил Северцев, останавливаясь у ярко освещенного входа в кафе.

Они вошли, заняли столик у окна, заказали кофе, закурили. И вдруг Георгиева заговорила о себе, о той поре, с которой минуло много лет: война сделала ее сиротой, она работала, училась, писала, вышла замуж, родила дочь, потеряла мужа.

Короткий рассказ растрогал Северцева, оказалось, что в их судьбах немало схожего, близкого. Они долго молчали, слушая тиканье старинных часов — размеренный звук быстро бегущего времени в краткой человеческой жизни.

Этой книгой завершилась трилогия о наших горняках — романы автора «В таежной стороне» и «Инженер Северцев» были ее предшественниками. Судьбы главных героев первых книг — Степанова, Рудакова, Пихтачева, Быковой, Северцева, Птицына, Шахова, Яблокова, Столбова и других — завершаются в «Рудознатцах». Входит в сложную жизнь молодое поколение — Светлана Степанова, Виктор Северцев, Валентин Рудаков, продолжающее нелегкое дело своих отцов в наше славное время.

Г. Л.