Русская басня

Раз Черепаха Льву прошение вручила;

Она о месте Льва просила.

«В какой же должности желаешь ты служить?»—

Спросила у нее Собака.

«Я,— отвечала Черепаха,—

Хотела б скороходом быть».

«Ну можно ли?— Собака возразила.—

Сама бы по себе ты прежде рассудила:

Ну как тебе в сем званье быть?

Ты ползаешь, а надобно ходить!

Ты по-пустому Льва просила.

Так, видно, ты при знатных не служила?».

От Черепахи был ответ:

«Не по способности ведь судит ныне свет;

Лишь дал бы бог определиться!

Довольны будут здесь услугою моей».

И что ж? Искательством друзей

Дано то место ей!

И ею не могли довольно нахвалиться.

Рыбак, наудя рыб, расклад на бережок

Трескучий огонек.

Вблизи Огня Берестинка лежала;

Едва лишь в свет она вступала.

Увидя тут ее, Огонь сказал:

«Ах! молодешенька ты в шумный свет вступаешь,

Еще не знаешь,

Как ныне он коварен стал.

Но... если б ты решилась

Себя под власть мою отдать,

Я стал бы как сестру родную защищать».

Как сильного защиты не принять?

Береста согласилась.

Чрез несколько минут вдруг начал дуть Борей.

С своей защитою Огонь поближе к ней;

Дотронулся ее, Береста запылала!

Еще минута — и пропала:

Остался пепел лишь от ней.

Неопытность, страшись ласкателей-друзей!

Медведь Львом сделан был судьей.

Спустя немного дней,

Вот волк его по дружбе навещает:

«Что, брат?— у Миши он спросил,—

Когда проситель к вам смиренно прибегает

И даст медку? Возьмешь?» Ответ Медведя был:

«О нет! Лев очень строг; я свято чту уставы,

Но с медом он пускай идет к моей жене,

Она возьмет, и мне —

На лапу попадет, а будем — оба правы!»

Таких судей

Немало встарь бывало у людей.

В одном саду, в тени сиреневых кустов.

На грядке меж цветов,

Лилей и васильков,

И мята выросла простая.

Садовник тамошний, Панфил,

Лилеи, васильки водою поливая,

Любуясь ими, их хвалил;

А мята, примечая,

Одна похвал не получая,

Раздумалась с собой:

«Жестокий жребий мой!

Я пользу доставляю,

Но лишь одну меня не хвалят... Понимаю!

Мой вид не так цветист, я всех из них простей».

Как не жалеть, что свет превратно рассуждает!

Он тех честит и тех ласкает,

Кто не полезнее, а видом поцветней.

«Пожалуй, перестань стучать по мне, мой друг!—

Однажды Утюгу сказал Мундир, сердяся.—

Ты видишь, я готов; мне вовсе недосуг.

Что за привычка завелася

Всегда задерживать, стучать?

Не хочешь ли мое ты золото отнять,

Которым я к себе вниманье привлекаю?»

«Твою неопытность я извиняю,—

Сказал в ответ Утюг.—

Когда б глаза имел, увидел бы, мой друг,

Что я, стуча, тебе добра желаю

И, что измято, выправляю».

«Дивлюся я тебе, Лука! —

Сказал сосед Пахом.— Ужель ума не стало,

Что управляющим ты принял дурака?

Как глуп! Подобного и в свете не бывало.

Где был твой ум?»

«Ах, мой родной, да он мне кум».

И мой совет: кто хочет постараться

В делах успех иметь,

На кумовство не полагаться,

А на достоинство смотреть.

Бобр был у Льва секретарем;

Писцами за его столом

Одни Ослы сидели.

Вот просьба на Коня к ним поступила в суд.

Истец Осел — всем сват, и налицо был тут;

Ответчик не вставал с соломенной постели.

Вот судьи начали судить!

И постаралися в три дня решить,

И разумеется, что лошадь обвинили!

Осел писал, Осел скрепил,

А добрый секретарь и руку приложил.

Конь подал в высший суд; там иначе решили:

Судей сменили.

Истец Осел штраф заплатил.

Урок! чтобы судья вперед умнее был.

У поселянина был с сыром поставец.

Он сберегал его в чулане.

И думал сыр продать, ждет прибыли в кармане,

А мышь, почуя сыр, глядит и наконец —

Юркнула в поставец, засела

И сыру несколько поела.

Стал думать селянин, как горю пособить?

И вздумал кошку посадить!

Сибирскую сажает.

«Теперь, голубушка,— крестьянин рассуждает,—

Тебе уж миновалась честь!

Не станешь больше сыра есть».

Проходит ночь, и рассветает.

Вот поселянин наш осматривать идет!

Глядит — и мыши точно нет;

Но с ней и сыр исчез,— как будто не бывало!

Не мышь — так кошка докончала.

С неосторожностью одной беды минем —

В другую попадем.