Сиреневый ветер (СИ)

Глава 27. Маги бранятся — искры летят

На первый взгляд это место казалось копией дома Райлера, только помрачневшей — за окном явно ночь, освещение отсутствовало, вместо него будто светился сам воздух. Тусклым, красноватым, инфернальным светом. Но если внимательнее присмотреться, прислушаться… Из стен сочилась кровь. На потолке то и дело распахивались глаза. Из-за закрытых дверей доносились стоны, скулёж, рыки. По камням и дереву скреблись когти. На грани слышимости различались шаркающие шаги. Если это место — сон, то впору называть его кошмаром.

Перескакивая через несколько ступеней, Алрефе взбежал на второй этаж и ненадолго остановился возле края обвалившегося пола, с границ которого свисали какие-то толстые влажные нити, вглядываясь вниз сквозь ещё не уложившуюся пыль и не развеявшуюся тьму. В прорехах можно разглядеть мерцание щита. Он знал, что противники выжили, не только потому, что не ставил своей целью убить, но и потому, что они-то в это подпространство вряд ли зашли физически, так что особо сильные травмы впоследствии отразятся разве что на состоянии моральном. Доводить до подобного тоже не хотелось — ни Олеонте, ни Хекле он всё равно не считал врагами.

Пришлось отступить назад — ещё один кусок пола возжелал отвалиться. Мимо со свистом пролетел нож, с ювелирной точностью разрезав кончик заострённого уха. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, Алрефе рефлекторно поднял к нему руку. Горячая кровь капала на шею, расцветала тёмно-красным, почти чёрным пятном на воротнике рубахи. Второй нож он успел отразить щитом, но на краю обвала уже стоял Олеонте.

Слишком близко.

Алрефе не успел подумать, какое заклинание применить, как тот оказался рядом и повалил на пол. Удар затылком ненадолго отбил восприятие происходящего. Колено Олеонте упиралось в живот, левая рука лежала на шее, пока только удерживая, не душа. Пытаясь сфокусировать взгляд, он посмотрел наверх, на вечную улыбку, нарисованную шрамами. Их собственноручно вырезал отец Олеонте просто потому, что его выбесило хмурое лицо сына. В красноватом свете кривая улыбка смотрелась особенно жутко, словно снова налилась кровью.

— Я знаю, ты слишком мягкосердечен для решительных действий, — проговорил Олеонте доставая нож и проводя острым лезвием возле щеки в такой близости, что можно почувствовать холод, — так что позволю себе ещё одну дружескую уступку. — С каким же презрением, издёвкой он произносил это слово! Лезвие же продолжало свой путь: вдоль шеи, под ключицей, к груди. Как напоминание не делать резких движений. — Ты ведь хочешь знать, почему мы здесь?

Пауза. Кончик ножа уткнулся в ребро, намекая, что вести монолог слишком скучно.

— Действительно. Не имею представления, что вы тут забыли, — немного сдавленно ответил Алрефе.

— Хозяин очень-очень недоволен случившимся. Мы упустили не только гримуар, но и тебя. Первое ещё ладно, там текст-то разобрать могут только те, кто из Эш’монле, так что хозяин побесился и решил искать другой способ вывести Февния. Но вот ты… — Кровавая полоса протянулась точно по ребру, заставляя резко втянуть воздух. — Раз ты уже не его собственность, то возвращать — дело неоправданно опасное. И в руки не дашься, и взаперти сидеть не станешь. Печально. Скучаю по нашим вечерам в пыточной. Вернуть нельзя, оставлять так просто тоже не хочется. И если нельзя навредить тебе…

Алрефе нахмурился. Начал понимать, к чему всё шло. Кровь застучала в висках, тьма, почувствовав злость, жаждала действий. Крови. Чужой, несомненно. Под лопатками что-то отвратительно шевелилось, словно под полом проползал огромный червь, углы камней впивались в спину.

— Да-да. Возможность ударить по слабому месту всё ещё есть. Потому что ты беспечно позволил себе дорожить кем-то. Ещё и столь слабым! Зачем трогать тебя, если можно разрушить рассудок той феи? Сам себя потом съешь изнутри за то, что допустил такое. Доброта — это слабость, мой милый друг. Сострадание — яд, а близость — клинок в руке твоего врага. Нас сначала смутило это место, но раз ты тоже здесь, то мы по адресу.

То, что Хекле ещё не поднялся, означало одно: он отправился искать Сильену, пока Олеонте заговаривал зубы. Надо вырваться и помешать. Алрефе знал: любое, даже самое лёгкое, осторожное движение не ускользнёт от внимания Оленоте. И закончится глубоко всаженным ножом. Или сжавшейся рукой на шее. Даже взглядом нельзя выдавать намерения.

«Не отводи глаза, не дай уловить ход мыслей… Каковы должны быть действия Хекле? Сначала пройдёт по первому этажу. Потом… Он будет до последнего избегать подвала, поэтому пойдёт на второй этаж. Не здесь. Лестница возле тренировочного зала ведёт к лабораториям. Далее можно снова избежать нас, выйдя через кабинет на балкон и пройдя до игровой. Но это он точно ещё не успел».

— Может, в чём-то ты и прав, — неожиданно смиренно признал Алрефе, улыбаясь. — Ведь ты в самом деле клинок в руке Райлера.

Давление на живот усилилось — несмотря на всю верность хозяину, Олеонте злился, когда его приравнивали к инструменту, но Алрефе продолжал улыбаться. Пока кровь, продолжавшая капать из уха, вырисовывала на полу узор печати. Почти никто не знал об этой особенности, но демоны, подчинившие внутреннюю тьму, могли управлять содержащей её кровью. Особенно своей — здесь гораздо меньше нюансов. Иронично — это давало преимущество тем, кто не искал такой силы.

— Ты стал убийцей, потому что из-за способностей не мог выбрать другой путь, но я-то знаю, что амплуа аптекаря — то, чего ты хотел на самом деле… Всё, что ты сказал, — верно, но только в нашем мире. За его пределами другие правила, которые мне, честно говоря, ближе…

— Что за внезапная исповедь? — Олеонте подозрительно прищурился. — Хватит затирать мне то, что я уже слышал.

— Но от сути своей окончательно не избавиться.

У драки мага с убийцей есть два важных правила: не подпускай убийцу слишком близко, не дай крови мага попасть на тебя — та может стать меткой для заклинания. Несмотря на осведомлённость, Олеонте упустил из виду, что, зажимая горло, задел рукой кровавый след.

Законченная печать активировалась без всяких вспышек, парализовав цель. Всего несколько секунд, чтобы сбить руки, поменять позиции и активировать вторую печать: усиленное притяжение. Заклятье не продержится долго, но времени убежать хватит. Оставив чертыхающегося Олеонте, Алрефе метнулся направо. Мимо своей комнаты, кабинета, к лестнице. Вниз. Под ногами то и дело что-то хрустело, но совершенно не хотелось замедляться и проверять, что именно. Складывалось ощущение, что в этом подпространстве дом скрестился с Шерре-эн-Охан.

Два мага такого уровня без проблем способны почуять друг друга на подобном расстоянии, а потому встречное заклинание Алрефе увидел раньше, чем самого Хекле. Колючий вихрь, в который опасно пускать заклинание — может вернуть обратно. Оставалось только удерживать щит, на всякий случай прикрывая руками лицо. Воздух искрил от соприкосновения чар, под ногами снова сгущалась тьма. В ушах начало звенеть, рана на ребре ныла. Почти всё оружие Олеонте покрыто ядом, но в основном достаточно слабым, чтобы демоническая регенерации могла с ним справиться.

Заставляя себя отвлечься от боли, Алрефе сосредоточился на вихре. Магическая структура как правило неоднородна. Надо разглядеть слабое место. У Хекле она обычно с левой стороны — во время обучения постоянно приходилось об этом напоминать. Да, сейчас также. Махнув рукой, Алрефе послал инвертированный заряд.

Шум вихря не дал уловить реакцию, оставалось ориентироваться по поведению заклинания. Три, два, один… Воздушные потоки замедлились из-за нарушения передачи энергии. Алрефе тут же атаковал в ответ чёрными стрелами. Паре даже удалось порвать мантию, но главное, что Хекле окончательно потерял контроль над заклинанием, отвлекшись на уклонение.

Драка продолжалась. Хекле не любил тратить силы впустую, отдавая предпочтения направленным заклинаниям вместо атаки по площади. Алрефе пользовался тем, что знал привычки ученика, и старался не отвечать слишком сильными заклинаниями, подавляя желание решить все проблемы одним заклинанием, которое сравняет это место с землёй. Всё ещё пытался просто задержать, не причиняя сильного вреда. Даже зная об их цели… Ведь каждый поступок, угодный тьме, — приближал проигрыш в битве с ней.

Со стороны лестницы послышались шаги — Олеонте смог вырваться и спешил присоединиться к веселью.

«Мог же уйти искать Сильену… А говорит, что не друг!» — с усмешкой подумал Алрефе, бросая заклинание за спину.

Одно он забыл учесть в новом раунде: близость лабораторий. Этот мир слишком напоминал реальность, а потому последствия влияния чар на оборудование не заставили себя ждать. Внезапный разряд повалил на под всех троих. В глазах потемнело, во рту загорчило от крови. Алрефе опёрся на руки, пытаясь подняться, но увидел на полу воронку. И тут же оказался поглощён потоками тьмы.

***

Тхайнан поставил чашку на стол и посмотрел в окно. Очередной чудесный, солнечный летний день. Рядом Сигдис размазывала по тосту варенье, а Нильс перебирал найденные в шкафу баночки с травяными сборами.

— Кажется, тучи собираются, — произнёс Тхайнан, не отрывая глаз от абсолютно ясного неба.

— Тучи? — Нильс посмотрел на улицу, на друга и снова на улицу. — Очки одолжить?

— Нет, лучше приготовься встречать гостя.

Нильс нахмурился, пытаясь уловить ход мыслей. Драконы, конечно, существа неизведанные, но не настолько же! Впрочем… Сняв с воротника очки, он надел их и переключил в режим отслеживания магических потоков. Так вот в чём дело! К дому приближался кто-то подобный демону.

— Сигдис, ты ведь сходишь присмотреть за милыми дамами, пока мы будем оказывать тёплый приём? — поинтересовался, откладывая очки на стол.

— С радостью. Мои годы к гостеприимству уже не располагают.

Она доделала тосты, прихватила с собой тарелку и чашку и направилась в кабинет, где лежали Кошка и Синель. Нильс проводил её взглядом, потянулся, хрустнув сцепленными в замок пальцами, а после начал собирать волосы в хвост, попутно спрашивая:

— Как думаешь, за кем явятся?

— За Кошкой. Гоняться за Фебом теперь бессмысленно, да и шанс отследить его перемещение стремится к нулю. А вот определить её место могли успеть.

— Что ж… Мы в любом случае отдавать никого не намерены.

Тхайнан поставил чашку в раковину и поманил Нильса за собой. Радушный хозяин не поленится встретить гостя перед домом, а уж о приветливости сумеречных драконов слышали даже во внешнем мире. В основном — полные преувеличений слухи, но даже в них имелась доля правды. Ведь сумеречным проще всего отступиться от клятвы и напасть не ради защиты.

Демона с синими волосами Нильс узнал ещё на подходе — Энрих. Тот тоже заметил встречающих, однако проявлять агрессию не спешил, хотя выглядел хмуро, особенно недовольно скривившись при виде Нильса. Спокойно подошёл ближе, даже кивнул в знак приветствия. На левой руке блеснул браслет, очень напоминавший тот, который обнаружился на Сильене. Кошка сказала, что это мгновенный телепорт. Тогда понятно, почему Энрих так быстро заявился в скрытый город — не волновался о обратной дороге.

— Здравствуйте, Кошка у вас? — без долгих расшаркиваний спросил он в лоб.

— Здравия-здравия, — ответил Нильс, расплываясь в широкой улыбке. — Мы так-то заводчики, вас какая именно интересует?

— Вы-то прекрасно осведомлены, о какой Кошке идёт речь. У неё уже есть хозяин. И мне приказано её вернуть.

— Мне жаль это говорить, но обмену и возврату спасённые девы не подлежат. Она уже заключила новый договор, служба Фе… — Нильс снова не смог вспомнить имя и махнул рукой после недолгих попыток. — Фейхоа вашему в который не входит.

— Боюсь, такой ответ я принять не могу.

Воздух вокруг потемнел, но Энрих не успел ничего сделать, как был отброшен, повален невидимой силой. Он быстро сломал незримые оковы и вскочил, принимая боевую стойку. Над раскрытыми ладонями кружила сконцентрированная магия, готовая в любой момент оформиться в заклинание. Глупо вступать в бой против дракона, но Энриха можно понять — приказ стоял выше здравомыслия.

Впрочем, Тхайнан пока просто стоял, заведя руки за спину, и скучающе смотрел на двух ощетинившихся детей тьмы. Вторым, конечно, являлся Нильс, с радостью принявший вызов. Оранжевые узоры с каждым выпущенным заклинанием всё задорнее переливались на серых руках. Хлопки и вспышки могли бы навести шуму на половину города, если бы Тхайнан не ограничил место драки изолирующим куполом. Пока он просто следил, как бы резвящиеся маги не навредили окружению.

Нильс легко и со смехом избегал постоянно появлявшиеся на земле ловушки, щедро разбрасываясь рыжими разрядами, которые почти не достигали цели — Энрих тоже хорошо уворачивался. В постоянном шевелении теней уже не разобрать, какие созданы магией, из каких могут по щелчку вырасти жаждущие крови шипы. Нагревшийся воздух пах едкой гарью, царапая горло, на каменной дороге хаотично темнели пятна крови.

Тхайнан прикрыл нос рукавом и кашлянул. Энрих сделал достаточно, чтобы доказать следование приказу, можно завершить представление. Невидимая волна снова прибила его к земле, на этот раз не давая вырваться. Тхайнан подошёл ближе и слегка наклонился, смотря в раскрасневшееся от драки лицо.

— На Кошке теперь защита дракона, так что больше вы не сможете повесить на неё новые подчиняющие чары. Поэтому её в любом случае нет резона возвращать.

В его руке появился сумеречный меч. Замах. Свист. В последний момент Энрих успел разбить камень, активируя заклинание переноса. Тхайнан с довольной улыбкой развеял чары — он специально замедлил удар, давая демону возможность сбежать. Ведь в критической ситуации приказ о возвращении Кошки можно обойти — Февний явно предпочтёт сохранить ценного мага, а не потерять сразу двух слуг.

— Вот и поговорили… — Тхайнан обернулся к Нильсу. Тот опирался на окружавшую дом каменную ограду, пытаясь отдышаться. — Ну как, хорошо размялся?

— Отвратительно! Если бы он хотел меня убить, а не просто сделать отбивную, которая таки согласится отдать Кошку, я бы тут уже не то что не стоял, лежал бы кусочками. Сильный маг, что тут ещё сказать. Пытайся я отражать атаки щитами, большую часть не выдержал бы. — Нильс подул на руки, узоры на которых тухли очень медленно и неприятно зудели. — Я всё ж не особо по дракам, но теперь понимаю, о чём говорил Феб. Сильные и слабые заклинания одной формы — это как горячая и холодная колба: выглядят одинаково, а где что поймёшь только когда дотронешься.

— Для того, кто устал от драки, ты не слишком ли болтлив?

— Просто это единственное, что я сейчас могу де-а-а! — Нильс вскрикнул от неожиданности, когда подошедший Тхайнан перекинул его через плечо и понёс обратно в дом. — Тхай, пусти меня! Я отдохну и сам дойду!

— Не хочу, чтобы улицу портила твоя побитая тушка. Сигдис этого тоже не оценит.

— Не настолько я побит, чтобы что-то портить! Просто немного кровоточу. И вообще, а вдруг бы я так смог подцепить какую-нибудь сердобольную девушку, возжелавшую помочь такому бедному и нечастному мне? Отличный шанс узнать драконов поближе, с новых сторон… Ты уж не обижайся, друг, но некоторые аспекты изучить на тебе мне мешают вкусы.

— Я сейчас на тебе изучу влияние солёной ванны на раненых тёмных эльфов, если не перестанешь дёргаться и нести чушь, — проворчал Тхайнан, удобнее перехватывая слишком бодрую тушку.

Нильс затих, недовольно скрестив руки на груди — проверять реальность угроз совсем не хотелось.

Сигдис уже ждала их с аптечкой наготове. Сильно ранить Нильса не успели, но даже с обработкой незначительных повреждений затягивать не стоило, как и полагаться на кое-чью благоразумность. Он мог беспечно забыть о любых травмах, которые не доставляли ощутимого дискомфорта, но из-за высокого болевого порога, выработанного жреческими тренировками в молодости, в этот список попадали отнюдь не только безобидные ссадины, царапины и прочие мелочи, которые действительно достаточно просто промыть и не трогать.

— Куда вскочил, я ещё не закончила! — Сигдис дёрнула Нильса за ухо, заставляя сесть обратно.

— Да само заживёт, хватит меня мумифи-тьфу! — Он попытался протестовать, за что получил в рот пропитанную спиртом вату, от которой теперь отплёвывался.

— Ещё один протест, и я поставлю тебя целый семестр вести лабораторные у второго курса.

— Если хочешь моей смерти, скажи прямо — с горы сброшусь! — воскликнул Нильс, схватившись за сердце. — Там же тупой и ещё тупее. Я не выдержу закрывать всему скопу лабораторные на зачётной неделе!

— Тогда молчи, не дёргайся и не перечь старшим.

Нильс вздохнул с лицом никем непонятого страдальца, но всё же смиренно позволил себя обработать.