Сиреневый ветер (СИ)

Глава 30. Жизнь из несбывшихся надежд

Алрефе не смог уловить тот момент, в который жизнь словно бы наладилась. Относительно детских лет. Уже не шпыняли все кому не лень в школе, ведь он больше не стеснялся давать сдачи, обойдясь двумя предупреждениями. Да, всё равно старался сильно не вредить, но рот с лёгкостью затыкал любому. Более спокойное время на переменах и после занятий позволяло лучше сосредоточиться на учёбе, в том числе на изучении не демонической магии, хотя этим всё равно заниматься приходилось втайне от семьи. Ещё у Алрефе теперь имелся друг, который, конечно, находился рядом из соображений личной выгоды, но какая разница, если всё равно можно хорошо провести вместе время и просто поболтать о всяком? С которым можно научиться быть увереннее в себе.

Однажды Олеонте сказал очень простую вещь, которая стала для Алрефе настоящим открытием: «Если ты не можешь быть как все, хотя бы научись притворяться. Однажды ты окажешься среди тех, кто ещё не знает о твоей странной сущности. Они будут ждать от тебя того же, что и от других. Так что научись производить впечатление того, к кому не стоит лезть. В мире взрослых это сильно поможет».

Он очень дорожил дружбой с Олеонте, ведь тот был первым, кто принял столь безнадёжно неправильного демона. Первым, кто заступился за Алрефе. Они тогда столкнулись на улице с Вильхеном, он начал орать на сына, подумав, что тот прогуливает, не желая слушать о том, что последний урок отменили. Олеонте тогда очень кстати вспомнил слова: «Моя семья из нас двоих выберет поверить тебе», — и, воспользовавшись змеиной способностью заговаривать зубы, донёс нужную мысль до буйного родителя.

Да, с семьёй всё ещё не ладилось, но, к счастью, брат и сестра уехали учиться вскоре после совершеннолетия, так что появлялись дома только на каникулах, а родители признали, что по части магии он хотя бы не позорище… И больше не позволит избивать себя до потери сознания. Несмотря на это, мелкие вспышки гнева Алрефе всё равно предпочитал перетерпеть.

Жизнь стала спокойнее и не такой болезненной, однако неумолимо приближалось совершеннолетие, а вместе с ним и посвящение в Шерре-эн-Охан, от одной мысли о котором тело сковывал страх. Алрефе боялся, что среди первородной тьмы снова услышит давно знакомый голос, который с возрастом удалось заглушить. По мере того, как рос контроль над магией, как он принимал свою сущность — пусть даже неправильную, но всё равно демоническую, тьма затихала, исчезала не только из реальности — даже из снов. Но получится ли остаться собой, если она вернётся? Не окажется ли, что на самом деле на просто затаилась, выжидая более удобную возможность захватить предавшую часть своих принципов жертву?

«У меня в любом случае нет права выбора», — смиренно подумал Алрефе.

Ведь пройти посвящение он обязан, даже если собирается заниматься не тёмной магией. Причина банальна — демонов, особенно из родного мира, неохотно принимали в учебные заведения других миров, так как это сопряжено с рисками для персонала и других обучающихся. Мирные демоны слишком редки, чтобы в подобное заявление так просто поверили, а вот хороший потенциал — весомое заявление, чтобы кандидатуру рассмотрели.

Хороший потенциал… Ха! О таком результате оставалось только мечтать. Алрефе не верил в свои силы, всё ещё считая, что ущербным выродком называли заслуженно. Причём объективная реальность говорила о другом, но когда часто слышишь одно и то же от авторитетных для себя личностей — начинаешь в это верить. Долгое и упорное внушение творит чудеса в борьбе со здравомыслием.

«Лишь бы продержаться положенные пять дней, чтобы признали нормальным», — на это надеялся Алрефе, ещё не подозревая, что подготовила для него коварная реальность. Да, он любил магию и втайне мечтал добиться в ней успехов, но… Не таких.

В назначенный день Алрефе покорно стоял на коленях возле Шерре-эн-Охан, пока отец прикреплял к рогам кольца — артефакты, позволявшие отслеживать состояние посвящаемого, чтобы знать, когда того пора вытаскивать. Ведь одно дело, если не выдержит пять дней — такого не жалко отправить в утиль, другое — если можно продержать внизу дольше.

Посвящение проводили в безопасной зоне червоточины. Ироничное название для места, концентрация тьмы в котором была настолько высокой, что даже монстры не могли там долго находиться. Лишь иногда появлялись нежизнеспособные мутанты, сами по себе умиравшие через пару дней. Только от таких и по силам отбиться юнцам, ведь охота за настоящими монстрами — удел тех, кто прошёл специальное обучение или оттачивал мастерство годами.

Клубившаяся над червоточиной тьма притягивала взгляд, завораживала. Сейчас она притворялась чёрным бархатом, манящим в тёплые объятия единой матери, в колыбель мира. Мать всех демонов обещала радушно принять даже отбившееся от рук, попытавшееся отречься от неё дитя. Обещала простить все ошибки, свойственное молодости и неопытности глупое бунтарство. Оступиться может каждый, главное — признать это и позволить более мудрому наставнику вновь направить на путь истинный.

Алрефе слишком хорошо помнил, что под мягким покрывалом сокрыты острейшие шипы, крепчайшие кандалы, которые станут нитями кукловода, если поверить заманчивым обещаниям. Но его всё равно тянуло ступить туда. Если он перестанет сопротивляться, то больше никогда не очнётся… Разве же это не простейший выход? Не кратчайший шаг к избавлению от всего, что причиняет боль?

— Постарайся хотя бы здесь меня не опозорить, — угрожающе прошептал над самым ухом Вильхен, заставив вздрогнуть.

— Ничего не могу обещать, — также тихо ответил, оскалившись в улыбке. — Сами же обсуждали с сестрой, что мне и двух дней протянуть не светит.

— Дерзишь, выродок?!

Пусть даже стоя на коленях, Алрефе смотрел в глаза отцу так, словно они были на равных. Жёстко, уверенно, насмешливо. Время от времени напоминала о себе та искусственно созданная сторона личности, которая словно знала себе цену и не хотела молчать в ответ на чужие выпады. Та, которая в будущем не полезет в карман за словом, не побоится накинуть предостерегающую удавку на шею даже собственному ученику. Разве же не это в нём хотели взрастить, плетью и сапогами вбивая, что с обидчиками необходимо разговаривать на их языке? Возрадуйтесь! Правильное воспитание под треск костей перестроит любую сущность.

— Да. Потому что здесь и сейчас вы ничего мне за это не сделаете.

Нельзя причинять вред посвящаемому — любая травма может сказаться на результате, поэтому отцу оставалось только скрипеть зубами и прожигать гневным взглядом. Вскоре этот оборзевший подонок снова окажется на поверхности, не в силах больше выносить влияние червоточины, и тогда он ответит за каждое дерзкое слово. Захлебнётся в крови, проглатывая всё, что посмел выплюнуть своим дрянным ртом.

Игнорируя бурлящую злость родителя, Алрефе поднялся с колен и подошёл к магам, облачённым в чёрные мантии несмотря на палящее солнце. Они должны зафиксировать его изначальное состояние, обозначить начало посвящения, а после переместить вниз. Беглый взгляд на бесстрастные лица тех, кто ничего не ожидал от очередного юнца. Таких каждый год — сотни. Десятки из них умирают, остальных вытаскивают через пять-семь дней и ставят печать «годен: средний потенциал» в новенький паспорт мага. Выдающихся случаев не попадалось давно, да и сейчас предпосылок не имелось — никто из семьи Алрефе больше семи дней не выдавал.

— Надеюсь, вы найдёте другой способ снимать напряжение, пока меня нет под рукой, — напоследок бросил Алрефе отцу, отсалютовав двумя пальцами ото лба, шагая в круг перемещения, а другую руку незаметно сжав в кулак. От страха.

***

Хоть здесь петля проявила милосердие и не стала показывать само посвящение. Да и не на что там смотреть — сплошные попытки сохранить жизнь и рассудок, переплетённые с надеждой получить сигнал об окончании, которая слабела с каждым днём. Словно о нём просто позабыли, оставили умирать в «колыбели жизни». Однако успело за время посвящения произойти то, о чём другие и не догадывались — Алрефе узнал о способности управлять своей кровью, благодаря которой не раз избежал заражения и сильной кровопотери.

Первым, кого он увидел на поверхности, стал Олеонте. По вечно улыбающемуся лицу друга как всегда не понять истинных чувств, а, впрочем, от демона всё равно не приходится ждать жалости, сострадания и прочей излишне человечной чепухи. Уже то, что Олеонте пришёл и позволил использовать себя как опору, давало повод едва заметно улыбнуться.

— Спокойно-спокойно, всё закончилось, — прошептал он и осторожно похлопал по спине. — Ты провёл там месяц, но теперь всё позади.

Месяц?.. Алрефе успел потерять счёт дням, когда их количество перевалило за семь. И, кажется, почти позабыл, как выглядит свет. Что свет вообще существует. Сероватое небо казалось неестественно ярким, невозможно цветным, а неизменно беспощадное солнце выбивало из покрасневших глаз слёзы, вызывало головную боль.

Он едва держался на ногах, ведь целый месяц нормально не ел и полноценно не спал. Грязный, израненный, осунувшийся, с залёгшими под глазами тенями, словно ставший ещё серее цветом кожи, давно бы упавший, если б не дружеское плечо. Алрефе выглядел несомненно жалко, но даже в таком состоянии в глазах подошедшего отца он впервые увидел страх, граничащий с ужасом.

Ничего удивительного! Бездарный, убогий выродок, над которым постоянно издевались, которого все презирали, показал потенциал на уровне величайших магов в истории. Если он захочет отомстить обидчикам, то в будущем просто сможет стереть весь город с лица земли, не тратя время на разбирательства, кого наказать первым, а кто докучал не так уж сильно. Пока ещё из-за неопытности потомка можно держать в узде, но сделанного не изменишь, сложившихся отношений не исправишь. Надежда только на то, что предыдущее воспитание не позволит укусить хозяйскую руку из-за привитого, за годы пропитавшего насквозь страха. И на то, что удастся побыстрее найти хозяина — цепь контракта, на которой даже самый сильный маг себе не хозяин.

— Ну что, я вас не опозорил? — с усмешкой спросил Алрефе слабым, хриплым голосом. — Или нужно было провести там ещё месяц?

Вместо ответа отец попытался пнуть его в живот, но Олеонте заблокировал удар и оттолкнул Вильхена.

— Посвящение закончится, когда он полностью восстановится, — сухо напомнил он. — До этого момента вы не можете его трогать. И вообще-то обязаны отправить в главную магическую больницу для уточнения результатов измерения потенциала. Уж в его-то случае они явно не вписываются в диапазон стандартных таблиц.

Справедливые слова, потому что зависимость потенциала от количества проведённых в червоточине дней не была линейной, и если типичных случаев более чем хватало для построения адекватного графика, то вне этой области редкие полученные на практике данные не позволяли вывести достоверную зависимость.

— Ты кого жизни учить решил, шкет?

— Того, кто не знает правила в свои-то годы? — проворковал Олеонте, неуловимым движением достав кинжал. — Не путайте меня со своим сыном. И заканчивайте тратить время на сотрясание воздуха.

Тяжело выдохнув, Алрефе крепче ухватился за Олеонте — в безопасной обстановке силы стали покидать его гораздо быстрее, а солнцепёк только усугублял ситуацию, превращая и без того нестабильное сознание в расплавленную кашу. Перед помутившимся взглядом предстал образ девушки. Напуганной, обеспокоенной… И невероятно неуместной возле Шерре-эн-Охан. Но прежде чем Алрефе успел узнать её, сознание покинуло его.

После этого Вильхен соизволил позаботиться о том, чтобы Алрефе отправили в больницу, где тот провёл ещё один месяц. Несмотря на ряд обследований, проверок и даже опытов, он чувствовал себя как никогда спокойно и в безопасности. Его держали в отдельной палате, по количеству наложенных защитных чар больше похожей на клетку для особо опасных преступников — на случай внезапной буйности пациента. Там даже не имелось окон, туда не пускали никого, кроме врачей и магов-исследователей. Впрочем, Алрефе прекрасно понимал, что никто бы его не навестил даже при возможности. Даже Олеонте. Тот и так делал слишком много странных для демона вещей, проявляя что-то похожее на доброту и сострадание.

Дни тянулись бесконечно долго, различаясь только проводимыми процедурами. Одиночество, тишина, пропитавший воздух и вещи запах чистоты и лекарств, холодный профессионализм работников… Всё это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

На край кровати опустилась лёгкая невидимая гостья. Почувствовав слабый запах сирени, Алрефе отложил в сторону записную книжку, в которой тренировался выводить печати, и, обернувшись, улыбнулся.

— Извини, что приходится наблюдать столько неприятных вещей. — Он вздохнул и опустил взгляд на перебинтованные руки. Чужие пальцы накрыли их, словно подтверждая реальность присутствия гостьи. — Даже если теперь у этого тела достаточно сил, я всё равно не знаю, как прервать петлю. Не на таком расстоянии от настоящего. Но зато, — усмешка, — теперь постыдные подробности перестанут быть тайными. Всё то, о чём я не хотел тебе рассказывать, вскрылось самым отвратительным образом. Если будет возможность — не смотри. Не следи за тем, что случится дальше. Потому что… — Перехватив тонкую ладонь, Алрефе слегка сжал её и покачал головой. — Нет, не для того, чтобы окончательно не разочароваться во мне. Ты имеешь право делать выводы по полной картине. Просто… Есть впереди такие эпизоды, после которых ты можешь потерять спокойный сон.

— Те, из-за которых ты сам иногда плохо спишь?

— Да. Но мне не привыкать. И я заслужил. Я бы даже сказал, что кошмары — слишком мягкая кара за содеянное.

Вместо ответа последовало неловкое, горькое молчание, а вскоре страницы записной книжки будто сами по себе зашевелились.

— Печати Шелианны? Ты не прекращал заниматься с ними с тех пор, как нашёл книгу?

— Да. — Алрефе взял книжку и начал перелистывать страницы, ненадолго задерживаясь на самых интересных. Ясные глаза потускнели под пеленой меланхолии. — Они заняли особое место в моей жизни, определили будущую деятельность… Даже если в университете я занимался другими печатями, сам интерес к ним взялся именно отсюда.

— Но тебе пришлось отказаться от них ради свободы.

— И от них, и от прочей магии, которую я всё же люблю. — Он кивнул. — Поэтому я был так рад, когда смог обучить им тебя. Хотя и догадывался, что впоследствии благодаря им ты можешь зайти слишком далеко.

— Слишком или нет — тут уж мне решать. — Послышался тихий смешок, лёгкая рука растрепала волосы Алрефе. — Знаешь, на мой взгляд эта комната мало отличается от той камеры в доме Райлера. Разве тебе не было одиноко здесь?

— Тогда я не знал такого чувства. Пребывание в обществе никогда не несло с собой ничего хорошего. Разве что не отказался бы встретиться с Олеонте, но он сейчас далеко и увяз в собственных делах, проблемах… Так что здесь у меня было вдоволь времени, чтобы в тишине и покое предаваться несбыточным мечтам.

— Мечтам?

— Да. Я ведь посмел думать, что в своей жизни что-то решаю, что раз оказался достаточно одарённым, то хоть теперь имею право голоса, возможность определить свой путь.

Пребывая в больнице, Алрефе изучал университеты, дорогу к которым открыл неожиданно высокий потенциал. Да, с такими показателями появлялся шанс, что его просто побоятся взять, но если показать хорошие результаты хоть в той же магии печатей… Может, рассмотрят кандидатуру? Алрефе был согласен на любой, даже самый неперспективный магический университет, лишь бы не в родном мире. Однако по возвращении домой его ждал разговор, разом перечеркнувший все мечты, спустивший с небес на землю столь резко, что в процессе явно что-то сломалось.

— Готовься поступать в Акпор, — заявил Вильхен, стоило пройти в кабинет.

— Но, отец, я хотел…

— Ты, кажется, успел зазнаться и забыться. В этом доме нет ничего твоего: ни мнения, ни желаний! — Крик. Удар кулаком по столу, от которого захотелось привычно сжаться. — Договор с будущим хозяином уже подписан. Райлер Ак’рейтене заинтересован в твоих способностях, так что после выпуска сразу отправишься к нему на службу. Надеюсь, ты понимаешь, какая это честь, что для выродка вроде тебя нашлось место? Тебе ещё отдавать долг за жизнь в этом доме.

— Как вы верно сказали, отец, здесь нет ничего моего, — с издёвкой подметил Алрефе. — И, зная вас, за мою продажу на службу вы выручили достаточно, чтобы покрыть расходы на объедки с ваших же тарелок и лекарства, потребовавшиеся, чтобы залечить нанесённые вами же раны. Я уж не говорю о вещах, которые мне всегда приходилось донашивать за Нермие.

— Ты кому язвить смеешь! — крикнул Вильхен и снова ударил по столу.

Ах, что-то с годами не менялось… Почти. Теперь отец опасался его и больше угрожал словами, чем делом, ведь Алрефе прислушался к словам друга: не стеснялся давать сдачи и напоминать, на чьей стороне несомненно большая сила, пусть даже ещё не подкреплённая опытом. Отца спасала только пресловутая, ненавистная доброта сына, уверенность в том, что тот не сможет напасть первым, не способен на месть.

— Вам. Хотя бы словам своим я всё ещё хозяин. Так вы всё сказали, что хотели?

— Да. Выметайся.

Ответив на грубость шутовским поклоном, Алрефе вышел из кабинета и помрачнел, стоило закрыться двери. Если договор заключён, значит, на своих желаниях действительно можно ставить крест — он уже чужая собственность, просто пока не в полном подчинении. Нет сомнений, — рога лишат ещё до поступления, сведя к нулю любые шансы на побег. Так всегда делали с перспективными учениками, даже если тех не связали договором до начала обучения.

Ха… Алрефе сбежал вниз и спрятался в комнате, не желая ни с кем пересекаться, не желая показывать, насколько сильно ошеломили слова отца. Он знал, что посвящение решит его судьбу, но чтобы настолько… Служба — это до тех пор, пока хозяин не умрёт или не отпустит, но такие толстосумы отличаются особой живучестью и не меньшей жадностью. Обычно попасть к такому — честь, желанное место для многих демонов. Но Алрефе видел в этом только одно: ненавистную судьбу, до самого конца прописанную кровавыми чернилами чужой рукой.