Сиреневый ветер (СИ)

Глава 31. Мгновенье светлых дней

Уж не новость, что Акпор — не лучшее место для жизни, если ты привык к теплу, солнцу и ясному небу чаще, чем три месяца суммарно за год. Не впадать в уныние от местного климата, пожалуй, особый дар, которым не всегда обладали даже коренные жители, но будучи неисправимым и неисправным можно отчаянно учиться радоваться жизни даже в подобных условиях.

Хотя Алрефе пребывал отнюдь не в восторге от идеи поступать в выбранное отцом место, учёба в Акпоре стала для него глотком свежего воздуха и, пожалуй, лучшими годами в родном мире. Меньше контроля, не испорченная постыдными случаями из детства репутация, интересные занятия, в том числе с преподавателями из других миров, множество иномирных книг в библиотеке, поступивший в тот же университет друг… И хорошая стипендия, с которой Алрефе смог купить лютню, исполнив детскую мечту, и теперь в свободное от основной учёбы время обучался музыке в каком-нибудь потайном уголке университета.

Он быстро стал одним из лучших студентов, несмотря на то, что всё равно старался придерживаться своих взглядов, во время боевой практики намеренно щадя оппонентов. К нему хорошо относились из-за старательности, выдающихся магических способностей и умения быстро осваивать новый материал, но подозрительно косились из-за мягкого характера, который с интересом и одобрением принимали только преподаватели-иномирцы. Алрефе не позволял на себя наезжать, но всё же выступал за мирное решение, а тех, с кем случалась дуэль, сам же доставлял до медпункта или оказывал помощь на месте.

Большой удачей стало появление на втором курсе нескольких студентов по обмену. Их было пятеро: гарпия Джеил, ламия-полукровка Теффия, тёмный эльф Рухар Хеларн, сатир Фамунд и полуорк Сигрун (между делом говоря — сестра Иданны, хозяйки гостиницы в Гааве). Они обычно держались вместе, понимая свою чуждость этому миру и невозможность близкого общения с демонами из-за слишком различающихся взглядов даже на житейские вещи. Алрефе не был бы собой, не попытайся он с этими студентами сойтись.

К нему поначалу относились насторожённо: не станет демон виться рядом, не преследуя личной выгоды. Не то чтобы представители других видов стремились обременять себя невыгодными отношениями, но возможные поводы демона напрягали гораздо больше. В университете, особенно хорошем, многие уже владеют искусством притворства, ради цели умело изображая искренность, безобидность и участие; север же — тот ещё серпентарий.

Почти год Алрефе искал подход к иномирцам: пытался завести разговор на любую безобидную или насущную тему, предлагал помощь с учёбой, когда лучше разбирался в предмете, помогал разрешать неизменно случавшиеся конфликтные ситуации с другими демонами… В общем, хватался за любую возможность показать свою безобидность и дружелюбие.

Первой решилась сделать шаг навстречу прямолинейная и напористая Сигрун, объяснив свои действия тем, что не может быть от простых студентов-иномирцев такой большой выгоды, чтобы год притворяться. Последним сдался Рухар, так как из-за своей природы подозрительнее прочих относился к детям тьмы.

Всё, чего искал Алрефе от знакомства — знания о других мирах, порядках, жизнях и… Искал единомышленников. Просто очень хотел убедиться, что столь неправильный и неуместный он именно для родного мира, а надежда найти своё место, покинув его пределы, не беспочвенна. Даже если замаскированная муляжом однорогость день ото дня напоминала: «Выхода нет, сколь угодно надейся и убеждайся — ты всё равно заперт в этом мире». Да, заперт, да, после учёбы он станет просто живым инструментом с ограниченной волей, но если отбросить веру в лучшее — легче сразу заменить двери окнами. Жизнь, состоящая только из тьмы, всё равно мало отличается от смерти.

В новой компании Алрефе неожиданно для себя быстро стал главным балагуром. Оказывается, существует такое общение, при котором и шутить легко, и выглядеть глупым не страшно, и удара в спину не ждёшь. Не то чтобы он не мог вести себя подобным образом с Олеонте. Нет-нет, с первым другом Алрефе чувствовал себя достаточно свободно, просто всё равно давала знать о себе разница во взглядах, и добавляла ложку дёгтя трудность в определении искренности реакции змеи.

Или, может, образ балагура — просто защитная реакция, попытка спрятать за шутками и нелепым поведением настоящую сущность? Травмированную, насторожённую, неуверенную в себе. Взросление в мире, который не способен тебя принять, где враги не только вокруг, но даже в голове, обязательно оставляет следы, оттирать которые придётся долгие годы, проведённые в другой обстановке. А пока… Оставалось следовать словам Олеонте и притворяться, чтобы заслужить своё место в выбранном обществе.

Иномирцев часто селили вместе, вот и этим пятерым достался в общежитии один блок, ставший в итоге главным местом для встреч и посиделок. Прямо как в тот день. Близился конец учебного года, вот уж осталось чуть больше недели до каникул, о чём Алрефе благополучно забыл, увлёкшись научной работой. Несмотря на полезность, печати не пользовались у демонов большой популярностью из-за сложностей применять их более активно, так что ещё первокурсником не составило очень большого труда уговорить преподавателя взять работать в лабораторию и стать научным руководителем.

Пришлось задержаться из-за необходимости прибраться на рабочем месте, так что когда Алрефе заглянул в блок, вся компания уже оживлённо беседовала, устроившись в общей комнате. Рух как обычно занял диван, растянувшись на нём, Сигрун там же заняла подлокотник, Джеил соорудил гнездо из подушек на полу, Теффия просто сменила форму и устроилась в кольцах собственного хвоста, а Фамунд и вовсе болтал ногами на подоконнике — спасибо, что внутри.

— Чем занимаетесь? — спросил Алрефе, опустившись в кресло.

— Да вот обсуждаем, кто чем дома займётся на каникулах, — поделилась Теффия.

— Вы все возвращаетесь? — удивился он.

— Конечно! — Джеил взмахнул руками-крыльями. — Уж сколько времени там не были! Домашние явно соскучились, да и мы вот поняли, что тоже хотим их увидеть. Конечно, самостоятельная жизнь — это круто и всё такое, но и в родное гнездо стоит иногда заглядывать. Мне вот перед отъездом пообещали, что к каникулам обязательно поменяют этот отвратительный жёсткий матрас, чтоб он хорошо горел…

— А мне сестра сказала, что когда вернусь, обязательно приготовит большой торт! — поделилась радостью Сигрун.

— То-орт, — протянул Рух. — Не слипнется ничего от него? Эй, я пошутил, отпусти ухо! — нервно воскликнул, почувствовав предупреждающую хватку сильных пальцев. — Я вот уже жду, что мелкие дома опять с самого утра докучать будут. Поиграй с ними, да поиграй. Хотя… Что ж, наверное, я даже успел по ним соскучиться. И посмотрю заодно, как кто за год подрос.

— О, а у меня отец обещал, что мы отправимся делать мне собственную флейту. Уже не дождусь! — Фамунд нетерпеливо цокнул копытами. — У нас такое только взрослым положено, после обучения с дипломом выдают, но отец сказал, что пережить даже год здесь — достаточное доказательство взрослости.

— Пережить без лишних происшествий, — поправила Теффия. — Так что ты не расслабляйся, пока не вернёшься. А у тебя какие планы, Ал?

Алрефе пришлось приложить усилия, чтобы не отвести взгляд, не выдать растерянности, порождённой и рассказами других, и вопросом. Услышанное казалось чем-то нереальным. Сама идея, что можно хотеть вернуться домой, что там ждут (и не для того, чтобы убедиться в качестве усвоенных навыков, а при неудовлетворительном результате наказать), что за возвращение ещё и вознаградят приятным событием, не укладывалась в голове. Даже его брата и сестру встречали без какой-либо радости и любви и первым делом отводили «на экзамен». Когда же он решил уточнить о каникулах, и вовсе ответили, что может больше никогда не появляться дома. Что дома, кроме хозяйского, у него и нет.

— Я останусь… Я недавно начал ставить опыты для научной работы, если уеду, случится нежелательный долгий перерыв.

— Не перетруждайся только. А то вместо диплома получишь справку из дурдома.

— Вот не тебе, Рух, о вреде труда говорить! — подколола Сигрун.

— Ты мне теперь до конца жизни будешь припоминать эту лабораторную? Мы ж закрыли её в итоге. Ну, да, в последний день сдачи, но закрыли же!

— Больше с тобой в паре работать не буду.

— Взаимно.

Алрефе тихо рассмеялся. Эти двое особенно часто находили причины для споров, но всё равно оставались друзьями, готовыми в любой момент перестать цапаться и постоять друг за друга. Тип отношений, который не укладывался в голове, потому что демоны могли иногда не кидаться друг на друга, но чтобы защищать… Ох, насколько же веские нужны причины!

В груди кольнуло. Как же он завидовал тем, в чьём мире существовало слово друг. По неизвестной причине иногда притуплялась радость от возможности наблюдать сказки наяву, сменяясь болью от осознания степени различий. Опасаясь выдать внезапно изменившееся настроение, Алрефе вышел из комнаты под предлогом принести с кухни лимонад.

Однако на полпути его нагнала Теффия. Славная всё же девушка. И красивая. Ясные, сияющие словно звёзды глаза, переливающиеся, как чешуя на солнце, длинные гладкие серебристые волосы и почти белая кожа с лёгким персиковым оттенком. Вскоре после начала общения стало понятно: интерес к Алрефе она испытывала не только дружеский. Только он не стал играть с девичьими чувствами, сразу сказав: надеяться не на что. Потому что он уже связан с договором и в жизни своей ничего не решает, так что пути их разойдутся, стоит только закончиться учёбе. Да и любить в привычном понимании обычно демоны не умеют, откуда Алрефе знать, стал ли он исключением и здесь?

— Точно ли дело в опытах? — с сомнением уточнила Теффия.

— И в них тоже.

— А если честно? — Она взяла его за руку и серьёзно посмотрела в глаза. — Ал, я… Слушай, да, я согласилась сдаться и остаться друзьями, но перестать за тебя переживать всё же не могу. Будь всё в порядке, ты бы не стал так долго отвечать на такой простой вопрос.

— Это правда, просто не вся. — Алрефе всё же отвёл глаза, нервно провёл рукой по волосам, за время обучения отросшим до плеч. — Другая часть правды состоит в том, что мне всё равно некуда уезжать. Но не подумай, что здесь затесалась какая-то драма! Просто у наших видов разные представления о семейных отношениях. То, что вы рассказываете, для нас невозможно, хотя я и понимаю, что где-то оно так и есть, где-то это жизнь… Что же о моей жизни, то как только мой рог перешёл новому хозяину, для семьи я стал никем. И это… Достаточно обычная практика. Спроси других демонов — найдёшь немало с похожей ситуацией.

— И они скажут, что это нормально, — понимающе кивнула Теффия. — Но, кажется, тебя такая ситуация всё же задевает.

— Не совсем. Я сам не хочу возвращаться. Но завидую, что у меня не было и не будет такой семьи и такого дома, куда я рад вернуться. Однако я не хотел портить вам настроение подобными высказываниями, потому что вы можете воспринять их печальнее, чем оно есть.

— Знаешь, я с детства гадала, о чём вообще могут печалиться сильнейшие колдуны. — Теффия задумчиво улыбнулась и, не отпуская руки, продолжила путь на кухню. — Как может чего-то не хватать тем, кто движениями рук перестраивает горы? Тем, чей потенциал уже открывает множество путей? Я думала, те, кто подчинил вершины магии, тем более легко разбираются с более мелкими проблемами. Но видя тебя… Что же, когда ты дорастёшь до полного признания силы, кажется, я буду знать ответ.

— Не думаю, что являюсь хорошим примером, — усмехнулся Алрефе. — Ведь для своего мира я хотя и силён, но неисправен, а у вас признанные могут в самом деле не знать печалей. Я слышал, что тёмная магия постепенно стирает личность, оставляя только покорную ей оболочку, а обычная — выжигает чувства. А, может, это просто страшилка из книги для самых маленьких чародеев.

Теффия повела плечами и промолчала. Они дошли до кухни, забрали оставленный охлаждаться лимонад и шесть стаканов и вместе вернулись в комнату. Общение продолжилось во всё том же бодром и весёлом ключе, не раз перескочив с темы на тему, но неизменно возвращаясь к столь ожидаемым каникулам.

Через полторы недели друзья разъехались. Алрефе с головой ушёл в самообучение и научную работу, в перерывах отвлекаясь на музыку, так же как и в эту ночь, когда он с лютней за спиной пробрался на крышу общежития и окружил себя звуконепроницаемым щитом. Пока что неплохо получались только простые мелодии из сборника для начинающих, а для сочинения своих песен требовалось ещё много-много практики в стихосложении. И также много знаний о том, что вообще стоило воспевать. Не о тьме же баллады слагать, в самом деле!

Сквозь игру он уловил шаги и даже не глядя понял, кто пришёл. Только один демон мог просто тихо сесть рядом, обнаружив ночного певца — милый друг, с которым не так уж часто доводилось видеться, ведь программа магов и убийц сильно различалась, да и Олеонте тоже предпочитал проводить время в окружении себе подобных, либо наедине, снова втайне готовя яды.

Отложив лютню в сторону, Алрефе растянулся на крыше, закинув руки за голову, и уставился на звёздное небо. Холодное, далёкое и всё же пробуждающее внутреннего мечтателя. Ведь ночь — время тьмы, а значит можно допустить, что хотя бы такое небо в других мирах выглядит похоже.

— Ал, — неожиданно обратился к нему Олеонте.

— Мм?

— Я всё-таки думаю, что никогда не смогу понять и принять твои взгляды. И тебе явно не место в этом мире.

— Хех, звучит как аксиома. Не волнуйся, я никогда об этом не забывал.

— Да… Но, знаешь… — Олеонте почесал нос, тоже обратив взгляд наверх. — В какой-то мере я завидую, что ты можешь идти против того, с чем не согласен, не прогибаться под правила и чужую волю настолько, чтобы не стать из-за этого мёртвым принципиальным идиотом. Как по мне, никакие идеалы не могут быть дороже собственной жизни, а верность себе не имеет смысла, если мешает выживанию. Хотя… Может, для тебя оно не так, и где-то пролегает граница, которую ты не сможешь переступить, за которой ты выберешь стать дураком, но не потерять себя. Вот только я не ты. Я слишком… Часть этого мира. Позволил другим определить мою судьбу. Отбросил занятие, которое мне на самом деле нравилось. И… Если мне скажут, я убью тебя. То, как мы сейчас беседуем, не будет иметь значения. Я поступлю по правилам мира, в котором живу, но… Всё же хочу, чтобы ты стал счастлив где-то не здесь. Среди тех, для кого дружба — не просто глупое слово, кто сможет тебя понять.

— Я очень ценю, что ты так обо мне думаешь. И всё же… Как бы я ни хотел уйти, дорога вовне мне закрыта. Я уже без пяти минут инструмент в руках хозяина и, боюсь, смогу покинуть его только одним способом.

— Нет! — непривычно резко возразил Олеонте. — Ты не… Ты не должен умирать, пока не обойдёшь столько миров, на сколько хватит ног!

— Предлагаешь мне жить вечно? — Алрефе рассмеялся, но быстро затих и с печальной серьёзностью посмотрел на друга. — Райлер здесь главная шишка, так что я о нём уже наслышан. Даже если слухи преуменьшают правду, их хватило, чтобы понять: я не смогу долго плясать под его дудку. Либо окажусь принципиальным глупцом, либо потеряю себя, что в общем-то недалеко от смерти, ведь тогда от меня останется только оболочка, выполняющая её прихоти.

— А если ты всё же сможешь вырваться отсюда?

— Тогда я буду ценить каждый день новой жизни, и не позволю сожалениям о прошлом загубить столь желанное настоящее. Я обойду столько миров, на сколько хватит ног, и заведу столько друзей, на сколько хватит красноречия. Я обязательно найду то небо, под которым для меня будет место.

— Среди таких же дураков — точно найдёшь.

— Спасибо за веру в меня. — Алрефе сел и после недолгих размышлений всё же спросил: — А если бы мой шанс уйти зависел от тебя? Насколько ты готов не замечать этого сбегающего дурака?

— До тех пор, пока это не вредит мне, я согласен сколько угодно притворяться слепцом. Если от меня хоть что-то будет зависеть, я не стану мешать, пока мне не прикажут.

Вот оно как. Что же, ответ даже лучше, чем предполагалось. Алрефе поинтересовался не без причины, ведь знал, что с такими успехами Олеонте тоже может попасть к Райлеру — на правах спонсора тот присматривался к способным студентам и забирал себе самых перспективных. Единственный друг с кем судьба, сведя однажды, не спешила отпускать на разные дороги.

***

Обучение в университете длилось семь лет. Лучшие годы, несмотря на типичные трудности студенческой жизни: бессонные ночи над курсовыми и отчётами, завалы в конце семестра, упрямость и требовательность некоторых преподавателей, лабораторные, в которых ничего не сходилось, доклады, по которым материала днём с огнём не сыщешь, расписание, от одного вида которого хотелось лечь и умереть, необходимость встать на первую пару после весёлого празднования… Ведь несмотря на перечисленное, это время также было наполнено тёплым, дружеским общением и полюбившимися занятиями.

Алрефе всё больше влюблялся и в магию, и в музыку, и в те моменты, когда сам учил чему-то других, когда на старших курсах благодаря опыту и хорошей репутации у преподавателей помогал вести пары у младших. Он даже подумал, что если в будущем сможет совмещать науку, преподавание и службу Райлеру, то остаться среди демонов не так уж плохо.

Пока есть отдушина, пока есть милое сердцу дело, можно надеяться сохранить рассудок, подчиняясь жестоким приказам. Ведь что обычно делали подобные ему маги? Отнюдь не только накладывали многослойные защитные чары да заколдовывали различные предметы, организовывали быстрое перемещение и проверяли дары. Они также пытали, убивали, проклинали на долгие мучения. А Райлер имел славу того, кто наживал врагов просто для того, чтобы с ними потом расправиться.

Светлые, радостные годы пролетели так быстро, что больше походили на дни, но даже так они успели наложить отпечаток на личность Алрефе. Ведь после яркого света тьма кажется особенно непроглядной.