Скрытый колдун рода Лаурус

Глава 15

Дом.

Он ощущал соленый ледяной воздух, до коликов просачивающийся в легкие при вдохе. Чувствовал, как от постоянных ветров шелушится кожа на щеках и лбу. Как озноб пробирает до самых костей, волнами мурашек гуляя вдоль позвоночника. Туда-сюда. Туда-сюда. И это было странно. Лавр не таким помнил свой дом. В его воспоминаниях скалистый остров был наполнен влажным воздухом и жирными хвойными лесами. Густой туман каждое утро и вечер спускался с вершины к подножию, а после растворялся, оседая на земле.

«Нужно проснуться».

Лавр знал, что в своих грезах может блуждать бесконечно. И единственным способом проснуться для него был сильный испуг.

«Я делал это уже много раз», — говорил про себя Лавр, смотря вниз с вершины горы.

Один уверенный шаг и чувство полета выбивает воздух из легких.

— Что же делать? Что же делать?

Повторяющийся вопрос как назойливая августовская муха жужжала где-то у уха, нервируя своим монотонным бормотанием приходящего в себя Лавра. Ощущения, которые он в этот момент испытывал, не вызывали в нем приятных чувств. Тело ломило и крутило по спирали как тряпку после субботней стирки.

— Что же делать? Что же делать?

«Прекрати…»

— Что же делать? Что же делать?

«Хватит уже…»

— Что же делать?..

Лавр продолжал лежать с закрытыми глазами, чувствуя, будто скользит по волнам. Туда-сюда, туда-сюда. Но вскоре пришло осознание, что это не он плывет по волнам, а малыш Шалфей обеспокоенно меряет шагами аудиторию, ходя взад-вперед, и бормочет под нос одну и ту же фразу: «Что же делать?»

Лавр застонал, почувствовав монотонную боль в висках.

— Профессор Лаурус! — малыш Шалфей опустился на пол рядом с Лавром. Его глаза были наполнены слезами. — Прошу, простите меня, пожалуйста! Я… я этого не хотел! Само собой вышло!

От его звонкого голоса, раздавшегося у самого уха, боль вспыхнула с новой силой, и Лавр стиснул зубы, постаравшись не издать ни звука.

— Когда Вы сказали, что я — Первородный, — продолжил тараторить малыш Шалфей, — то я так испугался! А когда я чего-то пугаюсь, то моя магия выходит из-под контроля, и случаются всякие… неприятности!

Лавр все еще пытался собрать в кучу витавшие на просторах сознания мысли. Последние воспоминания были туманны.

— Профессор Лаурус?..

Малыш Шалфей хотел было помочь Лавру подняться, но будучи столь маленьким и хилым смог разве что крепко ухватиться за его руку в бессмысленной попытке приподнять колдуна.

— Все нормально, — наконец произнес Лавр.

Последние воспоминания начинали приобретать в его голове яркость, и он вспомнил, что увидел перед тем, как погрузился в темноту.

Взглянув в обеспокоенное лицо малыша Шалфея, Лавр опустил взгляд ниже и увидел опоясывающий горло мальчика белый обруч — метку первородной души.

«Значит, не показалось».

— Пожалуйста, простите меня!..

Лавр постарался убедить ученика, что все было в порядке.

— Так ты знаешь, что ты — Первородный? — спросил он у малыша Шалфея.

Почему-то ему казалось, что не знать этого малыш Шалфей попросту не мог. Но мало ли?

— Конечно я это знаю, — закивал головой юный колдун. Но сразу же стыдливо отвел в сторону взгляд и почесал мочку уху. — То есть… знаю, что таких, как я, Вы в этом времени называете «Первородными». Но я себя… «Первородным» не ощущаю. И вообще, — добавил он по-детски, — звучит это как-то неправильно. Пер-во-род-ный. Можно подумать, что моя душа и Ваша не были рождены в одно время.

— Что?..

В висках до сих пор пульсировала боль. Лавр поморщился, и надавил на виски, согревая кожу на них теплом своих пальцев. В этот момент он пожалел, что не обзавелся привычкой носить с собой какие-нибудь болеутоляющие травы или вовсе зелья. Он припомнил, что в городе была ведьмовская лавка, в ней наверняка можно было приобрести пучок-другой зверобоя или корешок имбиря.

— Я ничего не понимаю, — не стал лукавить Лавр, покачав головой. — Ты — Первородный, а значит, помнишь все свои предыдущие циклы, в отличие от таких, как я. В этом наше отличие.

Помимо того, что магия Первородных в десятки раз сильнее.

Малыш Шалфей поджал губы и сел на пол рядом с Лавром. Вид у него был грустный. Даже несколько растерянный.

— Я не помню свои предыдущие циклы, профессор, — сказал мальчик. И замечая удивление Лавра, добавил: — Не так, как это понимаете Вы.

— О чем ты? Все Первородные помнят свои циклы.

— Да, я слышал об этом. — Малыш Шалфей виновато почесал затылок. — Но… дело в том, что у меня их… наверное еще не было?

— Как это не было?

Мальчик вздохнул.

Он не знал, как объяснить понятную для него самого ситуацию.

— Вот представьте, что однажды Вы проснулись… а за ту ночь, что Вы спали, мир изменился до неузнаваемости.

Малыш Шалфей начал свой рассказ с того, что девять лет назад открыл глаза и увидел нависшие над ним незнакомые лица мужчины и женщины. Их обеспокоенные взгляды вызывали в душе новорожденного мага бурю эмоций, но малыш Шалфей не плакал, как все дети. Потому что в отличие от тех, кого называли «обычными», он понимал, что происходит. А значит, причин для слез и крика не было. Он просто начал очередной цикл жизни. Не более того.

— Прошло, наверное, несколько недель, — неуверенно продолжал малыш Шалфей, — почему «наверное»? Вы этого, скорее всего, уже не помните, ведь давно повзрослели, но у детей время идет иначе, чем у взрослых. Особенно у младенцев, которые постоянно спят. Представляете, я каждый раз просыпался и думал: «Я что опять заснул?».

Мальчик улыбнулся, будто сказал о чем-то повседневном.

— Я об этом никогда не задумывался, — сознался Лавр в своей неосведомленности. — Мы говорим о том, что Первородные помнят свои предыдущие циклы, но никто и представить себе не может, что вы помните их с первых минут жизни.

— Не с первых, — поспешил поправить его малыш Шалфей. — Говорю же, память начала восстанавливаться через несколько недель.

— Это не важно. Меня удивляет сам факт того, что Первородные начинают осмысленную жизнь, как только рождаются. То есть, перерождаются. Начинают очередной цикл.

— Вас это пугает? — спросил малыш Шалфей с некой грустью в голосе. — Вот моих родителей новость о том, что я — Первородный, испугала. Пришлось даже сказать, что я соврал.

— Ты признался в этом?

— Конечно. Как только смог более-менее нормально говорить, так и сказал им: «Можете объяснить, что происходит? Как давно закончилась Долгая Ночь?».

— Долгая Ночь? — повторил Лавр.

Малыш Шалфей долго и пронзительно вглядывался Лавру в глаза, а после тяжело вздохнул.

— Вы тоже о ней ничего не знаете, да?

Лавр покачал головой. Хотя о Долгой Ночи уже слышал. Из уст заключенного в тюрьме мага.

— Никогда не слышал… — И тут в груди что-то кольнуло. — Подожди. Ты говоришь о событиях, описанных в детских сказках?

Нехорошее предчувствие начало расползаться по телу неприятным холодком. Малыш Шалфей улыбнулся.

— Значит что-то, да знаете!

— Знаю, — согласился Лавр. — И все же… сказки о Сириусе и Канопусе…

Стоило ему произнести эти имена, как атмосфера в аудитории вновь изменилась. Температура заметно понизилась, Лавр выдохнул облачко белого пара.

— Эти двое… — малыш Шалфей зажмурился, с силой сжав кулаки. — Истории про них никакие не сказки! Эти двое действительно жили!

«Он вновь потерял контроль над своей магией…»

— А ты… был с ними знаком? — осторожно поинтересовался Лавр. — Ты жил с ними в одно время?

— Да… мы жили… Я жил, пока… пока меня не убили.

Злость и обида смешались вместе. Исходившая от малыша Шалфея магия была холодной и угрожающей. Лавр испытал искреннее сочувствие к ученику.

— Не смотрите на меня так, профессор, — через силу улыбнувшись, произнес мальчик. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Видите… как только я испытываю сильные эмоции, моя магия выходит из-под контроля.

— Да, вижу.

— И я не хочу, чтобы кто-то знал, что я — Первородный.

— Понимаю.

«Что случится, если о нем узнают?»

Лавр был уверен, что в таком случае малыш Шалфей вскоре окажется в Министерстве. И там встретит Сириуса.

— Расскажи мне о нем, — попросил Лавр, сменив тему их разговора. — О Сириусе. Ты был с ним знаком?

— Нет. — Мальчик покачал головой. — Мы жили в одно время, но в разных общинах. Моя община была здесь, в восточных землях. А Сириус и Канопус жили в землях Дурмана, ближе к Туманным горам.

«Туманные горы», — Лавр не мог не подумать о том, что это место как магнитом притягивало его к себе все сильнее и сильнее.

— Но я не был с ними знаком… достаточно близко.

— Но ты хоть что-то о них знаешь, — произнес Лавр требовательнее, чем было нужно.

— Кое-что знаю, но зачем Вам?.. — Малыш Шалфей взглянул на Лавра долгим пристальным взглядом. — Не подумайте, что я хочу что-то скрыть. На самом деле моя душа испытала облегчение от того, что кто-то узнал мой секрет.

— О том, что ты — Первородный?

Малыш Шалфей кивнул.

— К слову… не расскажете, как догадались?

У Лавра закислило во рту.

Должен ли он был солгать? Или же сказать правду? Мог ли малыш Шалфей в будущем стать его врагом? Или же наоборот, он станет его союзником?

«Союзники мне нужны», — подумал Лавр.

И признался в том, каким необычным даром обладал.

— Как по мне, — выдал малыш Шалфей по итогу, — глаза Ваши, как и у многих, совершенно не примечательные. Ой, простите! Я не хотел обидеть!..

— Ты не обидел. Я даже рад, что ты так спокойно отреагировал на мой рассказ.

— Вы на мой отреагировали не хуже. — Малыш Шалфей потер нос и шмыгнул носом. На полу гулял сквозняк. — Давайте уже поднимемся на ноги. Не хочу заболеть.

— Да, конечно.

За окном уже было темно.

— Впервые я услышал о Сириусе после начала Долгой Ночи. Если бы я только знал, чем для меня закончится встреча с ним…

✦✦✦

Толиман был слишком мал, чтобы разбираться в тонкостях взрослых разговоров, которые зачастую ограничивались лишь взглядами, покачиванием головы и короткими, недосказанными фразами. Но даже в столь юном возрасте он понимал — отсутствие на небе солнца и луны ничем хорошим для него и тех, кто был ему близок, не обернется. И путь, который они продолжали уже несколько недель по холодным безродным землям где-то на северо-западе континента и сбитые в кровь ноги лишь малая плата за то, что все они еще были живы.

Темнота вокруг была плотной и недружелюбной, давящей и устрашающей. Единственными звуками, которые Толиман слышал, были шарканье его собственных и чужих шагов, а также завывания ветра. Тепло, исходившее от факельных огней, не могло ни согреть, ни облегчить тяжкую ношу их дороги. Толиман это тоже понимал, поэтому чтобы согреться старался думать о чем-то хорошем. Например о днях, когда солнце припекало его кучерявые волосы, а россыпь веснушек на лице становилась заметнее из-за поцелуев солнечных лучей. Так говорила ему мама… Мама.

Толиман шмыгнул носом, почувствовав, как в ноздрях защекотало. Мамы больше не было. Не было и папы. И бабушки. Ни кур, ни коз, ни коров. Ни просторного дома на берегу широкой речки, купаться в которой запрещали из-за сильного течения. Ни друзей, живших неподалеку. Никого не осталось.

— А ну не хнычь, — сказала шедшая перед ним девушка.

Никого не осталось. Кроме них двоих.

— Сестра Ригель…

— Не трать силы на разговоры, — шикнула Ригель. — Мы скоро придем.

Толиман понурил плечи. Он слышал эту фразу уже много раз.

— Но ты не знаешь, куда идти…

Ригель промолчала.

— Откуда тебе знать, куда идти?..

Ригель не ответила.

Возможно, она действительно не знала, куда они должны идти. Как не знала и о том, а существовало ли место, в котором будет рождено новое солнце? Но они с братом и повстречавшиеся на их пути маги шли в одном направлении, с надеждой на то, что шанс возродить мир у них еще был.

И когда еще через несколько дней они увидели вдалеке вереницы оранжевых огней — горящие факелы в руках таких же, как и они, заблудших в темноте душ — Толиман заметно приободрился.

— Смотрите!.. Все, смотрите туда!.. Это добрая весть, сестра Ригель, — обрадовался Толиман. — Посмотри, сколько впереди нас огней! Значит, мы уже близко, да?

Ригель поймала руку брата и крепко сжала ее своей ладонью. Это было единственным, на что у нее еще оставались силы, кроме как продолжать идти вперед.

— Возможно, — ответила ему Ригель, обернувшись к брату через плечо. — Не разговаривай, береги силы.

— Но сестра Ригель, я так счастлив, что вот тут стало теплее!..

И мальчик, указав на свою грудь, улыбнулся.

Однако его осунувшееся лицо и тени, бросаемые на него от факельного огня, не вызывали в душе Ригель ни капли тепла. Худоба брата была ужасающей. Впрочем, никто в их группе не выглядел лучше. Просто Толиман был младше всех… ниже всех. Слабее всех. Поэтому и выглядел так, будто готов опуститься на землю и более не делать ни шага. И все же к ее удивлению, и даже некой зависти, взгляд у Толимана был таким же ясным, как и прежде, в его глазах горел огонь жизни.

— Не разговаривай, — повторила она, крепче сжав его руку. — Береги силы.

И они вновь шли. И шли. И шли.

В какой-то момент, Толиман даже не мог понять, в какой именно, вереница из огней стала настолько длинной, что мальчик не видел ни ее начала, ни ее конца. Зато впереди он видел свет. Яркий белый свет. Где-то там, у горизонта, которого не было видно, но который был, как бы тьма не пыталась скрыть его от глаз, светило солнце.

— Сестра Ригель…

В лагере, в который они пришли вместе с сотней других магов, их встречали как героев. Тех, кто не мог идти сам, поднимали на руки. Тех, кто находил в себе силы рассказать, откуда пришел, отводили погреться к костру. Давали воду и хлеб. Помогали расположиться. Впервые за долгое время Ригель и Толиман почувствовали, что вновь оказались в своей общине — в месте, наполненном теплом и любовью.

К ним подошел высокий черноволосый мужчина.

— Позвольте помочь вам обустроиться, — сказал он. — Вы вдвоем?

— Да. — Ригель старалась не показать своей усталости, но пальцы на босых ступнях предательски скрючило от судорог. Она выпрямилась, поджимая длинные узкие губы, и гордо вздернула вверх подбородок. — Я Ригель, а это мой брат Толиман.

Толиман смущенно улыбнулся, прячась за спиной сестры. И получил улыбку в ответ.

— Меня зовут Канопус, — представился мужчина. От его взгляда не укрылось бедственное состояние детей. — Идите за мной, я покажу вам место, где вы сможете отдохнуть.

Ригель и Толиман переглянулись, но доверились новому знакомому.

В лагере было шумно. В нем кипела жизнь, как в котелке на костре. Пузырилась, взрывалась, и по округе разносились детские крики и смех. Толиман хотел бы присоединиться к играм сверстников, но продолжал идти за сестрой и Канопусом, которые о чем-то разговаривали. Сестра старалась быть выше, то и дело вставая на мыски.

«Наверное, — думал Талиман, — ей не слышно, что он говорит».

Канопус был значительно выше Ригель.

Внезапно где-то со стороны короткой вспышкой лагерь был освещен белым светом.

Ригель от испуга вскрикнула, и чуть было не упала, но Канопус подхватил ее под локоть.

— Все в порядке, — сказал он девушке и обернулся к Толиману. — Ты как?

Толиман храбрился, но кивнул, давая понять, что был в порядке. Но на деле душа его от страха на миг переселилась в пятки.

— Что это был за свет? — спросил Толиман. — Это его ведь мы видели, когда сюда шли? Это солнце?

Канопус с сожалением покачал головой.

— Это не солнцем.

— А что тогда?

— Мне тоже интересно, — сказала Ригель.

— Хотите увидеть?

Ригель и Толиман кивнули.

— Хорошо. Я покажу вам, что это.

Большой белый шар, источавший невообразимое количество света и тепла был сгустком чистой магии. Вокруг него десятки магов не то сдерживали, не то подпитывали его, их голоса сливались в унисон мелодичного песнопения. Толиман был зачарован этим действием.

— Если все получится, — произнес Канопус, — мы вернем солнце и луну на небо.

— Если получится… что? — спросила Ригель.

И в этот момент взгляд Канопуса напомнил ей взгляд брата. Такой же ясный и живой.

— Придуманный нами обряд.