Попросив Лавра следовать за ней, Петуния направилась по академическим коридорам в сторону преподавательского крыла, и Лавру не оставалось ничего другого, кроме как молча следовать за ней, гадая, для какого разговора она захотела поговорить с ним наедине.
Будучи приятной в общении женщиной и прекрасным преподавателем, Петуния всегда вызывала доверие у своих учеников. Даже у Лавра, числившегося в рядах ее учеников не так уж и долго, Петуния вызывала чувство трепетного восхищения. К тому же — не стоило об этом забывать — на экзамене в Министерстве лишь благодаря ей Лавр смог перескочить с теоретического этапа на практический. Будучи в составе экзаменаторов, Петуния воспользовалась своим авторитетом и заставила мадам Иветту и месье Аллена дать ему шанс проявить себя.
Лавру все еще было стыдно за свой провал.
— Проходите и присаживайтесь в кресло, Лавр, — произнесла Петуния, открывая дверь своего кабинета. — Я заварю нам чай.
— О, не стоит… — Лавр попытался отказаться, в его голосе проявилась присущая ему в подростковые годы дрожь. — Не нужно утруждать себя. Я слышал, что в последнее время вы неважно себя чувствовали…
Петуния отмахнулась от него, приступая к заговору небольшой конфорки у окна, и, закончив стих, сказала:
— Не настолько, чтобы не суметь поставить чайник на огонь.
Пользуясь случаем, Лавр решил оглядеться, продвигаясь вглубь кабинета, к тому самому креслу, которым в ближайшее время он мог распоряжаться по собственному усмотрению.
В Академии восточного колдовства каждому преподавателю полагался личный кабинет, который тот мог обставить как было душе угодно. Кабинет был даже у Лавра, но он ничего в нем не поменял, заранее зная, что надолго в стенах Академии не задержится.
Лавр сел в предложенное ему кресло и утонул в мягких подушках.
В кабинете Петунии было много света, большие окна в пол располагались на южной и восточной стенах из-за особенностей расположения комнаты — она находилась на углу корпуса. Множество растений, стоящих в горшках на полу, свисавших с потолка, нашедших свое место на стенах, создавали атмосферу свежести и уюта, и даже серость за окном не смогла бы испортить настроение тому, кто находился в этом кабинете.
У Петунии было много книг, а еще большой стол с различными склянками и пробирками.
— Профессор, вы интересуетесь зельеварением? — спросил Лавр, желая разрушить повисшую в кабинете тишину.
На полках за стеклянными дверцами шкафа, расположившегося позади лабораторного стола, стояли бутыльки с разноцветными жидкостями. На каждой наклеена бумажка с названием, и Лавр знал, что позади в бумажке большего размера, записан состав зелья — так делали все, кроме ведьмаков. Ведьмаки никогда не записывали свои рецепты, бережно храня свои тайны лишь в своих головах. И иногда в своих остроконечных шляпах.
— Правильнее было бы сказать, с каких пор я интересуюсь зельеварением, — произнесла Петуния, взмахом руки поддавая в конфорке огня.
Вода в чайнике быстро начала пузыриться, закипая.
Сняв чайник с конфорки, Петуния направилась к Лавру, а следом за ней полетели чашки, блюдца, ложки и сахарница. А еще заварочный чайничек, внутрь которого Петуния заранее насыпала сушеных листьев и ягод.
— Чем только на старости лет не займешься, лишь бы ухватиться за ускользающее от тебя время. — Петуния взмахнула рукой, и в заварочный чайничек потек кипяток. — Сказал бы кто мне в молодости, что я, будто ведьмак какой-то, буду корпеть над пробирками, подбирая для зелья ингредиенты — засмеяла. Но занятие это весьма недурно, хочу я вам сказать. Поинтереснее сочинения стихов, но это только между нами.
Петуния задорно подмигнула Лавру, на что тот не смог сдержать улыбки.
Когда из залитых чаем чашек повалил белый душистый пар, Петуния села напротив Лавра, в точно такое же мягкое кресло, как и у колдуна. И, немного обождав, произнесла:
— Так о чем я хотела с вами поговорить?.. Ах, да. — Забывчивостью Петуния не страдала, поэтому подобное вступление было произнесено ею лишь по той причине, что она не знала, как начать беседу. — Директор Терн поведал мне о ваших планах покинуть Академию. Это правда?
— Да. — Лавр потянулся к своей чашке. И, вдохнув исходивший от нее аромат, добавил: — В скором времени я отправлюсь в путь.
— И оно вам надо?
От такого вопроса Лавр поперхнулся только что сделанным глотком.
— Кхе… П-простите?..
От греха подальше он решил поставить чашку обратно на плетеный столик.
— Зачем вам покидать Академию? — повторила Петуния. — Так ли вам плохо здесь, как будет хорошо где-то там?
— Дело не в том, что здесь плохо, а где-то хорошо…
Лавр занервничал.
Пожалуй так, как уже не нервничал давно.
Он и предположить не мог, что Петуния позовет его для подобной беседы. Какое вообще ей было дело до его решения уйти из Академии?
— Тогда в чем причина вашего ухода? — Голос у колдуньи был суровым, как и направленный на бывшего ученика взгляд. — Я была убеждена, и вы ни разу не дали мне в этом усомниться, что в Академии вам спокойнее, чем в Министерстве. Или же я ошибаюсь?
— Нет, вы абсолютно правы.
— Тогда почему вы уходите? Не сочтите за грубость, Лавр, или же за излишнее любопытство, но мне казалось, что попросив Его Превосходительство отправить вас обратно в Академию, вами двигало желание остаться здесь на подольше.
— Так и было, но… Мы предполагаем, а звезды располагают, профессор. Я решил, что достаточно пробыл в Академии, и пришло время вернуться в Министерство.
— Но перед этим, как сказал мне директор Терн, вы направитесь домой.
«Почему они обсуждали меня?»
— Верно.
— И только после этого в Министерство?
«Почему директор Терн вообще обсуждал меня с кем-то?»
— Верно.
На новый вопрос Лавр ответил с меньшей уверенностью, но надеялся, что Петуния этого не заметила.
Помотав головой и поправив очки, Лавр продолжил.
— Через порт Кипрея я быстро попаду в северные земли, а оттуда до дома будет уже рукой подать. Последний раз я был дома… уже и не вспомнить когда. Точнее сказать, я не бывал дома с тех пор, как в тринадцать лет попал в Академию.
— В тринадцать лет, — задумчиво повторила Петуния, — верно-верно, вы у нас были поздним учеником.
— Так получилось…
— Я хорошо помню тот день, когда вы впервые появились в моей аудитории, — продолжила Петуния, предаваясь воспоминаниям. — Такие как вы, Лавр, не частое явление, поэтому я хорошо вас запомнила. А после обращала на вас внимание каждый раз, стоило только вам попасться мне на глаза.
— Вряд ли наблюдать за мной было интересно…
— Довольно скучно, — согласилась колдунья. — Вы были словно птенчик, забитый более юркими собратьями, вечно сидели по углам и не смели поднять с пола взгляд.
Уголки губ Лавра еле заметно дернулись.
Вот значит, как он выглядел в чужих глазах.
— Встретив вас в Министерстве я не поверила увиденному!.. Вы так изменились за эти годы, что я не сразу вас признала.
— Я не так уж и сильно изменился…
Лавр нервно провел рукой по волосам.
Ему стоило признаться хотя бы самому себе, что он действительно изменился. Во всяком случае он редко теперь опускал глаза в пол, не боялся говорить с незнакомцами. Наверное, незаметно для самого себя, он все-таки стал взрослым. Но в глазах Петунии оставался все тем же конопатым мальчишкой с последней парты.
— Профессор, — Лавр выпрямился, насколько это было возможно, сидя в таком мягком кресле, — к чему весь этот разговор? Душой чувствую, что неспроста.
Петуния поджала губы.
Если до этого момента Лавр и сомневался в том, что у его бывшего профессора, а ныне коллеги были какие-то скрытые мотивы, то сейчас он в этом убедился.
— Как я уже сказала, не поймите меня превратно, Лавр, — выдохнув, наконец произнесла Петуния, — мною движет лишь беспокойство о вас. Я нисколько не лукавила, когда сказала ранее, что, увидев вас в Министерстве, не сразу признала в вас того самого мальчика, что однажды вошел в мою аудиторию и молча протопал к последней парте. Да так и остался сидеть там все занятия, пока эти самые занятия не завершились.
Петуния взяла в руки чашку. Вдохнула сладковатый аромат и, сделав небольшой глоток, блаженно прищурилась от удовольствия.
— Конечно же с того дня прошло много лет и я практически не вспоминала о вас, пока вы вновь не предстали передо мной, но уже возмужавшим и окрепшим молодым мужчиной. Право, в голове тогда мелькнула мысль: «Как же Министерство способно закалить дух». Потом на экзамене, сквозь всю эту колдовскую пелену я вновь увидела знакомого мне мальчика, волновавшегося и путающегося в собственных словах. Сколько раз вы там чуть было не прервали свой стих? Семь?
Нехотя, Лавр признал, что сбился десять раз.
— Он еще и считал!.. — не то возмутилась, не то удивилась Петуния его ответу. — Но я веду не к этому, Лавр. Пусть стоявший перед нами колдун и сбивался, нервничал, путался в словах, он определенно намеревался сдать экзамен и стать исследователем. По этой причине… и только по этой причине, Лавр, я захотела дать вам шанс проявить себя. Будучи уверенной в вашем успехе, я и помыслить не могла, что вы провалите свой экзамен.
У Лавра запылали уши.
— Простите, профессор…
— Я не буду лезть к вам с расспросами, Лавр, — словно не услышав его извинений, продолжила Петуния. — Не буду теребить вашу душу, ведь вам должно быть лучше знать, кому и что рассказывать, но… Я уверена, что в Министерство вы возвращаться не желаете.
У Лавра загорчило во рту. И он поспешил вернуть в свои руки чашку с остывающим чаем, сделав несколько больших глотков.
— Я не буду спрашивать причину, — повторила Петуния. — В конце концов, что толку от старухи вроде меня, которая умудряется засопливить от каждого сквозняка? Но будучи старухой, я многое повидала за свой цикл… Уж не знаю, что именно произошло… или что вы увидели… или услышали, пока выполняли задание экзамена, но бежали вы из Министерства в единственное возможное для вас безопасное на тот момент место. Сюда, в Академию. И теперь вы бежите вновь. Потому я хочу спросить, Лавр, и получить уверенный ответ на свой вопрос: «Вы уверены, что готовы бежать дальше?».
✦✦✦
В день, когда Лавр покинул Академию, шел снег.
Валериана подсуетилась и сунула ему в руки мешковатую авоську, под завязку набитую едой: вареными яйцами, вяленым мясом, хлебом, сушеными грибами и бутылкой молока. Бутыль с молоком была самым тяжелым грузом, но в целом ноша не доставляла Лавру никакого дискомфорта. Учитывая, что личных вещей у него было немного, а еда к моменту его прибытия в порт Кипрея исчезнет, можно было сказать, что шел Лавр налегке.
Однако снега за прошедшую ночь намело столько, что каждый шаг забирал у колдуна толику энергии и примерно к полудню сил у Лавра уже не осталось. И этот факт его крайне расстроил.
Справедливости ради стоило сказать, что Лавр не имел по отношению к самому себе никаких завышенных требований, ведя довольно-таки оседлый образ жизни, он не был подготовлен для длительных путешествий, и боль в икрах была ярким тому подтверждением. Всю свою жизнь Лавр подолгу оставался на одном месте: вначале в своей общине на острове Змеином, затем в Академии, а после в Министерстве. Душа его не жаждала приключений, поэтому такой спокойный образ жизни вполне Лавра устраивал, но в данный момент он был крайне расстроен тем фактом, что выдохся спустя несколько часов, не протянув и до вечера.
Остановившись посреди леса, чтобы немного передохнуть, Лавр огляделся: вокруг него из заснеженной земли тянулись вверх голые стволы деревьев и кустарников, лишь зеленые елки придавали миру вокруг ярких красок.
Лавр поднял вверх голову, снял очки — на запотевающие линзы все время липли снежинки. Небо уже несколько дней было заволочено плотными светло-серыми тучами. Лавр знал, что где-то за ними был скрыт голубой небосвод и солнце, но увидеть их в ближайшие дни можно было разве что в самой дальней точке на севере континента.
Зима там была сурова, но погода преимущественно ясная.
Подумав о том, что в скором времени он должен был оказаться как раз в тех местах, Лавр поежился. Он и так продрог до самых костей. Чего же ожидать от тамошней погоды?
Вспомнив последний разговор с Валерианой, Лавр улыбнулся, и на душе стало чуть теплее. Женщина долго пыталась убедить его, что выходить за пределы посада в такой снегопад не самая лучшая идея.
«До порта Кипрея путь не близок, — сказала Валериана, провожая его у главных ворот Академии. — Смотри, снег идет и идет. Обожди немного. Что случится за эти несколько дней?»
Но случиться могло что угодно. Поэтому поблагодарив женщину за заботу о нем, Лавр двинулся в путь.
Сейчас же, спустя несколько часов с того разговора, Лавр начинал думать, что, возможно, и в самом деле стоило отсидеться в Академии, переждать непогоду. Никто бы и слова ему не сказал. Но Лавр чувствовал всей душой, что момент настал, нужно идти дальше. Хоть снег, хоть пурга — ничто не могло стать преградой перед его свободой от Министерства.
«И все же, — думал в этот момент Лавр, прислушиваясь, — погода так себе…»
Сквозь свистящее завывание ветра он пытался различить в звуках природы что-то неестественное. Лавр был убежден, что слежка за ним началась в тот момент, как только он переступил порог главных ворот Академии. Но то ли ничего подобного не произошло, то ли его преследователи были мастерами своего дела, но за прошедшие полдня Лавр так и не обнаружил за собой хвоста.
Шмыгнув замерзшим носом, он продолжил путь по вымерзшему лесу, в котором лишь зеленые елки напоминали о том, что жизнь возможна даже в условиях снежной мерзлоты.
Еще через несколько часов Лавр окончательно выбился из сил, однако погода улучшилась — во всяком случае, снег с неба начал падать медленнее, и крупные снежинки больше не хлестали по его щекам, не попадали в глаза. Смеркалось. По его подсчетам до темноты он должен был дойти до небольшого поселение под названием Дерен. В нем, если верить Чаберу — тому самому колдуну из таверны в посаде, местные жители любезно предоставляют путникам ночлег за небольшую, практически символическую плату в несколько монет. На которые, тем не менее, в выходной день на базаре можно было с лихвой наполнить едой небольшую корзинку.
Лавр перехватил поудобнее свой мешок, теперь он казался ему неподъемно тяжелым. Воздух, несмотря на приближающийся вечер, начал теплеть, и снег, упавший на землю еще утром, становился тяжелым и липким. Идти с каждым шагом становилось все труднее.
«Не таким я представлял себе начало своего путешествия», — подумал колдун, чувствуя, как под плотным плащом и одеждой вспотело тело.
Вниз по позвоночнику стекали капельки пота. Если в ближайшее время он не найдет место, где ему удастся обсохнуть и согреться, то простой зимней лихорадкой он не отделается.
Когда небо стало темнеть буквально на глазах, в воздухе начало пахнуть гарью. Вдалеке, разрывая лесную темноту, сквозь голые стволы пробивались желтые огоньки света — Лавр был уверен, что это огни поселения. Их вид придал ему сил, и колдун поспешил вперед, предаваясь мечтам о горячем ужине и теплой постели.
И каково же было его удивление, когда выйдя на небольшую опушку, он увидел не небольшие домики, в которых смог бы найти ночлег, а большой костер и кружившихся вокруг него женщин.
Лавр попал на ведьмовской шабаш.
И это не сулило ему ничего хорошего.
«Надо убираться отсюда», — промелькнула в его голове мысль.
Ведь все на континенте знали, как ведьмы ненавидят, когда кто-то заявляется к ним без спроса и вмешивается в их ритуалы. И стоило только Лавру попытаться отступить назад, чтобы скрыться, он почувствовал резкую боль в затылке.
Мир вокруг него растерял остатки красок, превратившись в черное ничто.