Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 44

— Уонка! Чёрт возьми! Ты представляешь! Оказывается, что в этом колодце предположительно затерялись мои близкие. И…

Едва ворвавшись в номер, я, не разуваясь и не закрывая дверь, первым же делом пошёл будить свою компаньонку, которая на протяжении нескольких месяцев оставалась для меня единственным собеседником, с которым мне было, как минимум, приятно взаимодействовать.

Она, вырываясь из неглубокого сна, сначала округлила глаза посмотрев на меня слегка шокировано, а после, видимо поняв, что всё пребывает в норме, без какого-либо стеснения встала на две ноги будучи одетой только в простое чёрное нижнее бельё, — всё это время я просто стоял в стойке держа руки в воздухе, при этом безумно улыбаясь по привычке, которую я недавно обнаружил после очередного приёма, — и спросила шёпотом, своим… дурманящим и прекрасным голоском, который буквально на несколько длинных секунд распространился по всей комнате:

— Что случилось, дорогой? Всё хорошо?

…

… …

… … …

… … … …

… … … … …

Дорогой? Я правильно услышал?

…

… …

Что-о-о-о-о-о-о-о???

— ДорО-огО-ой? — зачем-то я даже вдавил свой кадык вовнутрь себя, отчего эффект от выпущенного мною слова многократно превзошёл собственные низкие ожидания.

С каждым поставленным шагом назад я всё сильнее и сильнее начинал трястись не только своим глухим сознанием со своими гнусными желаниями, но и всем телом, которое в одночасье захватила флотилия под громким названием «СПАЗМЕННЫЕ ЗАВОЕВАТЕЛИ».

Внимание-внимание! Сознание Майкла Отто — младшего представителя одноимённой оружейной компании подверглось сокрушительной атаке, в ходе которой все уцелевшие корабли были вынуждены окончательно капитулировать.

В ходе своевременной сдачи последние осколки потаённых и несбывшихся желаний будут, если уже не начали, вырываться наружу, оставляя только боль и страдания, страхи и травмы, которые в конечном итоге всегда приводят к…

Полнейшему краху.

Я бы держался столбом как непоколебимый, ну или оставался в том же положении, в котором стоял как вкопанный перед тем, как она назвала меня… как назвала.

Но, чёрт возьми… Возможно это было связано с тем, что я был на эмоциях, коих всё время вырывал с корнем при малейшем намёке на рождение. А возможно с тем, что где-то на дне моего мысленного потока Уонка представлялась для меня как прекрасная девушка, которую я всегда хотел бы защищать.

С другой стороны, быть может, я просто сник, находясь в этом колодце, где правят свобода слова и чёртовы неженки, которые даже не разбираются в управлении и удержании власти, оставляя весь видимый секторный союз в подвешенном состоянии.

Дорогой — я?..

Я — дорогой?

Как?..

Как я могу быть дорогим?

Все последующие размышления, что проходили у меня в голове за какие-то доли секунд не привели меня ни к чему хорошему, так как из-за простого, для обычных людей, вопроса, я перешёл сначала к желанию быть любимым, которое присуще всем представителям человеческого рода, а уже после к детским обидам на отца, дядю, и… как бы странно это ни прозвучало, маму.

Я уже давно осознал, что всё сказанное в отрицательном ключе от отца про неё — неправда. Но я до сих пор не могу избавиться от тех чувств, которые подпитывали во мне некую прозрачную ненависть и нелюбовь. Просто не знал, что моя мама всегда… любила меня… и… что я… мог…

Моё сердце забилось как бешеное. Зрение стало таким, будто я смотрел в подобие трубы. Появились не уходящие хаотичная тошнота, шум как от выстрелов гаубиц Федерации, и влажность, которая проскальзывала по всему кожному покрову моего тела.

Все конечности и туловище, вообще все мышцы на теле начали неистово судорожно сокращаться, что вызывало во мне такую яркую боль, которую я бы описал как «высасывающую все жидкости из костей», то есть, если по-научному — миалгией.

Мозг в мгновенье перестал что-либо вычислять и продумывать. Мои мысли сузились из «Я ведь в детстве был совсем наивен, верно?», на «АААААА-АА-АААААА-АААА!!!».

Даже слова Уонки, которые так и не дошли до меня, являлись для меня по важности пылинкой, по сравнение с тем, что я испытывал впервые за столько долгое время.

И последнее, что было произнесено моим нормальным голосом в затухающем сознании перед тем, как я упал на пол смотря на встревоженное лицо черноволосой девушки, было:

Видимо, кому-то стоит меньше употреблять и переживать…

Прозвучали первые мысли, которые прошли в моём сознании словно одна новостная строка, где в большинстве случаев описывались успешные, и не очень, проекты, технологии и идеи, коих в Федерации всегда было мало.

— Я снова здесь…

Без какого-либо намёка на приятное проговорил я в пустоту, смотря в кажущийся бескрайним потолок.

— Знаешь, голос, я даже привык сюда попадать. Будто… в дом родной возвращаюсь. Хе-хе… — изо рта выбежал невесёлый смешок. — Правда там у меня полно проблем… что в общем-то не суть важно.

Каждое моё слово, каждый мой звук отдавались в этой бескрайней, на первый взгляд, пустоте, небольшой, но ощутимой вибрацией. Из ниоткуда лениво падала космическая пыль, которую в обычном вакууме, что встречается в космосе повсеместно, нигде и никогда нормально не разглядишь.

Спустя недолгих пять секунд надо мной из тумана образовался… вонючка… Или… как его звать-то по-настоящему?

— Голос, будь добр, ответь на мой вопрос.

— Кхм, — утробно кашлянул он в подставленный кулак. — Задавай. — произнёс он негромко. В его глазах в буквальном смысле бушевал хаос.

— Какое твоё настоящее имя? И к тому же… — я нахмурился. — оно у тебя вообще есть?

— Начну с того, что, — он переместился к столу, который также появился из пелены, и опёрся одной рукой об его край. — оно у меня есть… — и резко замолк.

— Тогда почему не назовёшь?

— Время, смертный, — чёт он замешкался, или… я ошибаюсь? — Моё имя — Вакуус. На древнем человеческом языке оно означает — Пустотный.

— Понял. Позволишь следующий вопрос?

— Да, давай, — не стал он возражать.

— Ты связан с теми, кто отправил меня в этот колодец?

Так, мне не понравилось, как он только что отвёл взгляд, хоть и на несколько десяток миллисекунд, тем более осознавая, что в этот раз он был более… непринуждён? Непривычно осознавать это.

— Я тебе не отвечу, — тише проговорил он.

— Почему?

Поднял я голову и встретился с его нешуточной отвратительной физиономией: гулко гуляющие глаза, которые меняют своё направление каждую сотую миллисекунду; гнойные чёрные губы, которые буквально лопаются и разрастаются вновь, особенно активно в те моменты, когда он говорит громко; грязные и будто наполовину разъеденные зубы от кипятильного сахара, который обычно используют в особенно изощрённых пытках.

Ублюдок громко выдохнул. Странно, но в том моменте я ощутил его невообразимую старость, которая ощущалась отчётливо, словно я её щупал.

— Никак ты меня не поймёшь… — с закрытыми глазами досадно произнёс он. — Глупый ты, раз не понимаешь, что значит отказ.

— Не согласен. Любого отказывающегося можно принудить силой, — я встал с влажного пола, жидкость которого напоминала пресную воду. Занимательно здесь то, что уже стоя на своих двоих некоторая часть моего тела, закрытая одеждой, которую я до этого надел, оставалась сухой.

— Бесполезно, смертный, — от его низкого голоса, которым он обычно пользовался редко, но в этот раз постоянно, завибрировало абсолютно всё: тёмная водная гладь глубиной в несколько дюймов, дымное небо, наполненное тусклым, в этот раз, фиолетовым туманом и границы пустоты. — Не каждый готов с опущенной головой принять свою участь, как в твоей… — он фыркнул. — захудалой бездне со множеством проблем. Ты знал, что она была сформирована одним сумасшедшим? — он продолжил, но я его уже не слушал…

Он сказал это про Федерацию, Майкл, — раздался успокоительный мой голос, который шепча мне в само сознание старался образумиться и не совершить большую ошибку.

Тебе не стоит сейчас злиться на него, — продолжил он, заставляя дыхание уровняться. — Подумаешь… всего-то какое-то бессмертное существо отзывается о твоей родине в плохом ключе; разве такое не случается повсеместно? Ведь, везде, где существует человеческая цивилизация встречаются и оскорбления, и пренебрежение. Везде есть что-то плохое, и оно также может касаться незаменимого смысла того, что не даёт тебе несмотря ни на что закончить свою жизнь самоубийством.

Всё нормально… Всё нейтрально… — уже проговорил я про себя.

— Верно, — невозмутимо согласился я. — Однако позволь ещё раз повторить: если ты всё же знаком с теми, кто меня отправил, то тогда кто они? Чем они там занимались? И как они могут отправлять кого-либо на столь немыслимые расстояния за смешные пары месяцев?

— Слишком много вопросов для смертного, — нахмурился ублюдок.

— Аа-агх…

В мгновенье я сжал свои руки и сомкнул челюсть; моё лицо исказилось в раздражённом оскале. Для предотвращения походил несколько раз из стороны в сторону и под конец повернулся прямо к нему:

— Откуда тогда появилась Объединённая Федерация?.. И почему… — я нервно поцарапал правую кисть левой, изначально чеша её. — наша культура так схожа с Синим Сектором, существующей в этой… галактике?

— Ты действительно хочешь этого знать? — спросил он с тонким сомнением в голосе.

— Да блядь да, — не сдержался я, вскинув руки; мои глаза и нос начали неистово чесаться. — Если уж спрашиваю, значит мне действительно интересен ответ… — было хотел оскорбительно указать его место, но вовремя мой голос стал нашёптывать про то, кем является в этом месте ублюдок.

И эта летающая тень действительно сомневалась. Мялась, как старшеклассница перед объектом признания в любви. Ублюдок смотрел на меня со всем скептицизмом, который был возможен в этом маленьком измерении.

И да, хотел добавить, что пустота, в который мы находились имела чёткие границы. Так, например, пройдя около триста шагов от центра, где мы сейчас стоим можно наткнуться на невидимый барьер, от удара об которого максимум что ты можешь получить, так это ничего. Ты в каком-то смысле врезаешься об идеально мягкий матрац, и даже падая на водную гладь ты всё время в конечном итоге ударялся об него.

Ублюдок быстро кивнул.

— Я не стану препятствовать тебе в этом, смертный.

Он совершил три медленных шага в правую от меня сторону открывая мне вид на только что появившийся типичный плакат ОФ.

Я спешно подошёл ближе, стараясь разглядеть что на нём написано.

Здесь довольно чётко прослеживались самые важные для общества понятия о защите, сохранности и уважении.

Защиты в плане семьи, родины и своего здоровья. Сохранности в плане культуры, своего дома и сознания. Уважении в плане представителей старой школы, Диктатора и ношения новой жизни под своим сердцем.

Три самых главных понятия моей страны. Три основы, на которых держались другие, не последние по важности, пункты и формулировки.

— Ты, наверное, никогда до этого не слышал об этом в силу невозможности получения, — негромко начал ублюдок. Его глаза стали более спокойными, и даже перестали так сильно гулять. — но когда-то, ещё в далёком-далёком прошлом, когда на первобытной планете ступали огромные хордовые животные, зародился я.

Он обошёл плакат к левой стороне, где за ним появилась какая-то штора, перед которой работало странное устройство, которое передавало тусклое изображение на неё, как на полотно.

Всплыли отдельные изображения с субтитрами на моём языке, где были показаны необычные гигантские животные с вытянутой пастью, которая скрывала сотни, если не тысячи клыков и зубов, ходящие на двух лапах. Изображения сменялись, что охарактеризовалось отдельным щелчком и вертикальной перестановкой кадров. Длинные, евшие что-то с тропических деревьев, более маленькие и зубастые, что питались только что добытой, судя по всему, ящерицей.

— Миллионы лет я наблюдал за всей… — его голос стал тише. — скукой, которая сменилась разве что в момент, когда планета столкнулась с астероидом, из-за которого вымерла большая часть живых организмов. Но эффект, полученный им, длился… ещё несколько столетий.

Я продолжал внимательно слушать его монолог.

Так, я узнал много ненужной информации касаемо, как он назвал, динозавров. Их рацион, образ жизни и постоянную конкуренцию, которая была остановлена тем самым астероидом. Когда же я тонко намекнул на самой теме вопроса, он сразу перескочил на момент, где древние люди совершали свои первые шаги к своему становлению.

Начиная с того момента мне действительно было интересно.

Я впервые слышал настолько подробные описания касаемо древних, так как в других вариантах, когда кто-либо начинал показывать или рассказывать об их жизни, там в большинстве случаев просто ударялись об сам факт того, что они развивались на той планете, которую ещё никто и никогда не открывал, то есть разводили руками со словами: «мы ничего не знаем, как мы можем хоть что-то знать».

И ведь Федерация. Нет. Сами Диктаторы скрывали от нас всю правду. Быть может, они были не в курсе всех дел касательно истории древней Земли, а быть может… А, что может быть, если не это? С тем же успехом можно сказать, что расплывчатая тень, которая воняет и рассказывает мне основы мироздания, является для меня кем-то знакомым из жизни.

— Прошу прощения, — тихо приостановил я рассказ голоса, готовясь задать достаточно интересующий меня вопрос; раздражение ушло, оставив на моём лице лишь привычное невозмутимое выражение. — Но можешь ответить прямо: кто я такой для тебя? В смысле… Кем являюсь по отношению к тебе?

Ублюдок остановился.

Он впервые за всё время, которое я находился с ним либо беседуя и оживлённо о чём-то дискутируя, либо жалуясь на что-то действительно важное и ведая при этом что-то незамысловатое, посмотрел на меня как-то расстроенно.

— Майкл, — выдохнул он, переместив свой безумный взгляд на меня. — Я твой предок.

Я оставался невозмутим, однако мои колени решили с чего-то наполовину расслабиться, из-за чего я был вынужден сесть на колени.

— Не обольщайся, ты всего лишь мой крайне далёкий внук.

— Это значит… Получается, что ты…

— Так, — он за мгновение переместился ко мне и взял за подмышки дабы поднять над гладью на фут. — Считаю, достаточно с тебя возможности посещать это место. Для меня ты дорог, так что скажу тебе следующее чётко. Слушай и запоминай. Ты понял меня, Майкл?

— Да, — одними губами произнёс я, ощущая, как мои физические силы стали покидать меня.

— Я бессмертен; за всё моё существование я так и не смог понять почему. Я могу перемещаться в переделы Вселенной; хоть в безлюдный вакуум, хоть на землеподобную планету. В далёком прошлом я наделал неисчислимое количество ошибок в одной, из которой мой непутёвый внук решил сбежать от ответственности и записать своё имя на добровольную программу вербовки в колонисты одного из проектов по колонизации космоса. На самом деле это был обман, и его насильно запечатали в анабиоз. Спустя сотни тысяч лет он стал одним из миллионов людей, которые ничего не помнили и находились в миллионах световых годах от своего дома.

Ублюдок… Нет. Мой ахуеть какой далёкий дед материализовал шприц полный суфентанила и пачку неизвестных сигарет.

— Здесь, — указал он на шприц. — твоя привычная нынешняя доза. А здесь. — указал он на пачку. — люксовый табак.

— Так… точно, — проговорил я как можно увереннее, но получилось шёпотом.

Дед расслабил взгляд и обречённо выдохнул.

— Когда я тебя закину обратно, ни в коем образе не пытайся попасть ко мне привычными для тебя способами, — я сделал кивок. — А также не пытайся вызнать, узнать или строить теории насчёт того, что я могу или умею.

— Почему? — всё же не смог я его не спросить.

Он как-то грустно посмотрел в сторону.

— Просто не хочу, чтобы ты знал.

Ответив, он отодвинул в сторону правую руку, держа меня одной левой, и неминуемо материализовал в ладони пистолет, который был крупнокалиберным судя по рукояти.

— Завязывай с иглой, которую ты сам изобрёл. Рассуди наедине с самим собой насчёт всего пережитого. Наконец уже разберись со своим отношением к той девушке. Вычисли своих родных на этой планете, и поступи так, как считаешь важнее всего. Ты уже взрослый, и не мне направлять тебя, так что с головой подумай над моими словами, я лишь хочу, чтобы ты не умер. И ещё…

Он приставил к моему сердцу дуло.

— …всегда знай, что я готов помочь тебе в силу разумного в любое время.

…