Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 61

— Я желаю дождаться своего дядю в тишине, — успокоившись тихо произнёс я своё одностороннее требование. — Когда он придёт, тогда и ответим на вопросы друг друга. Поочерёдно. — последнее я сильнее выделил.

— Ладно… — прислонился к стене Бевис. — Но ты это… Я просто, блин, ну рад, что ты здесь.

— Я тоже, — постарался улыбнуться, но вышло хреново. — А теперь просто стойте и молчите.

Пока эти крикуны не могли отойти от шока, я заметил, что Берта странно скользила по Уонке взглядом, которая одаривала её тем же. Если вторая поняла, что это скорее всего та самая девчонка из моих воспоминаний, то первая хрен пойми как с ходу начала догадываться, что черноволосая является не последним для меня человеком.

Или же я просто неправильно всё вижу.

Так мы и дождались дядю, вошедшего через тот же вход. Он, в отличие от молодых, всё понял и без лишних слов, — хотя и не без бурной реакции, которую скорее всего только я смог отличить по крохотным деталям в лице, — сел на стоящее напротив нас дырочное кресло.

Кажется он схуднул, так как прошлый раз, а точнее полгода назад, у него имелось хорошо заметное пузо и второй подбородок. Вон, сейчас даже рубашку примерно моего размера носит. Лысина обошла его стороной, оставив его короткую стрижку без видимых изменений, за исключением почти что абсолютной седины.

В данный момент он выглядит как мужчина среднего возраста, который хоть и не проводит всё своё свободное время в тренажёрном зале, но который не сидит на одном месте и не пьёт каждый день пиво, смотря при этом какое-нибудь гнилостное телешоу по зомбоящику.

Оттянув рукава и сложив кисти в замок, он сгорбился, опираясь локтями об колени и задал мне поистине уже обычный вопрос, который мне доводилось слышать десятки, если не сотни раз:

— Итак, Майкл, рассказывай… — взглянул он на Уонку. — Начну с малого. Сначала: откуда эта мисс? Кем она приходится тебе?

— Моя пассия.

Привычная практика. Он спрашивает — я отвечаю. Фактически это допрос, но что поделаешь, когда по-другому родственники не могут. Приходится прогибаться, как бы неприятно это ни звучало.

Он заметно помрачнел, нахмурившись и сильнее вглядевшись в лицо Уонки, которое она попыталась спрятать, пока я не несильно сжал её ладонь. Мой жест она, по-видимому, оценила, так как сжала свою уже не мягкую ладонь, измазанную в микротравмах и мозолях, и не стала сопротивляться, встретившись глазами с дядей.

— Не важно. Позже вместе обсудим. Следующий вопрос: что случилось с твоим телом? Как потерял конечность, получил повязки на туловище и… твой в целом побитый вид?

— Вот недавно как раз и нахватался, дядя. Выжил за счёт прекрасных обстоятельств, а также, — я указал свободной ладонью на Уонку. — благодаря её неоспоримой помощи.

Дядя взглянул на неё теперь не обходительно, а более… изучающе? Да, он словно её пытается своим взглядом досконально изучить. Ладно, он делал это и минутой ранее, однако сейчас это стало более явным.

— Хорошо, продолжай.

— Человек, которого я единожды нанял на миссию, оказался предателем и выстрелил сначала один раз сюда, — тыкнул я в точное место. — а после сюда. Тогда, когда я лежал на песке, притворяясь без сознания, он подошёл и выстрелил в меня в упор с двадцатого калибра, оторвав конечность без возможности её дальнейшего пришивания. То есть связки, нервы… Плохо разбираюсь в медицине. Это Уонка. — тыкнул я несильно несколько раз её в бок; она напряглась, тем самым видимо пытаясь убрать любую последующую ответную реакцию организма. — куда лучше меня смыслит в этой области.

Дядя гортанно промычал, как бы говоря: «Понятненько».

— Следующий: ты принимал?

— Что? — не совсем понял я.

— Опиоиды? — без каких-либо изменений подкорректировал он.

— М-м… да, — легко сказал я, вытащив запасной шприц-ручку, в котором содержится боевой наркотик с неясным химическим составом. — Вот, например его я не использовал, но держу в лёгком доступе на всякий случай. Если же прямо отвечать на твой вопрос, то… Да. Я принимал суфентанил, промедол и морфин. Порошком баловался. Сейчас курю. Но реже, чем до этого. Это всё, что вы хотели узнать, дядя Янник?

Он сел ровно, как только я задал ему этот вопрос.

— Мы начали не с той ноты… — дядя посмотрел мне в очи своим хмурым от жизни взглядом. Я привык к нему, однако предпочёл бы как можно меньше заставать такие моменты. — Не думаешь, Майкл?

— Думаю, — согласился я после недолгой тишины.

— Как насчёт поговорить наедине?

— Неплохо, — пожал я плечами.

— Молодняк, слушайте меня, — он посмотрел на Берту. — Берта, развесь бельё на улице. Не в помещении. Сегодня хорошая погода.

— Да, мистер Отто, — удалилась она, прихватив с собою до этого собранную корзинку. И как она успела? Как я мог этого не увидеть?

Дядя взглянул на Бевиса.

— Перетащи все канистры на второй этаж. И осторожнее, Бевис.

— Понял-принял, мистер Отто, — поникшим голосом сказал он, уйдя в ту же сторону.

Остался лишь Патрик.

— Патрик, — взглянул на него дядя Янник. — Можешь оставаться здесь. Всё равно ты должен быть в курсе всего, что только есть.

Он слегка поклонился.

— Понял вас, господин.

Дядя ответно кивнул, переведя взгляд на нас с Уонкой.

— Она остаётся здесь. Это не обсуждается, — вставил я голосом, не терпящего возражений.

— Будь, по-твоему, Майкл. Ты уже взрослый, не мне тебе говорить, что делать, — безапелляционно пожал он плечами.

— Ценю вас за эти слова, — бросил я не подумав.

Дядя, видимо не размышляющий над моими последними словами, впал в довольно долгие раздумья, которые длились около минуты. И эти шестьдесят секунд с плюс минус пятью были для меня чем-то приговаривающим, словно мне сейчас огласят приговор, а после я буду висеть на виселице с конечностями, смотрящими в круг смертника.

Наконец, когда он вышел из этого несколько раз поморгав, а после с тяжеленным выдохом прислонил ладонь к лицу, словно тем самым пытаясь скрыть свои эмоции, раздалось то, к чему я изначально отнёсся без сущего сентиментализма:

— Реджис мёртв, — негромко, но басовито сообщил дядя охренительную новость.

Я замер, заставив без какого-либо жеста повторить за мной Уонку.

— Как… умер?.. — оставив любые мысли я решил узнать побольше информации.

— Хирурги семьи констатировали несовместимую с жизнью черепно-мозговую травму, не имеющую возможности возврата к прежнему состоянию.

— Я… это… вообще… тебя никак не понял, дядя… — мне доводилось сложным даже связать целое предложение. — Можешь… как это… поконкретнее?..

— Он стал калекой после того, как ты его избил. По всему видимому повредил ему что-то в затылке. Даже выйди он из комы, то прежним уже никогда бы не стал потому, что, как я объяснил выше, он сильно повредил свою голову. Он потерял свою память, привычки, характер, принципы и навыки. Грубо говоря: Реджис жив, но без личности.

Я с безмолвным треском опустил голову.

То узнаю что мама мертва, то я перегораю и впадаю в лёгкую форму апатии, то Федерация не единственная многосистемная страна во Вселенной, то первоначальные планеты и галактика словно вырезаны историками, то я головой ударяюсь об стальную балку и иду в глухой лес вырезать стаи волков, то я начинаю испытывать какие-никакие чувства к Уонке, то её похищают, а после я раздавливаю похитителя, то меня предаёт подруга девушки, отстреливает конечность и ломает рёбра…

Дядя подошёл ко мне и положил правую ладонь мне на левое плечо, похлопал несколько раз и горько улыбнувшись.

— Не нахожу тебя здесь виноватым... Мы сами виноваты, что не рассказывали тебе правду о твоей матери на протяжении всей твоей жизни.

Я поднял взгляд.

Лицо моего дяди: кое-где виднеются заметные морщины, несколько родимых родинок на правой щеке, блеклые зелёные глаза, выкаленное годами хмурое выражение и очень, чёрт возьми, очень редкая слабая улыбка, появляющаяся лишь тогда, когда во Вселенной одновременно взрываются тысячи сверхновых.

— Ты молодец, что жив, — приобнял он меня, стараясь не использовать силы.

Вот так просто. «Молодец, что не умер и сейчас стоишь передо мной» — примерно такие слова он и вложил в данную фразу.

— Как обстоят дела… в Федерации? — стараясь оставить раздумья на потом, переключился я на следующую волнующую меня тему, не поднимая головы.

Дядя отстранился.

— Диктатор не справляется, — сел он обратно на кресло с небольшим «ух». — Десятки тысяч систем были потеряны в ходе избиения.

— Избиения? — приподнял я правую бровь, остановившись на сконцентрированном лице моего родственника. — Так ты видишь нашу оборону?

— Майкл, не знаю, не заметил ли ты раньше, но Диктатор по какой-то неизвестной мне причине отправляет в оборону лишь добровольцев и ополченцев с близлежащих систем. Все специализированные войска и армии находятся у столичного пространства под безукоризненным приказом, не дающим им действовать логично. Он не использует ни Тяжёлых Рысей, ни наши линкоры и крейсера. Это… — он взглянул на меня. — не объяснимо.

Логика Диктатора ясна — защитить столичное пространство, ценой второго и третьего звена. Хреновое решение по причине того, что мирняк гибнет, инфраструктура теряет свою значимость, а также эти имперцы… получают целые колодцы для всякой развлекухи для умалишённых обезьян, не достойных называться людьми.

Однако я не могу назвать его действия безоговорочно правильными. Да, они были бы такими если Империя изначально прорвалась в столичное пространство через… как-то или что-то. Я же прорвался, верно? В смысле, попал в эту галактику. У меня есть конечно догадки и небольшой вопрос к Вакуусу... Но зачем мне вновь их раскладывать в руках?

Ладно, вспомню как-нибудь позже.

Дядя немолодо выдохнул.

— Если говорить о другом, то изначально тётя допытывалась узнать про тебя у твоих друзей. Звонила Бевису… пыталась ещё с Бертой связаться, но не получалось. Её отец не давал этому случиться. Когда я поправился, решил найти тебя довольствуясь ничем, в прямом смысле. Только какой-то незамысловатой сводкой координат планеты, про которую Реджис молвив на протяжении свыше двадцати лет.

— А-а-а, понял… — почесал я переносицу.

— Имеются дальнейшие действия? — спросил дядя после недолгой тишины.

— У меня есть план. Вкратце, нам необходимо договориться с кем-нибудь из влиятельных на этом колодце и купить судно с возможностью лететь под стелсом.

— Отличная, хотя и чересчур банальная идея, — кивнул он.

— После этого мы… — я побледнел, поняв, что не выстраивал конкретный план до того, как получил информацию о том, что мои близкие находятся здесь. — А дальше я не знаю. — всплеснул я руками.

— Майкл, ты мне сильно напомнил Реджиса — он так же раньше часто делал: говорил что-нибудь напрямую прозаичное, а потом размахивал руками в стороны и говорил, что не знает.

— Ну… — задумался я, отведя взгляд. — не поспорю…

Вечером того же дня я лежал на двуспальной кровати не первой свежести, думая о всяком.

Дядя выделил для нас с Уонкой отдельную комнату на втором этаже, самую отдалённую, если считать расстояние от лестницы, не внушавшей никакого доверия.

После небольшого разговора о Федерации, дядя Янник решил на ней и остановиться, предложив полуденный обед, состоящий из… нагретого над костром риса. Не сказать, чтобы я был удивлён, но сам факт того, что за все три месяца их здешнего пребывания они так и не смогли раздобыть аналоговый источник электропитания, как например бензиновый генератор, огорчал.

В разговоре с Бевисом на обшарпанном уличном диване, воспринявшим моё “внезапное” появление, узналось, что его не допустили к мобилизации из-за должности при Верховной Юстиции Федерации. Также я несколько раз замечал, как мимо проходящая как бы по делам Берта всё время украдкой поглядывала на него, рассказывающего интересные для него истории про их недоприключения и здешний быт, не отличающийся от Федерации практически ничем, за исключением каких-то там свобод прав всех граждан и множественных деталей, коих описывать я заебусь.

И должно быть, если я не ошибаюсь, она имеет какие-то планы на него. Какие именно — без понятия, однако я не допущу того, что она в конечном итоге его съест. Нет, серьёзно. Как много раз вы видели, как женщины едят мужчин? Я вот — тысячи. И причём живьём, так, по кусочку каждый день, пока сам мужчина не сдохнет по причине чёртовых алиментов, выплачивание которых просто выдавливает по карману большинство людей, оказавшихся в данной ситуации.

Но самым странным для меня всё же являлись действия нынешнего Диктатора. Быть может он о себе заботиться? А может вообще позабыл о своих обязанностях защищать в первую очередь свой народ, неустанно работающий на него и сохранность Федерации?

Непрофессионализм командиров и главнокомандующих был подчёркнут дядей, который за столом раскритиковал их множественные проблемы, вызванные ими. Так, например, он упомянул, что некоторая часть выживших и отправившихся в столицу раненных солдат-ополченцев всё-таки рассказывала тайком своим родственникам сомнительные решения оных. Это при том, что рассказывать про ужасы войны и прочее вытекающее в нашем государстве можно, а вот что-либо насчёт ведомых подразделениями — нельзя.

Историй было много. Часть я могу кое-как подтвердить, часть не воспринимаю по многим причинам, появляющимся в ходе раздумий. Стоит мне упомянуть про то, что моё отделение всегда оставляли где-то в ебенях, так вообще в сказку проваливаешься. Вот, меня никогда до этого это не интересовало. Ну… дислоцировали нас где-то в тысячах милях от точки, подумаешь. А сейчас, смотря на это через призму пройдённого времени и с какой-никакой мирной обстановкой я теперь постоянно ловлю себя на мысль, что это действительно непростительно.

В начале всего пути они обнаружили углубление на дне которой была платформа в форме окружности, остававшейся открытой до поры до времени, пока весь небольшой отряд в составе моих близких и семерых солдат-ветеранов нашей семьи. Пройдя в точности такой же путь что и я когда-то с Патриком, они были злополучно вырублены, как и я, за исключением того, что меня отдубасили по харе, а они просто… ну, были там, и уже через мгновение оказались здесь.

Патрик, как оказалось, всё то время, пока я бороздил Эйнвуд, а близкие находились хрен пойми где, на протяжении аж трёх месяцев после, как сказала Берта: «Секундного моргания», находился в режиме ожидания. Хорошо, что они появились с некоторым количеством снаряжения и полностью одетыми в одежду, в коей изначально и летели. Мне вот такой возможности не дали, отправив нагим и без чего-либо, что немного неприятно.

Сегодня двадцать седьмое июля и мне…

Я протяжно зевнул, раскрыв челюсть на максимум.

…очень хочется спать. Так много хрени произошло за последние две недели, что хочется просто углубиться в более-менее подобающую постель и сделать так, дабы меня не тревожили.

— Спокойной ночи, — сказал я, повернувшись на левый бок.

— Спокойной… — тихо пробормотала Уонка, находясь на правой половине кровати.