Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 52

Взяв с батареи мотельное полотенце, я по-быстрому вытер им волосы, которые шли мне уже до плеч, и встав во весь рост перед зеркалом удивился. Нет, не тому, что моя подбородочная седина, растительность над губами и безобразная причёска как-то меня отталкивали, а тому, что моё лицо стало немного живее, более здоровым. То есть… оно теперь не такое, как во времена моей наркозависимости от суфентанила и периодическим баловством порошком.

«Это означает, что теперь я другой человек?» — спросил я, наклоняя своё лицо под разными углами.

Как можно быстрее умывшись, вытершись и надев чистые боксеры с серой футболкой, я открыл дверь сразу двинувшись к своим вещам, стараясь не глазеть на Уонку, которая строила вид, что спокойно поглощает знания из учебника по углублённой химии, однако всё же возьмёт один раз в десять секунд да скользнёт по моей персоне.

Шестнадцать часов — время второго обеда. Скорее всего для всех новоприбывших на данную планету покажется странным, что у местных граждан в день по три обеда и два ужина. Объясняется данная особенность тем, как я упоминал где-то не так давно, что хоть календарь здесь примерно в точности такой же, как и обычный, но сутки здесь длятся примерно тридцать один час и тридцать пять минут, и если говорить правильнее, то тридцать два полных часа.

Неудобно?

Верно.

Неприятно?

Ну… когда ты встаёшь в восьмой час, — а по обычному времени это в шесть утра, — то уже через двенадцать часов среднестатистический человек захочет спать, — то есть к двадцатому часу, — что сопоставимо пятнадцатому часу по привычному.

Именно поэтому рабочий день в этом мире длится не больше десяти часов в сутки, что обычно игнорируется ввиду бюрократии ВРОНа.

Выйдя из номера и сразу накинув капюшон, я натянул перчатки на ладони и взял направление на схрон.

Я вернулся домой, когда над горизонтом появились первые отголоски вечера в виде пожелтевшего неба, и когда моё сознание требовало сна. Открыв дверь ключами, я застал Уонку, которая продолжала читать учебник под тёплым светом лампы уже лёжа в кровати. На ней были круглые очки, что выглядело довольно мило.

— Ты поздновато, — заметила она, не отрываясь от чтения.

— Если честно, сложно понять состав многих расходников, не зная русский язык, — пожал я плечами, закрывая входную дверь на механизм. — А также сложно проникнуть в чужой дом будучи незамеченным.

Повесив плащ на плечики и сняв обувь, я прошёл в ванную, где по пути почувствовал мягкий аромат… клубники.

— Зачем ты устраивал кражу? — донёсся вопрос из основного помещения

— Я… ничего ни у кого не крал. Просто нужно было закрыть одно дело, имеющее ограниченное время.

— Поняла.

Разложил все купленные вещи на тумбочке: гель для бритья, кристаллический дезодорант, триммер, бритва и три лезвия для неё, новая зубная щётка с пастой, рулон зубной нити и небольшое полотенце. Итого вышло всё это довольно дорого.

Если говорить о важном, то стоит упомянуть, что в тот промежуток времени Уонка замышляла что-то… чересчур опрометчивое. Серьёзно.

Все эти кольца контрацепции, как бы случайные взгляды украдкой, а также что в номере пахнет на манер молодой мисс в самом расцвете сил, меня максимально настораживали.

«Она хочет меня? Или же… Нет, здесь другого не дано. Она хочет провести эту ночь со мной. Впервые мне настолько страшно от чего-то столь приземлённого».

Я старательно поставил бритву на край раковины и взглянул в своё отражение.

Ровная осанка, болотного цвета глаза, чистые неаккуратные волосы, ни намёка на усы, подбородочную седину и нечищенные ногти. Всё в порядке вещей, как и должно быть. Примерно так же я и ухаживал за собой во времена проживания в Федерации. Однако меня тогда настораживало не это, а выражение лица: хоть оно и стало живее, но впалые чёрные мешки под глазами, краснота носовых отверстий, а также желтизна зубов добавляли убийственное комбо к моему безжизненному взгляду, сформированному ещё во времена первых битв при службе.

«Выражение человека, заражённого войной. Уставшего, но не сломленного её ужасами и непринятием общества». Знаешь, к чему отсылает это выражение?

Нет.

Во времена становления человечества всем было плевать на психическо-моральные проблемы солдат, прошедших войны. А имеющиеся выраженные признаки сваливали к болячкам полученных от проклятий. Так и зарождались “сильные” люди.

Я неспешно вышел из ванной, выключив свет. В номере стояла та же атмосфера, дополняемая тусклыми источниками света, за исключением всё того же запаха, который исходил от девушки, лежащей в кровати.

Она же и проследила за мной ровной линией, пока я садился за стол, предварительно подогрев и наложив в тарелку какое-то блюдо, состоящее из длинной лапши, неизвестных кусочков мяса, странной жёлтой пасты, а также обильно посыпанного чёрным молотым перцем.

— Название? — негромко спросил я, не повернувшись.

— Паста карбонаре.

Еле как поев эту… пасту, я повернулся к ней боком.

— Не против поговорить? — и не увидев на лице какого-либо изменения, дополнил: — Засчитаю это как за согласие. Значит так… Э-э… — так… что обычно спрашивают парни у своих возлюбленных? — Как твои дела?

Уонка отложила книгу поставив в ней закладку в виде магнитика и сняла очки.

— Нормально… — слабо улыбнулась она. — В принципе в данный момент ничего не происходит. Именно это ты и хотел узнать, Михаил?

Нет, ты будешь сильно огорчена, если узнаешь истинную причину.

— Ну… — замешкался я. — сложно сказать…

— Сложно сказать… — выдохнула она. — Ты действительно так плохо понимаешь намёки? У тебя когда-нибудь была девушка?

— Никогда, — ответил я. — Была одна, но её и своей девушкой-то назвать сложно. Так, не простолюдинка, но и не высший слой. Просто мой очень близкий друг, у которого перед моим попаданием сюда. — опустив вилку, я взмахнул руками. — возникли чувства ко мне.

— Можешь развёрнуто?

— Хорошо, — я откинулся на стул. — Она была первой девочкой, не связанной с моей семьёй ни по контракту, ни по клятве или крови, с которой я познакомился в свои десять лет. Милая, скромная и заботливая. Мы много и часто гуляли… не без сопровождения телохранителей, но всё же. Она всегда меня поддерживала. Однако после моей службы я встречался с ней лишь раз, и то недолго.

— Вы спали?

Я открыл глаза.

— Да, довольно мног… Э-э, что у тебя с лицом? — пальцем я указал на слегка тупо улыбающееся физиономию, с которой в лице её персоны я встречал впервые.

Она глубоко выдохнула.

— Так продолжай, я внимательно тебя слушаю, — ещё сильнее улыбнулась.

— Ладно, — пожал я плечами. — Так вот… Мы довольно-таки много спали, но то было по дружбе. О любви я и речи не вёл, потому что понимал, что наши совместные возможные отношения могли привести к большущим последствиям, которых нам же и нужно будет потом разгребать. Например, забеременела она, тогда в таком случае мне бы отец такой пиздец устроил, что я во всё был бы ограничен. А мне оно надо? Нет.

— В вашей Федерации как происходят дела с ЗППП?

— Прости, я плохо помню, что это значит.

— Заболевания, передающиеся половым путём.

— Точно! — щёлкнул я пальцами. — Касаемо моей родины, то… всех заболевших ЗППП из рабочего класса…

— Отправляли в последующее медикаментозное лечение? — сделала она наивную глупую ошибку.

— А вот нет, — хлопнул я в ладоши в миг помрачнев. — их ликвидируют.

— Боже… — не на шутку ужаснулась Уонка, прикрыв ладонями нижнюю часть рта.

— А вот и нет. Это необходимая мера для борьбы с инфицированными, которых большинстве случаев не представляется как-либо излечить.

— И как вы после этого можете называться людьми?

«Как?.. Что ты сказала?..»

— Да легко, — я со всей силы постарался выдавить из себя улыбку, как и заковать в кандалы неприятные мысли. — Хоть мы и не являемся федерацией в общем виде, мы всё равно всеми силами поддерживаем правителя, избираемого на совместных выборах при каждой последующей смерти оного.

— Кстати, насчёт твоей многосистемной страны. Как много грехов за ней предписано?

— А что такое грехи? То есть, как ты трактуешь это слово?

— Грехи — олицетворение грязи, что присуща всему роду человеческому. Может показаться что я очень верующая и все дела, но я не крещённая, как и не верю во все эти грехи, которых так любят предписывать люди к “нестандартным” личностям.

— Но ты же кто-то вроде верующий, ведь так?

— Для тебя все верующие на одно лицо и веру?

— А у вас разве не одно существо, что стоит во главе всех и вся?

— Пф-ф-ф… — она закатила глаза, как бы улыбаясь от чего-то. — Твоя наивность в данной теме поражает, Михаил.

— Отсутствие знаний о столь бесполезной хрени довольно прохладно встречается как в Федерации, так и в моей семье. У нас нет данных ни по одной из ваших существующих вер. Ведь… то, чего нет в той или иной жилой среде не значит, что проживающие должны знать об этом хоть что-то, как и никто не обязуется иметь чёткое представление о том, что такое вера.

— Вера — это когда…

— Уонка, — произнёс я её имя твёрже необходимого, показывая важность моих следующих слов. — Я знаю, что такое религия и вера. Мне необходимо, чтобы ты мне рассказала про существующие… подвиды, если так правильно, виды данного термина.

— Это я могу, — победно улыбнулась она, не понимая, куда заходит и насколько впала в бездонную яму…

От столь поражающей информации, которую я старался тогда переварить и принять, дабы в будущем не было каких-либо непредвиденных эксцессов, когда вместо чёткого ответа или строго преднамеренного плана из моего разума вылетают только «Э-э…», «Мэ-э…» и «А-а-а…», я был поражён по самое не хочу.

Стоял двадцать восьмой час — по обычному времени, в котором сутки исчисляются в двадцатичетырёхчасовом формате, сейчас было бы ровно двадцать первый.

Уонка в мельчайших подробностях провела мне пятичасовую лекцию на тему: «все давние и ныне существующие религии, их устройство и ответвления».

Мозги перестали что-либо соображать, руки еле поддавались моим приказам, сердце билось ритмично медленно, а моё желание зажечь сигарету упало в нуль. Я лежал на её коленях… не помню сколько. Если быть более-менее точным, то где-то час, может часа полтора. И всё то время, пока я ощущал нежную тёплую кожу свой шеей и головой, я ловил себя на мысли, что было бы неплохо выяснить что она сегодня хотела.

— Слушай… — перед тем, как что-либо сказать, я постарался вложить все видимые и не видимые силы в разум. — зачем ты… контрацептивы в вазу положила?..

— А, так ты про них… — отложив в сторону книгу… каких-то там двигателей, она потянулась к тумбочке и раскрыла перед моим лицом одну пачку со средним размером.

— Да, я… это… про них… — силы затухали… — Нахер тебе… они?..

— А для чего их используют, не поделишься?

В тот момент мне показалось, что я отчётливо увидел на её губах милую, и одновременно коварную улыбку.

— Э-э-э… не для забавы ради?..

Я не обращал тогда внимания, как выглядел и что говорил, однако можно представить, насколько же тупым у меня было выражение лица.

— Хи-хи…

Прикрылась она ладошкой, с закрытыми глазами в неё хихикнув.

— Верно, Миша.

Она опусттила эту же ладонь на мои длинные волосы и начала их гладить.

«Э-э-э-э… Что?..»

— Кто такой… этот… ну… как его там… Миша?..

— Так это же твоё сокращённое имя, глупенький.

— Меня не… м-м… Мишей зовут…

— А как же тогда, — спросила она без вопроса.

— Моё… имя… Мля… Майкл?.. Да-да… меня звать… Майклом…

— И кто же ты такой?

Чёрт, каким же милым голоском она это нашёптывает…

Я нелепо вскинул правую руку вверх с согнутым локтем под сто двадцать градусов, предварительно проявив воинское приветствие.

— Я — Майкл… Отто… слуга Федерации… и его предводительства… Несу имя Диктатора, да защиту… и… сохранность…

Она улыбчиво и негромко похлопала в ладоши.

— Браво, Майкл. А можешь развёрнуто? Какой ты человек?

— Какой я… человек?

— Да, именно, — ещё раз погладила…

— Э-э… — тогда я вновь врубил мозги на полную, выжимая все силы на ответ. — Хоть я… и убиваю людей… и люблю калечить виновных и… это… неугодных, я всё равно хочу, чтобы во… как её там… во Вселенной было как можно… меньше насилия…

— Почему?

— Да потому что… заебала меня эта… грёбанная война… — я крайне медленно отмахнулся, словно от невидимой мухи. — Везде чья-то кровь, органы… твои сослуживцы и подчинённые дохнут… как в прямом… э-э… смысле насекомые, а сам ты, не желая… попадать под ту же участь, неосознанно пытаешься… быстрее закончить… всю эту… хуйню… Я хотел умереть, много, где и когда хотел умереть, но… я понимал, что… не могу оставить… свою семью с фактом того, что… я… сдох, а когда… я получил своё первое отделение… так… и вовсе решил делать… всё возможное чтобы… наш фронт расширялся, а ебучие имперцы… продолжали дохнуть до полного истребления… Возможно я… мама…

— Что мама? — она продолжала меня гладить, смотря куда-то в стену напротив кровати.

Я молчал, совсем забыв о теме одностороннего разговора.

— Твоя мама?

— Что… она?..

— Кем она была?

— Э-э… мама… она…

— Она что? Именно её ты же не хотел сильнее всех подставлять, да?

— …мертва…

— А-а… — она опустила голову. — пожалуйста, извини, что я…

Но я её тогда не слушал. Все мои мысли сконцентрировались лишь на одной персоне, и я, как самый настоящий ценитель долгосрочного сдерживания собственных эмоций, расплакался как самый настоящий плохо пахнущий младенец.

Ненавижу маленьких детей именно по причине их запаха.

А также теперь и себя из-за столь низкого поступка, да и тем более на глазах Уонки.