Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 40

— Уонка, — обратился я к нашему неоспоримому специалисту-психологу, который сейчас открывал четвёртую бутылку. — Так ли сильно заметно, что я… м-м... чёрствый?

— Ты? — она по-быстрому налила полный стакан и сделала маленький глоток. — Да, ты очень и очень чёрствый! — и ответила слегка непонятной интонацией.

— Это ли почему? — изогнул я левую бровь.

— Да потому что тебе и Божья церковь не нравится, и, всякое там, упоминание чего-то необъяснимого и неправильного с твоей авторитетной точки зрения… — она слегка приподняла стакан и качнула в нём жидкость. — Как её там? — и посмотрела на меня.

— Научной, — негромко помог я.

— Да, точно, с научной… — протянув, она мигом осушила очередной стакан, неаккуратно поставив его на столик. — Всё у тебя слиплось на этой науке... И, вообще, не понимаю я тебя. У тебя что, вся жизнь на ней завязана?

Это прозвучало слишком… откровенно. Прежняя Уонка, что была до этого, не нашла бы и момента, дабы сказать столь непринуждённо и открыто.

— Во-первых, скорее да, чем нет. Но если честно, то точное и беспрецедентное да, потому что это первоочерёдное. То, что никогда не должно оставаться в стороне или тени. А во-вторых, — я обвёл её рукой. — что с тобой, дурная ты моя? Ты каким образом умудрилась напиться через газировку?

— Я, — она едва успела закрыть рот, прежде чем издать глухой рык, от которого меня всего передёрнуло, но не потому, что я брезгливый или ещё что, а потому что воспитывался в абсолютно другой среде, где это было абсолютным бесчинством. — нормальна. И, на к твоему сведению. — она взяла пустую бутылку с большой жёлтой и неизвестной надписью на грубом языке («Миргандина») и поднесла к своему левому уху. — она безалкогольна. Вообще почти вся газировка безалкогольна.

Я взял пример пластиковой констанции в виде бутылки в руку и принялся рассматривать все надписи.

И вправду. Нигде нет упоминания процентного содержания спирта. Конечно, он может описываться без чисел, а буквами, но даже так, я смог убедиться в словах Уонки.

— Хорошо, ты права… — поставил я бутылку к своим собратьям.

— Вот видишь? — победно скрестила она руки. — Не стоит не верить словам моим словам. — сказала она с неким величием.

— Ладно…

Так, что там у нас…

Третий вариант объяснять я не вижу смысла ввиду того, что он и так понятен. Переместить иным способом, неизвестным мне, а быть может и науке? Да раз плюнуть. Если, конечно, это как раз таки возможно, чего исключать я точно не стану.

Возвращаясь всё к той же неугомонной девушке. Нужно поскорее избавиться от неё, потому что… трудно признавать, но у меня начинает зарождаться странное чувство, из-за которого я, как минимум, всё дальше и дальше отдаляю эту возможность. Но также понимаю, что если я всё же не сброшу её где-нибудь с некоторым количеством денег, то она умрёт. Возможно мучительно, возможно, быстро и бесчувственно, но умрёт. Этого я всеми правдами неправдами не хочу и всячески избегаю.

Почему это так необходимо? На этот вопрос я откровенно не могу ответить, так как попросту… не знаю какие слова подобрать. Вот что-то странное я ощущаю, смотря на неё. Что-то схожее у меня возникало при общении с Бертой, но в малой степени.

Если, к примеру, вспомнить все упоминания о маме со слов отца, то он всегда вспоминал её с некой теплотой, тоской. То же самое я замечал, когда заставал общение тёти с её мужем Тэйблвуэром, за исключением последнего и с добавлением чувства наподобие взаимопонимания. Нечто похожее я замечал и при прочтении древних романов прямиком с докосмического периода.

Что же это, что же это, что же это…

— Любовь…

Странным, совсем не своим голосом пробормотал я, вдумчиво открывая откуда-то взявшийся мешочек порошка, — на самом он взялся из одного из подсумков, что висела у кобуры, но на тот момент я не обратил на это никакого внимания. Тогда видимо и Уонка заметила мою странную фразу, так как через три секунды осторожно спросила:

— Любовь, и-и-и?.. — протянула она, возможно совсем не понимая, что я хотел сказать.

Я медленно взглянул на неё, не осознавая то, что через мгновение скажу полную, наполненную говном, хрень.

— Я, кажется, люблю тебя. — отчётливо пробормотал я. — Странно, представляешь? — и видя её застывшее в камень лицо, неустанно продолжил: — И я чувствую себя странно… Это же нормально, верно?.. Эй, Уонка, ты совсем лазеры за рельсы закатила?

Навис я над ней и перед лицом пару раз щёлкнул пальцами. Ноль реакции, за исключением рефлекса на моргание.

Это безнадёжно…

Выдохнув, я развернулся и сел на своё место, украдкой поглядывая на неё.

Ну и ладно, чего ж мне до неё. Главное, что восхитительный мешочек-то со мной, который вверит мне воодушевление и разнесёт все несчастья и невзгоды, а также, вдобавок ко всему и ненавистных имперцев в кровавое месиво, переполненное их же тухлыми кишками и разорванными в клочья органами.

Используя подготовленную как раз для этого случая пастельную бумагу из какого-то набора для сна и небольшую пластиковую ложечку, я распределил две тонких линии под стать моему носу.

Уже будучи готовым следовать расписанию, перед этим удостоверившись во времени, я в считанных дюймах остановил руку, что приближалась к носу.

— Ты как? — всё же не смог не спросить я. — Может… — и взглянул на дорожечку. — Хотя ладно, пусть. Как приду в себя, так сразу предприму что-нибудь… нужное…

Так шли целые часы, дни, а после и неделя. Всё это свободное время, которое упало мне на руки я разрабатывал, редактировал, менял и изменял план, что приведёт меня к конечной цели.

Не забывал и про расписание. Удивительно, что я только недавно принял тот факт, что вновь подсел на суфентанил. Порошком я как бы иногда балуюсь, но скорее для разнообразия, нежели для утоления зависимости. Сигареты же как оставались незаменимой частью меня прошлого в лице контрактника, так и остаются важной составляющей всего моего жизненного бытья, что следует изо дня в день.

Проходили целые дни за одним всего лишь маленьким столиком. В первый день я словно превосходный идиот нехило так растянул себе спину, сидя за диваном и составляя план. Поэтому на следующий день я, попросив Уонку сбегать за удобным маленьким креслом под стать высоте столика, лежал в кровати с дико ноющей спиной будучи полностью разгневанным и раздражённым.

Каково было удивление, когда, войдя в номер и положив ключи на тумбочку, а после включив свет, перед ней я предстал полностью обкуренным, пьяным и ужаленным в щи. Тогда я вновь прибыл в гости к моему новому ублюдочному приятелю. Мы вместе мирно побеседовали о моём плане, который он тогда надоел критиковать. То одно не нравится, то уже совсем другое, отличное от первого. Так, шажочек за шажочком, я закончил свою речь, после которой он, не спросив, запустил свою шарманку под названием «депрессия в минус нуль лет».

— Ты закончил? — вежливо поинтересовался он, когда я договорил.

— Верно, — выдохнул я, смотря в бесконечный пустотный потолок.

— Тогда смертный, никогда не забывай о важности смерти. То, что не делает нас сильными — чушь, серый мусор, что не достоин и взгляда нашего. Но важно никогда не брать выше положенного, — перед ним образовалась толстая выцветшая книга, что выглядела словно её били, пинали и кидали. — Этот завет олицетворяет жалость рода человеческого. — что-то звонко прозвенело, и она раскрылась. Было ощущение, будто он перелистывал её страницы своим несуществующим взглядом. — Я его зачитаю… Кхм-кхм. — утробно прокашлялся он. — И когда взошёл на трон о-о-о превеликий Бог Смерти...

Дальше я не слушал, хоть и делал вид.

Так прошла целая неделя.

— Вот это, — одним движением руки небольшая кипа офисных бумаг шлёпнулась об кофейный столик.

Я с ожиданием смотрел на то, как Уонка, с завязанным на голове конским хвостом, сначала оторвалась от готовки, подошла к дивану и села, а после неспешно взяла несколько документов, что были в самом верху одновременно с этим доставая очки для чтения из старенького футляра.

Пробежавшись по первым строкам, она, не поднимая головы, взглянула на меня из-под диоптрий:

— Это… — она поправила очки. — вполне выполнимо, если судить строго.

— А если честно? — выдохнул я, садясь.

— Спешу спросить, перед всем, что сейчас будет: сколько классов ты окончил?

— Двенадцать, — она странно посмотрела на вытянутую пачку и ещё страннее отреагировала на зажжённую сигарету. — Ну, что дальше? — выдохнул я целое облачко, которое сразу же рассеялось, поднявшись вверх.

— Можешь, пожалуйста не делать этого в моём номере, — это был не вопрос. — Я настаиваю, Михаил.

Я вытащил карманную пепельницу. Ловким движением руки раскрыл и медленно, как бы назло потушил ЦЕЛУЮ сигарету.

— Ты удовлетворена? — сдержанно полюбопытствовал я, пряча вещь во внутренний карман.

— Да, — кивнула она. — Переходя к классам… Ты обучался очно или заочно?

— Заочно. У меня был профессор, что работал на мою семью. Он-то меня и обучал всему, что люди проходят в школе.

— Дай угадаю, ты учился в универе, да?

— Верно, — медленно кивнул я. — Сразу говорю, что на юриста.

— Очно?

— Очно.

Она пару раз перелистнула мой план, остановившись на идее набора команды.

— Зачем? — украдкой взглянула на меня.

— Нас двое, верно? — я дождался её ответного кивка, а после встал на ноги. — Тогда и бессмысленно тебе что-либо говорить.

Я направился к тумбам, дабы захватить стакан воды. Слишком сухо во рту и ещё лёгкие покалывают. Не нравится мне всё вытекающее…

— Пилот минимум среднего уровня, легальный; максимум двое автоматчиков с военизированным прошлым; взрывник, спец по взрывотехнике; полевой хирург, врач, специалист по хирургии… Зачем писать столько синонимов? Не проще ли подобрать нечто общее?

— Так мне удобнее.

— Но не мне, — попробовала она вставить своё маленькое «я».

— А мне насрать — такой вариант тебя устроит?

Мы смотрели друг на друга в течение семи секунд, после которых она всё же продолжила читать.

— Найти способ вернуться обратно… — раздался её голос в небольшой комнате. — Ты даже не знаешь, как это сделать? — со скепсисом спросила она.

— Да, — отпил я немного воды. — Один мой очень… нужный знакомый сказал мне, что расстояние отсюда до моего дома насчитывает приблизительно десять огромнейших галактик, каждый из которых по пятьсот миллиардов звёзд. Нехилый путь, не так ли? А попал я сюда хрен пойми как. Вот я сражаюсь с роботами со своим напарником, а в следующее мгновение я уже слышу этот надоевшую речь на грубом языке и понимаю, что меня хотят убить.

Я залпом осушил стакан и с громким стуком поставил его на столик.

— Поэтому я и не знаю, как вернуться обратно. Знаю, что оттягиваю время. Знаю, что пиздец какой хуйнёй занимаюсь. Но и сидеть и тыкать в небо, а по-другому я это никак не могу назвать, я тоже не могу. Ты ведь знаешь, что, когда у человека нет никаких вариантов, он либо будет искать решение на протяжении многого времени, либо забьёт огромный болт и пойдёт нюхать, курить и трахаться?

— Я в корне не согласна с тобой, — ответила она с невозмутимым лицом.

— Ну и ладно, — отмахнулся я. — Сейчас главное — это набрать маленькую группу остолопов, которые в будущем нам будут только мешать, и от которых я в тот же момент избавлюсь, а после, как только выполним первую часть плана, мы наконец-таки найдём то самое место, похожее на то, что я по неприятному случаю упустил, и в конце концов вернусь к себе домой и истреблю этих недоёбаных сучек в лице имперцев.

— Позволь личный вопрос, Михаил, — я молчком смотрел на неё, показывая, что позволяю. — За что ты так ненавидишь, как ты уже сказал, Империю Шультце

— Не Шультце, а Шальтце.

— Разницы же нет, — пожала она плечами.

— Нет такого слова Шультце, есть Шульц. И оно, как правило — немецкая фамилия. Но всё, что связано с немецкой тематикой и прочим вытекающим, никак, даже на пороге не стоит возле Империи. Ты ведь знаешь империи древности, верно?

— Да, к тому же их было немало.

— И они все исчезли. Знаешь почему?

— Причин много: от сепаратистов и недовольных, до внутренних проблем с дефицитом и невозможностью контролировать огромные территории в связи с ещё не изученными технологиями того времени.

— Так вот, — я несколько раз постучал костяшками пальце об столик. — А эта империя как раз таки лишена большинства недостатков. Да, у них скорее всего есть недовольные, или что-то наподобие сопротивления. Но если я тебе скажу, что они контролируют двадцатимиллиардную галактику и имеют флот, гораздо превосходящий Федерацию, тебе это что-нибудь да скажет?

— Да, скажет.

— И они, к дополнению, ещё и на голову отбитые, что даже я не иду ни в какое сравнение, — я встал, расхаживая из стороны в сторону. — Они, чёрт возьми, и детей ебут, а после сжигают или режут, и женщин продают в не самое лицеприятное рабство, и стариков разбирают на кости, а после отправляют их на удобрение. Мне стоило увидеть один раз, один, чёртов раз за свою жизнь, и я никогда, блять, не забуду то, как это было, выглядело, пахло и ощущалось…