Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 38

Столько незамысловатых слов я тогда вещал в своей голове о спасении Федерации, победе над Империей, мире во всём мире… Но будем честны — я психопат, и этим всё сказано.

Скольких я погубил, прежде чем сейчас лежать на этой приятной двухместной кровати, вместе с девушкой, которая повёрнута ко мне спиной? Тысяча? Может, десятки тысяч?

Я не знаю, и даже знать не желаю.

Всё время, в которое мне когда-то становилось паршиво от того, что я истребил своими руками столько народу, я утверждал, уверенно и стойко, что все эти кадры были плохими людьми, которые ни в какое корыто и ни в какое сравнение не идут со мной и моими братьями по оружию.

Но конкретно сейчас я считаю по-другому.

Наркоман; колюсь и нюхаю, а также весь кокс, что мы добыли, я позже продал на чёрном рынке через связи Уонки. Психопат; мне плевать на смерти других, лишь бы этот самый процесс был как можно сильнее приятен. Милитарист; я всем сознанием и разумом ценю и уважаю любые средства уничтожения себе подобных, но больше всего я склоняюсь к огнестрелу, так как с самого детства у меня сложилась искренняя любовь ко всему, что стреляет различными патронами из разных металлов.

Я был нейтрален ко своему отцу, позже — негативен. Ненавидел его. Но когда более трезво оценил ситуацию, когда понял, что он хотел, как можно лучше, и чтобы я как можно меньше переживал, и даже сделал он это как всегда прекрасно, я простил его, простил в воспоминании, которое воспроизвёл для меня пустотный ублюдок.

И касательно него. Вытерпел я его персону, да так, что в какой-то степени даже стал понимать его. Сотни тысяч лет ты обитаешь в одном и том же месте, без намёка на конец и собственную смерть. Наблюдаешь, знаешь, высматриваешь, запоминаешь… И всё равно ты можешь умереть. В том разговоре мы делились кто чем: я — переживаниями и трудностями, он — мудростями жизни и бесконечным желанием просто сдохнуть.

Вспомнилась одна небезызвестная армейский анекдот:

«Встретились как-то раз случайно на белом-белом пляже возле белого-белого моря философ, в аристократическом одеянии, и ветеран, в парадном мундире с множественными медалями.

Первый вежливо поинтересовался у второго, поправляя галстук-бабочку:

— Прошу прощения, товарищ подполковник, но который час, не подскажете?

А тот ему чёрство отвечает:

— Время умирать.

Достаёт пистолет, стреляет наотмашь, и сносит пол головы разрывными патронами пятидесятого калибра!»

Суть заключается в том, что философов в Федерации ненавидят и всячески гноят, их даже государство не покрывает; настолько они нужны. Но аристократов-философов все любят, уважают, ценят и в жопу целуют, как только появляется такая возможность. Для нас, ветеранов там, боевиков и просто военных, все эти пыжики, которые в любое возможное время раскидываются пусть и очень нужными, и даже в некотором роде, полезными, цитатами, являются пустыми идиотами, что сидят на самых верхушках главных небоскрёбах в тысячи этажей и раздают указы своей прислуге вытереть свою пятую точку.

Вот как пустотного, ублюдка, уголовника, или просто голоса, могу сказать, что он хоть и не подходит под вышеупомянутое перечисление одной немногочисленной касты, но очень напоминает своим мировоззрением этих «не обременённых» от сложности жизни. Он на протяжении двух часов заливал мне в уши, что хочет сдохнуть, умереть, что устал от своего существования. Даже я, тот, кто думает в точности как также, после разговора, который закончился моей смертью, был максимально потрёпан и высосан морально.

У меня просто не осталось и капельки желания кого-либо слушать.

Но про пустотного я когда-нибудь точно узнаю кто он и кем является. И да, существование могущественных существ, или, как правильно, богов, я до сих пор не верю, хоть уже начал подводить под сомнение точку зрения Федерации.

Уонка изменилась. Сменила причёску и теперь похожа на бледного паренька с чёрным каре, который и километра не задыхаясь пробежать не может. Она также стала по-другому говорить, излагать мысли вслух. Может быть, я отупел, или мой социальный и бытовой опыт уходит на дальний план, но я правда не могу понять с чем связано такое изменение. Я что-то не так сказал, сделал? Или же зря накручиваю данный факт?

Но всё же, неизменным остаётся многое. А одно из такого…

— Пиццу будешь? — потрясла она ею, пока я находился в мысленном потоке под названием — прокрастинация.

И если быть честным, — а я в большинстве случаев именно что честный, искренний, — то вся эта рутина порядком так надоела. Все эти недоприключения на голую пятую точку с постоянной вознёй с трупами убитых мною так надоели. Была у меня недавно мысля взять все свои манатки и двинуться куда глаза глядят, потому что другого варианта, я увы, не нахожу.

Но что подразумевается в виду, когда говорится «куда глаза глядят»? Не могу же я просто так понадеяться на голое стечение обстоятельств и делать не как подобает…

— Так будешь? — вырвала меня Уонка из прокрастинации.

— А? — не понял я.

— Пицца? — вытянула она её.

— А-а-а… — понятно. — Чего? Зачем мне пицца?

— Ты сейчас серьёзно?

— Да, — осторожно кивнул я, медленно вставая с кровати. Подошёл к ней, сидящей за столом, взял из её рук кусочек и откусил. — Спасибо, вкусно.

— Не за что, — только и сказала она, пока я съедал последнюю половину. — Я вот спросить хотела: ты зачем пока был… в не лучшем состоянии, бормотал что-то про смерть, какого-то уголовника-ублюдка и про свою маму?

— Я? — с наитупейшим выражением лица посмотрел я на неё.

— Да, ты. И не надо здесь строить из себя невесть кого, Михаил. Я ведь знаю, что ты притворяешься — со мной это не пройдёт.

— Так проходило же, — заметил я.

— В прошлом, не спорю, — она кивнула. — Но… а сейчас? Сейчас-то что? — я уже было хотел ответить, но она продолжила: — И-и… почему ты всё время, во всех ситуациях, в которых мы побывали, лез на рожон? Я этого в душе не понимаю. Зачем и почему?

— Я… — хотел было ответить, но смолк, наблюдая за недовольной Уонкой, которая задаётся вопросами? при этом идя в правильном направлении.

— Ты мог бы уже давно рассказать мне о своём плане в мельчайших подробностях. Да пусть даже мельком, но рассказать; мне бы и этого хватило. Ещё что… — она несколько раз хрустнула суставами пальцев. — Да, точно… Ты всё время твердишь о верности своей Федерации, но при этом ничегошеньки не делаешь и не предпринимаешь даже малюсенькой попытки как-то вернуться обратно.

— Но я…

— Замолчи, пожалуйста, Михаил, — всё бы ничего, я бы не стушевался. Но она сказала это такой интонацией, с которой я её, уж точно, никогда не представлял. И даже сейчас не могу представить.

Она хрустнула указательным пальцем и продолжила.

— Ладно, поступим по-другому. Сейчас я буду задавать тебе вопросы. Постарайся ответить на каждый в пределах честности, пожалуйста.

Я медленно кивнул.

— Чего ты хочешь?

— Я…

— Нет, — перебила она меня и приставила ладонь к своему маленькому подбородку. — Чего ты желаешь? Вот, так лучше.

— Я желаю спасти близких мне людей от Империи, — ответил я, несильно задумываясь, потому что знал, что именно этого я желаю всем сознанием.

— Хорошо… — кивнула она. — Любишь ли ты убивать людей?

— Да.

— Пытать?

— Тоже.

— А насиловать?

— Фу-у бля, — я аж на мгновение оказался в двух футах от неё. — Ты, чёрт возьми, что за вопросы мне задаёшь?

— Обычные, — ответила она с каменным лицом.

— Хуй между ног обычный увидишь.

Она с серьёзным видом перевела взгляд на мои длинные трусы.

— Да я не про это… — выдохнул я, подошёл к ней и указал на пах. — Вот про это я! Про это!

— А-а-а…

— Би, блин, — поморщился я. Что за цирк, мама моя… — Продолжай.

— Ты, кхм-кхм, наденешь свои штаны? — указала она на них; они лежали на тумбочке.

— А чем тебя они не устраивают? — повернулся я обратно.

— Просто можешь взять и надеть их?

— Нет, — взглянул я на неё с неким вызовом.

— Что дальше будешь предпринимать? Вновь возьмёшься за свои анальгетик с порошком «жизни»? — Уонка разлеглась на деревянном стуле со спинкой и скрестила руки всем видом показывая свою заинтересованность.

— Никак нет, — я сел на кровать и взглянул на безоблачное небо через окно. — Предлагаю вот что…

И я ей предложил сначала сесть, и поесть. Немного позже я рассказал примерно следующие действия, в которых она будет играть немаловажную роль.

Нам необходимы деньги и оружие — они у нас в полуприцепе, который, по её словам, находится не так уж далеко по сравнению со столицей.

— Сколько-сколько?! — для сущей уверенности я даже выпучил глаза.

— Пятьсот тридцать девять миль, — повторила она. — Тебе ещё раз нужно…

— Нет-нет, всё, я понял, — протянул я тогда открытую правую ладонь. — Просто ты ещё недавно же говорила, что оставалось проехать всего каких-то сто миль. — и злобно взглянул на неё. — Что-то не стыкуется в сказанных тобою словах.

— Не стоит переживать, это всего лишь несостыковка.

Через двое суток всё оказалось вполне естественным. Когда я заходил в полуприцеп, то первым делом меня встретил ещё не начавший гнить труп. Всё, как и было тогда: пара бионических глаз, руки, ноги, также интересно выглядящий позвоночник с некой сероватой жидкостью, которая начала течь после того, как я случайно тыкнул в позвонок ножом. На теле всюду были эти отталкивающие ровные линии, что шли вдоль и поперёк. Они, судя по всему, нужны для прохода коннекторов. Я плохо разбираюсь в этом, так как в Федерации киборгов было о-о-очень мало. Катастрофически мало.

Как я понял позже, все бионические конечности можно смело сдавать на запчасти, потому что их не видоизменить, ни форму другую подставить. А это из-за того, что каждая отдельная конечность, деталь и изгиб был сделан полностью под стать носящему, то есть использующему.

К сожалению, тягач пришлось сменить, так как он уже много, где засветился и выследить его как выпить кружку солёной воды в океаническом мире. Поэтому, спустя каких-то два часа, мы смогли выйти на одного из дальнобойщиков, который, по сведениям всё той же Уонки, втихую от своего законного работодателя промышлял перевозкой закладок, и который когда-то был пушечным мясом и обожал насиловать женщин в клубе, готовил мстя одному из прокуроров этой планеты. Я, конечно, не поверил, что он всё-таки решился бы воплотить эту идею в жизнь, но и отменять того факта, что он верещал как сучка, пока я с ненормальной улыбкой переломал ему сначала пальцы на всех конечностях, а после перешёл на то, что у него между ног, и пропитал его хлористоводородной кислотой, тоже не могу.

Мы ехали, ехали, ехали, ехали… И доехали.

На протяжении всей, наипрекраснейшей поездки, я не переставал забывать о тяжёлых потребностях организма. Нюхал, вводил, вдыхал. Я бы с радостью со всем этим покончил и бросил, но и понимаю, что сейчас не время. Больше времени потрачу и потеряю, нежели восполню и использую. А так, у меня лицо ясное, хоть и мёртвое как у гниющего трупа, дыхание нормальное и стабильное, хоть и нос выглядит как у клоуна, а также лёгкие всё время будто тлеют, и руки выглядят здорово, что каждый раз, как только у них появляется возможность, они начинают люто елозить из стороны в сторону и подводить в самый, казалось бы, нужный момент, из-за чего мне пришлось в самом начале дать управление Уонке; она вот, молодец, не наркоманка, уважаю её.

Проблем с пищей и всей бытовой сноровкой у нас не было. Мы хоть по нашей обоюдной ошибке не взяли с собой ничего из подобного, но и голодать нам, что удивительно, не пришлось. Ну так, взяли, приехали к какому-нибудь ларьку у дороги, ведущей к небольшому населённому пункту, купили несколько полуторалитровых бутылок и поехали колесить восвояси, по пути даже выловив пару окуней с придорожных рек.

Больше всего я был удивлён с того, как быстро мы примчались к столице.

— Пф-ф, всего-то сутки. Я думал, что будет от полторы и больше, — отмахнулся я и положил ту же руку на кнопку снятия ремня безопасности и посмотрел на водительницу. — Спасибо тебе, моя незаменимая.

— Да-да, не за что… — она поставила на ручник и вместе со мной вышла на улицу.

Снаружи был уже вечер. Ветер то завывал, прихватывая с собой весеннюю свежесть, то утихал. Уонка припарковалась в пригороде на стоянке, которая располагалась близь очередного дорожного отеля.

Высокий тёмный деревянный забор вокруг него оставлял желать лучшего, как и в общем-то всё здание; такое нерадостное всем качеством стройматериалов, но в то же время с вывесками, говорящими про скидки, и общим названием — «Встреча У Сергея». Чёрные асфальтированные дороги высокого качества вызывали диссонанс, глядя на всё тот же мотель. Понаставленные всюду, где только можно, дома со стальными стенами шириной в целый фут и высотой так во все десять, так вообще были для меня диковинкой на этой планете. И если в Эйнвуде такого отродясь не было, как и на заблёванных планетах Федерации, где есть только планетарный центр, то эти, так скажем, крепости, были и в правду, как я уже сказал, для меня самой, что ни на есть, диковинкой. Вот просто больше других слов при виде этих неприступных фортов у меня не возникает.

Но я как-то отошёл от этой самой сути, которую вводил всё время.

— Вот и встречай нас, милостивый ты Александр… — пробормотала Уонка идя небольшими шажочками вперёд меня ко входу, уверенно топая ботинками.