— Ты мне нравишься! — смущённо произнесла моя подруга детства нараспев, при этом смотря в изысканную белую плитку.
Это было когда мне только-только исполнилось четырнадцать лет. Конец декабря, на Шовехере осень. Я с немыслимой усталостью после разного рода тренировок, — от простой беготни с амуницией до стрельбы навскидку на дальнюю дистанцию по мишеням в один фут с минимальным порогом в восемьдесят процентов фактических попаданий, — с Эрлом возвращался домой на челноке. Мои мысли неслись от простой горячей ванны до просматривания статей в интернете на интересные темы. Тяжёлые вдохи и выдохи выпускались из моей груди, ноги не держали, руки не слушались, глаза сами по себе закрывались. И в таком физическом положении, меня, приземлившегося на соответствующей взлётной площадке в сопровождении доверенных лиц встречает близкий для меня человек, сразу же вставший и ринувшийся ко мне с дивана в главном холле.
Однако этот человек не учёл то, что я был не в настроении.
Меня вообще раньше было легко разозлить, оскорбить. Быть может, это связано с тем, что тогда я был четырнадцатилетним дебилом, а быть может здесь вопрос уже касаемо всего пережитого, хотя я уже не нахожу в своём детстве каких-либо определённых причин для объяснения нынешних руководствующих мною принципов и мыслей.
После её неожиданных слов позади стоящие телохранители решили уйти без команды. Я был не против.
Остались только мы вдвоём, пребывающие в тишине уже как три минуты.
Она смотрела себе под ноги, опустив спину так, что казалось, что она кланяется предо мной. Я же, ведомый неизвестно чем, просто продолжал невозмутимо смотреть на неё, когда мои мысли набирали неприятные обороты.
— И чем, — начал я негромко, но твёрдо. — же я тебе нравлюсь?
— Ты… ты очень важен для меня… И… — «то ли подобрать слова нормальные не может, то ли теряется в непонятно в чём…». — …ты очень добрый, умный и… пунктуальный… — «закончила…».
Убедившись в том, что на этом вопрос закрыт, я открыл свой мерзотный рот, «раскидывая её, — как мне тогда казалось, — по фактам».
— Я? Добрый? Ты с какой виселицы рухнула, Берта, а?
— Но ты… — было хотела что-то возразить, застыв в одном положении.
— Заткнись чёрт возьми, — прорычал я. — Никакой я не добрый человек — это раз. Никакой и не умный — это два. Никакой не пунктуальный — это три. Все эти слова — наглая ложь. Я ненавижу всё это. — активно размахивал я руками. — ВСЁ!
Моё эхо пронеслось по всему двухэтажному холлу. С выпученными от злости глазами, сомкнув челюсть на максимум я посмотрел на еле сдерживающуюся девочку, которая старалась не заплакать от столь ранимых слов, сказанных каким-то мелким долбоёбом.
— И ты, — слегка отойдя назад я указал на неё указательным пальцем. — не исключение, а даже как правило — записываешься в первую строчку первого столбца по важности, людей, которых я ненавижу!
Лицо скорчилось от моральной боли, превратившись в гримасу печали, рот открыт, но зубы сомкнуты, глаза еле видны и со слёзной железы потекли две полноводных дугообразных ручейков, наполненных горькими слезами.
Я, как истукан, продолжал смотреть на неё со Вселенской ненавистью.
И не выдержав, пятнадцатилетняя разбитая старшая наследница семьи Эккерон, промышляющей добычей драгметаллов на территории планеты Шовехер, убежала в сторону своего семейного челнока, пристыковавшегося на территории моего дома, по пути выпуская в точности такие же звуки, которые издавали заключённые особо тяжких преступлений, как только понимали, что комната, в которую их притащили, станет последней в их жизни.
В настоящее же рассказываемое время, когда мой мозг за каким-то хером решил вспомнить тот очень плохой инцидент, после которого мне пришлось слушать тёть Мелиссу на протяжении шести часов о том, какой дурак и как мог поступить так со свои другом, я понял, что устал работать самостоятельно на протяжении часа, и перевернув Уонку так, что она села на меня со вставленным членом, я тяжело выдохнул и посмотрел в потолок.
— Взгляд у тебя не очень… — скача заметила она. — Что-то вспомнил ты неприятное?..
— Как бы так… но… — левой ладонью я взялся за её правую грудь и выдохнул. — Хочешь узнать?
— Да… раз уж спрашиваю.
— Это воспоминание связано с моей близкой подругой.
Она остановилась.
— Что ты сказал? — её голос стал нормальным.
— Я сказал, что это воспоминание связано с моей очень давно знакомой близкой подругой, — нахмурился я.
— На будущее: никогда не упоминай других девушек при сексе со мной.
— Хо-ро-шо… — отвёл я взгляд.
— Но раз начал… — продолжила она. — то будь любезен: договори.
— Знаешь такие эпизоды из прошлого, когда тебе вроде как не стыдно и на которые тебе уже давно срать, но на которые ты один хрен не можешь забыть и тебе неприятно за то, что ты сделал.
— В смысле поругался с ней?
— Да, — выдохнул я, решая рассказывать. — Я тогда прилетел домой весь измождённый и уставший, персонал раскрывает мне главные ворота, что ведут в главный холл, как ко мне в объятия бросается она. Не понимая сути, я сначала холодно принимаю её объятия, а после слушаю признание в любви.
— О, так это же прекрасно… — сказала она воодушевлённо.
— Ты ж понимаешь, что стань я встречаться с ней, то вряд ли попал в эту галактику, а соответственно и не повстречал бы тебя.
Уонка помрачнела, прислонив одну ладонь ко лбу.
— Так вот… на чём это я…
— На признании.
— Я тогда спросил её причины, по котором я ей понравился. Она выдала краткий список, не в силах дополнить его чем-либо ещё... Поняв что-то там в голове, я не нахожу ничего лучшего, как аннулировать её мнение и под конец заявить, что она стоит на первом месте ненавидимых мною людей.
— Это… ужасно, Михаил, — удивилась она. Я отвёл взгляд в сторону, не желая смотреть на неё. — Так поступить с девушкой… Как её звали?
— Зовут. Зовут Бертой Эккерон.
— Она, как я помню, из богатого сословия?..
— Верно.
— Мне есть, что сказать, но…
— Ты не будешь мне ничего говорить.
— Да, я не буду, — она нагнулась и притянула мою голову к своей. — Забудем про это… сейчас я хочу любви… — прошептала она, закрыв глаза и коснувшись моих губ своими.
— Уонка, тут такое дело…
Она вопросительно посмотрела исподлобья.
— Я заебался. В прямом смысле этого слова. Заебался, — хмурился я, не в силах встать с кровати. А это неугомонная так вообще полна сил. Вон, сосёт как.
— Да поняла я, поняла… — вытащив проговорила она, разочарованно выдохнув и распустив короткий конский хвост. — Думала, что дольше ты сможешь.
— Как ещё дольше-то? Мы три часа трахались, а ты ещё большего хочешь? Да он прямо сейчас возьмёт, и отвалиться.
— С таким лицом, как у скульптуры ты это сказал, что на секунду подумала я, что ты действительно являешься ей.
— Ага, — я еле встал на ноги, всплеснув руками в стороны. — Да, я чёртова ходячая мраморная статуя.
В ответ на сухую иронию она хихикнула в кулачок.
— И как тебе?
Я подошёл к ней и чмокнул в лоб, на что она слегка отвела голову в сторону, прикрыв ладошкой своё лицо.
— Если ты про секс — то я удовлетворён, даже очень. Спасибо, мне было очень приятно… — искренне ответил я. — Если же про что-то ещё…
— Я про первое.
— Ну… — развёл я руками. — я ответил. И это… если плавно переходить к важному, то стоит упомянуть то, что нам пора уходить отсюда.
— Боишься красных?
— Кого? — не понял я.
— Синдикат.
— Я их не боюсь, однако проблем, исходящих от них, я не горю желанием получать в руки.
Одевшись, я завернул использованные презервативы с целлофановый пакет и скинул в урну. Уонка же одевалась вместе со мной, причём делая это с таким сконцентрированным лицом, которое даже для неё было странным.
— Не оставил идею найти близких в стороне?
— Я… — откуда она знает?.. А, точно, мистер Дубов же рассказывал ей… — нет.
— Могу ли я помочь тебе?
— Ты…
— Тише-тише-тише, — она приставила вздёрнутый вверх указательный палец к моему рту. — Ты хочешь победить Империю Шальтце?
— Ещё как, — сжал я кулак.
— А также отыскать близких людей, находящихся с большой долей вероятности здесь?
— Очень, — проскрежетал я.
— Тогда почему бы не предоставить мне возможность помочь тебе?
— Это моё дело — не твоё. По этой причине я не хо…
— Просто дай согласие.
— Нет.
— Скажи да.
— Нет.
— Скажи нет.
— Ни за что.
— Ты согласен?
— Да.
— На что?
— На то, чтобы ты перестала меня доконать, сейчас же.
…
— Хорошо, ладно, я тебя поняла…
Злобно улыбаясь как я, когда пребываю в гневе, но немного иначе, она сначала подошла к кухонном тумбам, достала из одной две глубоких пластиковых тарелки и сложила их воедино, так, что они вместе воссоздавали сферический шар, который в одной диагонали имел пропорциональный выступ в несколько дюймов.
— Предположим, что это Новая Александрия. Тут, тут и тут, — она поочерёдно ткнула указательным пальцем по определённой области, начертив невидимый неправильный треугольник. — находятся: столица, мотель и главный штаб Александровской корпорации. А здесь. — она ткнула ниже на пять дюймов (~12,7 сантиметров). — находится склад у пирса, снятого с эксплуатации.
— К чему ты ведёшь?
— К тому, что Костя знал, что ты кого-то ищешь. Знал, и при этом не вмешивался.
«Так… что за…»
— Откуда ты это знаешь? — нахмурился я.
Уонка поставила тарелки на место, а после села за край стола при этом положив голову одним боком на него.
— Он почти каждый день заходил ко мне под вечер и разговаривал со мной. Спрашивал про тебя в большей степени, втягиваясь после каждого сказанного “факта” в свои глубокие мечты, но бывали моменты, когда мы говорили так, ни о чём. И когда в очередной раз Костя зашёл ко мне, он с ходу начал рассказывать, что ты слишком много, где попадался на глаза. Где именно он не сказал, однако упомянул количество.
Она, будучи настроенной на что-то важное, взглянула на меня, встав со стула и сделав шаг ко мне.
— Ты ведь ходил по дорожным отелям и закусочным?
— Ездил.
Ещё шажочек.
— Факта это не меняет, — отмахнулась она. — Думал, что так ты быстрее найдёшь их?
Я не ответил.
— Ты ведь мог связаться с красными и тогда твой вопрос решился в два счёта.
Я вновь промолчал.
Она сделала ещё два шага.
— Ты потерял возможно самый последний шанс, как только убил его.
— Кого? — зачем-то спросил я, хотя знал ответ.
— Костю.
Выдохнула она мне эти слова в лицо, стоя в считанных дюймах от меня. Это выглядело бы забавно, зная, что она ниже меня на минимум восемь дюймов (~21 см), однако сейчас я не считал эту ситуацию такой, как и не считал, что она станет нагнетать весь этот пафос ради пафоса.
— Ты совершил огромную ошибку убив его, — произнесла она с опущенной головой.
— Он держал тебя в плену.
Каким-то образом я почувствовал, как она сжала свои ладони.
— Он. Не. Держал. Меня. В плену, — я чувствовал, как она холодеет.
— Тогда зачем? Зачем был проделан весь тот цирк?
— Это неважно уже, — выплюнула она эти слова. — Ты просто мог его тогда не убивать и тогда бы с его помощью нашёл следы своих родственников. Ты бы с самого начала мог к нему обратиться, и тогда бы нашёл… — она ощутимо опустила кулак на мою грудь. — своих близких… — а после и второй.
Кажется, кто-то понемногу начинает приходить в ярость.
— Давай мы вместе успокоимся и уже обсудим все планы в машине, уезжая отсюда.
— А давай ты сейчас по-хорошему меня выслушаешь и закроешь свой рот?
…
Я бы мог её заткнуть с помощью приказа, — а так я скорее всего сделал бы в первый месяц нашего общения, — но я не стану. Не из-за чего-то там сверх правильного, или потому что принципы и вся хрень, а из простого уважения и удивления, что она так может и умеет.
— Уонка, я сильнее тебя, предупреждаю, — отошёл я на фут, однако она также подошла на равное расстояние.
— Хоть сильнее, хоть умнее — всем всё равно, когда начинается столкновение.
— И ты хочешь сейчас начать драться? — с сомнением спросил я. — Действительно?
— Я не хочу.
— Тогда почему…
— Я хочу досказать.
Я замолк.
«Раз ей нужно только это, то почему бы и не прогнуться раз? Всё равно сейчас я не совсем правильную доктрину выбрал», — подумал я, засунув руки в карманы брюк.
— Сейчас мы собираем вещи, пакуем их в машину, уезжаем к моему полезному знакомому и уже от него едем до одной из банд, которая будет посредником между нами и красными.
— Дальше?
Она выдохнула, набирая воздуха в лёгкие.
— Я тебе расскажу в машине, а пока, — она указала на мой вещмешок. — собираемся.
Я подошёл к оному и раскрыл его, выудив неоткрытую пачку сигарет.