— Но ты не… — она одёрнула себя на половине пути к тому, чтобы коснуться моей щеки. — Для меня ты всё равно будешь другим. Может с небольшими прикрасами, возможно далеко от правды, но ты всегда будешь для меня иным. Отличным от того, кем ты себя видишь.
Это… растопило моё сознание, словно в нём на протяжении четверти стандартного века был многовековой лёд. Даже её признание во взаимности не было настолько тёплым, чем это.
На порыве эмоций я не нашёл ничего лучше, чем спрятать их в импровизированный мусорный бак, сев на металлическую крышку. Сейчас мне требуется вести себя прилично, без каких-либо проёбов.
— Когда мне было четырнадцать мои родители умерли за неуплату долгов одной из банд, которая “крышевала” над нашим районом. Они никогда не задерживали оплату налогоплательщикам этого сектора… — она горько выдохнула. — После смерти мамы с папой примерно в тот же месяц сгорел дом престарелых, куда перевели с дома полгода до этого бабушку с дедушкой… От них остался лишь пепел, растворившийся вместе с дождём…
Она взглянула на видимую часть половины естественного спутника.
— Я долгое время жила под крышей дяди вместе с тремя младшими братьями и одной старшей сестрой. Первому одиннадцать, второму семь, третьему всего два. Дядя много пил после работы на заводе, поэтому нам приходилось всегда остерегаться его, прятаться в одной комнате. Мы с сестрой много работали, чтобы прокормить братьев. Она без выходных с утра до глубокой ночи подрабатывала официанткой и барменом. Я же из-за возраста не могла найти подходящую работу со свободной вакансией. В Алом Секторе дети до шестнадцати, как ты помнишь, не могут работать. Поэтому я врала сестре, что раздаю листовки, когда сама клянчила со слабых бумажные купюры вместе с “подружками”. Деньги были большими, однако для нас пятерых их никогда не хватало.
— Именно тогда ты и познакомилась с картелем?
— Не тогда, немного позже, — поправила она догадку. — Вечером одного дня дядя впал в безумие. Он упрекал нас в том, что мы виноваты в смерти его брата и его жены, что именно из-за нас сгорели его родители, что мы, кратко говоря, являлись главным катализатором его проблем. Полностью накаченным кокаином и алкоголем, он достал из сейфа под своей кроватью пистолет и начал без разбору убивать нас. Сначала умер второй брат, после первый. В третьего же пуля угодила в шею… Тогда я думала, что ранение не страшное, что ещё есть время перевязать, как только удастся сбежать. Моя сестра была сильно ранена, из её живота лилось много крови… Мы не пытались сопротивляться, даже попытки не совершали. Я взяла третьего брата на руки и выпрыгнула в окно со второго этажа на навес подъезда. Он обвалился, но смягчил падение. Сестре повезло меньше — она приземлилась головой об бетонный тротуар. Я упала в обморок. К тому времени из границ спального района выли сирены. Полиция, скорая… К моменту приезда последних мой последний живой брат умер от потери крови — это первое, что я услышала после пробуждения в палате главной больницы города.
Она сделала небольшую паузу. Я лицезрел, как нечто блестящее скапливалось в уголках её глаз.
— Оставшись абсолютно одной, меня перевели в приют для подростков. Я продолжила ходить в ту же школу, но уже перестала досаждать слабым и прекратила любое общение со всеми, даже в реальной жизни. Перестала говорить с кем-либо… В первое время я занималась ничем. На пособие покупала себе новую одежду, как только старая износиться, и еду, которая была запрещена в доме. Надо мной пытались издеваться, но я всегда оставляла обидчикам ушибы, а в один момент и переломы. Комната заведующего стала для меня второй по посещаемости. Позже ко мне даже боялись приближаться, обходя стороной. Я стала изгоем.
Уонка отвела голову в сторону.
— Но я не отчаялась. Со стороны я выглядела как побитая, зажатая девочка, но в душе я не оставляла надежду на новую жизнь. Мои мечты прошли железобетонную проверку на прочность, став ещё более реалистичными и желаемыми. После выпуска из школы в семнадцатилетнем возрасте я повстречала одного милого парня, не похожего на других. Он не был дерзок и брутален. Был комфортным и притягательным. После неожиданного звонка друга папы я получила всё наследство, с помощью которого смогла сразу же купить ту квартиру, в который ты уже бывал.
— Да, помню.
— Так вот… Имея ежемесячное пособие и оставшееся наследство от родителей я допустила, пожалуй, самую огромную ошибку в моей жизни — трата впустую. Руководствуясь эмоциями, я купила много одежды, косметики, долго портящейся еды, внедорожник и отличный ремонт… Оставшись ни с чем, при этом имея налог, который мне было невозможно оплачивать из-за маленького пособия, я начала искать пути быстрого заработка. Сразу отказалась от проституции и работы в банде. Первое, потому что это я никогда не стану продавать своё тело, а второе, потому что велик шанс, что меня припишут к расходной единице… Парень, с которым я встречалась на тогдашнее моё счастье оказался членом картеля. Я верила, что картель — залог успеха, где тебя не предадут и не станут убивать, поэтому после нескольких разговоров и некоторого ожидания вступила в него.
— Тебе было семнадцать? — решил уточнить я.
— Нет, мне тогда уже исполнилось восемнадцать. Я специально ждала совершеннолетия, потому что тогдашний глава картеля не брал людей младше положенного.
— Хорошо, вопросов нет.
— После года работы парень изменил с какой-то популярной сукой. Я легко восприняла его измену, поклявшись, что пока не заработаю сто миллионов, отношениям не бывать… После трёх лет мерзкой работы, к которой я уже относилась вынужденно без воодушевления, меня повысили в заместителя человека, ответственного за наблюдение на территории всего формирования. Так я прожила ещё четыре года, установив этот имплантат, — постучала она пару раз по затылку, слегка скорчившись.
— Я где-то читал, что формирование мозга заканчивается к двадцати пяти годам. Поэтому ты установила его именно в этом возрасте?
— Совершенно да. Не помню, перечисляла ли я тебе его достоинства…
— Перечисляла.
— Тогда, пожалуй, продолжу, — немного прокашлявшись, она вновь открыла рот. — Хотя и продолжать уже смысла нет, потому что дальше, на одном из заданий, я повстречала тебя…
— На одной из кушеток в окружении незнакомых лиц, где меня хотели вскрыть циркулярной пилой.
— …и я сначала была очень встревожена тем, что меня пленил ты.
— Да, но тогда ты не выражала эту обеспокоенность. Скорее душила её в зародыше, нежели действительно давала себе пребывать в страхе.
— Это было сделано из соображений выживания, — объяснила она. — Сам посуди: ты находишься в плену у незнакомого человека, который некоторое время назад расстрелял всех твоих коллег находясь при этом в щепетильном положении. Что бы ты предпринял, чтобы увеличить шансы на благоприятное стечение обстоятельств? Чтобы этот самый похититель в конечном итоге от тебя не избавился?
— Я бы… поступил в точности так же, как и ты.
— Вот я о том же. Мои действия логично обоснованы, Михаил. Всё так, как ты любишь, — ожидая моей реакции, которой не последовало, черноволосая спросила, слегка наклонив голову набок: — Расскажешь о себе?
— Тебе рассказать по той же схеме, что и ты до этого?
— Да, если тебе будет удобно.
— М-м… хорошо… — промычал я, сильнее облокотившись на Патрика, которому было нормально. Стоял как вкопанный, словно титапласталиевый столб, коих никогда не встречал. — Родился в семье, где каждый последующий мужчина обязан в будущем возглавить семейный бизнес, в лице оружейной компании. Самой компании больше семи веков. Это так, к слову. Специализируется исключительно на военной отрасли, производя на многочисленных заводах, которые есть чуть ли не в каждой планетной системе, собственные стрелковые модели и патроны к ним. Наша компания имеет отличные взаимоотношения с рядом влиятельных компаний разных отраслей: от добывающих и металлообрабатывающих до мебельных и продуктовых.
— А кто сейчас руководит вашей компанией?
— По сути дядя с отцом, но второй умер, а первый находится здесь, — ответил я. — Я не спрашивал ещё у первого кто именно сейчас управляет бизнесом.
— Поняла.
— Продолжаю. Закончил я насчёт компании… Э-э… Родился в конце декабря, если мне не изменяет память, двадцать пять лет тому назад. По поводу происхождения моей семьи я рассказал… Значит, отец не уделял мне должного внимания, мама умерла, когда мне был год…
— Из-за чего? — поинтересовалась она без натужности.
Стоит ли говорить? А вообще, изменит ли это что-нибудь?
Да, но несильно. Так что лучше будет, если расскажу.
— Отец напился в край и убил её, — её лицо сморщилось. — Он не рассказывал каким именно образом, однако факт того, что он убил её своими руками остаётся.
— И… — то ли от незнания, то ли от непредвиденной лёгкости с моей стороны она выглядела совсем ошалевшей. — почему ты настолько просто об этом рассказал?..
— Ну… как бы тебе сказать… — принялся обдумывать я последующие слова. — Скорее всего похолодел к этому, ведь раньше от одной промелькнувшей мысли о её кончине по моему телу пробегали мурашки рукой об руку с холодным потом, похожего по составу с водой из топей. Я не могу определить промежуток времени, когда это произошло… Однако могу с уверенностью тебе сказать, что не стоит о чём-либо беспокоиться. Всё нормально, Уонка.
— А я, в общем-то, ни о чём не беспокоюсь… — как-то неловко пробормотала она, вглядываясь в моё лицо.
— Не обращай никакого внимания. Я просто устал.
— Хорошо. Раз так, то конечно! — закивала она головой. — Можешь продолжить?
— Конечно. Значит я остановился на…
— Том, что твой отец не уделял тебе должного внимания, — помогла она мне без надобности.
— Ты сказала, словно вырезала и вставила, — удивился я её памяти. — Почему тогда не можешь запомнить мелкие детали из своей жизни?
— Разве все люди могут обладать непревзойдённой памятью? — приподняла она левую бровь.
— Не все, конечно, но могут, если с детства тренировать этот аспект, — поделился я своей искренней точкой зрения.
— Ты, как я могу посудить, тренировал.
— Верно. Ещё как. Долго и тщательно… У меня был личный учитель. Его я всегда звал профессором Лагвеем, хоть и профессором он уже не был как лет десять… — выдохнул я умиротворённо. — Надеюсь, что с ним всё хорошо.
— Сколько ему сейчас?
— Если он жив, то где-то… шестьдесят пять.
— Ясно, — слабо улыбнулась она. — Продолжай.
— Это… — остановился я, дабы вспомнить о чём была речь. — Жил я от восьми до десяти примерно таким образом: проснулся в семь, умылся, позавтракал, отдохнул полчаса, а после приступал к физическим упражнениям. Небольшая разминка, растяжка, плавание в бассейне. После этого наступал обед, после которого я выезжал за город на специально отведённый под нужды компании полигон, который всегда к моменту моего приезда был чистым… Учил лекции по оружейной истории, теории. Рассказывал их своему приставленному главному телохранителю в лице Роджера, которого к десяти годам заменил Эрл… Роджер учил меня практической составляющей: первый год это знание всех пистолетов, умение ими обращаться, отстреливаться и контролировать. На втором году я выучил работу разнообразных прицельных приспособлений… пистолетные калибры и типы патронов.
— После десяти?
— А после десяти, после нового приставленного ко мне телохранителя в лице Эрла, я начал изучать другие типы оружейного вооружения. Автоматы, ружья, карабины и так далее. Поначалу было скучно, однако потом я втянулся и до сих пор имею очень тёплые чувства ко всему, что связано с огнестрельным оружием… У меня даже была Принцесса, которая, по словам Патрика, сломалась на две части, — я взглянул на оного. — Верно?
— Да, Майкл, — не двигаясь подтвердил он мои слова.
— А что за «Принцесса»?
— Не «что за», а «её уважаемая память», — прискорбно поправил я Уонку. — Жаль, что она умерла… — и с грустью выдохнул, вспоминая её неповторимую отдачу…
Черноволосая странно смотрела на меня после этого. Так и знал, что никто, даже она, не сможет понять мои мысли.
— В общем, дальше и рассказывать нечего. Познакомился с девочкой, много ругался с отцом, старался найти себе друзей, но ничего не выходило. В итоге сдал вступительные в один из интересующих меня престижных университетов Федерации. Учился, нашёл друга, с которым было много недопониманий. Отучился, вновь сильно поссорился с отцом, который настоял на подписании контракта на службу в оборонительных войсках. Высадился на одном из колодцев. Много воевал, стрелял, терял… знакомился со многими отличными сослуживцами, которые умирали неоправданно тупо и незаслуженно. Потом, на следующем колодце мне выдали отделение. Относился я к ним отстранённо и робко, старался тем самым их закалить… Однако мой подход оказался слишком плох, что они упали в моих глазах до чёртового ядра колодца из-за одного инцидента в захваченном населённом пункте. На следующем…
— А что был за инцидент?
— Там… были имперцы, коих мы расстреляли. Те твари убили всех мужчин, живших там, а после связали всех женщин, девушек и девочек, дабы насиловать их и бить, — реакция Уонки полностью подошла под моё примерное ожидание. — Зрелище не из приятных. Мне самому было отвратно, поэтому после недолгих переговоров с командованием я приказал своим подчинённым расстрелять к херам всех имперцев. Когда последний враг пал под гнётом бронебойных пуль, один из моих подчинённых предложил заняться тем же, что и предыдущие нелюди, а именно — насиловать всех беззащитных представителей прекрасного пола пока последние не сгинут…
Я поднял взгляд, посмотрев на Уонку, которая прятала своё лицо за маленькой, по сравнение с моей, ладошкой. Подпрыгнув к ней на одной ноге, я как можно аккуратнее провёл своей ладонью по щёчке, заставив её тем самым взглянуть на меня.
— Я всех убил, — негромко произнёс я; подул ветерок.
Её глаза округлились.
— Своих?
— Да, — ответил я.
— Но… Я… — видимо окончательно потерявшись где-то и в чём-то, она начала нести несвязанные между собой слова. — Но ты же… Как…
— Я просто убил их. Позже спихнул всё на подрыв бомбы, благо такая имелась у имперцев.
— Но это же дружеский огонь! — взмахнула Уонка руками, скинув мою ладонь со своего лица.
— Уонка, — твёрдо произнёс я её имя, нахмурившись; она остановила любые жестикуляции. — Я хрен знает зачем ты прямо сейчас начинаешь задаваться о том, зачем и нахуя я поступил тогда, но не можешь ли ты просто… Хотя… — задумался я. — Я устал. Пошли спать. — и повернувшись, принялся идти к машине с помощью Патрика.
На протяжении всего пути она молча шла сзади, так и не осмелившись что-либо добавить. Лишь когда я откинулся на водительском кресле, Уонка смогла проявить неожиданную инициативу.
— Могу ли я уже насладиться тобой?
Это было сказано так спонтанно, что я даже не успел ответить, прежде чем она вцепилась своими губами в мои, засунув язык вовнутрь и принявшись ерундить ими все мои дёсны.
Так продолжалось где-то минуту. Она длилась о-о-очень долго, будто вечность.
Вот, отстранившись и страстно убрав рукой верёвочку из слюней, она села на меня, начав неустанно и с некоторым азартом снимать кожаный ремень.
— Стой…
— Не хочешь в машине?.. — тяжело дыша перебила она меня, чмокнув в губы. — А вот терпи, мой засранец… Будешь знать, как не давать Фиттонесе возможность заняться этим на протяжении недели... Будешь знать, как…
Дальше я не слушал, так как всячески пытался остановить наступающее возбуждение, которое мешало трезво мыслить.
Вот и наступил тот момент, когда… Чёрт, зачем лизать мои глазные яблоки! Ты что, собакою заделалась?!
Глубокий вдох.
И…
Я чихнул в лобовое стекло.
— Будь здоров… — спустив трусы взялась она за мой член.
— Ага… — одними губами произнёс я, в которые в следующее мгновение вцепилась эта неугомонная.
…выдох.