Сквозь миллион лет человечества. 2 том.

Глава 62

Примерно в середине ночи стали слышны отчётливые тихие стоны, словно тот, кто их издавал, плакал. Вестимо, что это была Уонка, так как в комнате никого больше не было, разве что Патрик в режиме ожидания стоял у двери в комнату. Да и он-то плакать не может, робот ведь.

Я, насколько это было возможным, громко перевернулся на другой бок, в видимой темноте видя лишь её прикрытое общим одеялом тело и черноволосую голову. В ответ она заметно приутихла, скорее всего приняв доктрину тишины.

Не знаю, что сказать. Не знаю, что делать. Не знаю, что вообще стоит делать в подобной ситуации.

Нет, быть может, знаю, но вот как правильно и точно уж точно нет. Довериться своему подсознанию? А других вариантов-то и нет.

Я приблизился к ней попробовав обнять захватом со спины.

И о чудо! Получилось!

Ответив взаимностью путём прижимания моих рук своими, она еле слышно спросила вперёд, будучи повёрнутой головой к двери:

— Почему ты… не спишь? — и таким сиплым голосом, что аж затискать захотелось. Пожалуй, откажусь от данной затеи, так как пока не самая подходящая возможность для такого.

— Да вот проснулся от твоего плача… Настолько вот он был будящим, — сильнее приобнял я её, подтянувшись поближе. — Что случилось?

— Не хочу здесь рассказывать… Слишком много… посторонних лиц.

Тебя это действительно беспокоит?

— Тоже заметила, что стены словно из картона сделаны?

— Да, — бойко подтвердила она, повернувшись ко мне неразличимым лицом. — А ты и в темноте красавчик. — и тыкнула пальчиком в мою носопырку; я отнёсся к этому максимально невозмутимо.

— Да ну… Я — красавчик? — вытянул я лицо в омерзительной гримасе. — Ты с какой виселицы рухнула, Уонка?

— Да красивый ты, не спорь, — быстро-быстро чмокнула она меня в лоб; привык уже. — Может сходим в машину, а?

— Уснуть не можешь?

— Угу, — по-ребячески сказала она. — На новом месте всегда неудобно спать.

Я бы поспорил, но не стану.

В итоге мы втроём вышли на улицу, предварительно одевшись по погоде. Побольше тёплой одежды и небольшой помощи под плечом в лице компаньонки. Почему втроём? Потому что я не отказался от собственной идеи взять с собою Патрика. Пусть будет подобием наблюдателя. Возможность видеть в темноте и определять миллионы задач в секунду его неоспоримый конёк

Под работающим светом фонарика, словно фары, мы за долгое время шли до автомобиля, стоящего недалеко от дома, укрывающегося кронами сосен. Его любезно пригнала Уонка не без помощи моего металлического напарника ещё после полудня.

Плюхнувшись на водительское сиденье, я моментально раскрыл с помощью аналоговой ручки окно, одновременно доставая из-под плаща пачку сигарет.

— Патрик, — не глядя на него сказал я. — Можешь пожалуйста отойти на футов тридцать (~10 м) от машины.

— Понял вас, — несильно кивнул он, уходя в сторону.

— Ну, что скажешь? — спросил я справа сидящую, выдыхая дым.

— Устала я… — лениво произнесла она. — Сильно.

Я глянул на неё: откинувшуюся на сиденье, предварительно опустив его до предельной отметки в горизонтальную сторону, Уонка выглядела… обычно. Её чёрные волосы были для меня чем-то привычном, сопоставимым с тем, как тебе обычно приходиться заряжать по патрону каждый магазин, после какой-нибудь перестрелки или учебки. Они были грязными, сальными, в точности как у меня, ведь… мы не мылись. Банально, да?

— Планируешь уснуть здесь? — я поинтересовался, как только докурил палочку, которую уткнул в пепельницу.

— А ты хочешь? — посмотрела она на меня.

— Ну… м-м… нет? Неудобно же.

— Тогда давай просто поспим здесь. Не сейчас, попозже.

— Как скажешь, — пожал я плечами. Долбаная привычка ими пожимать. Нахрена я вообще так делаю? — Слушай, а у тебя до этого были парни? — задал я интересующий вопрос, который тогда казался мне приемлемым.

— Конечно были, — уловил я небольшое удивление в голосе. — Двое.

— А когда первый секс был?

— В… — не смочь ответить, она впала в своеобразный ступор на секунд десять, который бы продолжался ещё дольше, не будь я занудой.

— В? — подначил её я. — Во сколько всё-таки, Уонка?

— В семнадцать. Семнадцатилетний возраст — мой окончательный ответ.

— То есть, ты точно не помнишь? — сделал я вердикт.

— Да помню я, — повысила она тон, ощутимо ударив левым кулаком подлокотник. — Не задавай больше такие вопросы.

С чего такая грубость, мисс Уонка. Неужели не нравится, когда я копаю в прошлое?

Так, мне стало интересно.

— Кхм-кхм… Прошу прощения, но почему ты плакала?

— А тебя это должно волновать? — задала она мне вопрос.

Взглянула она на меня с выражением лица, не терпящем чего-либо глупого, которое было хоть как-либо видно под спутником этого колодца. Эту ярость я так и не смог конкретно различить, но чувство, что мне вот-вот сейчас врежут не улетучивалось.

— Да, раз уж спрашиваю, — добавил я в свой голос небольшую порцию «Майкла Настоятеля». — И мне не стоит объяснять почему и зачем мне это нужно.

— А ну-ка попробуй, Михаил, — сделала она вызов.

— Хорошо. Мы разве не в отношениях?

— В отношениях, — кивнула она.

— В каких?

— Любовных.

— Тогда с какого перепугу я не могу поинтересоваться у тебя насчёт твоего недавнего навзрыда? Или это у вас, девушек, такое летнее обострение?

— Потому, что это личное, — язвительно выделила она последнее слово.

А мне поебать.

— Это из-за Женевы? — сделал я попытку. — Или же из-за родителей, имён который ты никогда не упоминала, при…

И тут мне прямо в щеку влетел кулак. Добротный прямой кулак. Никак не ожидавший подобного наяву, я, не сразу сориентировавшись, получаю ещё один, а после него и ещё, но уже под дых.

— Никогда не смей их упоминать! Ты слышишь меня?! НИКОГДА! — нанося удары, которые я уже с лёгкостью отбивал после того, как очухался, она рыдала, хныкала, шмыгала, при этом крича на меня, словно из-за меня всё у неё хуёво. — У ТЕБЯ С САМОГО РОЖДЕНИЯ БЫЛИ ДЕНЬГИ, БЫЛА БЕЗЗАБОТНАЯ ЖИЗНЬ!!! А МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ ИЗО ДНЯ В ДЕНЬ УХАЖИВАТЬ ЗА ПАРАЛИЗОВАННЫМИ ДЕДУШКОЙ С БАБУШКОЙ И ПРИГЛЯДЫВАТЬ ЗА БРЯТЬЯМИ И СЁСТРАМИ!!! И ВСЕ! ВСЕ ОНИ МЕРТВЫ! УМЕРЛИ ОТ НИХ!!! ОНИ УБИЛИ ИХ!!!!! А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Удар, удар, удар… Её атаки шли друг за другом, напоминая ленточный магазин у тяжёлых пулемётов, которыми пользовались пулемётчики в моих бывших отделениях.

Уже, казалось бы, через мгновение телепортируется Патрик, раскрывший за полсекунды дверь со стороны Уонки и мигом вытащивший её наружу, взяв в металлический хват.

— Не убивать… — выдохнул я, собираясь с силами. — Слышишь меня, Патрик?

— Да, Майкл.

Опираясь на автомобиль, я наблюдал за тем, как к нам подоспели мои полураздетые близкие, каждый держа в руках что попало: от двухствольного ружья до малогабаритного револьвера.

— Отбой, всё под контролем. Идите спать, — удалились все, кроме моего друга.

— Но… — было хотел что-то вставить Бевис.

Я взглянул на него.

— Я сказал идите спать.

Он нервно сглотнул, прежде чем повернуться к дому.

Повернувшись к проблеме, я невольно протяжно выдохнул. Всё же стоило мне сделать это как можно раньше…

— Приставь её к машине, — сказал я, выходя из машины.

— Да, Майкл.

Под неповторяющимися вдохами и выдохами Уонки, всей заплаканной и подавленной, я подошёл к ней, аккуратно убрав волосы в сторону, раскрывая вид на затылочный имплант.

— Погоди, что ты…

Не церемонясь, я вставил пульт управления в один из коннекторов, предварительно убрав защитную пипочку.

— Ай… — а после для вида заскулила.

Вот же…

— Уонка, харе наигрывать, я прекрасно осведомлён, что эта процедура не приносит какой-либо ощутимой боли, — попытался я взглянуть на её лицо, слегка нагнувшись.

— Хорошо… — пробормотала она, продолжив прерывисто дышать.

Небольшая строка, недлинное сплывающее сообщение, и… одно нажатие.

— Отпусти её и отойди в сторону.

Резко вырвавшись из захвата, Уонка с неприязнью скользнула по Патрику, смотрящего на неё… никак, а после повернула свою голову на меня.

— Зачем ты…

— Я даю тебе право выбора, — кинул я ей ключи от машины, которые она ловко поймала; видно, что рефлексы развиты как надо. — Даю тебе машину, еду и оружие. Также ты знаешь где лежат деньги.

Она непонимающе взглянула на меня после того, как внимательно осмотрела ключи.

— Но как ты раздобудешь такую же сумму?

— Деньги как смерть — их можно найти хоть где, — я выждал пять секунд, дабы дать ей возможность задать вопрос, а после продолжил: — Ты больше не в моей власти, Уонка. Ты — не мой раб. Больше я не могу тебе приказывать, или заставлять следовать моим правилам. Можешь хоть куда отправиться. С такими деньгами тебе хоть куда дорога открыта. Хоть в космос, хоть в столицу ВРОНа, хоть найти более сладкую жизнь, не связанную с мною.

— Я не понимаю… — выдохнула она, с силой кинув ключи в грязь. — Я не понимаю зачем ты это делаешь!

— За тем, чтобы…

А зачем?..

— Э-э… Я точно и не знаю… — решил я дать заднюю, в мгновение лишившись былой уверенности в словах.

От моих слов её лицо скривилось. Впервые я ощутил весь тот скепсис от неё в мою сторону.

Это было неприятно. Это было отвратно.

— Нет! Я буду с тобой! — сказав это, она нагнулась, ища те самые ключи в грязи.

— Причина? — негромко спросил я.

— А мне и не нужны причины.

Встав во весь рост, она сверлила меня своим взглядом, полным того неописуемого чувства, которого я отлично запечатлел у ярых представителей военного дела Федерации — у полевых комиссаров. Они воевали в том же пешем порядке, что и всякие автоматчики, пулемётчики или марксманы, однако главной их задачей всё же, как и был надсмотр за моральным духом солдат, так и остаётся по сей день.

Именно их лица, преисполненные уверенностью в победе войск Федерации, её флотилий, её щита и меча, всегда воодушевляли меня стремиться к лучшему, стремиться к более… высшему, грандиозному.

Она передавала те же эмоции.

— С тобой всё в порядке? — искренне поинтересовалась Уонка, присмотревшись к моему слегка опустившемуся лицу.

— М-м, да… — поднял я взгляд. — В общем, ты остаёшься?

— Да.

— И-и-и… э-э-э… — наклонил я голову набок. — С чего ты так громко поливала меня дерьмом?

— Я не поливала тебя… говном, — скривилась она. — Просто вдруг ни с того ни с сего мне захотелось излить душу.

— Это никак не похоже на тебя.

— А ты не можешь быть тактичным.

— Могу, просто не видел тогда смысла.

— Это было оскорбительно.

— Что? Что именно? — не понял я.

— То, как ты упомянул моих родителей, — ответила она.

— Не, ну а хуле. От чего они-то умерли, ты не расскажешь?

Пять секунд тишины.

— Почему со мной ты не можешь вести себя хоть чуточку тактичнее? — с грустью спросила Уонка.

— Я сама тактичность, прошу заметить. И…

— Нет! Ты не можешь себя держать в руках, когда всегда делаешь так, как вздумаешь, даже не считаясь с тем, о чём думаю я, — приставила она левую ладонь к своему сердцу, поддавшись вперёд.

— Вот что именно тебе не нравиться?

— То, что мы под их окнами ругаемся! — указала она правой рукой на окно второго этажа, откуда вырисовывались две тени, и посмотрела на меня. — Может отойдём?

— Отойдём!

Кивнул я, и под сопровождением дёрганной Уонки, которая держала меня под локоть, компенсируя каждый мой неровный шаг, словно опора, дошёл до некой опушки.

— Так что тебе не нравиться-то? — задал я вопрос, когда мы встали друг напротив друга; Патрик был для меня своеобразной опорой, на которую я наполовину расслабился.

— Твоя тактичность! Почему, когда ты общаешься с другими людьми, то ведёшь себя при разговоре вежливо, уважительно, соблюдая все морально-нормальные принципы, а при разговоре со мной, даже при обращении, ты вкатываешься в максимализм, интерпретируя свои предложения так, словно не питаешь ко мне каких-либо чувств, да даже симпатии таковой не ощущается.

— Я питаю любовь к тебе, — попробовал я её приобнять, однако встретил отказ. — Ладно… Я не знаю, что такое любовь, и я не знаю, что надо делать.

— Ты… не знаешь? — крайне удивилась Уонка моим словам.

— Да. Это правда, — отвёл я взгляд. — Я в принципе плохо разбираюсь в чувствах людей и в том, что правильно делать в каких-либо ситуациях, связанных в социальном аспекте.

— И манеры значит, для тебя будто маска.

— Да, как маска, — кивнул я. — Надеваю её, в случае если не хочу открываться конкретным индивидуумам. Например, при тебе её нет, потому что я желаю быть для тебя искренним, без каких-либо всяких там притворных масок или наборов отдельных действий.

— Это… сложный случай, — пробормотала она, смотря в пол, а после подняла взгляд. — И как? Хочешь бороться с этим?

— Нет. Ни сейчас, ни раньше, ни потом. Прожив двадцать пять лет, существуя во Вселенной как представитель человеческого рода, я понял, что есть вещи, которые не меняются, а если и меняются, то долго, скрупулёзно, затратно и очень неэффективно. Грубо говоря, я такой, какой есть, и я в корне никогда не изменюсь. Да, может быть, стану немного добрее… обзаведусь какой-никакой толерантностью к тому, что претит и отталкивает, однако всё равно останусь тем, кем был изначально — аморальным ублюдком, который не сожалеет и не раскаивается.