След сломанного крыла

Триша

Со времени зачатия до рождения ребенка проходит приблизительно девять месяцев. В момент соития тысячи сперматозоидов ищут яйцеклетку. Удачливый сперматозоид проникает в нее, чтобы оплодотворить, и, если все идет хорошо, создается эмбрион. Это только начало. Три месяца тошноты, три месяца беспокойства, а потом еще три месяца ожидания неизвестного. Беременность — это одновременно и страх, и предвкушение. Вы молитесь о здоровом ребенке, не имея реального представления о том, что это значит. Десять пальчиков на руках и десять пальчиков на ногах приносят вам первую радость и чувство облегчения. Первый крик убеждает всех, что ребенок жив. После месяцев единоличной ответственности за благополучие ребенка мать, уверенная, что не совершила роковой ошибки, может отдохнуть.

Однако настоящая работа — воспитание ребенка — начинается после того, как его приносят домой из роддома. Если сделать все правильно, то, быть может, они вырастут счастливыми и здоровыми. Если же нет, у вас останется только желание вернуться обратно, к этим девяти месяцам, когда все казалось возможным.

В детстве я безмерно дорожила куклами Барби и Кеном. У моей Барби были светлые волосы и голубые глаза, и Марин считала, что они выглядят странно. Ее вырезанные из дерева индийские куклы были коричневого цвета. Их волосы, окрашенные в черный цвет и заплетенные в косы, спускались по спине. В наших предпочтениях отражалась наша внутренняя суть. Куклы Марин мне были неинтересны, а свои казались по-настоящему красивыми.

Каждый день я причесывала и переодевала Барби и Кена и усаживала в воображаемый кукольный домик. Они были прекрасны, и жизнь их была прекрасна. Каждый вечер я устраивала им свадебную церемонию, после чего они жили счастливо. Соня спрашивала меня, что происходит после того, как они поженятся.

— У них рождаются дети, бевакуф, — говорю я, повторяя слово, которым обзывал ее отец: «дурочка». — Все это знают.

После деловой встречи Эрик приходит домой рано. Я только что закончила заниматься планированием обеда с подругами из «Юниор Лиги». Дважды в неделю мы обслуживаем разные мероприятия общины. Моя первостепенная обязанность — организация благотворительных вечеринок для щедрых жертвователей. Поскольку мы с Эриком вращаемся в тех же кругах, что и многие жертвователи, эти вечеринки становятся предлогом для встреч с друзьями.

— Вот сюрприз! — я целую мужа в щеку. Затем принимаю у него легкий плащ, встряхиваю и вешаю в платяной шкаф в коридоре. Когда я поворачиваюсь, Эрик стоит все на том же месте. — Все в порядке?

Он берет меня за руку и притягивает к себе. Моя голова оказывается как раз под его подбородком. Он проводит руками по моей спине и волосам.

— Я люблю тебя. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, правда?

— Ты меня пугаешь, — я освобождаюсь из его объятий и заглядываю в глаза. — Что происходит?

Мы с Эриком познакомились на «свидании вслепую». Это произошло через шесть месяцев после ухода Сони. Я занималась декорацией интерьеров и успела сделать неплохую карьеру. Обладая особым талантом подмечать детали и способностью воплощать мечты клиентов в жизнь, я была нарасхват. По мнению папы, я преуспела только потому, что все еще, как девочка, играла в воображаемые домики.

Эрик пригласил меня в ресторан «Сан-Франциско», выходящий окнами на залив. Мы ели салат из спаржи, а на столе нас ожидала бутылка дорогого красного вина. Когда я сказала Эрику, что совсем не пью, он велел официанту принести для меня ледяного чаю и и вскользь поинтересовался, почему я не люблю спиртное. Я простодушно сказала, что никогда не пробовала вина, поскольку мои родители не пьют. В этот вечер, проводив меня до дверей, Эрик пригласил меня на следующее свидание. Не было ни поцелуев, ни объятий — я только кивнула в ответ. А потом, глядя, как он садится в автомобиль, поняла, что встретила человека, за которого выйду замуж.

— Усыновление, — Эрик вытаскивает несколько печатных листков, пробуждая меня от моих воспоминаний. — Я начал поиски несколько месяцев назад. Еще до несчастья с твоим отцом, — он гладит меня по щеке и явно волнуется. — Я не хотел говорить тебе, пока не дождусь хороших вестей. Я знаю, как тебе было тяжело, — он вытаскивает еще один листок бумаги и показывает его мне. На нем написано женское имя. — Эта женщина сейчас на шестом месяце беременности. Она ищет семейную пару, желающую усыновить ее ребенка.

Люди заводят детей по разным причинам. Чаще всего они хотят сделать семью полной, придать смысл своей жизни и воссоздать самих себя. Я встречаюсь с подругами на играх или заплывах «Лиги малышей» и невольно наблюдаю за ними. Их руки сжаты, а лица выражают беспокойство, когда они наблюдают за своими отпрысками. Чтобы дети добились успеха в жизни, необходимо с детства заложить твердые основы. Например, объяснить, что значит быть первым. Дети наблюдают за каждым вашим движением, учатся на вашем примере. Если вы сделаете неверный шаг, то рискуете потерять их доверие навеки. Я часто раздумываю, кому из своих родителей я подражаю и кому из них доверяю.

— Я думала, мы решили пытаться еще какое-то время, — говорю я и отвожу руки. Я отворачиваюсь и вглядываюсь в манящий мрак комнаты. Эрик проверял свою сперму в клинике лечения бесплодия. Поскольку у него все было в порядке, все решили, что проблема во мне. Хотя он хотел присутствовать на каждой моей встрече со специалистом по оплодотворению, я заверила его, что это обычные проверки и что ему лучше заняться работой. Если там обнаружат что-нибудь жизненно важное, я ему сообщу. — А вдруг у нас получится? И что насчет приемного ребенка? — Я начинаю волноваться, мой голос становится громче: — Мы же даже не решили, хотим мы мальчика или девочку?

— Эй! — он берет меня за плечи, разворачивает лицом к себе и щекочет пальцем под подбородком. — Успокойся. Нам не обязательно знать ответы на все вопросы прямо сейчас.

— Тогда зачем ты принес это? — я хлопаю ладонью по бумагам, которые он держит в руке, желая, чтобы они исчезли, испарились, как туман над заливом ранним утром. — Ты не подумал, что надо сначала все обсудить со мной?

— По-моему, мы сейчас как раз этим и занимаемся.

Для того чтобы сделать мне предложение, Эрик одолжил в своей компании частный самолет. Мы полетели в Лос-Анджелес, где он заказал столик в «Спаго», а потом отправились прокатиться на лодке по океану. Уплыв далеко от берега, мы качались на волнах и наблюдали за дельфинами. Это был замечательный день. Когда мы летели на самолете обратно, звезды посылали нам свое благословение. Он опустился на одно колено и попросил меня выйти за него замуж. Взяв мои руки в свои, он сказал:

— Ты — та женщина, которую я искал всю жизнь. Пожалуйста, будь моей женой и подари мне весь мир.

Подарить кому-то весь мир невозможно. Вы можете дать человеку некоторое представление о своем мире, надежду на то, что он может вступить в этот мир вместе с тобой, но обещание подарить весь мир означает, что ты хочешь подарить свой мир. И все же я невольно обманула нас обоих, думая, что достаточно лишь отдать ему себя. А теперь он говорит мне то, о чем я всегда подозревала: одной меня ему мало. Он хочет большего. Его любовь — иллюзия, фасад, за которым видна ее истинная природа. Пока моя утроба не приносит потомство, он будет метаться между своей мечтой и мной. И выберет скорее всего не меня. Неужели судьба распорядилась так, чтобы я проиграла?

— Это слишком поспешное решение, — говорю я. Озираясь на пустые комнаты, я ищу оправдание: — Мы не еще готовы быть родителями.

И сразу наплывают воспоминания.

Сгущается тьма. Девочка бредет по коридору мимо дверей: одни открыты, другие закрыты, но никто не видит ее. Она плачет, она умоляет о помощи, но никто не отвечает. Рядом никого нет. Слезы текут по ее лицу, уже натекла целая лужа, большая, как море. В порыве отчаяния она колотит рукой по двери, но звука не слышно. Упав на пол, она с горечью понимает, что обречена на вечное одиночество.

— Эй! — Эрик обнимает меня, тормошит, пытаясь рассмешить. — Я тоже боюсь! Но мы будем замечательными родителями. Самыми лучшими. Любой ребенок будет счастлив иметь такую маму, — он целует меня в плечо. — В детстве я бы все отдал за то, чтобы меня усыновили, — он думает, что я понимаю его и принимаю его решение. — Я знаю, сейчас не самое подходящее время, учитывая то, что происходит с твоим отцом. Но если мы не поторопимся, ребенка усыновит другая пара. Может быть, это наш шанс.

— Нет, — говорю я, глядя ему в лицо. Вступить в борьбу или отступить — все равно я проиграю. — Я не могу сделать этого сейчас. Прости.

Шесть утра. Солнце только появляется на горизонте. Ночная роса покрывает траву. Просыпаются птицы, возвещая о начале нового дня. В больничном коридоре тихо. Заступает новая смена. Медсестры передают друг другу карты, пациенты говорят тихими голосами. Время посещений наступит только через два часа, но они уже привыкли, что я прихожу в неурочное время. Дочь, горюющая по своему отцу.

— У него была хорошая ночь, — сообщает медсестра. — Жизненно важные органы стабильны.

— Спасибо.

Ночью я почти не спала. Эрик ушел в кабинет работать, а я лежала в спальне без сна. Может быть, ему хотелось побыть в одиночестве, но я тосковала по его теплу. Я слышала, что родители забывают друг о друге, когда стоят вместе с детьми под одним зонтиком. Что бы они сказали, если б узнали, что можно и без детей находиться рядом и быть разобщенными?

Папа спит. Только это объяснение и утешает меня, когда я его навещаю. Я верю, что он видит прекрасные сны, что блуждает по улицам своей любимой Индии. Где бы он ни был сейчас, он счастлив и спокоен. После того как папа впал в кому, я исследовала опыт людей, вышедших из подобного состояния. Люди говорят, что они слышали то, что говорилось в их присутствии, чувствовали, кто находится рядом. Это дает мне надежду. Папа должен знать, что я не покинула его. Я буду ждать вечно, что он откроет глаза и увидит меня здесь.

Я не дурочка. Так, может быть, кажется моим сестрам, которые ненавидят его. У них есть на это основания, а у меня нет. Мне ненавистно то, как он обращался с теми, кого я люблю. Он жестоко избивал сестер и мать, но со мной он вел себя совершенно по-другому. Можно придумать миллион причин, почему он меня выделял. Например, из-за моего хрупкого сложения или из-за нашего с ним сходства. Слабый голос шепчет мне, что он просто выбрал одну из нас, чтобы было кого любить, и я оказалась везунчиком. Вероятно, родители сознают ограниченность своих возможностей и мирятся с этим. Они могут отдать себя кому-то одному и любить беззаветно только его. Вот они и выбирают себе любимчика, а остальные пусть заботятся о себе сами. Как бы то ни было, я была любимицей в нашей семье. Меня обожали и папа, и мама, и я в долгу перед ними за это.

— Привет, папа, — я наклоняюсь над ним и целую его в лоб. Сначала я расправляю простыни, потом поправляю подушки, чтобы ему было удобнее лежать. Я внимательно смотрю на аппараты, проверяя жизненно важные показания. С тех пор как он попал в больницу, я стала экспертом. То, что раньше было для меня китайской грамотой, теперь с легкостью поддается расшифровке. — Ты хорошо провел ночь?

Я ставлю стул рядом с кроватью, сажусь и кладу голову на кровать, беру отца за руку. Усталость пронизывает мое тело. Мне хочется свернуться калачиком и заснуть. Когда я была маленькая, мы играли в игру: если я не могла заснуть, отец брал меня на руки, поднимал в воздух, и я кружилась, как самолет в небе. Он выносил меня в коридор, заносил в ванную, проносил мимо кабинета, а затем мы возвращались в спальню. Соня лежала в постели и с завистью наблюдала за нами, а отец бегал со мной на вытянутых руках по всем комнатам, пока у самолета не кончалось топливо.

— Пора самолету приземлиться, — говорил он, усаживая меня на кровать.

— А теперь меня, папочка, покатай меня! — кричала Соня. Он играл с ней в ту же игру, но я знала, что это не то. Ее полеты были короче, кончались быстрее, да и веселого волнения было меньше. Должно быть, она сама чувствовала это, потому что через некоторое время перестала просить его.

— Эрик настаивает на ребенке, — рассказываю я. Единственный звук в комнате кроме моего голоса — шум аппаратов. — Он хочет усыновить ребенка.

Папа любил Джию. Это было видно по тому, как он играл с ней. В тот день, когда она родилась, он явился в больницу, нагруженный игрушками.

— Я сказала ему: «Не сейчас», — скрип колес тележки с едой, доносящийся из коридора, говорит, что настало время завтрака. Но она всегда проезжает мимо папиной комнаты. Бессмысленно приносить тарелки человеку, зависящему от трубочки для питания. — Не пока ты лежишь здесь и борешься за жизнь.

Когда мама позвонила мне и сообщила страшную новость, я готовилась к нашей еженедельной совместной трапезе. Планировалось, что я заеду за ними и отвезу в новый ресторан, о котором слышала восторженные отзывы. Мой мобильник зазвонил как раз в тот момент, когда я продевала серьгу в ухо.

— Я уже еду, мама, — выпалила я в трубку, не дав ей произнести ни слова. Схватив ключи с каминной полки, я выскочила за дверь, продолжая держать телефон рядом с ухом.

— Триша, он в коме, — сказала она. — «Скорая» везет его в больницу.

Ее слова обрушились на меня, как водопад. Ключи упали на пол. Я застыла, словно парализованная. Пришел Эрик и отвез меня в больницу. Мы столкнулись с мамой в отделении скорой помощи. Она сказала, что врачи озадачены: он впал в кому по неизвестной причине.

— Пожалуйста, очнись, — я хожу взад-вперед по тесной комнатке. Она такого же размера, как ванная для гостей в моем доме. — Как я могу быть матерью? — Он лежит молча. Ни один мускул не дрогнет на его лице. Взяв его за руку, я шепчу: — Какой матерью я стала бы?

Его рука остается безжизненной. Оставшись без ответа, я падаю на стул и долго наблюдаю за ним, надеясь, что он подаст мне какой-нибудь знак. Но он лежит неподвижно, и я ухожу из больницы в еще большем смятении, чем прежде.