След сломанного крыла

Рани

Настало время прощаться.

В индуизме никакое событие, даже самое малое, не может произойти без консультации со звездами — всегда следует определить, подходящее ли сейчас для него время. Перед обручением своих детей родители советуются со священником, и тот говорит, соответствуют ли друг другу молодые люди с точки зрения энергии, зависящей от дат их рождения, ведь их совместимость — залог будущего семейного благополучия. Брачные планы составляются или разрушаются на основании полученного результата. Время рождения ребенка может принести семье радость или горе. Ребенок, рожденный в темный период, заставит свою мать пережить тяжелые времена, а удачная дата рождения принесет семье счастье и процветание.

Вопросы о проведении праздников, отправлении ритуалов, о путешествиях решаются на основании расчета наиболее подходящего для них времени. Если же событие приходится на темный период времени, обряд очищения «пуджа», во время которого монахи ходят вокруг зажженного огня и статуй богов, распевая мантры и молитвы, отражает потенциальное зло.

Рани, как и другие верующие, всегда сверялась со своим астрологическим календарем и никогда не осмеливалась совершить какой-то важный шаг, пока звезды не выстроятся в положении, сулящем удачу. Так поступали ее родители, и родители их родителей, и все те, кто жили задолго до них. Для предыдущих поколений это было так же естественно, как собственное дыхание.

Однако на этот раз Рани не сверяется с календарем. Она не ищет предсказаний относительно того, когда настанет лучший момент отключить Брента от аппаратов, когда перекрыть ему кислород, дать ему возможность покинуть этот мир и наконец-то подарить свободу ей и дочерям. Наоборот, теперь она торопится, как человек, который уже решил, когда все должно свершиться.

Но как бы Рани ни хотелось, чтобы это событие поскорее осталось позади, она понимает, что не должна принимать решение в одиночку. Наконец-то все три ее дочери находятся рядом с ней, и она не хочет оскорбить их, не дав им права голоса, которое они заслужили. Они родились благодаря ему, и теперь им решать, когда ему умереть. Их голоса сообща звучат более властно, чем голос вселенной, их сила коренится в способности к выживанию. Они сделают это сейчас, потому что настала пора прощаться.

Рани входит в палату раньше назначенного времени. Она думает, что пришла первой, но с удивлением замечает Тришу, стоящую у окна спиной к Бренту.

— Бети! — восклицает Рани, обнимая дочь за талию. — Ты уже здесь?

С тех пор как Триша вернулась к себе, Рани гораздо больше, чем она могла предполагать, угнетают тишина и пустота в доме. Странно, она никогда не скучала по Бренту, но после отъезда Триши дом словно обезлюдел, несмотря на присутствие Сони.

— Мне нужно было увидеть его, — говорит ей Триша. — Мне нужно было спросить его: почему?

— Что же он сказал? — недоверчиво спрашивает Рани. Так или иначе, они выберутся на дорогу и, может быть, держась за руки, оставят позади выжженный участок. И каждая из них найдет свой путь к исцелению.

— Он не ответил, — всхлипывает Триша. — Но знаешь что? Я не думаю, что, если бы он очнулся, его бы это сильно обеспокоило.

— Я тоже не думаю, — говорит Рани, обнимая дочь. — Но это не имеет значения, — каждая из них может отстать в пути, но ее обязательно подождут. Они никогда не покинут друг друга в беде и всегда протянут руку помощи. — Когда я была маленькой, я часто наблюдала за стаями птиц, летящими в небе к своему новому дому. Одна или две из них всегда отставали.

— И что происходило потом? — спрашивает Триша.

— Они всегда находили свою дорогу, — Рани бросает взгляд на Брента, а потом оборачивается к дочери. — У тебя все будет хорошо, — обещает она. — У нас всех все будет хорошо.

Впервые в жизни она дает кому-то слово. Впервые в жизни она уверена, что сдержит его.

Вскоре приходят Марин и Джия. Рани особенно настаивала на том, чтобы Джия присоединилась к ним. Как бы старательно ни оберегали они свою тайну, Джия все равно стала частью их заговора. Она пострадала от последствий их прошлой жизни и заслуживает права голоса при распределении наследства, которого не просила. Рани тут же подходит к Джии и обнимает ее.

— Как дела, бети? — спрашивает она, ласково перебирая пальцами волосы внучки.

— У меня все хорошо, мумджи, — отвечает Джия, взглянув на Марин.

— Прости, что я не пришла на твой день рождения, — Триша тоже обнимает Джию. — Могу я пригласить тебя пройтись по магазинам? Давай вместе выберем тебе подарки. Я не уверена, что знаю, чего хотят шестнадцатилетние.

Она поддразнивает племянницу, и в ней проглядывает что-то от прежней Триши.

— Это было бы здорово, — застенчиво произносит Джия.

— Тогда заметано.

— У тебя все в порядке? — спрашивает Марин, когда Триша оказывается рядом с ней. — Соня говорила, что тебе было плохо.

— Сейчас лучше, — улыбается Триша. — Спасибо.

— Может быть, соберемся как-нибудь, поговорим? — спрашивает Марин.

— Я с удовольствием, — говорит Триша, пожимая сестре руку.

— Отлично, — Марин обращается к Рани, и ее голос звучит мягче, ласковее, чем прежде: — Зачем ты собрала нас здесь? Есть какие-нибудь новости о его состоянии?

— Нет, новостей нет… — начинает Рани, и в этот момент входит Дэвид. — А, вот джентльмен, которого я ждала, — доктор Форд.

— Приятно видеть вас всех, — говорит он с улыбкой.

— Спасибо, что пришли! — Рани оглядывает палату. — Сони еще нет. Можно нам подождать еще несколько минут? Она сказала, что придет.

Все кивают в знак согласия.

— Где Радж? — спрашивает Рани у Марин.

— Ждет внизу, — Марин бросает взгляд на Джию, а та опускает глаза. Рани сразу понимает: Радж привез их в больницу, чтобы быть рядом с дочерью. — Поскольку ты звала только меня и Джию, он не стал подниматься сюда.

Рани кивает:

— Это очень деликатно с его стороны.

В палате воцаряется тишина, и в эту минуту появляется Соня.

— Извините, я опоздала, — произносит она, обводя взглядом комнату. Когда она видит Дэвида, ее лицо становится напряженным. Рани смотрит на доктора, который не сводит глаз с ее младшей дочери. Удивленная Рани снова переводит взгляд на Соню, которая быстро опускает глаза. — Похоже, все собрались, — говорит она.

— Да, — соглашается Рани, отложив на будущее размышления о своем открытии. — Я попросила вас всех прийти сюда, чтобы обсудить, что нам делать с вашим отцом.

— Я не понимаю, — говорит Соня, выражая общее недоумение. — Разве что-то изменилось?

Не успев подумать, она машинально поворачивается к Дэвиду.

— Я хочу отключить его от аппаратов, — отвечает Рани. — Пусть он уйдет.

В палате становится очень тихо, все обдумывают неожиданное предложение Рани. Она внимательно смотрит на каждую из трех женщин, которых родила и воспитала. Как много ошибок она совершила, как много неверных решений приняла, и единственное ее оправдание состоит в том, что она не знала, какой из путей правильный. Смерть Брента ничего не исправит, она не сотрет их прошлого, но даст им шанс начать жить заново.

— Почему сейчас, мумджи? — первой нарушает молчание Джия.

— Чтобы мы могли выздороветь, бети. Все вместе, — отвечает ей Рани, стараясь не сказать лишнего в присутствии доктора. — Что ты об этом думаешь?

Рани знает, что Джия любит своего дедушку. Он давал ей то, чего не давал никому другому, — беззаветную любовь.

— Да, — отвечает Марин, опережая дочь. — Если нам надо решить этот вопрос, то я говорю «да».

Ее голос звучит четко и уверенно.

— Да, — тихо произносит Триша. — Если отец каким-то образом может слышать нас, он должен знать, что время настало.

Соня берет Тришу за руку.

— Я согласна, — говорит она. Рани не спрашивает почему. Это не имеет значения. Соня проголосовала — они все единодушны.

— Пожалуйста, доктор, скажите, что мы должны делать дальше.

Прежде чем Дэвид успевает ответить — объяснить, как забрать жизнь у человека, который подчинил себе жизни стольких других людей, — в разговор вступает Джия. Она говорит громко, чтобы все ее слышали:

— Я еще не голосовала. Я не хочу, чтобы он умер.

— Джия, — произносит Марин, но дочь не слушает ее.

— Он мой дедушка. Он хороший. Я его очень люблю! — кричит она. — Почему все вы хотите сделать это? Он еще может выйти из комы. Он может вернуться к нам, и все опять будет хорошо.

Рани сидит рядом с Брентом. Марин увезла Джию домой. Из-за ее вспышки вопрос о Бренте так и остался нерешенным. Триша обняла Рани и сказала, что поговорит с ней позже. Соня просто ушла, а Дэвид остался.

— Родным трудно принять такое решение. Если я могу чем-нибудь помочь… — говорит он, но Рани прерывает его.

— Вам нравится моя дочка, — произносит она с глубоким убеждением в голосе. — А ей нравитесь вы.

— Нет, — неохотно возражает Дэвид. — Она не хочет иметь со мной ничего общего.

— В ее глазах я вижу совсем другое.

Рани умолкает, ступив на незнакомую ей почву. Она редко обсуждает чувства своих дочерей и с ними самими, и с посторонними. В глубине души она боится услышать их откровения, узнать, как их детство повлияло на их взрослую жизнь.

— Простите, если я лезу не в свое дело, но я знаю, что говорю. Моя дочь влюблена в вас, я уверена в этом. А вы? Вам она очень дорога?

— Да, — тихо отвечает Дэвид. Он смотрит в окно. Пользуясь случаем рассмотреть его в профиль, Рани глядит на того, кого полюбила ее дочь, и видит его силу, его характер — все то, чего не было и не могло быть в Бренте.

— Тогда почему вы не вместе? — смущенно спрашивает она.

— Об этом надо спросить вашу дочь, — Дэвид отворачивается, но в его тоне звучит уважение и к Рани, и к Соне. — Я не могу взять на себя смелость говорить за нее.

— Я понимаю, — Рани умолкает, наблюдая, как ровно вздымается и опускается грудь Брента. — Должно быть, наше голосование вас удивило, — произносит она наконец. — Жена и дочери так быстро решают освободиться от человека, который их воспитывал и обеспечивал. Одним-единственным словом они определяют его судьбу, — привычным жестом она тянется к мангалсутре, которая много лет висела у нее на шее, и снова, лишь коснувшись обнаженной кожи, вспоминает, что сняла ее. — Разве во всех семьях такие вопросы решаются настолько просто?

— Нет, — отвечает Дэвид со всей искренностью. — Но Соня рассказала мне, как он обращался с вами. Как он избивал вас всех. Я представить себе не могу, каково это.

Рани опускает голову, стараясь скрыть свое потрясение. Все они так долго хранили свою тайну, а теперь Соня, зная человека всего несколько месяцев, открыла ему то, от чего хотела убежать всю свою жизнь.

— Это уничтожило ее, — говорит Рани, начиная осознавать: Соня отказывается любить Дэвида, отказывается принять то, что он ей предлагает. Рани признает свою вину, понимает, что натворила. Дочь ведет себя так из-за многолетнего бездействия матери. — Но я тоже виновата, — Рани, как и Соня, доверяется этому человеку. — Я заставила ее поверить, что она была нежеланной, нелюбимой.

— Я не думаю… — начинает Дэвид, но Рани поднимает руку, чтобы прервать его.

— Моя дочь должна узнать правду. Она никогда не освободится от гнета, пока не узнает. До тех пор она никогда не признается в своей любви к вам и никогда не примет вашу любовь.

— Почему же вы не расскажете ей то, что хотите?

— Потому что у меня нет на это права, — отвечает Рани. — Она — единственный мой ребенок, которому я не сумела стать матерью, — она замечает галстук доктора, на котором изображены разные супергерои из мультфильмов. — У вас есть дети, Дэвид?

— Да, у меня есть дочь.

— И вы все сделаете для нее, — убежденно говорит Рани.

— Конечно. Как и любой родитель, — говорит Дэвид.

— Нет, не каждый. Например, не я, — Рани ерзает на стуле, у нее ломит кости. — Соня думала, что она была не нужна мне, что я родила ее против своей воли. Я сказала ей, что хотела сделать аборт. Она была права.

Рани ждет, как Дэвид воспримет ее признание, прежде чем продолжить:

— Но Соня ошибалась насчет причины. Я не хотела рожать ее, потому что не могла защитить. Я знала, что отец будет издеваться над ней, а я не сумею остановить его. Но лишь моя, а не Брента, вина была в том, что я не любила Соню так, как она заслуживала, что она не слышала от меня слов, которых так жаждала, — говорит Рани, глядя на Брента. — И я потеряла ее, потому что не знала, как я ее люблю.

— Тогда почему вы не скажете ей об этом? Почему вы говорите об этом мне?

Рани вспоминает день Сониного окончания университета. Она знала, что Брент никогда не позволит Соне самой решать свою судьбу. Соня должна была получить свободу, поэтому Рани сказала вслух правду, которая заставила ее дочь вырваться на волю.

— Потому что я уже сказала ей правду, — говорит Рани. — И ничему другому она не поверит. Вы бы поверили?

Дэвид смотрит на нее с бесстрастным выражением лица. Потом растерянно качает головой:

— После всего, что я услышал, не знаю, что и сказать.

Рани понимающе кивает.

— Вероятно, нам с дочерью уже поздно выяснять отношения, но для нее не поздно принять вашу любовь, — Рани печально улыбается. — Но мать не может дать жизнь ребенку и не отдать ему какую-то часть себя. Сердцем ли, душой, мать и дитя остаются навеки связаны друг с другом.

— Соня не знает о ваших чувствах? — спрашивает Дэвид.

— Нет. Я позволила ей уйти, — Рани снова качает головой. — Но я так устала от тоски по ней. Когда уходят твои дети, от тебя остается только половинка, — у Рани потеют ладони и становится мокро под грудью — она должна совершить еще одно признание и боится это сделать. — Мне пришлось выбирать — либо мой муж, либо дочь.

Она бросает взгляд на Брента и думает, что после всех предпринятых ею шагов решающим станет следующий. Рани думает о том, что этот доктор, которого любит ее дочь, — теперь тоже важная часть ее жизни. Он будет держать их будущее в своих руках, но благодаря этому Соня наконец обретет свободу. Рани произносит слова медленно, заставляя Дэвида напряженно прислушиваться к ее речи.

— Я знала, что она никогда не вернется, пока жив ее отец.

— Рани… — кажется, Дэвид начинает понимать, к чему она ведет. Он жестом пытается остановить ее: — Я думаю, вам не стоит продолжать.

— Нет, это последний мой шанс сказать правду, — Рани встает и отходит как можно дальше от человека, с которым провела большую часть своей жизни. — Брент начал терять зрение. Ему помогали только глазные капли, которые ему прописал врач, — Рани роется в своей сумочке и находит то, что искала. — Было важно, чтобы он капал по три капли каждый день. Это поистине чудодейственное средство. Оно помогает вам видеть, когда вы боитесь ослепнуть. Но еще он принимал патентованные капли от покраснения глаз.

Рани ставит флакончик «Визина» на стол рядом с кроватью.

— Я узнала, что это лекарство многоцелевого действия. И при неправильном использовании запросто может превратиться в яд.

Рани порывисто вздыхает. Ее пальцы вертят флакончик, напоминающий ей о каплях, которые она постоянно добавляла в чай Бренту.

Тем вечером, в день рождения Сони, Брент сказал, что она и Рани похожи, желая оскорбить их обеих, но Рани хотелось, чтобы так и было на самом деле. Ей хотелось обладать силой своей дочери. Ей нужно было решиться и не дать Бренту разрушать их жизни дальше.

Рани поднимает глаза и видит, как Дэвид потрясен. На мгновение она испытывает стыд и угрызения совести за то, что так много открыла возлюбленному Сони. Но ей просто не оставалось ничего другого. Ведь для ее дочери, никого не впускавшей в свою жизнь, Дэвид — возможно, единственный, кого она сумеет любить. Рани пыталась сказать Соне, что любит ее, но было уже слишком поздно. Соня не доверяла ей. Но она доверяет Дэвиду, и, может быть, если он сам расскажет ее дочери обо всем, та поверит, что ее любят.

— Но скажите Соне вот что. Важно, чтобы она знала. Видите ли, моя дочь думает, что все, что я делаю, я делаю ради Триши. Но это я сделала ради Сони, потому что люблю ее. Я тосковала по ней и хотела, чтобы она вернулась в дом, где будет жить в безопасности.

Рани сознает, что она совершила и какими могут быть последствия. Она знает, что Дэвид должен сообщить об ее преступлении и что скоро люди узнают об этом. Ей останется только сменить одну тюрьму на другую. Но для нее это единственный способ освободить Соню. Это ее единственный дар дочери, которой раньше она не могла дать ничего.

— И еще одно, — говорит Рани, собираясь уйти. — Скажите Соне, что я начала делать это до того, как узнала правду о Трише, а не после. Задолго до того.