След сломанного крыла

Марин

В Соединенных Штатах каждые девять секунд насилуют или избивают женщину. Марин может воспроизвести эту статистику по памяти. С тех пор как она обнаружила синяки на теле Джии, она изучила все факты. Каждая десятая девушка признает факт физического насилия во время свиданий — это показал анализ данных, собранных за последний год. Большинство тинейджеров подвергаются избиениям дома.

Теперь Джия и Марин избегают друг друга. Марин колеблется между потрясением и яростью. И это то, чего ищет от жизни дочь? Побоев и боли? Когда вернулся Радж, Джия, сжавшись, смотрела на Марин, молча умоляя ее не рассказывать о ее тайне. Марин, которая всю жизнь хранила тайны, приняла решение легко. Она вела себя так, будто ничего не произошло. И для Раджа Марин и Джия продолжали жить своей сказочной жизнью, а он ни о чем и не подозревал.

Марин дважды пыталась поговорить с Джией, чтобы выяснить, откуда у нее синяки. Оба раза Джия отказывалась отвечать. Она говорила, что это не важно.

— Со мной все хорошо, мама.

Но у нее вовсе не было «все хорошо», и Марин не знала, как исправить положение. Ответ пришел сам собой.

Через два дня после их ссоры Джия собиралась в школу. Когда она потянулась к буфету за коробкой овсяных хлопьев, рукав ее рубашки сполз вниз, обнажив свежие синяки.

— Господи, что это? — выдохнула Марин, но она уже все поняла. Такие следы остаются, когда человека хватают за руку, чтобы нанести удар по лицу или по животу.

— Ничего, мама, — Джия быстро опускает рукав. Оставив хлопья на полке, она пытается выскользнуть из кухни, но Марин преграждает ей путь.

— Если я стяну с тебя рубашку, то увижу новые синяки, не так ли? — Марин знает, как это происходит. Пока заживают старые ушибы, появляются новые. Будто истязателю необходимо постоянно видеть следы своей работы. Ему требуется ставить на жертву клеймо, показать, что она принадлежит ему, чтобы никто не вздумал вмешаться.

— Нет, — отвечает Джия, понизив голос. — Почему ты говоришь такие вещи?

— Потому что я была на твоем месте, — почти успевает произнести Марин, но, как всегда, отступает. Брент был виртуозом — следы от его побоев оставались тайной для всех. И Марин, как и Соня, и Рани, была его сообщницей, не показывая их никому.

— Джия, — произносит Марин, но уже поздно. Помахав рукой, дочь вылетает из дома с улыбкой, прилипшей к ее лицу. Закрыв дверь, Марин опускается на пол и тяжело дышит.

— Джия ушла в школу? — Радж спускается по лестнице с дымящейся чашкой чая в руке. При виде Марин, сидящей на полу, он подбегает к ней, пролив по дороге чай. Сдобренная специями жидкость растекается по мраморному полу. Марин тупо наблюдает, как лужица достигает ковра, и думает, как отчистить пятно.

— Что случилось, Марин? — спрашивает Радж.

Она пристально смотрит на него. Это ее муж, но он ей совершенно чужой. Марин никогда не рассказывала ему о прошлом, о детстве. Для этого не находилось причин, это было бы лишним. Зачем? К чему жить прошлым, когда ей подвластно будущее?

Муж ей не наперсник, не друг. Она не делится с ним неприятностями и успехами на работе. Они не пересказывают друг другу сны, их жизни не переплетаются. Джия — единственная нить, связывающая их, и если с ней что-то случится, у них не останется ничего общего.

— У Джии синяки на теле, — сознается Марин и отнимает у него руку. — На животе, на спине, а теперь и на руке.

— Что? — он отшатывается. — Как она, черт побери, получила их?

— Я не знаю.

Странная это штука — делиться с кем-то своей ношей. Вы воображаете, что она станет от этого легче, что боль, которая засела в вас, как свинец, ослабнет. Но почти всегда бывает наоборот. Реакция Раджа только напомнила ей о ненормальности положения. Марин отстраняет от себя мысли об этом и сосредотачивается на пятне от пролитого чая, уже полностью впитавшегося в ковер. У пятна причудливые очертания.

— Какая-то болезнь? Но ведь она не может начаться с синяков, правда?

Марин нравится эта мысль, но она упрекает себя за это. Какой родитель пожелает болезни своему ребенку?

— Джия не больна, Радж, — говорит она. — Ее избили.

Он в ярости оборачивается к ней. Когда человек теряется, он набрасывается на первого попавшегося.

— Это ты сделала?

Она медленно поднимается и смотрит ему в лицо — партнеру, мужу, а теперь, когда они оба в отчаянии, врагу. Ей хочется сильно ударить его, чтобы показать ему, что она дочь своего отца, но она пересиливает себя.

— Я не касалась нашей дочери. А ты? — побив противника его же оружием, она наслаждается его ужасом.

— Нет, — он смотрит на Марин и понимает, что они — двое проигравших неудачников в собственном доме. — Нет, я этого не делал, — он прячет лицо в ладонях, его душевное страдание, словно вирус, распространяется по дому, заполняя собой все пространство и проникая в каждую щель. — Никогда.

— Значит, мы должны вместе выяснить, кто это сделал.

Радж и Марин никогда не работали одновременно. Когда родилась Джия, они поделили ночные часы на отдельные смены. Поскольку девочка росла на молочных смесях, у каждого из них была смена по три часа. Днем Марин работала, а Радж играл с дочкой, и наоборот. Когда они ходили в ресторан, Марин быстро ела, пока Радж гулял с Джией, а потом ел он. Марин видела семейные пары, которые вместе работали, играли в семейные игры, вместе упрашивали ребенка поесть. Такое партнерство было ей чуждо, и у нее не возникало желания следовать этим путем.

И вот теперь они вдвоем оказались лицом к лицу с ситуацией, о которой и помыслить не могли.

— Джия не сказала тебе, кто это? — спрашивает Радж.

Они устроились в кабинете Марин: она уселась в свое кожаное кресло, он — на диван.

— Нет. Я спрашивала, просила ее сказать, но она не ответила.

Марин не рассказывает Раджу о пощечине.

— А что говорят в школе?

— Ничего. Карин в таком же шоке, как и мы.

Он кивает.

— Мы должны встретиться со школьной администрацией и обсудить все варианты.

Радж успокаивается, теперь он способен оценить ситуацию объективно. Когда родители Марин показали ей его резюме с перечнем достижений, оно произвело на нее впечатление. Обладая учеными степенями в области машиностроения и в математике, он поднялся по служебной лестнице благодаря опыту общения с людьми и собственным знаниям. Он показал себя способным лидером, хотя и не таким честолюбивым, как Марин. Она никогда не рассчитывала на его опыт или эрудицию, но сейчас благодарна за то, что они у него есть.

— Это, должно быть, кто-то в школе, — бормочет Радж в раздумьях. — Она ведь занимается там допоздна?

— Да, готовится к экзаменам, — Марин мысленно перебирает всех друзей Джии и их родителей. Впервые за эти дни она ясно видит, с чего следует начать. — Давай я пообщаюсь с родителями ее подружек. Если Джия не скажет нам, кто это сделал, может быть, они скажут.

— Давай подождем, — говорит Радж. — Если мы будем действовать за спиной у Джии, она может возненавидеть нас. Нужно попытаться ее уговорить.

Но Марин уже выработала план и готова без колебаний приступить к его осуществлению. Инстинкт требует, чтобы она подняла телефонную трубку, не обращая внимания на предостережения Раджа, и позвонила родителям, чтобы условиться о времени встречи.

— Я уже пробовала ее уговорить.

— Но я еще не пробовал.

Радж не говорит, что Джия скорее готова довериться ему, а не Марин, но она понимает намек. Ее охватывают обида и негодование. Марин требуется всего лишь одна минута, чтобы подавить чувства и сосредоточиться на своей цели, а не на способе ее достижения.

— Хорошо. Если она не скажет и тебе, тогда мы сможем предпринять следующие шаги.

— Это ведь не соревнование, Марин, — спокойно говорит Радж, глядя на нее.

— Нет, — соглашается она. — Это жизнь нашей дочери.

Они пытаются работать, но вместо этого бродят по дому, ища, на что бы отвлечься. Обычный пятиминутный душ Марин растягивается на двадцать минут. Она медлит под горячими струями, желая, чтобы вода смыла с нее боль, прочно угнездившуюся в сердце. Прислонившись к теплому кафелю, Марин отрешенно смотрит на мыльные пузыри, стекающие в водосток и исчезающие в нем. Она тянется за шампунем и вспоминает, что уже вымыла волосы. Она крутит ручки душа, чтобы увеличить напор горячей воды, и радуется, когда вода обжигает ее. Потом она включает холодную воду и подставляет тело под ледяные струи. Она терпит: самоистязание приносит ей облегчение. Она думает о том, испытывала ли Джия такую же боль, когда ее мучили. Молил ли ее разум о прекращении пытки, когда тело подвергалось физической боли? А может быть, она — дочь своей матери и молча терпела побои? Марин поворачивается лицом к кафельной стенке и бьется о нее головой, стараясь вызвать слезы.

— Марин? — Радж заглядывает в ванную. — Джия вот-вот вернется из школы.

— Уже выхожу.

Марин быстро одевается. Вместо делового костюма она натягивает футболку и джинсы. Зачесав назад и заколов влажные волосы, сунув ноги в легкие кожаные тапочки, она торопливо сходит вниз.

Джия приходит домой вовремя. Ее рюкзак небрежно закинут за спину, она машет рукой друзьям, оставшимся в отъезжающей машине. Радж открывает дверь, прежде чем она успевает вставить ключ в скважину.

— Папа! — увидев его, Джия расплывается в улыбке. — Ты напугал меня.

— Привет, бети, — он берет у нее рюкзак и ставит его на пол в прихожей.

Джия замечает Марин, ждущую тут же, в прихожей. И отец, и мать пристально смотрят на нее.

Джия нервно сглатывает слюну, ее лицо каменеет.

— Ты сказала ему? — зло спрашивает она Марин.

— Да, — Марин хочет обнять Джию, но девушка отстраняется. — Прости! Я должна была сказать.

— Замечательно! — Джия отдергивает руку, за которую ее пытается взять Радж. — И тем не менее это никого не касается.

Прежде чем Марин успевает вспылить, Радж произносит:

— Нет, нас касается то, что тебе плохо.

— Мне не плохо! — кричит Джия. — У меня все хорошо! Честное слово! Подумаешь, важность какая!

— Важность? — спрашивает Марин, теряя терпение. — Синяки у тебя на животе, на спине, — она хватает Джию за руку и засучивает ей оба рукава. — И еще один на руке. Это не важно? Ты что, совсем спятила? Ты считаешь это нормальным?

— Ты забыла про еще один, на лице, от твоей пощечины, — холодно говорит Джия. Она дотрагивается до своей щеки, глядя Марин прямо в лицо: — Забыла?

Марин не смотрит на Раджа, но чувствует его закипающий гнев. Ей не удалось скрыть правду.

— Я не хотела этого.

— Разумеется, никто не хотел, — Джия хватает свой рюкзак и поднимается вверх по лестнице. — Мне надо делать уроки.

— Джия! — командные нотки в голосе Раджа заставляют ее остановиться. — Спрашиваю в последний раз, бети, — произносит он, и голос его смягчается, — кто сделал это с тобой?

— Папа, пожалуйста, не надо, — Джия сжимает перила. Марин видит побелевшие костяшки ее пальцев. — Со мной все в порядке. Пожалуйста, оставьте все как есть. Ради меня, — с этими словами она поворачивается, бежит вверх по лестнице в свою комнату и захлопывает за собой дверь.

И вот они снова в кабинете Марин. Сначала они звонят родителям, с которыми поддерживают дружеские отношения. На протяжении всей карьеры Марин принимала решения, влиявшие на жизни тысяч людей, и все же эти звонки даются ей намного тяжелее. На каждый ее звонок поступает ответ в виде голосового сообщения. Марин просит перезвонить ей, не давая никаких разъяснений. Она кладет трубку, не приблизившись к ответу на свой главный вопрос.

Они как будто едут по дороге, ведущей в тупик, и на ней нет знаков, предупреждающих об опасности. Обоим страшно хочется ворваться в комнату Джии, схватить дочь за плечи и трясти, пока не вытрясут ответ. Но Джия ничего не скажет им, это очевидно.

Радж щелкает пальцами, привлекая внимание Марин. Он держит около уха мобильник.

— Да, — говорит он кому-то на другом конце провода, — это Радж. Как поживаете? Ха-ха, вы правы! Непременно надо сыграть снова, — несколько минут он ведет легкую беседу. Марин вскакивает с кресла и стоит рядом с ним, прислушиваясь. — Мы с Марин просим вас об одной услуге, — Радж умолкает и слушает собеседника. Через мгновение на его лице появляется улыбка: — Сегодня вечером — прекрасно! Благодарю вас.

Выключив телефон, он улыбается Марин:

— Это Абрамсы. Мы встречаемся в восемь часов вечера.

Они не сообщают Джии о своих планах. К чему? Сейчас родители и дочь находятся по разные стороны баррикады. Их дочь тонет в океане жизни, а Марин и Радж ищут для нее спасательный плот. Страх пронизывает Марин. В глубине души она знает, что они с Раджем, как бы ни старались, бессильны помочь Джии, если она сама захочет утонуть.

Они подъезжают к дому Абрамсов без четверти восемь. Марин и Радж бывали здесь множество раз: на вечеринках, барбекю, пикниках, которые они устраивали для детей. Абрамсы живут в Пало-Альто на холме, возвышающемся над городом. Роберт — исполнительный директор в быстро развивающейся компании, а Мишель работает врачом в клинике в Сан-Франциско. Их дочь Эмбер дружит с Джией с начальной школы.

Чувство унижения охватывает Марин, пока они стоят на крыльце, ожидая, что им откроют дверь. Марин твердит себе, что она поступала правильно, тщательно оберегая свои детские тайны. Как можно требовать уважения от других, когда на тебе лежит тень позора? Поборов себя, она встречает Роберта, открывающего им дверь, нерешительной улыбкой.

— Радж, Марин, входите! — он впускает их в дом и приглашает в кабинет, где можно уединиться.

Мишель обнимает Марин:

— Роберт сказал, что Радж говорил по телефону очень серьезно. Что-то случилось?

По дороге Марин и Радж не обсуждали, как вести себя и что говорить. Вместо этого Марин высматривала Полярную звезду на темнеющем горизонте. Полагаясь на интуицию, она надеялась, что кривая вывезет ее сама собой.

— Спасибо, что приняли нас.

— Ну о чем ты говоришь!

Они усаживаются. Роберт и Мишель садятся на стулья, а Марин и Радж располагаются на противоположных концах дивана. Глядя на мужа, Марин старается вспомнить, когда они в последний раз сидели рядом или вступали в физический контакт, за исключением редких сексуальных актов.

— Мы получили тревожную информацию о Джии, — произносит Радж и тут же умолкает.

— Эмбер не рассказывала о ней ничего необычного? — вступает в разговор Марин. Она пристально смотрит на Роберта и Мишель. — Ничего такого, что могло бы вызвать беспокойство?

Абрамсы обмениваются взглядами, от которых у Марин бегут мурашки по коже. Ее пульс бьется неровно.

— Что?.. Пожалуйста, расскажите нам! — просит она, стараясь сдержать трепет в голосе.

— Джия с Эмбер теперь не так близки, как раньше, — говорит Мишель почти извиняющимся тоном. — Мы даже не знаем, что сказать. Эмбер говорила, что они больше не проводят столько времени вместе.

Этого Марин не ожидает услышать. Она могла бы признать, что учебе Джия всегда уделяла больше внимания, чем развлечениям. Но Марин была уверена, что дочь продолжает общаться с прежними подружками, а Эмбер — одна из самых близких.

— Не понимаю. Они что, поссорились?

— Этого Эмбер не говорила. Просто сказала, что они больше не дружат.

Марин мысленно ищет причину, какое-то разумное объяснение. Она знает, что девочки в этом возрасте склонны сбиваться в компании и решать по произвольным признакам, кто достоин быть с ними рядом, а кто нет. В старших классах саму Марин не допускали в популярные круги. Она говорила с акцентом и носила одежду, купленную в «Гудвилле», стало быть, годилась только на роль отверженной. Когда отец заставил ее заниматься летом дополнительно, чтобы она могла окончить школу на год раньше, Марин обрадовалась. Это позволило ей быстрее поступить в университет, который оказался гораздо более приветливым по отношению к ней и более демократичным, чем школа.

— А что, Джия не упоминала об этом? — спрашивает Роберт, вглядываясь в их лица.

— Нет, — отвечает Радж с беспокойством. — Эмбер еще что-нибудь рассказывала?

— К сожалению, нет, — Мишель, похоже, старается подобрать верные слова. — Не хочется допытываться, но, может быть, скажете, что происходит? Мы знаем Джию с детского садика. Если мы в силах чем-нибудь помочь…

Не давая Мишель продолжить, Марин прерывает ее:

— С ней все в порядке, спасибо вам. Спасибо за то, что уделили нам время.

Марин встает, и Радж следует ее примеру.

— Если вам понадобится помощь, — говорит Роберт, провожая их к выходу, — только скажите.

Радж садится на водительское сиденье, а Марин устраивается рядом. Они уже готовы тронуться с места, и тут из дома выбегает Эмбер. Она стоит на ступеньках крыльца, под светом фонаря, и смотрит на них.

Увидев ее, Марин тут же расстегивает ремень безопасности и открывает дверцу.

— Подожди минуту, — говорит она Раджу повелительным тоном. Она быстро взбегает по ступенькам и подходит к девочке.

— Эмбер, привет, моя дорогая! Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо, — Эмбер меньше ростом остальных девочек в классе. Ее волосы заплетены в косичку, и, хотя некоторые девочки уже вовсю пользуются косметикой, она не накрашена. — Мама сказала, что вы приехали поговорить о Джии.

— Да, — Марин старается скрыть беспокойство. — Я понятия не имела, что вы больше не дружите.

— Ага, — говорит Эмбер, пожимая плечами. Марин все еще видит ее малышкой, которая когда-то приходила к ним в гости с ночевкой, а посреди ночи начинала звать маму. Лучшая подруга ее Джии, с которой дочь собиралась дружить всю жизнь. — Полный отстой.

Марин кивает, не зная, как продолжить разговор. Ее устойчивый мир рухнул: теперь все кажется ей незнакомым.

— Последнее время Джия сама не своя. Я думала, ты что-нибудь об этом знаешь, — произносит Марин, не желая открывать слишком много.

— Она попала в беду? — спрашивает Эмбер, широко раскрыв глаза.

— Надеюсь, что нет, — отвечает Марин. Нервы у нее натянуты до предела. — Так почему вы больше не дружите?

Эмбер явно не хочется говорить правду. Она отводит глаза и смотрит на деревья, раскачивающиеся на ветру. Она все еще в школьной форме и, раздумывая, перебирает складки юбки.

— Тот парень, с которым Джия встречается…

— Джия встречается с мальчиком? — Марин отступает назад, пытаясь скрыть потрясение. Она умолкает и смотрит в пространство поверх головы Эмбер. — Кто он такой?

— Я плохо его знаю. Он новенький, — Эмбер опускает голову. Марин уверена, что она увиливает от ответа. — Наверное, поэтому мы больше и не дружим.

Поблагодарив ее, Марин направляется к автомобилю. Радж сначала дает задний ход, потом выезжает на главную улицу и только тогда спрашивает:

— Что она сказала?

— Ничего особенного, — лжет Марин. Упругая лоза опутывает ее, связывает ей руки и ноги, парализует волю. Когда она делает вдох, стараясь обрести силы, чтобы освободиться, лоза стягивает ей горло, прекращая доступ кислорода. Что же, когда жизнь построена на лжи, одна лишняя ложь уже не имеет значения. — Просто просила передать Джии привет.