Ярость слепила, разливалась по телу, придавая сил. А они нужны сейчас, как никогда, для того чтобы лишить дыхания пристанище тьмы, уничтожить всех ведьм, изжить с земель всю гниль, освободить из плена Светомиру. В то, что он не успеет, не верил. Быть такого не может!
На проклятые пески вступал уверено, не оглядываясь назад, надсмехаясь над трусами. Многие боялись, отказывались идти с ним, да и помощи от правителя, чьи земли граничили с гнилью, ждать не пришлось. Отказал, как только о просьбе услышал, сказал, что только погубит людей своих, а на верную смерть, ради бабы своих воинов не отправит. Светозар хмыкнул, да поинтересовался, нет ли ведьмы пойманной, да живой, что из песков вышла, чтоб допросил ее.
Потемну спустился к той, что гниль носит, в темницу, долго допытывался, расспрашивал, да так ничего и не узнал. От криков ее только всех заключенных в холодный пот бросило. Уж как он ей не грозил, даже палача окликнул, чтоб разговорить, но лишь бред услышал, о рожденных ведьмах, что силу ей свою даровали, чтоб служила им, а она сбежала, как только тьма окрепла в ней. Запытать до смерти, не дал, как пришла в себя, накинул веревку на шею, к дополнению к обручу, что силы лишал темной, да взял ее с собой, чтоб дорогу указала.
Девчонка причитала, ныла, чем ужасно раздражала. Хотелось заткнуть ее, чтоб молчала, не всхлипывала, да руки не заламывала. Невольно вспомнил Светомиру, как та держалась, не молила, даже плакать старалась украдкой, чтоб не видел никто. Прислушаться бы ему тогда к ней, все иначе обернулось бы. Не видел бы ее напуганного лица, не видел бы, как она сжималась от ожидания предстоящего удара. Желчь разлилась во рту, в глазах помутнело. От осознания своей глупости, было тошно, слишком непростительную ошибку он допустил. Сжав кулаки, рявкнул на ведьму, чтоб заткнулась, пообещал легкую смерть, коли поможет, а та, лишь сильнее залилась, на колени упала, стала ноги целовать. Пощады хотела, чтоб ее живой оставили, обещала помочь пройти тропу смерти, что змеями кишит, на ловушки указать, да научить их распознавать.
Глубокий вдох, закрытые глаза, поджатые губы, кулаки сжаты так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Память выдавала обрывки знаний. Ведьмы — это скот для убоя. Это те, кто не достоин — ступать на землю, не достоин — пить воду, смотреть на небо, распахивать свои руки для объятий с ветром, не достоин — слышать пение птиц и шелест листьев, это те, кто сам сделал выбор, кто готов питаться помоями тьмы, огрызками силы нечистого ради своей шкуры. Об этом ему говорили с самого детства, твердили учителя, внушали воины величавые. Ведьма — это не женщина, а пристанище тьмы, что гниль в свое тело впустила по воле доброй, отравлен ее разум ядом, коварна она, зла, ничего в ней от прежней бабы не осталось. Любой, кто ведьму заприметит, должен ее на костер привести, либо сам расправу учинить, оставить ее последний вздох на клинке своем, а после голову сжечь обязательно, чтоб умертвием не встала, да бродить не начала, зубами вгрызаясь в плоть людей, попавшихся на пути ее.
Все внутри противоречило, обещания ведьмы казались смешными, нелепыми. Терзали Светозара сомнения о правильности решения своего, верно ли сделал, что потащил гнилую женщину с собой, чтоб она путь указала. Вдруг обманет, заморочит голову, морок наведет. Напугал он ее знатно, хотел даже показать, ту боль, что она испытать может, да не стал, отступил в последний момент, но ведьма поняла, осознала, что кожу с нее живьем сдирать будут, а после коленным железом прижигать, коли обещаний своих не сдержит. Причитала так, что в голове гул стоял. Замолчала бы лучше, не тревожила его почем зря.
К вечеру у всех воинов напряжение спало. Они перешучивались с одаренными, придумывали, кто как свой дар использовать может, сочиняли небылицы всякие. У них и огонь всех змей разом сжигал, и ветер их так в воздух подбрасывал, что те, кто валуны огромные с места поднять может, мелкими камешками тварей пронзал насквозь. Даже тяжелый груз не прогибал их спины, а тащили они не мало! Каждый нес с собой по несколько теплых одеял, провизию, хворост, цепи. В единственной повозке, лежало масло, бочонки с водой, противоядие от яда змеиного, веревки, обручи для шеи гниль носящих, да и прочее, что может пригодиться. Так они и переговаривались, удалью мерялись, пока зубы стучать друг об друга не стали, да озноб по телу не прошелся. Холод стал нарастать стремительно, как только солнце зашло, так сразу зябко сделалось.
— За те пески лучше потемну не ходить, обождать бы до утра, — заикаясь и всхлипывая, произнесла ведьма.
— Что скрывается там? — не оборачиваясь, бросил Светозар.
— Змеи, чей яд убивает быстрее, чем противоядие к нему приготовить. Набрасываются разом, как только за черту шагнешь, они и здесь проползают иногда, но не нападают, коли не тревожить.
Светозар обвел взглядом своих людей, никто из них не спешил устроиться на ночлег, ждали, вытянувшись по струнке, знал он, что никто и слова ему не скажет, коли придется им глаз не смыкать, только, как бы он не торопился, а без должного отдыха худо будет с тьмой тягаться. Как бы он не рвался, как бы боль под ребрами не разливалась, а думать надо трезво.
— Сколько до пещер идти?
— Два солнца.
— А после змей, сразу ямы нарыты с кольями?
— Сразу, — кивнула женщина и вновь рухнула перед ним на колени. — Милый, воин статный, не губи душу, я же с вашей земли, язык ваш родной знаю, чужды мне пески эти, проведу и выведу, дышать только дай, а я служить стану.
— Душу свою ты продала, а кому служить тебе безразлично, лишь бы выгода была, — резко произнес мужчина.
К нему сейчас даже его люди подходить не решались, да вопросами донимать. Видели, как он мечется, видели, как то и дело ходят желваки по лицу его, как он еле сдерживается, чтоб не придушить ведьму ноющую, а та все испытывала его на прочность. Ползала в ногах, следы на песке целовала, за одежду цеплялась, да на себя тянула, напоминала то и дело, что она женщина слабая, что ничего и сама толком о ведьмах не слышала, пока в плен не попала, где ее отдали работорговцы в дар. В тот момент Светозар посмотрел на нее с интересом, даже спросил, как звать ее, да с какой земли она. После ее ответа, он приподнял одну бровь, отошел от нее на несколько шагов, чтоб разглядеть получше. Девчонка то из Дентонса родом, с Медвежьих земель, оттуда, где начала тьма расползаться, где охотники бежали, увидев, как гниль, извиваясь, гуляла по тушке птицы, как просачивалась в ноздри и глазницы, наполняя их черным дымом. Выходит давно она уже у ведьм, обжилась небось. Вместо смерти отраву в свое сердце пустила.
— Зачем же сбежала, — спросил он, — раз там можно было жить в спокойствии под защитой.
Ведьма разрыдалась, размазывая сопли и слезы по лицу, замотала головой из стороны в сторону, да стала выдавливать из себя ответ, заикаясь. Светозар еле разобрал, что она говорит. Даже наклонился к ней, чтоб понять о чем та говорит.
— Я не хотела убивать, — выдавила она. — Но я не могу ослушаться, пока жив тот, что тьмой со мной поделился.
— Выходит вечно, — хмыкнул мужчина.
— Нет, ведьмой может сделать и рожденный.
Заметив, что он заинтересовался, она стала сквозь причитания рассказывать подробнее. Только вот Светозар слышал обо всем уже, она же ему это все в темнице и сказывала. Не поверит, пока сам не увидит. Болтовню ее слушать перестал, махнув рукой, чтоб замолчала. Людям своим велел дозорных выставить, да на ночлег располагаться, всем одаренным непременно спать, чтоб сил набраться. Сам же прилег на бок, подложив руку под голову, да стал за ведьмой наблюдать. Жалась та зябко, тряслась как ветка на ветру. Вздохнув тяжело, развязал сумку, что была через плечо переброшена, да кинул ей одеяло легкое, чтоб укрылась. Благодарности ненужные пресёк, оборвав жестом на полуслове, и отвернулся от нее, чтоб не видеть.
Смог бы — убежал от воспоминаний тягостных, не хотел помнить боль в глазах, как ломал, учил молчать, осыпая ударами, как измывался над той, что сердце его тронула. Всю жизнь готов свои поступки перед Светомирой замаливать, лишь бы не напрасно. Хотя, лишать себя памяти, было бы глупо, пусть лучше он всегда помнит о том, что совершил, о том, как легко оступился, пошел на поводу своего гнева, своей уверенности в правоте.
С тяжелыми мыслями, надеясь, что ему вновь привидится девица желанная, Светозар провалился в сон. Сразу же все вокруг закрутилось, заметалось из стороны в сторону, будто падал он с обрыва, а перед глазами мелькали тени. Тяжелое мычание вырвалось из его горла, когда тело ударилось об камни. С трудом пошевелив головой, он повернул ее на бок и видел рядом Светомиру, та лежала, бледная, задыхаясь собственной кровью, а вокруг нее водили хоровод люди, с оленьими рогами на головах, в черных длиннополых одеждах.
Хотел он вскочить, но тело не слушалось, будто приросло к земле, тогда закричал он, чтоб его заметили, занялись им вместо девицы. Но тени даже внимания на него не обратили, а Светомира повернула голову, и такой ужас отразился на лице ее, как только она его увидела, что он даже сперва подумал, будто позади него стоит кто.
Песчинки песка хрустели под тяжестью его тела, чувствовались на зубах, от напрасных попыток подняться мышцы отдавали болью. На плече ощущалась тяжесть, которую он хотел было смахнуть, дернувшись всем телом, но вместо этого услышал голос:
— Светозар, просил ты первым разбудить, как что неясное твориться начнет. Слышен странный стрекот, да нарастает он.
Мужчина тут же подорвался, вскочил на ноги, велел одаренных будить, а сам ведьму растормошил, та ответила, что то змеи, почуяли неладное, волнуются, ближе подбираются, только огнем их не напугать, приказ охранять и не пускать чужаков сильнее страха. Светозар кивнул, да распорядился все вокруг железом обложить, да круг побольше сделать, поверх тряпья накидать и его маслом облить, одаренный пусть пламя вдохнет в металл, чтоб тьму отпугивал, а чтоб тварей сжечь, пусть масло подожгут, как только те подползать будут.
Перечить ему не стали, хоть задумки и не осознали сразу. А как змеи их окружили, да принялись шипеть, раскачиваясь из стороны в сторону, смекнули, что задумал Светозар. Подошел он к одаренному и велел железо вместе с тряпками в движение привести, так чтобы круг разомкнулся, чтоб змеи все туда хлынули, а перед этим, все столпились в кучу, так что дышать стали друг другу в затылок, лошадей прижали, чтоб не дергались, окружили себя цепью, и покидали припасенные сухие ветки.
Черные извивающиеся твари хлынули разом, у некоторых и вовсе глаза красным горели, когда стало их так много, что они друг на друга залезали, Светозар велел круг обратно замкнуть. После одаренного силой воздуха поманил, прошептал ему что-то на ухо, тот заулыбался сразу, закивал довольно и устремился к повозке, а воин к другому одаренному направился. Замерли все в ожидании.
Поток воздуха поднял над землей несколько бочонков масла, откинул их в гущу змей, где они замерли, раскачиваясь, а уже через мгновение сдавили их цепи обмотанные тряпьем и огнем полыхающие. Легко поддалось дерево натиску, разлилось масло на шипящих тварей, а после их уже и огонь охватил.
Страшное зрелище наблюдали одаренные, стояли не шелохнувшись, даже воинам и тем, было не по себе. Страшная ночь сменилась кровавым рассветом, и последними метаниями тварей с горящими глазами, из которых с писком вырывалась тьма. Со стороны, казалось, что их рвет, уж больно не хотелось выходить гнили из своего обреченного пристанища.
После случившегося молчали все, в тишине шли за ведьмой, что указывала, куда нельзя вступать.
Светозар даже не сразу спросил ее, как она опознает, где находятся ловушки, да и узнав, не стал вперед рваться. Лишь, когда она сказала, что закончилась земля неустойчивая под ногами, и что не будет более ям выкопанных с кольями торчащими, отряд вновь стал переговариваться.