Соло для оркестра

Петер Ярош ОСЕДЛАТЬ СПЯЩЕГО ВЕЛИКАНА

Доктор юриспруденции Полак указательным пальцем левой руки прикоснулся к тому месту, где надо было поставить подпись. Мариан Сланый услужливо подал Марии Петровской ручку и ободряюще улыбнулся. Молодая женщина склонилась над листом.

— Спасибо, — сказал нотариус. — Это оригинал завещания, а в запечатанном конверте — записи, заметки и дневник вашего покойного мужа Яна Петровского. Это тоже его наследство, и сохранилось оно благодаря присутствующему здесь другу вашего мужа Мариану Сланому.

Бегло глянув на завещание, Мария успела прочесть единственную фразу: «Все завещаю своей жене Марии Петровской…» Положила завещание в сумочку, левым локтем прижала к себе заклеенный конверт с записями, заметками и дневниками мужа, а правую руку подала нотариусу:

— Благодарю вас, доктор!

— С удовольствием и впредь буду оказывать вам помощь, — вежливо улыбнулся нотариус.

— До свиданья! — Мария поспешно вышла в коридор и, не дожидаясь, пока Мариан простится с нотариусом, направилась к выходу. Мариан догнал ее на улице.

— Мария, я хочу пригласить тебя на чашку кофе! — Он так резко подхватил молодую женщину под руку, что та чуть не выронила конверт.

— Хорошо, но только чашечку, — согласилась Мария и крепче прижала конверт.

Усевшись в бистро против нотариальной конторы, они медленно отхлебывали горячий кофе. Мариан таинственно улыбался.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Мария.

— Знаешь, что обязан сделать альпинист, когда у него погибает друг?

— Не знаю.

— Жениться на его вдове, если сам он еще не женат…

Он дотронулся до ее указательного пальца. Мария отдернула руку и сунула ее под стол.

— Глупости! Никогда не слыхала о таких обычаях. Между прочим, того же должна хотеть и вдова!

— Это, конечно, всего лишь обычай, но для альпинистов он все равно что неписаный закон. Ты вдова, я не женат, и Ян был моим другом…

Мария поднялась и стала быстро собирать вещи.

— Спасибо за кофе.

— Ты его даже не допила, — улыбнулся он.

— Что-то не хочется. До свиданья.

Мариан не ответил, только кивнул и улыбнулся.

На стоянку машин Мария прибежала запыхавшись. Бросила сумочку и конверт рядом с собой, туда, где обычно сидел Ян. Торопливо включила зажигание. Дома приняла душ, легла на диван и стала читать записки Яна.

Дневники, заметки и выписки Яна Петровского, сделанные во время экспедиции в Гималаи, на пятую в мире по высоте гору Макалу (8481 м), которую также называют Черным великаном.

21 мая 1980 года.

Сегодня окончательно решено, что наша экспедиция на Макалу состоится! Радуюсь ли я этому? Руководитель экспедиции Мариан Сланый созвал всех участников — 23 человека — на первый сбор в Высокие Татры. Экспедиция продлится с января по июнь 1981 года. Когда я сказал это своей жене Марии, она даже не удивилась. Спросила только: «И Якуб поедет?» Я ответил, что поедет, и мне показалось — она погрустнела.

— Тебе бы не хотелось, чтобы он ехал? — спросил я.

Мария промолчала, потом ответила уклончиво:

— Снова я буду одна!

— Хочешь сказать, что, если бы Якуб не поехал, ты была бы не одна?

— Я хочу, чтобы остался дома ты, — ответила Мария. — Не понимаю, зачем третий раз лазать на одну и ту же гору?

— Потому что она есть! — сердито возразил я и ушел в свою комнату.

Примечание: Обидно, что мало кто понимает, зачем нужен альпинизм. Обидно, что этого не понимает и Мария. Когда мы с ней поженились, она обещала быть снисходительной к моему увлечению, моему «хобби». Теперь, после года совместной жизни, Мария относится к альпинизму все неприязненнее. Я бы мог подумать, что она не любит альпинизм из любви ко мне, но если бы она действительно меня любила, то принимала бы меня целиком, вместе с моими увлечениями. Любит ли меня Мария? Почему она сегодня спросила про Якуба?

30 мая 1980 года.

Хочу задать себе вопрос: зачем, собственно, я лезу в горы? Не лучше ли сидеть дома возле жены, у теплой печки, дуть на горячие печеные каштаны, сладко потягиваться в нагретых перинах, словно кошка у очага? Нет! Отвергаю уравновешенное и спокойное «счастьице», люблю счастье неуверенное, ускользающее. Счастье, по-моему, в активности. Почему люди становятся моряками? Потому что есть море! А летчиками? Потому что есть воздух! А альпинистами? Потому что есть горы. Альпинизм! Многие мне говорили, что это необычное увлечение. Кое-кто даже упрекал меня. Но альпинизм — моя страсть. Любовь на всю жизнь. Альпинисты согласятся со мной, иначе они не покидали бы на долгие месяцы свою страну, свою семью. Не отдавали бы все телесные и душевные силы, чтобы подниматься на самые высокие горы. Раз уж горы существуют на свете, человек не может не стремиться их одолеть.

12 июня 1980 года.

Выписываю для размышлений: Восхождение на гору — это, помимо неимоверного физического и психического напряжения, помимо мобилизации всей воли, еще и творческий акт (акт человеческого творчества). Речь идет о подлинном познании, о стремлении человека отдать всего себя этому познанию. Ориентация человека в пространстве и в мире определяется природой, она руководит своим творением.

13 июня 1980 года.

Снова выписываю: Для творческого акта человеку, помимо себя самого, необходима природа… Человек познает и творит не только ради самоусовершенствования, что проявляется и в очеловечивании, одухотворении природы, но и ради ее осознания, ради жажды познания, скрытой в самом человеке… Природа существует не только вне, но прежде всего внутри нас. (От себя добавлю: гора, на которую я восхожу, существует не только вне меня, но и во мне, субъективно и объективно. И труднее всего одолеть эту гору внутри себя. Таков мой личный опыт, ибо, как говорится, только совершив поступок, можно взглянуть на него со стороны и правильно оценить.)

2 июля 1980 года.

Вновь и вновь — сборы, тренировки. Мы все время в скалах. И если никуда не карабкаемся — просто бегаем.

3 июля 1980 года.

Сегодня ко мне в Татры приехала Мария. Я обещал три дня не отходить от нее ни на шаг. В первый день мы вообще не вылезали из постели. Завтра и послезавтра, вероятно, будет то же самое. Нам хорошо. Мы веселы и счастливы.

6 июля 1980 года.

Мария уехала, сегодня же после обеда я возвращаюсь наверх, в скалы.

14 июля 1980 года.

Целые дни тренируемся на отвесных каменных стенах. Иногда под вечер спускаемся вниз, к ближайшей туристской базе, и там ночуем. Удивительно, как быстро здесь убегает отпуск. Зато я снова в хорошей форме. Это меня радует.

Выписываю слова поэта: «Горы как живые!» Поэт был прав.

21 июля 1980 года.

Второй день идет дождь. Завтра кончается мой отпуск. Сижу на туристской базе с Вило, Марцелом и Иваном. Пьем чай с ромом, разговариваем, читаем, делаем записи. Якуб уехал вчера — у него умерла бабушка. Я знал ее, это была чудесная старушка… Я даже рад, что отпуск кончился. Мы хорошо потренировались, наша мечта подняться на Макалу только окрепла. Завтра уже буду с Марией.

23 июля 1980 года.

Вчера, как только я встретился с Марией, она спросила:

— Ты знаешь, что у Якуба умерла бабушка?

— Знаю, — ответил я.

— Выходит, и Якуб знает?

— Конечно. Он уехал за день до меня на похороны.

— Слава богу! Я боялась, вы несколько дней будете в скалах и ни о чем не узнаете… А что, если бы и со мной что-нибудь случилось, а ты в скалах…

Мария расплакалась. Я утешал ее. Потом хотел сказать, чтобы хоть при мне она так часто не вспоминала Якуба, но сдержался. У него не было сестры, у нее — брата. Может, они относятся друг к другу как брат с сестрой?

Отмечаю для памяти: альпинисты недоверчивый народ. И меня поначалу приняли с недоверием. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока они не поняли, что я тоже альпинист. И Якуб сперва мне не доверял, но потом, во время восхождений, мы стали друзьями. Альпиниста окружают величие и красота, а потому и он должен быть чист душой. В горах мы с Якубом рассказали друг другу о себе все. Или хотя бы многое. Якуб — мой ровесник, он и познакомил меня с Марией, которая позднее стала моей женой. Мария — хорошая жена. Не нравится мне только, что она так часто вспоминает Якуба — правда, так вспоминают брата или отца. Но еще больше не нравится, что мне это не нравится. Люди, которые одолевают горы, должны быть требовательны к себе и тверды. Я же часто размякаю от ревности. А потом начинаю упрекать себя и впадаю в другую крайность: на время становлюсь равнодушен к Марии. Даже если бы в такие дни она вдруг изменила мне, я бы не слишком расстроился. Вот и совершаю глупость за глупостью. И еще больше от этого расстраиваюсь… Если бы не мое «хобби», не знаю, что бы я натворил. Теперь часто думаю о Макалу. Прочел об этой вершине и вообще о Гималаях все, что смог достать. Самое важное выписал и заучил наизусть. Днем и ночью грежу этой горой, мечтаю о ней и одновременно боюсь. Она дразнит меня, провоцирует. Злит. Волнует. Порой представляю себе божественное чувство, которое должны были испытать оба наших парня, Кришшак и Шуберт, а вместе с ними — испанец Кампруби, когда в 1976 году им удалось взять Макалу. Хотелось бы спросить, что они тогда ощущали, но — увы — ни Кришшака, ни Шуберта уже нет в живых, а Кампруби далеко. Карел Шуберт так и остался навеки под вершиной Макалу — еще одна ее жертва… Тогда многие непосвященные спрашивали, какой смысл карабкаться на самые высокие в мире горы, терять не только деньги, но и человеческие жизни? И все-таки, даже если мой или еще чей-либо ответ: «В этом есть большой смысл» — будет выглядеть пристрастным, я не могу ответить иначе. Ведь гималайские экспедиции чехословацких альпинистов доказали по меньшей мере две вещи: высокий авторитет нашего государства и высокий уровень нашего альпинизма. Именно в этом месте мне хочется процитировать слова, сказанные или, точнее, написанные Вильгельмом Геккелем: «Горы, снег, ледники, скалы и бесконечные плато страшно манят к себе, они могучи, труднодоступны. Но есть люди, которые силой воли, выдержкой, мыслью превосходят могущество гор и снежных бурь».

Да, альпинизм не самоцельный рисковый спорт, а средство для преодоления самого себя. И в этом его значительность для человека, его масштабность.

26 июля 1980 года.

Вчера к нам заходил Я куб. Рассказывал о смерти и похоронах своей бабушки. Мария плакала, да и я с трудом сдерживал слезы. За бутылкой вина и приятной беседой просидели до ночи. Якуб остался у нас до утра. Я завидовал, что у Якуба и Марии столько общих знакомых, о которых они вспоминали. Мария была с нами обоими очень мила. Якуб и правда славный малый, я его люблю. Ночью, после кратких, но прекрасных мгновений любви, Мария шепнула мне на ухо: «Ты мой грибок, ты мой дубок, ты мой грибочек, ты мой дубочек, люблю тебя». Я сомневался только в одном: может ли счастье еще усиливаться, возрастать? И если мне удастся подняться на Макалу, буду ли я счастливее, чем сегодня ночью?

15 сентября 1980 года.

Я почти забросил дневник. С удивлением вижу, что предыдущая запись сделана чуть ли не два месяца назад. Как бежит время, когда тебя захватывает работа, когда живешь полной жизнью, когда счастлив!..

Подготовка экспедиции идет полным ходом. Тренируемся, пакуем тюки, проводим организационные собрания, дискутируем. До конца года все должно быть в ажуре, потому что в январе 1981-го мы уже отправляемся в Гималаи. Обращение и просьба к дневнику: «Дневник, пожалуйста, не сердись, что я немного тобой манкирую. Я постараюсь это возместить, ей-богу, постараюсь!»

Записываю: Горы требуют безоговорочной любви, увлеченности, постоянства, упорства, энтузиазма, но также опыта и длительной тренировки. К прекраснейшим деяниям человека принадлежат и высокогорные восхождения. Высота выявляет лучшие духовные качества. Я кое-что в этом смыслю, хотя за плечами у меня всего одно восхождение — семь тысяч метров. Как будет на высоте в восемь тысяч — не знаю. Не знаю по собственному опыту, но знаю опосредствованно. По-моему, Милан высказал в корне противоположную мысль: высота подавляет духовные силы человека.

21 сентября 1980 года.

Сегодня мы еще раз внимательно осмотрели наше альпинистское снаряжение, проверили прочность пеньковых, нейлоновых и териленовых веревок, легких стремянок, осмотрели крючья, карабины,: кирки, кислородные баллоны, очки, маски и т. д. …Потом произошла странная история. Я хотел вонзить в землю кирку, и вдруг Якуб, не знаю — нечаянно или нарочно, подставил прямо под нее босую ногу. Острие прошло между пальцами, к счастью, совсем их не задев.

28 сентября 1980 года.

Вчера у Марии был день рождения, двадцать восемь лет. Мы пригласили многих товарищей по экспедиции с женами. Сидели у нас долго, до ночи, славно выпили, пели песни, шутили. Потом легли спать. Якуб, хоть он и неженатый, не пришел. Мария беспокоилась, заставила меня позвонить ему. Но трубку никто не поднял.

6 октября 1980 года.

Получили от Якуба открытку. Поздравляет Марию и извиняется, что не мог прийти, ибо, как он пишет, именно в это время его сердце «загорелось небывалой любовью к девушке, которая по случайному стечению обстоятельств тоже родилась 27 сентября. Как ты, Мария…» Прочтя открытку, Мария улыбнулась мне и как ни в чем не бывало произнесла: «В следующем году, если доживем, будем праздновать мой день рождения на три дня раньше».

14 октября 1980 года.

Сегодня мы — наверное, уже в десятый раз — смотрели фильм о предыдущей успешной экспедиции альпинистов на Макалу. Фильм снимали Владо Ондруш и Франтишек Достал. Руководил экспедицией 1976 года Иван Гальфи, а ее членами, помимо уже упомянутых кинооператоров и руководителя, были Зденек Брабец; доктор Яромир Вольф, помощник руководителя и второй врач экспедиции; Милан Кришшак; инженер Милослав Нейман; Егор Новак; Михал Оролин; инженер Леопольд Паленичек; Мирослав Пельц; Владимир Петрик; инженер Йозеф Псотка; Сильва Талла; инженер Иван Фиала; доктор Леош Хладек, первый врач экспедиции; Ян Червинка; Карел Шуберт.

Как я уже писал, в 1976 году на Макалу поднимались Милан Кришшак, Карел Шуберт и испанец Кампруби. Карел Шуберт погиб при спуске, а Милан Кришшак чуть позднее, во время спасательной экспедиции в Татрах. Оба были замечательные парни, вечная им память.

В кадрах короткометражного фильма можно с разных точек увидеть Гималаи и величавую вершину одного из гималайских великанов — Макалу. Макалу! Могучий спящий великан! Могучий черный великан! Итак, скоро мы вступим в единоборство с ним. Розовый гранит с черными полосами — словно монолитная стена. Не правда ли, самый красивый, самый неприступный и самый коварный пик?! Он высится в двадцати километрах юго-восточнее Джомолунгмы (Эвереста) и достигает высоты 8481 метра. Почти восемь с половиной километров. Это пятая по высоте гора в мире. В 1976 году наши ребята поднялись на Макалу по его юго-западному отвесному склону. Технически сложная часть пути превышает четыре километра. Это одно из пяти самых трудных восхождений на восьмикилометровые гималайские пики.

Что-то будет с нами?

2 ноября 1980 года.

Сбор. Тренируемся, готовимся. Настроение хорошее.

15 декабря 1980 года.

Подготовка подходит к концу. Времени ни на что другое не остается. Решили, что рождество мы отпразднуем все вместе, с нашими семьями.

18 декабря 1980 года.

У брата Петера и его жены Зузанки родился сын Юрай. Я хотел посмотреть на него, но в родильный дом нас с Петером пока не пустили. Говорят, через пять-шесть дней. Так что мы с ним два дня пили и потихоньку, за добрым вином, праздновали рождение нового человека, маленького Юрко.

22 декабря 1980 года.

Пошел снег. Через два дня мы будем в Татрах. Рождество проведем вместе. Мария тоже радуется.

27 декабря 1980 года.

Рождество было чудесное. По-моему, мы с Марией снова сблизились. Якуб приехал со своей невестой Юлией. Симпатичная девушка — что правда, то правда. Свадьбу собираются справить после возвращения Якуба (да и всех нас) с Гималаев.

28 декабря 1980 года.

Почти все решили остаться в Татрах до Нового года. Хорошо!

1 января 1981 года.

Такого Нового года у меня еще не было! Сегодня Мария сказала, что непременно хотела бы иметь от меня ребенка. Мы приняли решение больше не осторожничать. Сперва дети, потом все остальное! У родителей моего отца было одиннадцать детей, и хотя семья жила бедно, но, как говорит отец, еды на всех хватало.

23 января 1981 года.

Работы перед отправкой прибавилось. И еще у брата Петера вчера был день рождения, опять мы выпили.

29 января 1981 года.

Сегодня уехала часть экспедиции МАКАЛУ-81. Две «татры» стартовали в Братиславе с площади имени Словацкого национального восстания. Счастливого пути, ребята, через месяц встретимся в Дели! Якуб кивает мне с грузовика и улыбается.

20 февраля 1981 года.

Опять незаметно промелькнул месяц. Я упаковался, приготовился. Завтра по маршруту Прага — Афины — Кувейт — Бомбей — Дели вылетает вторая часть экспедиции. Некогда даже как следует проститься с Марией. Кажется, не только она, но и все жены членов экспедиции ходят как в тумане. Порой Мария смотрит так, будто меня уже здесь нет, будто я уже уехал. Нужно подойти к ней, обнять, крепко стиснуть, чтобы она почувствовала: я еще тут. Но завтра я все-таки уеду! Завтра меня уже здесь не будет!

Спрашиваю себя: каковы будут результаты столь долгого самоотречения, столь серьезной подготовки? Отвечу через полгода.

28 февраля 1981 года.

Сегодня в Дели встретились обе группы. «Татры» с грузом доехали более или менее благополучно, если не считать нескольких вмятин и небольших повреждений. Якуб гоготал мне в лицо и подтрунивал, почему, мол, я не поехал с ними на грузовиках, а пристроился поудобнее — самолетом. Руководитель экспедиции Мариан Сланый услыхал это и говорит: «До сих пор были детские сказочки, теперь начнется настоящая работа. И ее хватит на всех!»

3 марта 1981 года.

Багаж нашей экспедиции (9000 кг) отправлен сегодня самолетом из Биратнагара в Тумлингтар. Это примерно на неделю сократит пеший переход до базового лагеря. И еще я сегодня понял, что начинаю испытывать нетерпение. Скорее бы наверх, в базовый лагерь! Скорее дотронуться до Макалу, до Могучего черного великана Гималаев, до Спящего великана… И хочу дотронуться, и боязно. Точно мне предстоит бросить вызов судьбе.

4 марта 1981 года.

С утра мы распределяли между примерно тремястами носильщиками экспедиционный груз, который нужно поднять в базовый лагерь. Мужчины и женщины носят по 30 кг, дети вдвое меньше. Для этих жителей королевства Непал доставка грузов — почти единственная возможность заработка. Они веселы и добры. Их естественность и спокойствие так мне нравятся, что я готов без конца их фотографировать. На шею каждому носильщику повесили бирку с номером и перечнем содержимого поклажи, и начался первый переход — до непальской деревеньки Кхандбари. Солнце жжет вовсю, жара выжимает из нас капельки пота, к которым прилипает дорожная пыль. Наконец-то идем вверх! Докуда? В деревеньке — базар. Тут сошлись продавцы и покупатели со всей округи. Пестрый калейдоскоп лиц, красок и товаров. Будь у меня деньги, я скупил бы все, что здесь продают. Но пока ограничиваюсь кинжалом с инкрустированной рукоятью и ножнами. В пути может пригодиться. Ведь только до базового лагеря 16 дней ходу.

5 марта 1981 года.

С раннего утра двинулись в путь, направляясь к гребню Кхандбари. Наш караван состоит из 350 человек и порядком растянулся вдоль дороги. Вокруг еще зеленели рисовые поля. Устроив привал, мы выдали носильщикам их первый заработок, неграмотные «расписывались» оттиском пальца. Во время таких коротких привалов они варят на маленьких кострах еду, женщины кормят младенцев. Кое-кто из носильщиков играет в кости, в минуту они проигрывают все, что перед тем заработали. Но относятся к этому спокойно и как ни в чем не бывало продолжают смеяться. А ведь и правда, что тут особенного? На одном из переходов мы встретили местную буддийскую свадьбу. За невестой четыре дня шли пешком. Жених, как мне показалось, был крепко пьян. Большинство гостей тоже. С горами это как-то не вяжется.

6 марта 1981 года.

Сегодня мы поднялись на гребень Кхандбари, около 2000 метров над уровнем моря. Первый раз вижу главный хребет Гималаев. По плану маршрута устраиваем привалы, отдыхаем (и сейчас, когда я пишу, тоже), непальские женщины из окрестных деревень продают нам местное пиво, которое здесь называют «чанг». Это какая-то мутная, не слишком приятная на вкус жидкость. Но в ней, безусловно, содержится алкоголь. Носильщики пьют чанг с удовольствием. Носильщик Тецег все настойчивее ухаживает за носильщицей Лан. Со смехом пристает к ней, а она, вся просияв, каждый раз стыдливо поворачивается к нему спиной.

7 марта 1981 года.

Сегодня мы впервые увидели Макалу! Мною овладело страшное волнение, даже отчего-то захотелось по малой нужде. Я поднялся на несколько метров по склону в кусты, ни на секунду не спуская глаз с неба, с Макалу. Нечаянно чуть не окропил носильщика Тецега и носильщицу Лан. Они занимались любовью одетые. Мне стало не по себе, но они только заулыбались — кажется, я им вовсе не помешал. Обольстительница Лан еще успела погладить мою ногу. Я вернулся к каравану. Вершина Макалу разрезала небо, как акула воду. До базового лагеря еще 11 дней пути.

После обеда мы спустились с высоты около 2400 м над уровнем моря в долину реки Арун, на высоту 870 м. Отдыхаем, стираем и сушим белье, купаемся. Наша с Якубом палатка стоит на прекрасном месте. Из нее открывается великолепный вид на речную долину, на окрестные холмы и на бо́льшую часть лагеря. Рядом, на голой каменной площадке, можно для уюта развести небольшой костер.

Смешно было смотреть, когда все мы, участники экспедиции, в чем мать родила купались в кристально чистой воде одного из притоков реки Арун, а неподалеку из-за скал на нас удивленно глазели носильщики и носильщицы и, наверное, думали, что мы сошли с ума. Потом они весело над нами потешались, и нам было вдвойне хорошо.

5 марта 1981 года.

Мы славно выспались и утром с удовольствием снова пустились в путь. Однако переход через Арун нас задержал. Мост был шаткий, несколько тюков с грузом поглотила река. Мне было жалко носильщиков, потерявших груз, а значит — и заработок. Но руководитель экспедиции их не отпустил, поскольку предполагает, что при переходе через седловину Шиптона многие носильщики откажутся идти дальше.

11 марта 1981 года.

Миновали последнюю деревню, лежащую на пути к базовому лагерю. Деревня называется Ташедоу и расположена примерно на 3000 м выше уровня моря. Остановились на отдых в часе пути от нее. Перед восхождением на седловину Шиптона раздали носильщикам полукеды, полиэтиленовые мешки и темные очки от солнца.

Записываю: (Очень важно!) Вечером сильно похолодало. Носильщики вместе с нами, участниками экспедиции, грелись у костров. Якуб побежал за чем-то в палатку, и вдруг я вижу, как один из носильщиков подталкивает к нему свою молодую жену и с помощью жестов и минимального запаса английских слов предлагает, чтобы Якуб ее погрел. Якуб чуть поколебался, потом затащил женщину в палатку и опустил полог. Муж-носильщик с довольной улыбкой отошел к ближайшему костру. Он смеялся и спокойно разговаривал. Казалось, о своей жене он просто забыл. Я не торопясь подошел к нашей палатке. Услышал игривый смех женщины и Якуба. Вскоре Якуб высунул голову. Посмотрел на меня удивленно, потом улыбнулся. Рядом с головой Якуба высунулась голова женщины — носильщица тоже мне улыбалась.

— Не хочешь ли и ты погреть ее?

— Нет! — ответил я.

— Знаешь, какие у нее холодные ноги? — Он раздвинул полы палатки, и я увидел красивые босые ноги носильщицы.

Якуб вышел из палатки и хлопнул меня по плечу.

— Лезь к ней!

— Не хочу, — уперся я, а самого била дрожь.

Женщина убежала. И тут это случилось!

— Она говорит по-словацки, — сказал Якуб.

— Ты спятил, — засмеялся я.

— Знаешь, что она мне шептала? — Лицо Якуба вдруг вспыхнуло. — Люблю тебя, ты мой грибок, ты мой дубок, ты мой грибочек, ты мой дубочек!

Я чуть не потерял сознание, но не потому, что последние слова Якуб почти орал мне в ухо. В глазах у меня потемнело и голова закружилась оттого, что эти несколько слов, которые только что произнес Якуб и которые, как он уверял, шептала ему носильщица из Непала, эти несколько слов шептала мне на ухо Мария в самые интимные мгновения нашей жизни, лежа рядом со мной после жарких объятий… Когда ошеломление прошло и я немного опомнился, я подскочил к Якубу, схватил его за воротник и закричал:

— Ты спишь с Марией!

Якуб сперва засмеялся, потом стал серьезен, точно понял, что, сам того не желая, выдал себя.

— Я все тебе объясню, — сказал он. — Зайдем в палатку.

Мы забрались в палатку. Легли рядом. Теперь уж не знаю, отчего я тогда так послушно ему подчинился. Наверное, и сам толком не понимал, что делаю. Впервые за время этой экспедиции мы закурили, хотя давали слово в Гималаях с курением покончить.

— Ты прекрасно знаешь, что мы с Марией росли в одном городе, на одной улице, учились в одной школе, правда, она пошла в школу значительно позже меня… — начал Якуб. — Словом, к чему зря тянуть. Как мужчина мужчине признаюсь: лет восемь назад, когда Марии не было и двадцати, я лишил ее девственности… Около года мы были близки, а потом разошлись. Два года назад я вас познакомил, а в прошлом году вы поженились… Вот и все!

Я долго молчал, думая о том, что сказал Якуб. На первый взгляд все сходилось, все казалось правдой, но я не мог избавиться от ощущения, что многого он не договаривает.

— А почему ты сам на ней не женился?

— Говорю тебе, мы разошлись. Как мужчина и женщина мы друг другу не подходили. Она меня не устраивала… Я люблю ее как человека, но жениться на ней не хотел бы… Не хотел бы спать с ней ни как любовник, ни как муж. Вы-то друг другу подходите, я знаю.

— Она до сих пор тебя любит, — сказал я.

— Ерунда! — чуть не выкрикнул Якуб. — Может, любит как старого друга, но как мужчину — только тебя!

— А почему вы скрыли от меня, что между вами что-то было?

— Это давние дела, — возразил Якуб. — Я познакомил тебя с Марией случайно, а когда увидел, как ты ею заинтересовался, уже не мог сказать… Почему позднее и вообще до сих пор тебе не сказала этого Мария — не знаю!

— Зачем вы оба от меня скрываете, что до сих пор любите друг друга? — не отставал я.

— Не болтай глупости! Спи! — буркнул Якуб и повернулся ко мне спиной.

В глазах у меня стояли слезы. Было страшно обидно. И тогда я решил: отомщу Якубу, убью его! Я вздрогнул, осознав весь ужас задуманного, и сразу понял, что никогда этого не сделаю… Но, может быть, Якуб хочет убить МЕНЯ? — лезли в голову назойливые мысли. Это тоже бессмыслица, я отверг и такую возможность. «Спи!» — приказал я себе. Однако всю ночь промаялся в каком-то полузабытьи. Утром мы с Якубом старались держаться, как будто ничего не случилось, но я понял, что в глаза ему, как прежде, смотреть не могу…

13 марта 1981 года.

Седловина Шиптона (4250 м над уровнем моря) встретила нас морозом и ветром. Я рад, что на пути к базовому лагерю возникло это препятствие. Оно помогает мне не думать ни о чем, кроме дороги. Дорога, дорога, дорога… Уже два дня я ни разу не взглянул на фотографию Марии. Такое чувство, словно я чего-то стыжусь. Стыжусь? Но мне-то чего стыдиться? И почему только мне?

С седловины Шиптона мы спустились глубоко вниз, в долину реки Барун-Кхола. При моем смятенном и взволнованном состоянии, старательно скрываемом от остальных, эта долина подействовала на меня как бальзам. Здешние субтропики растрогали меня. Когда я рассматривал какой-то неведомый мне прекрасный цветок, я заметил, что вдруг снова улыбаюсь. Потом почувствовал, что Якуб глядит на меня и тоже улыбается. Но ответить на его улыбку я не смог.

Шагаем вдоль реки Барун-Кхола по направлению к лагерю Тадоса. Медленно тащимся по долине, о которой Хиллари сказал, что на всем свете не видел ничего красивее. Он пробыл здесь целый год, искал в этих местах снежного человека йети. Но тщетно… Что, если бы я в теперешнем своем состоянии незаметно отделился от экспедиции и остался тут жить один? Может быть, и я превратился бы в йети? Вполне вероятно, что йети — какой-нибудь добровольный гималайский Робинзон.

Наконец после крутого подъема мы добрались до места, где будет наш базовый лагерь. 18 марта 1981 года мы заложили его на высоте 4850 м над уровнем моря. Руководитель экспедиции, «бара сагиб» Мариан Сланый, помимо прочего, сказал нам: «Там, где кончаются Альпы, начинаются Гималаи. Почему бы гималайский альпинизм не назвать гималаизмом?»

Во время перехода из Тадосы к базовому лагерю на меня сильно подействовала высота. Я как-то ослабел, но акклиматизируюсь хорошо.

Носильщики ушли. Мы, альпинисты, и наши непальские спутники-шерпы начинаем готовиться к самой тяжелой и самой важной части экспедиции — к восхождению на гору, на великана Макалу.

Записываю: Мы почтили память Яна Коуницкого и Карела Шуберта. Вечером, после захода солнца, собрались неподалеку от лагеря на месте их символических могил. Первый погиб на Макалу в 1973 году, второй — в 1976-м.

В такие минуты скорбных воспоминаний о погибших товарищах у всех на глазах слезы. Очевидно, каждый из нас понимал, что и сам может остаться в вечных снегах Макалу.

Но человек наперекор смерти всегда остается победителем.

19 марта 1981 года.

Утром мы все сошлись в большой клубной палатке, и Мариан Сланый разделил нас на группы. Мы с Якубом оказались в одной группе, состоящей из четырех человек. Когда Сланый сказал об этом, мы оба непроизвольно глянули друг на друга и еле заметно улыбнулись. В ту минуту я действительно порадовался, что мы пойдем вместе. И сейчас еще приятно, как подумаю об этом. Я видел, что Якуб мне доверяет. Снова мне стало стыдно, и я начисто отказался от желания отомстить. Как я счастлив, что сумел подавить в себе этот низменный инстинкт!

Началась нелегкая работа — уже сегодня! Наша первая группа (Якуб, Милош, Феро и я) вместе с артелью шерпов подняла в гору необходимый материал и на высоте 5820 м над уровнем моря основала лагерь № 1. Климат здесь так суров, что выше 5000 м не увидишь никаких следов жизни. Настоящий лунный пейзаж.

Примечание: На собственном опыте убеждаешься, что без шерпов тут не справилась бы ни одна экспедиция. Отличные люди эти шерпы! В их лицах и мускулистых фигурах, как сказал уже не помню кто, «запечатлелась долгая история гималайского альпинизма». С поразительной выносливостью поднимают они грузы на самые высокие в мире горы. Без них и нам было бы куда тяжелее, без них нам было бы очень тяжело.

28 марта 1981 года.

Вторая группа основала лагерь № 2 на высоте 6300 м. На самых трудных участках мы укрепляем страховочные веревки. Пока что беру подъем без напряжения.

30 марта 1981 года.

Третья группа основала лагерь № 3 на высоте 6900 м. Мы перенесли туда грузы. Сильный мороз и ветер. Но снег не идет, и то хорошо.

Примечание: Сплоченность альпинистов и отдельных альпинистских групп или отрядов — непременное условие успешной работы на такой высоте. Каждый преодолевает подъем в буквальном смысле слова на плечах идущего впереди. Дружеское доверие здесь очень важно.

Попутное замечание: Ледяной ветер усиливает стужу. Пальцы примерзают к металлу «кошек».

1 апреля 1981 года.

Переночевали в лагере № 2. Оттуда можно было наблюдать чудесную панораму: луна, угасая, заходила, солнце поднималось. По утрам мороз достигает — 30°. Горы вокруг величественны и прекрасны. Глубоко вдыхаю разреженный воздух и стараюсь сохранить присутствие духа, преодолеть страх и головокружение при виде зияющих пропастей. В эти уголки земли редко ступала нога человека. И потому здесь ощущаешь одиночество, тоску, а порой и страх. Иной раз кругом так тихо, словно давно уже настал конец света. А то вдруг ночью ледник затрещит до того оглушительно, точно неподалеку от лагеря происходит артиллерийская стрельба. Думаю о вершине, которая чернеет на морозном небосводе. Она близка и в то же время бесконечно далека. Ночью я на минуту вышел из палатки. Светила ясная луна, и в ее сиянии четко вычерчивались горы. Но когда я глянул на вершину Макалу, мне вдруг почудилось, будто гора шевельнулась. Будто великан под моими ногами вздохнул, как бы пробуждаясь ото сна. Будто я еду верхом на этом спящем великане… Я поскорее залез в палатку. Здесь, между небом и землей, открываешь, как уже кто-то до меня сказал, поистине новые формы бытия нашей планеты. Новые формы бытия вселенной и собственную сущность. Читая тех, кто побывал в этих краях до меня, я поражался, когда они утверждали, что слово «красота» здесь утрачивает смысл, но это верно. Печальны, нечеловечески громадны, величавы и бесконечно пустынны эти вершины. Не удивительно, что человека они страшат и подавляют.

3 апреля 1981 года.

И в Гималаях случаются дни, когда чувствуешь себя отлично и радуешься, что живешь на свете. Мы в базовом лагере. Тут прекрасно, тепло. Врач лечит больных (пока лишь пустяковые недомогания), повар готовит еду, ребята греются на солнышке, кое-кто, как и я, пишет письма или делает записи в дневнике. Если наверху ты валишься с ног от усталости, то здесь, в базовом лагере, снова чувствуешь себя человеком. Кажется, шерпы рассказывали что-то веселое — их смех заразителен. Иногда они добродушно подтрунивают над кем-нибудь из нас. Я полюбил их и восхищаюсь ими. Можно сказать, что это короли среди носильщиков. Перетаскивать грузы в долинах они отказываются, носят только от 5000 м и выше. Меня удивляет спокойствие этих людей, нигде и никогда они не торопятся. И не только потому, что в Гималаях слишком торопиться вообще нельзя. Спокойствие — в них самих. В укладе их жизни. Причем это характерно не только для шерпов, но и для других непальцев, большинство которых ходят босиком.

Наши носильщики тоже экономят обувь, выданную им в начале подъема к базовому лагерю. Они предпочитают ходить босиком по снегу, по камням, по воде и кишащей пиявками грязи. Непал — страна без асфальтированных дорог. Но я боюсь, я страшусь того, что когда-нибудь, лет этак через 50—100, под Макалу или Джомолунгмой будет проведена обогреваемая автострада, а восход солнца над раковиной Лхоцзе туристы будут наблюдать, нежась в постелях современных кемпингов, и пощиплет их не мороз, а только «шили» — острый красный перец, жгучая приправа здешних блюд. Специальные пушки будут вызывать снежные обвалы, а туристы станут аплодировать этому аттракциону. И даже если небо вдруг побелеет, как молоко, что предвещает неожиданную перемену погоды, ни с кем ничего не случится: стоит укрыться в баре напротив — и вся недолга. Не будет и нынешних транспортных затруднений, связанных с привычной для Гималаев нелетной погодой: пассажирские ракеты, обладающие скоростью звука, будут летать строго по расписанию. Пожалуй, не хотел бы я дожить до таких Гималаев будущего, когда из царства ветров, мороза и одиночества они превратятся в шоу для туристов. Почувствуют ли вообще посетители Гималаев, что они оторвались от Земли и пребывают в каком-то ином мире? Возможно, поэтому я и люблю так местных жителей, так ими восхищаюсь. Не за то, что они носят грузы сами, а не возят их на вьючных животных. (Обычно они тащат груз на спине в большой корзине, облегчая ношу охватывающей лоб лямкой.) Меня восхищает их стойкость, умение улыбкой и весельем встречать самые тяжкие передряги. Они воюют с непогодой, с бурными реками, которые через несколько часов после начала дождей становятся безбрежными потоками, с пиявками, с мошкарой, с угрюмыми, топкими дебрями, с колючими зарослями вокруг рисовых полей, с покрытыми вечной эрозией отвесными склонами, со сланцевыми завалами, с оползнями, которые разрушают и уничтожают дороги и горные тропы, а подчас увлекают за собою в пропасть целые скалы. Но, несмотря на все, эти люди сильны и красивы. Горы научили их терпеливому вниманию, изумительному спокойствию и бесконечному упорству…

Примечание: Случилось важное событие, вернее — торжественное событие! Гонец принес почту, и мне приходится бросать дневник. То, что пишут мне другие, сейчас интересует меня значительно больше, чем то, что пишу я сам. Есть в здешней жизни всего два не менее торжественных момента, чем приход почты: когда кому-нибудь повезет на охоте и когда шерпы раздобудут нам барана. Пишет ли мне кто-нибудь? Есть ли письмо от Марии? Или мне придется завидовать тем, кто получил много писем? Пока кончаю в надежде на вести с родины, которые пойдут кочевать из уст в уста… Вмиг мы забыли даже про Макалу. Ведь это всего-навсего гора, а дома — люди, приславшие нам весточки!!! Приславшие? И хотя совсем недавно мне казалось, что с Гималаев видны все окна мира, теперь ужасно хочется получить обыкновенное письмо из дому.

Примечание: (Спустя два часа.) Пришло письмо от Марии! Как я обрадовался! Сперва десять раз кряду пробежал страничку глазами и только потом начал понимать, что пишет Мария. Она здорова, дома все в порядке! Гора с плеч! Оглядевшись вокруг, я заметил, что и Якуб неподалеку от меня читает письмо. И сразу пахнуло холодом: письмо и конверт точно такие же, как мои. Я прошел за его спиной и успел прочесть полфразы: «…только тогда я буду счастлива!» Мария написала Якубу! Я узнал ее почерк, даже цвет пасты в ее шариковой ручке! Якуб мне улыбнулся и протянул письмо: «Хочешь прочесть?» Но я отрицательно покачал головой. Снова во мне копится злоба, и я тщетно с ней борюсь.

4 апреля 1981 года.

Не мог уснуть. Четыре часа утра. Сразу же после восхода солнца наша группа направляется к лагерю № 1, ее цель — основать 4-й лагерь. Якуб спит рядом. Как бы мне хотелось прочесть письмо, которое он получил от Марии! Что она ему написала?

Во время краткой ночной полудремы мне приснилось, что мы уже взяли Макалу. Добрались до вершины и сразу же стали другими. Более того, все люди на свете изменились: ведь это новая победа человека над природой! Во сне мы были на вершине Макалу вместе с Якубом. Мы пережили мгновения бесконечной радости, которую давало ощущение победы, взаимного доверия, дружбы. Все, что мы в течение долгих месяцев приносили в жертву этой минуте, оказалось не напрасным. В цепь человеческих достижений мы добавили еще одно звено. Я собственноручно приковал там это «звено» к скале, и Якуб мне помогал. Почти весь мир лежал у наших ног. А под нами, под теплыми туманами, дремали Гималаи. Только наш сказочный конь Макалу, как библейский бог, возносился над землями и водами. И мы были на его хребте. Мы оседлали этого коня, на миг укротили его! Но, увы, окончательно проснувшись, я понял, что за время сна мы не поднялись и на вершок. И вообще, будет ли от этого какой-нибудь толк? К чему это? Черт бы побрал все горы и вершины и альпинизм! Если мне посчастливится отсюда выбраться, никогда больше не возьму в руки крючья, веревку или кирку! Плевал я на все это, буду жить дома, за печкой, заботиться о жене и растить детей. Какой парадокс! Через час мы снова будем карабкаться вверх. Я бы мог заболеть, но врач поймет, что я симулирую. Люблю — и потому симулирую. Ревную — и потому ненавижу. Тьфу, я сам себе становлюсь противен! Но ничего не могу с собой поделать…

Записываю: Из лагеря № 2 мы сегодня видели самого Магистра или Царя, вершину всех вершин мира — Джомолунгму; рядом с ней — Лхоцзе, а прямо перед собой — Макалу. Ко мне вернулись желание, сила, воля, отвага идти выше!

Мы основали лагерь № 4 на высоте 7350 м. Когда мы с Якубом начали спуск к лагерю № 3, погода неожиданно испортилась. Над Макалу пронесся ураган. Мороз, снег и сильный ветер так лютовали, что мы не видели дальше, чем на несколько шагов, и ничего не слышали, даже когда кричали, подойдя друг к другу вплотную. И тогда я, как трус, крикнул Якубу в лицо: «Я тебя убью!» Шум вокруг был такой, что Якуб ничего не расслышал и показал мне знаками, что не понимает. «Я убью тебя!» — орал я снова и снова. Якуб улыбнулся. Я неистовствовал. Меня бесило все: и Якуб, и ураган, и Макалу. Не прошло и получаса, как шагавший впереди Якуб, поскользнувшись, упал примерно в пятнадцати метрах от меня. Секунду он лежал неподвижно. От страха, что с ним что-нибудь случилось, у меня заныло сердце. Я осторожно спустился. Помог встать и привязался к нему веревкой. Нет, я бы ни за что, ни за что не причинил ему зла! Когда мы снова, потихоньку, с предосторожностями, начали спускаться, я заметил, что он припадает на правую ногу. Мы пошли еще медленнее. Но все-таки двигались вперед. В полумраке мы чуть не наткнулись на палатку 3-го лагеря. Там нас ждал Лойзо с горячим чаем. Якуб напился чаю, сказал: «Спасибо!» — и заснул. Камень свалился с моих плеч, на сердце удивительно полегчало. Словно меня подменили. Словно я заново родился…

Мария дочитала записки мужа, но не успела подумать о прочитанном, как зазвонил телефон. Это был руководитель гималайской экспедиции Мариан Сланый.

— Прочла записки Яна?

— Да, — ответила Мария и долго молчала.

— Ты еще там? — снова услышала она голос Мариана.

— Я здесь, — ответила Мария. — Что было потом?

— Между третьим и вторым лагерем всех троих засыпала лавина. Мы никого не нашли.

Мария расплакалась.

— Не плачь, Мария, пожалуйста, не плачь, — уговаривал ее голос в трубке.

— Извини, — сказала Мария, — не могу иначе…

— Пойдешь за меня замуж? — горячо прошептал Мариан Сланый. — Я люблю тебя.

Мария немного помолчала, потом произнесла:

— Да.

Важное примечание: Все лица и события, изображенные в этом рассказе, вымышлены, и их сходство с кем и с чем бы то ни было может быть лишь случайным.

Перевод со словацкого В. Каменской.