Старый корабль

Глава 13

Первым, кого увидел вернувшийся в Валичжэнь Суй Бучжао, был чудак Ши Дисинь. Он ходил вдоль крепостной стены с навозным ведром, подвешенным на лопате. Вообще-то повозки здесь не проезжали, и из уважения к старинной крепости справлять малую и большую нужду люди отходили метров за сто. Так что корзинка оставалась пустой. После того как Суй Бучжао оправился в город посмотреть на старый корабль, у Ши Дисиня появилась новая странная мысль: наверное, Суй Бучжао умрёт. Основания так думать у него были: с древних времён в городке повелось, что пожилые люди не покидают своих домов. Потому что если старик забредёт в чужие края, его косточки на чужбине и зароют. Движение на дорогах нынче оживлённое, Суй Бучжао на своих маленьких ножках и так спотыкается, а тут ещё поклажа — точно почти верная гибель. Чтобы проверить свои предчувствия, старый чудак ежедневно прогуливался у стены или забирался на зубцы и смотрел вдаль. Но вот сегодня вечером, уставившись на лучи зари, он тут же заметил стремительно ковылявшего Суй Бучжао. «Вот те на! Везёт же уроду!» — воскликнул про себя Ши Дисинь и спешно спустился со стены. Суй Бучжао подошёл, старый чудак отшвырнул корзинку, оставив в руках лишь заступ. Стену заливала заря, вокруг ни одного прохожего. Суй Бучжао шагал широко, обливаясь потом, а когда поднял голову и увидел старого чудака с посверкивавшим заступом, пот покатился ещё пуще. Оба наблюдали друг за другом ещё издалека. Старый чудак прикусил губу и медленно поднял заступ над головой. Вытянув длинную шею, Суй Бучжао уставился на заступ по-петушиному. Старый чудак качнул заступом пару раз и с силой воткнул в землю, вырвав целый ком. «Тоже мне мятежник!» — выругался он.

Суй Бучжао вошёл в городок, старый чудак следовал за ним как хвостик. Он считал, что этот человек должен принести что-то невероятное, как при его возвращении из морских странствий. Ему казалось неправильным, что небеса своевременно не прибрали его, хотя возможностей было немало.

На улице Суй Бучжао быстро окружили, стали расспрашивать. Со смехом и неразборчивым воплем он запрыгнул на небольшое возвышение и стал рассказывать:

— Вы даже не представляете, где сейчас выставлен старый корабль, в каком он теперь виде! Это же сокровище! Вы бы видели огромное помещение, где он стоит в главном городе провинции, сгнившие и отвалившиеся доски закреплены в первоначальном виде, он внушительно установлен на крашеных железных подставках и со всех сторон окружён цепью в палец толщиной, чтобы никто к нему не пробрался. На белой деревянной табличке чёрной ароматной тушью большими иероглифами сообщается, когда, где и при каких обстоятельствах он откопан, его настоящее название, к какой он относится эпохе и так далее. Он выставлен на обозрение уже больше двадцати лет, и поток людей не уменьшается. Больше всего он нравится иностранцам, один бородач всё пытался сфотографировать его, но ему не позволил специальный охранник. После перевозки в город корабль бесчисленное количество раз подвергался специальной обработке. Сегодня от него уже не несёт гнилью, как когда его откопали, теперь это приятный запах.

Народ, больше изумлённый, чем обрадованный, застыв смотрел на Суй Бучжао. Тот тыкал в толпу пальцем:

— Старый корабль выставлен в провинциальном центре, посмотреть на него приходят даже иностранцы. А из родных мест никто так и не удосужился приехать. Уже двадцать с лишним лет охранники докладывают, что среди ночи раздаются приглушённые рыдания: это он о родине вспоминает. Чтобы за двадцать с лишним лет и никто не пришёл, куда это годится? Встал я перед кораблём на колени, отбил земной поклон. Уговорил охранников разрешить мне погладить его — за двадцать лет первый раз до него кто-то дотронулся. Едва мои пальцы коснулись его, он задрожал. Глажу, а он дрожит, я и разрыдался. «Не принимай близко к сердцу, — говорю, — народ в Валичжэне неверный и непочтительный, есть такое дело; к тому же за двадцать с лишним лет у них и свободного времени не было. Сначала новаторством и сталеварением занимались, потом был голод: не дойдёшь в такую даль; а как стало еды хватать, появились хунвейбины, на стенах вокруг города установили пулемёты…» Говорил я всё это плача, а за мной лили слёзы и те, кто пришёл посмотреть на старый корабль. Даже иностранцы плакали. Слёзы у них зелёные. «Дела прошлые пусть останутся в прошлом, — говорил я, — нынче валичжэньские вздохнули посвободнее, вернём тебя на родину. Дядюшки Чжэн Хэ уже нет, я, старый солдат, за тобой присмотрю, а помру — Чжичан меня заменит». Охранники заявили, что этого недостаточно. Я заплакал и ушёл.

В толпе то и дело ахали от удивления. Слёзы иностранцев, стенания старого корабля по ночам — всё это заставляло чесать в затылке. Те, что помоложе, долго молчали, и, наконец, раздался такой вопрос:

— А ещё чего новенького в городе?

Печаль Суй Бучжао тут же как рукой сняло:

— Есть новенькое, а как же. Молодёжь — парни и девушки — ходят в штанах из грубой ткани. На домах разноцветные огни горят, войдёшь — мужчины, женщины отплясывают, не прижимаясь друг к другу. За пару мао можно порнушку посмотреть, куда круче, чем в «заморских райках». В маленьких кинотеатриках показывают в основном фильмы ушу — уровень мастерства очень высокий. Бывает, парню не одолеть девицу, а девице не взять верх над чудным старикашкой. А бывает, вместо драки выходит голый мужик…

Толпа расхохоталась. В это время рядом кто-то громко отхаркнулся и сплюнул. Все повернулись посмотреть, кто это, и увидели старого чудака, который пронзал Суй Бучжао взглядом, полным ненависти. Стоявший в толпе Цзяньсу подошёл к дядюшке и снял у него со спины поклажу. Его больше всего интересовали городские новости, и он торопился увести дядюшку домой. Народ понемногу разошёлся, а старый чудак так и не сводил глаз с них двоих, на заступе у него подрагивали отблески зари.

Ли Чжичан не пошёл навестить Суй Бучжао. Он в это время не хотел показываться на людях с измождённым от жара любви лицом. Вскоре после отъезда Суй Бучжао снова проявилась душевная болезнь Ли Цишэна. Чжичан поспешил обратиться к врачу, получить лекарства, вымотался так, что оказался на пределе физических и духовных сил. Отец вроде бы спокойно лежал на кане, но кожа у него на лице провисла. Когда Ли Чжичан ухаживал за отцом, чтобы восстановить его здоровье, ему было не до Ханьчжан; но стоило чуть освободиться, как пламя страсти вновь охватило его, и ему оставалось лишь уходить на старую мельничку к Баопу. Баопу тоже был не в силах помочь, он лишь указывал на передаточные колёса и заговаривал о механизации всей фабрики. Так что к непогашенному пламени любви добавилось ещё одно. Всю ночь напролёт Ли Чжичан наблюдал, как в небесах вращаются золотистые колёсики, и их подкручивают прекрасные и бледные маленькие пальчики Ханьчжан; к тому, которое вращалось медленнее, она и тянула пальчик. Всего за несколько дней часть волос у него выпала, остальные больше не блестели; глаза торчали из-за выступивших скул, как колокольчики. Баопу раз за разом вразумлял его, но без толку. Все разговоры сводились к Ханьчжан. Ли Чжичан утверждал, что Ханьчжан ждёт его, он чувствует это сердцем. Он будет неизменно ждать и дальше. Баопу был немало удивлён, он полагал, что сестра дала этому малому из семьи Ли обещание или намёк, и неоднократно спрашивал об этом. Но ничего такого не было, абсолютно ничего. Баопу разочарованно вздыхал. Стоило подумать о брачных делах сестры, как на сердце опускалась тяжесть. Самому-то ему хватало сил выдерживать все насылаемые несчастья, пугало лишь то, что с несчастьем придётся столкнуться самой младшей из семьи Суй. Уже не один десяток лет злой рок следовал по пятам за семьёй, и никак было от него не избавиться. Как-то Ли Чжичан пришёл и дрожащим голосом поведал свой сон. Ему приснилась красивая статная девушка, которая была заключена в заброшенной мельничке, похожей на старинную крепость. Она долгие годы не видела солнечного света, и румянца на щеках у неё оставалось с каждым днём всё меньше. Влажная земля, где она сидела, поросла мхом, постепенно поросли мхом и её колени. Подглядывая через щёлку в двери, он чувствовал, что эта девушка и знакома и незнакома. Взгляд холодный, остановившийся, он уже собрался уходить, когда она посмотрела на него. Этот мимолётный взгляд и позволил ему разглядеть, кто это, и с его губ сорвался крик: «Ханьчжан!» И тут же всё заволокло белой дымкой, забрезжил рассвет.

Дослушав, Баопу надолго задумался. Потом спросил:

— Проснувшись, ты сразу пошёл к Ханьчжан, верно?

— Я звал её, — кивнул Ли Чжичан, — она не отзывалась. Хотел стекло кулаком высадить…

С тревогой глядя на него, Баопу молчал. Он вспомнил ту дождливую ночь, когда молнией повалило большое дерево, вспомнил крепко обнимавшие его горячие руки Сяо Куй и почувствовал, как запылала шея.

— Нельзя так, нельзя… — пробормотал он. — Это же сон!

— А как быть? — нервно потирал ладони Ли Чжичан. — Так впустую и страдать? Мне этого не вынести, ни дня не вынести…

— Нет, — покачал головой Баопу, — тебе нужно как можно быстрее спроектировать свои передаточные колёса. Тебя ждёт столько важных дел! Отправляйся и найди техника Ли из изыскательской партии. Ты же говорил «не могу останавливаться», а раз сказал, не надо выбрасывать этого из головы.

Выслушав, Ли Чжичан снова не выдержал:

— Это не я хочу остановиться, я думаю об этих колёсах денно и нощно! Меня заставляют остановиться!

— Кто заставляет? — прервал его Баопу.

Губы Ли Чжичана тряслись, когда он выкрикнул:

— Семья Суй!

Вскочив, Баопу застыл, не веря своим ушам. А Ли Чжичан поведал, что говорил Суй Цзяньсу на бетонном помосте сушилки вечером в праздник середины осени, как ушёл от прямого ответа Суй Бучжао.

— Я сразу понял, что стараюсь для «Крутого» Додо, — заявил Ли Чжичан, схватившись за голову. — Но члены семьи Суй так добры ко мне, я должен к ним прислушиваться. Понимаешь, если я перестану заниматься этими колёсами, не знаю, как и жить дальше, только и молюсь, чтобы фабрика быстрее сменила хозяина и им стал человек из семьи Суй. Так вот и молюсь.

С равнодушным видом Суй Баопу повернулся и разгрёб деревянной ложкой скопление фасоли. Уселся на табуретку, свернул самокрутку и закурил:

— Не стоит так делать. Тебе надо понять, что производство лапши не может принадлежать Чжао Додо, как не может быть собственностью семьи Суй. Надо быть подальновиднее, ты же много знаешь. Но помнить нужно одно: с передаточными колёсами останавливаться нельзя….

Ничего не выражающий взгляд Ли Чжичана задержался на ещё одном члене семьи Суй. Размышляя над его словами, он вышел из старой мельнички и решил, что нужно опять пойти к Суй Бучжао и снова послушать, что скажет он. Заглянув в окно каморки старика, он увидел, что тот держит в руках ту самую старинную книгу по кораблевождению — «Канон, путь в морях указующий» — и читает вслух: «…у корпуса тянется цепочка из четырёх рифов в форме бычьего хвоста, лучше пройди не над ними, а между ними». Ли Чжичан хотел было окликнуть его, но не стал этого делать, а встал у окна и стал слушать, наполовину ничего не понимая.

После серьёзного случая с «пропавшим чаном» Чжао Додо часто просыпался среди ночи, хватаясь за тесак на подоконнике. За ночь он несколько раз делал обход производства, внимательно оглядывая всё вокруг. А стоило вспомнить об установке оборудования для линии по производству лапши, и вовсе терял покой. От оборудования зависело и создание компании по производству и сбыту лапши, и большие объёмы производства. Он понимал, что ключевая фигура в этом — «брехун», но терпеть не мог этого человека; обратился к Ли Чжичану, но тот ушёл от ответа. Однажды собрался с духом, подавил отвращение и отправился в изыскательскую партию к «брехуну». Тот сказал, что это нужно решать напрямую с товарищем Чжичаном, только он может предоставить необходимое содействие. «Крутому» Додо ничего не оставалось, как только поторопить Ли Чжичана. Глаза в красных прожилках, высохшие губы и язык — он смотрел на Додо с листом бумаги и карандашом в руках. Уже чуть рассерженный, Додо осведомился:

— Как обстоят дела с этим механизмом?

Ли Чжичан прочертил карандашом длинную линию.

— В этом году можно установить? — снова задал вопрос Додо.

Ли Чжичан нарисовал на длинной линии два кружка.

— Это и есть передаточные колёса? — ткнул в них пальцем Додо.

Ли Чжичан кивнул.

— Ты, мать твою, говорить не можешь, что ли? — взорвался Додо.

— Могу, — ответил Ли Чжичан. — Но большее значение придаю чертежам.

В крайнем раздражении Чжао Додо удалился, а, уходя, бросил:

— В семье Ли все не в себе. Давай-ка пошустрее, все расходы за счёт фабрики!

Ли Чжичан ничего не сказал, а бумагу скомкал и швырнул в угол комнаты.

Вечерами Ли Чжичан обычно отправлялся к Суй Бучжао. Там нередко бывали Баопу и техник Ли, они расспрашивали о старом корабле и крепости. Суй Бучжао последние дни только и делал, что отвечал на вопросы, уже немного обленился, ответы были краткими, а иногда он и вовсе не находил слов. Он немного оживлялся, лишь когда техник Ли начинал расспрашивать о древнем Лайцзыго. Из объяснений хранителя корабля он узнал, что военных кораблей в Лайцзыго было довольно много. Вполне возможно, старая пристань Валичжэня была одним из крупных военных портов на востоке. Позже военных действий стало меньше, они сдвинулись на запад, и военный порт стал торговым. Баопу поинтересовался, относится ли откопанный старый корабль к временам древнего Лайцзыго.

— Нет, — покачал головой старик. — Этот большой корабль, должно быть, появился гораздо позже. На таких ходили мы с дядюшкой Чжэн Хэ… — На этом беседу нужно было прекращать. Говорил один Суй Бучжао. — О временах Лайцзыго надо у старого Го Юня спрашивать. Мы все из древнего Лайцзыго происходим. В истории Валичжэня есть одно место, которое необходимо исправить, нужно добавить, что все мы из древнего Лайцзыго… Э-хе-хе, после смерти Ли Сюаньтуна у нас один Го Юнь только и может рассказывать о древности.

— А ещё директор начальной школы Длинношеий У, он тоже умеет о древних временах рассказывать, — добавил Ли Чжичан.

— Этого принимать в расчёт не стоит, — гнусаво хмыкнул Суй Бучжао. — Он о древности говорит всё по-своему, переиначенному.

Все замолчали. Через некоторое время послышалась флейта Бо Сы. Она и сегодня звучала пронзительно, словно в одиночестве холодной ночи человек зовёт кого-то. Баопу, запрокинув голову, стал слушать, уголки губ у него подёргивались.

— Этот Бо Сы холостяцкую песню играет, — ткнул пальцем в окно Суй Бучжао. — Как появится у него жёнушка, так мелодия враз и переменится.

— Разве он может жену взять? — покачал головой Баопу. — Вряд ли.

— У каждого есть свой коронный ход, — усмехнулся Суй Бучжао. — Вот и он своей флейтой всё добыть может. И жену тоже.

Пока все обсуждали этот вопрос, Ли Чжичан не промолвил ни слова. Он в это время по-прежнему думал о золотых колёсиках и постепенно снова увидел Ханьчжан, которая приводила их в движение маленькими пальчиками. Она слилась с колёсиками в одно неразделимое целое, и Ли Чжичану хотелось крепко прижать их к груди. Наконец он включился в беседу и снова стал объяснять прозвучавший в ночь осеннего равноденствия суровый и холодный приказ Суй Цзяньсу: надо ждать. С той ночи он понял, насколько всё серьёзно, какой критический момент наступил для семьи Ли: очень скоро нужно будет выбирать между семьёй Чжао и семьёй Суй. Как быть? Ну как тут быть? Расставив трясущиеся руки, Ли Чжичан обратился ко всем троим. Суй Бучжао глянул на Баопу, тот молчал. Техник Ли закурил и зашагал туда-сюда по комнате, иногда задерживаясь у окна. Потом вдруг вышел на середину комнаты, остановился и взволнованно произнёс:

— Передаточные колёса ждать не могут.

Все трое, подняв головы, уставились на него. А он протянул руки к лицу Ли Чжичана:

— Ждал ли первый телефонный аппарат? А первая ядерная бомба? А первый искусственный спутник Земли? Нет, не ждали! Ни то, ни другое, ни третье!.. Почему должен ждать какой-то крошечный передаточный механизм? Товарищ Чжичан храбро берёт на себя ответственность перед наукой; наука — это истина, истина — это свет, а мрак боится света. Чего ты, в конце концов, боишься? Двигай вперёд.

Закончив говорить, техник Ли опять засунул руки в карманы. Ли Чжичан вопросительно посмотрел на Суй Бучжао.

— Как идёт корабль, — сказал тот. — Двигай вперёд.

Звуки флейты растеклись по вечернему небу. Звучала песня холостяка, от которой люди испытывали и грусть, и страх. Игравший на флейте Бо Сы сидел на берегу реки со встрёпанными волосами и бледным лицом. Звуки флейты то слышались, то пропадали, будто хотели существовать вместе со всем городком. Когда четверо в комнате замолкали, тут же доносились эти пронзительные звуки. От них ночь казалась холоднее, и все поёживались.

— Как услышу эту флейту, сразу вспоминаю о Суй Даху… — сказал Ли Чжичан. — Пару дней назад видел, как его мать жгла бумагу под крепостной стеной, принесла ещё свёрток со сластями.

— Сколько, интересно, прошло с седьмого дня? — задумался Баопу. — Надо прикупить ритуальной бумаги и поднести.

Чжичан покачал головой.

— Нужно дождаться официального извещения о гибели в бою, только тогда будешь знать, — сказал техник Ли. — Все сведения, что приходят до того, пусть даже через знакомых, определёнными назвать нельзя. Некоторые отрицают предыдущие слухи…

— Даху не погиб? — ахнул Ли Чжичан.

— Погиб-то погиб, — отмахнулся техник Ли. — Да вот только в этом сообщении говорится, что ещё полмесяца с его гибели не прошло, а раньше мы слышали другое…

Суй Бучжао расслабленно повалился на кан. Ему становилось не по себе, когда заговаривали о Суй Даху, ведь это был настоящий мужчина в роде Суй. Чуток бы пораньше, думал он, и этот Даху мог бы вместе с ним отправиться на корабле в моря. Суй Бучжао многих расспрашивал, как там, на фронте, пытался узнать, как погиб Даху. Отсюда до фронта далеко, вести приходят с перебоями только в письмах или устно через родственников, кто его знает, сколько изменений претерпят, пока дойдут. Лишь в одном эти вести были схожи: что Даху действительно погиб, и сердце Суй Бучжао болело. Его, старика, надо было отправлять из семьи Суй, думал он, а не безусого юношу! Даху ничего ещё не успел сделать, а его жизненный путь оборвался. А может, сообщение не соответствует действительности? Даху умер, не познав ни одной женщины. Будь он жив, думал Суй Бучжао, много бы чего рассказал. Валичжэньские проводили Даху, как старый корабль, и больше с тех пор никто им и не интересовался. Старик расслабленно вытянулся на кане, в уголках глаз сверкнули слезинки.

Ли Чжичан между тем завёл разговор про «звёздные войны», спросил «брехуна» про Североатлантический и Варшавский договоры. Техник Ли рассказывал без умолку, Ли Чжичан весь обратился в слух и лишь изредка вставлял фразу. Баопу курил, обратившись лицом в черноту окна, словно вылавливал пронзительные звуки флейты. Суй Бучжао пропускал всё мимо ушей, перед глазами у него стояло улыбающееся лицо Даху. Он ясно видел новенький автомат в юных руках и разговаривал с Даху через окно. «Ухожу я, дядюшка. На фронт ухожу и не знаю, вернусь ли. Умру, так отдам жизнь за родину, не страшно. Но о Валичжэне я помню, всё же прожил там восемнадцать лет…» Суй Бучжао подошёл к окну: «Ещё, может, вернёшься. Будешь вспоминать о родных местах — найди местечко, чтобы остаться одному, вслушайся, не грохочет ли старый жёрнов на берегу реки. Старики говорят: далеко от дома, если даже вестей нет, грохот старого жернова завсегда услышишь». Даху кивнул, прижался носом к стеклу. Суй Бучжао хотел погладить его лицо через стекло, но ничего не вышло. Даху вскинул автомат на плечо и зашагал прочь.

Прибыв на передовую и напряжённо прислушавшись, Даху действительно услышал громыхание старого жернова. Но когда сказал об этом вслух, командир роты Фан Гэ со смехом ущипнул его за ухо. Все знали, что вдалеке громыхает артиллерия. Линия фронта растянулась, и канонада стала казаться глуше и отдалённее. Бои шли ожесточённые, горстка холмов под ногами уже девять раз переходила из рук в руки. Рота Фан Гэ только что сменила другую, которая понесла тяжёлые потери. Возможно, им придётся пережить ужас ещё одного, десятого наступления. Прибыв на смену, бойцы остолбенели: под склонами холмов в несколько слоёв лежали трупы вражеских солдат. Они в жизни не видели такого числа мертвецов. Некоторые тела были почти без одежды, под лучами солнца зияли штыковые раны.

— Почему враги раздетые? — спросил Даху. Фан Гэ сказал, что это те, кто прокладывает проходы по ночам, без одежды чувствительность кожи выше, меньше вероятность нарваться на мину. А вот принимать пищу становилось воистину проблематично — поднимавшаяся снизу вонь становилась всё гуще.

— Сколько же народу полегло! — воскликнул Даху, глядя на груды раздувшихся трупов. — И через сколько лет народится столько же снова?..

Кого-то рассмешил наивный вопрос Даху:

— Люди, как лук-сеянец, — срезали один сбор, глядишь, другой из земли тянется.

— Я тоже сбор, что ли? — испуганно отозвался Даху.

— Какой же ты сбор? — усмехнулся собеседник. — Ты лишь малое пёрышко в большом сборе.

— Это враг падает как лук, — покачал головой Даху. — Нас не срежешь!

— На войне все в одинаковом положении, — мотнув головой, серьёзно заявил собеседник. — Кто кого раньше скосит, тот верх и возьмёт, во всяком случае, на время…

— Мы не дадим врагу взять верх! — воскликнул Даху.

— Будем надеяться, что так оно и будет, — кивнул собеседник.

Под жгучим солнцем трупы раздувались всё больше и смердели всё невыносимее. Фан Гэ обратился в штаб дивизии с просьбой решить эту проблему. В штабе дали распоряжение обратиться через громкоговорители к противнику с предложением выйти с белым флагом и убрать трупы. Противник отреагировал немедленно: под белым флагом выходить не согласны, это сбор трупов, а не сдача! И со своей стороны предложили выйти под флагом Красного Креста. Фан Гэ донёс это предложение в штаб дивизии. Там изучили вопрос и согласились. В тот день неприятель вышел собирать трупы, но ближайшие к отрогам холмов оставались лежать, где лежали. Фан Гэ приказал бойцам закопать оставшиеся. Наконец под холмами открылась земля, которая просматривалась издалека. Зелень сгорела в артиллерийском огне, квадрат внизу холма превратился в открытую местность. В полукилометре от этой открытой местности располагались два наших стратегически важных поста. Они были устроены в пещере, и за них отвечала рота Фан Гэ. Бойцы заступали на посты поотделённо, из одного отделения сразу на два поста. В том месяце, когда противник убирал трупы, отделение Даху как раз заступило на посты. В конце месяца их сменило отделение, командир которого говорил с Даху о народе, который косят как лук. Он пробыли там меньше недели, и их атаковал вражеский спецназ. Всё отделение полегло как один, два поста попали в руки противника. Когда в штабе дивизии узнали об этом, к отрогам холмов перебросили целый полк, и было принято решение вернуть посты любой ценой!..

— В восемьдесят третьем году американский президент выступил с речью о «звёздных войнах». Вот уж грандиозный был план. Мой дядюшка проанализировал его и разделил на три составляющие: военную, предполагающую нарушение США существующего стратегического равновесия; политическую, включающую давление на партнёра силой и вынуждение на уступки за столом переговоров; и техническую, направленную на стимулирование экономического развития страны посредством освоения космоса. Старик вообще-то специалист, всё на пальцах ясно и чётко объяснил…

— Ты поподробнее растолкуй, — перебил его Ли Чжичан, — как они собираются перехватывать нападение другой стороны?

— Я тоже задал такой вопрос дядюшке, — кивнул техник Ли. — По его словам, эту систему обороны можно разделить на три этапа: на первом используется ракета, которая поражает ракету противника сразу после взлёта, по прошествии всего трёх-пяти минут. На втором этапе используется химическое и лазерное оружие, особенно против ракет, ускользнувших от удара на первом этапе. На третьем этапе применяются наземные системы пучкового оружия, которые уничтожают то, что прорвалось через две предыдущие системы; это, впрочем, последняя возможность, на неё отводится всего одна-две минуты…

— А что же предыдущие этапы, не годятся? — встрял Ли Чжичан.

— Как это не годятся! — усмехнулся «брехун». — Но чем больше этапов, тем больше проблем, это как с одеждой, ходить в одной рубахе — сколько усилий экономишь. — Все рассмеялись. — Потом были проекты по семи этапам, пяти этапам, где на тысячах спутников в космосе разворачивается целая защитная сеть, как в сите — чем меньше отверстия, тем мельче мука на выходе…

Ли Чжичан повернулся к сосредоточенно слушавшему Баопу:

— Вот уж действительно абсолютная надёжность, как говорится, десять тысяч выстрелов и ни одного промаха.

— По-моему, десять промахов из десяти тысяч выстрелов всё же будет, — покачал головой техник Ли. Все недоуменно воззрились на него, и он принялся объяснять: — Сами подумайте, ни про один этап нельзя сказать, что на нём не будет пропущено ни одной ракеты. Допустим, на каждом этапе будет уничтожено восемьдесят-девяносто процентов ракет, и если противник запустит десять тысяч ракет с ядерным оружием, получается, что в конечном счёте десяток с лишним всё же упадёт на территорию Соединённых Штатов?

— Чтобы десяток с лишним упало на пахотные земли — это неприемлемо! — причмокнул языком Ли Чжичан.

Техник Ли с улыбкой похлопал его по плечу:

— Кто знает, может, и на старую мельничку упадёт, тогда всё и без взрыва разнесёт в муку. — Все рассмеялись, один Баопу смотрел куда-то вдаль. — Ну, это мы про Соединённые Штаты, — продолжал техник Ли. — А что Советский Союз? Наверняка у них есть что-то своё. Они в космосе много чего понаделали, в этой области они не новички. Первый в мире искусственный спутник Земли именно они запустили. По словам дядюшки, с тех пор на основе целого ряда разведывательных спутников, спутников связи, навигационных, метеорологических и спутников оповещения Советский Союз создал целую сеть военных спутников. Одновременно большое значение уделялось созданию системы космических вооружений типа «космос-космос», «космос-земля», «земля-космос». У них созданы спутники-перехватчики и ракеты-перехватчики, есть планы по созданию космических кораблей-челноков и постоянно обитаемых космических станций, а также есть возможности по развёртыванию воздушно-космической системы обороны. Как тебе такой размах, не маленький, верно?

— Ну а Североатлантический договор и Варшавский договор? — хмыкнул Ли Чжичан.

— Это совсем не одно целое, — покачал головой техник Ли, — никто не собирается включаться в гонку между США и Советским Союзом, у каждого свой интерес. Как, например, у Франции, которая в ответ на американскую «стратегическую оборонную инициативу» выдвинула план «Эврика». Ну, а англичане? У них атомная бомба появилась ещё тридцать с лишним лет назад, и они располагают собственными ядерными силами. Помимо двух сверхдержав только у Франции имеется морская, наземная и воздушная ядерная триада. В этой стране уже спущена на воду шестая подводная лодка с ядерными ракетами на борту, через пару лет будет введена в строй седьмая. Существуют планы через десять лет создать вместе со странами Западной Европы сеть спутников, покрывающую весь земной шар! Как утверждает дядюшка, спутник штука серьёзная, работая на синхронной орбите, он может засечь старт ракеты противника!

Все замерли, переводя дыхание. А «брехун» предрёк:

— В долгосрочной перспективе США, СССР и страны Западной Европы вместе с Японией и другими государствами развернут в космосе ожесточённую экономическую и научно-техническую борьбу…

Здесь техник Ли остановился и оглядел всех. В комнате повисла тишина. Послышались звуки флейты, от реки донеслось погромыхивание старого жернова. Молчание нарушил погасивший сигарету Баопу:

— Не совсем понимаю то, что ты рассказываешь. Сколько это надо деньжищ потратить? И что будет с экономикой этих стран? То есть, как они жить-то будут?

— Я тоже задал этот вопрос дядюшке, — кивнул техник Ли. — Но это, конечно, отдельный разговор…

Скоро должны были начаться бои за два поста. Проблема была в этом проклятом участке открытой местности. Мы со своей стороны полагали, что солдат противника на постах не много, боеприпасы у них тоже ограничены, но они могли ориентироваться по открытому участку и решить исход боя артиллерийским огнём. За это место придётся драться — Фан Гэ, Даху и все остальные ясно понимали это. Кровопролития было не избежать, потому что эти две позиции имели слишком большое значение для всей линии фронта, и в штабе дивизии приняли решение о захвате их любой ценой, другого выбора не было. В три часа утра начал выдвигаться первый боевой эшелон. Это была рота из только что прибывшего полка. Командир роты, заросший бородой, велел бойцам устроиться в замаскированном проходе и ждать приказа. Лицо одного из бойцов показалось Даху знакомым, и, подойдя, он узнал земляка Ли Юйлуна, с которым они учились в средней школе Валичжэня! Крепко обнявшись, они стали расспрашивать друг друга, есть ли вести из дома. Ли Юйлун сказал, что получил письмо от отца, который велел не беспокоиться о доме, слушаться командиров. А ещё сказал, что получил письмо от жены — на самом деле от возлюбленной — с фотографией. Даху позволил себе залезть в кармашек Юйлуна и вытащил замаранную чёрно-белую фотографию: большеглазая, коротко стриженая красивая девушка. Когда он вернул фотографию, Юйлун сказал: «Возможно, эту проблему разрешим и мы, первый эшелон. Если что пойдёт не так, больше третьего эшелона не пошлют. Ты у нас в четвёртом, так что сообщи моим домашним о моей смерти…» — и улыбнулся.

Настало время атаки, и, не успев больше ничего добавить, Ли Юйлун вслед за остальными выскочил из укрытия. Через некоторое время на открытом участке послышались автоматные очереди, донеслись взрывы снарядов. Как и следовало ожидать, открытое место накрыл плотный артиллерийский огонь. От первого эшелона ничего не осталось. Пушки замолчали, и вперёд пошёл второй эшелон… Ротный Фан Гэ нашёл командира полка и попросил немедленно прекратить наступление, но тот не согласился. Фан Гэ позвонил в штаб дивизии и доложил обстановку… Он о чём-то спорил по телефону с командиром дивизии, когда подошёл командир полка:

— Ротный Фан, поднимай своих.

Отшвырнув трубку, Фан Гэ воскликнул:

— Я смерти не боюсь, но… — Остальные слова заглушил грохот артиллерии. Фан Гэ осел на землю, автоматически расстегнул крючок на куртке. Через пару секунд он негромко скомандовал находившемуся рядом Даху: — Вперёд!.. — И четвёртый эшелон рванулся из укрытия.

— Гонка вооружений — дело недешёвое. Оружие всё дорожает, я слышал, что самолёт-истребитель времён Второй мировой войны стоил не более миллиона долларов, а теперь на истребитель нужно потратить двести миллионов!

— Да, во всём мире цены вверх идут, — встрял Ли Чжичан, — у нас в городке пару лет назад за один юань можно было купить столько яиц, сколько нынче и за пять не купишь.

— Ещё бы! — с чувством вздохнул техник Ли. — Вооружение — штука куда как затратная. С другой стороны, это может дать серьёзный толчок развитию технологий. Например, «звёздные войны» затронули бесчисленное множество новых технологий, и требования к ним по сравнению с имеющимися на сегодняшний день в десять, нет, в сто раз выше. Вскоре это продвинет их на несколько поколений вперёд! Дядюшку это немало беспокоит, по его словам, в дальнейшем немало государств столкнутся с такой ситуацией: разрыв с передовыми странами очень велик, они не разбираются в новых технологиях и в произведённых по ним новых продуктах, и у них нет возможности получить их с применением обычных технологий. Он зачитал мне, что пишет в газете один из специалистов: как начиная с шестнадцатого века положение государства определяло господство на море, так к двадцать первому веку одним из определяющих факторов для новой расстановки государств станет освоение космоса. — Здесь техник Ли сделал паузу. Затем, понизив голос, продолжил: — В тот день мы говорили с дядюшкой допоздна. Старик был очень взволнован, он смотрел на звёзды и говорил, словно спрашивая то ли у кого-то, то ли у самого себя: «Может ли мир развиваться в сторону биполярности? Скорее всего, нет… Китай вышел на мировую политическую арену как независимая сила. Сможет ли он возвыситься до уровня третьей великой державы? С его возвышением биполярное устройство может превратиться в большой треугольник и стабилизировать весь мир. Китай должен стать могучим. Богатые ресурсы, стратегическое расположение, непрерывно растущий военно-экономический потенциал, огромное население, глубокое культурное прошлое, общественное устройство — всё это предопределяет, что ему суждено стать третьей величайшей мировой державой. Он сможет сыграть роль баланса, может сдержать развязывание войны. Его роль точки опоры в структуре стратегического равновесия сил всё увеличивается!» В тот вечер старик был и впрямь взволнован…

Бойцы четвёртого эшелона вышли на открытый участок. Тёмная земля была напрочь перепахана разрывами снарядов, а из-за крови превратилась в вязкую грязь. Бойцы переступали через мёртвые тела товарищей, спотыкались, падали и вновь шли вперёд. Тело и руки Даху покрылись кровью, кровь летела в глаза. Её вони и пороховой гари он не ощущал, в ушах звучал лишь зовущий издалека голос Ли Юйлуна. Он знал, что Юйлун погиб, но голос его звучал. Автоматный огонь усилился, одна пуля просвистела у самого уха, другая вонзилась в левую руку. Пролилась его собственная кровь, не думал он, что будет так больно. Несмотря ни на что, Даху рванулся вперёд. Эшелон пересёк полоску открытой земли длиной каких-то полкилометра, Фан Гэ приказал рассредоточиться и двигаться к цели в обход. Но в воздухе просвистел снаряд, потом раздался взрыв. Все бойцы недвижно лежали на земле. Фан Гэ было вскочил, сделал прыжок вперёд и уткнулся лицом вниз. В него угодил осколок снаряда. Даху пополз к тому месту, где упал Фан Гэ, но голову резко толкнуло. Потекло что-то тёплое, он пробовал утереться, но кровь заливала глаза. Он пытался найти Фан Гэ, но ничего не видел, сначала всё стало красным, потом чёрным. Движимый какой-то силой, он старался двигаться вперёд в этой черноте… Внезапно всё снова стало красным, и среди этой красноты раздавалось тяжёлое дыхание Фан Гэ, одной ноги у него не было. Даху хотел позвать его, но разрывающий уши звук заставил закрыть рот.

Снаряд разорвался рядом. Когда густой дым рассеялся, там зияла лишь огромная воронка. Снаряд перепахал много свежей земли.

В этот миг Суй Бучжао вдруг скатился с кана с криком: «Даху! Мой Даху!» Остальные замерли. Он метнулся на улицу, Баопу хотел задержать его, но тот отбивался руками и ногами.

От реки вновь донеслись звуки флейты. Суй Бучжао, спотыкаясь, устремился им навстречу… Ли Чжичан, Суй Баопу и техник Ли молча стояли у дверей и смотрели, как фигура старика растворяется в ночном мраке.