Старый корабль

Глава 15

Договор аренды фабрики подходил к концу. Как было условлено, в течение недели созывалось общее собрание улицы Гаодин и начинался второй срок аренды. Как и раньше, по берегам реки громыхали старые жернова, как и прежде, в цехе производства лапши раздавались удары ковшом. Не глядя по сторонам, Суй Цзяньсу торопливо вышел из проулка. По поводу аренды он встречался с партсекретарём Ли Юймином, тот сказал, что в деле этом встретились трудности, среди участников идут споры, и с этим нужно ещё разбираться. Потом он выяснил, что Чжао Додо поручил директору начальной школы Длинношеему У подготовить некий материал. В материале этом говорилось о больших успехах, которые были достигнуты на фабрике за год реформ, но контракт был рассчитан на год, и это противоречило общему духу реформ. К тому же много ещё нужно сделать, всё непросто с инвестициями, передавать это большое дело из рук в руки уже невозможно. Необходимо продлить контракт, полностью завершить юридические формальности и так далее. Цзяньсу снова пошёл к Луань Чуньцзи, подчеркнул, что, с лёгкостью меняя уже существующие положения, можно нанести вред интересам всего Валичжэня, к тому же это будет чрезвычайно несправедливо. Луань Чуньцзи несколько раздражённо заявил, что не видит никого, кто мог бы взять управление фабрикой в свои руки. К тому же Чжао Додо уже известен как реформатор, храбрый и решительный: он собирается объединить производство лапши в районе реки Луцинхэ и основать «Балийскую генеральную компанию по производству и сбыту лапши». Цзяньсу возражал, что сейчас речь о главном — о фабрике, о другом нужно говорить: раз срок договора аренды истекает, нужно составить новый, а человек, который не побоится взять на себя этот подряд, есть, это он, Суй Цзяньсу. Луань Чуньцзи побледнел: «Я так и понял». И больше не сказал ни слова. Суй Цзяньсу встретился пару раз с секретарём городского парткома Лу Цзиньдянем, городским головой Цзоу Юйцюанем и обсудил некоторые обстоятельства подряда. Когда речь зашла о деятельности группы проверки, Цзяньсу подробно привёл конкретные цифры о неоднократно выявленных в процессе производства случаях подмешивания крахмала и отметил, что серьёзным последствием этого стало значительное сокращение поставок лапши «Байлун» на экспорт.

— Штраф лишь символичный, — нахмурился Лу Цзиньдянь. — Несомненно, кто-то нашёл подход к группе проверки. Этим дело ещё не кончилось… Договор истёк, и как можно продлить его без оформления нового подряда? Что же до его заключения через несколько лет, то это уже будет потом. Для этого подряда, для мобилизации капитала нужно провести общее собрание, выйти за пределы одной улицы…

Цзяньсу пожал руку обоим руководителям и вышел. В голове у него крутились многочисленные расчёты, а в душе он раз за разом повторял: «Ну, вот и пришёл этот день! У меня всё готово. Жду тебя, Чжао Додо».

Он ходил на старую мельничку и сидел там иногда, не говоря ни слова и глядя, как брат то сидит, то помешивает деревянным совком на ленте транспортёра. Однажды он не выдержал:

— Брат, скоро будут проводить общее собрание — те, у кого хватит смелости, могут использовать эту возможность, чтобы взять фабрику в свои руки.

— Вот у тебя этой смелости и хватает, — глянул на него Баопу.

— Я столько ждал, — сверкнул глазами Цзяньсу. — Настанет время, и я смогу основать компанию, контролировать производство и сбыт всего района Луцинхэ. Это не пустые слова, у меня уже всё распланировано… Возможностей не так много, надо хвататься за них, и всё на этом.

— Смелости у тебя хватает. Но, как я уже говорил раньше, силёнок у тебя на это нет. — Баопу встал и подошёл к брату.

— Да, ты говорил, — кивнул Цзяньсу. — Честно говоря, я до сих пор сомневаюсь в своих силах. Но как бы то ни было, я рискну… — Разволновавшись, он делал пару глубоких затяжек и, отбросив трубку, схватил брата за руку: — Брат! Времени у нас нет, но вместе с тобой у меня точно получится! Даже если не выйдет, накопим капитал, начнём сызнова и сможем потеснить Чжао Додо… У меня одного сил маловато, но мы можем объединить наши силы…

— Дело не в силах, — пробормотал Баопу. — И объединить их не получится. Что я хотел сказать, я уже сказал, а ты уж думай.

Ничего не ответив, Цзяньсу побагровел. Он постоял минуту, пристально глядя на Баопу, и бросил:

— Чего тут ещё думать. Больше ни о чём просить тебя не буду. Сиди здесь всю жизнь и гляди на свой жёрнов! — Выпалив это, он топнул ногой и рванулся вон… Не в силах подавить охватившее волнение, Цзяньсу бежал по берегу реки среди зарослей ивняка, то и дело останавливаясь и всматриваясь вдаль. Потом вернулся на фабрику и непонятно зачем направился в конторку Чжао Додо. Того не было, а тесак лежал на подоконнике. Именно он первым бросился в глаза, и Цзяньсу уставился на него. Потёр правый глаз, который резко защипало. Лезвие отбрасывало яркие отблески, и он шагнул, чтобы взять его. Руку протянул, а про себя задумался: «Зачем он тебе? Почему при виде его тут же зачесались руки? Они у тебя задрожали в карманах. С этими руками вечно какая-то незадача…» Сердце беспокойно забилось, он затаил дыхание. Взгляд, который он с трудом отвёл от ножа, упал на подушку Додо. На алой поверхности отпечатался уродливый силуэт макушки. «Попади туда тесак в полуночи, возможно, подушка стала бы мокрой», — мелькнуло в сознании. Пока он стоял, предаваясь фантазиям, нос уловил странный, не сказать, чтобы совсем не знакомый запах, и сердце словно пронзило. Он резко обернулся: за его спиной стоял Чжао Додо, плотно сомкнув губы в беззвучной улыбке. Цзяньсу глянул на его вытянутые по швам руки — в них ничего не было. Десять пальцев, коротких и толстых, шероховатых и узловатых, чёрные ногти. Руки медленно поднялись, опустились Цзяньсу на плечи, пальцы сомкнулись на лопатках и тут же разжались.

— Садись, — промолвил Чжао Додо. — Ты технический специалист, каждый месяц уносишь сотню с лишним моих юаней, нынче мне нужно обсудить с тобой все «известия».

На бледное, без единой кровинки лицо Цзяньсу свесилось несколько чёрных прядей, и он мотнул головой.

— На твои волосы глянул, тут же вспомнил гнедого, — кашлянул Чжао Додо. Он достал из кармана большой мундштук и, глядя на Цзяньсу, завёл разговор о том, как обстоят дела на производстве лапши. По его словам, непременно нужно создать большую компанию, есть немало мелких производств, которые можно объединить. В дальнейшем без опоры на фабрику, как на большое дерево, у этих небольших производств ничего не получится. Поставки сырья, сбыт продукции — всё должно иметь единое планирование. И небольшое производство, и отдельного человека ждёт неудача, задумай они конкурировать с большим предприятием. У компании должны быть и небольшие грузовики, и минифургоны. Как раз с небольшими грузовиками сейчас вопрос и решается… И Чжао Додо довольно расхохотался.

— А что, разве подряд не возобновляется? — не сводя с него глаз, спросил Цзяньсу.

— Бери подряд, пожалуйста! — стиснув зубы, кивнул Чжао Додо. — Но такой жёсткий кусок мяса, как большая фабрика по производству лапши, не каждому по зубам.

— Жевать надо помедленней, — покачал головой Цзяньсу. — Среди стольких людей наверняка найдётся тот, у кого зубы что надо.

— Судя по твоим словам, этих крепкозубых я знаю, — холодно усмехнулся Чжао Додо. — Я и раньше говорил: чтобы справиться с ними, даже пальцем шевелить не надо, этой штуковиной, что внизу, свалить можно…

Цзяньсу встал, руки в карманах сжались в кулаки. Он упёрся взглядом в толстые ладони собеседника, тело дрогнуло, но в конце концов он уселся опять.

— У тебя не получится, — заявил Чжао Додо. — Старший брат посолиднее тебя будет… Будь доволен, что ты технический специалист. К тому же мы в какой-то мере родственники?

У Цзяньсу аж в голове зашумело, и он громко вопросил:

— С каких это пор мы родственники? — Чжао Додо склонил голову к лицу Цзяньсу и со значением произнёс:

— А ведь Четвёртый Барин из нашего рода — названый отец Ханьчжан! — Цзяньсу замер и не произнёс больше ни звука. Он задержался лишь на миг, потом встал и вышел.

Не успел он отойти и нескольких метров, как его торопливо окликнул Чжао Додо, который якобы забыл сообщить нечто важное. Цзяньсу ничего не оставалось, как остановиться. Додо подбежал мелкими шажками и, прикрыв рот рукой, прошептал на ухо Цзяньсу:

— Я уже подобрал секретаршу, родом из Хэси, двадцать один год, красотка хоть куда, аромат от неё потрясающий…

Цзяньсу сжал зубы и зашагал вперёд.

Прошёл он немного, когда из здания фабрики выскользнула Даси и, обогнав его, встала слева в трёх шагах. Он смотрел на неё и молчал. Оглядевшись по сторонам, она негромко проговорила:

— Цзяньсу! Давай отойдём! — И, полусогнувшись, отбежала к стене. Цзяньсу последовал за ней, а Даси обхватила его за шею и стала с укором тереться о его лицо. — Заходила к тебе пару раз, но не застала. Окликала тебя, ты разве не слышал? Даже не обернулся! Цзяньсу, я тебе не нравлюсь, да? Ты меня больше не хочешь?

Цзяньсу высвободился из её объятий и, глядя на неё, с трудом проговорил:

— Даси, я хочу тебя, может, больше, чем ты представляешь… Но сейчас у меня важные дела. Подожди недели две, нет, одну, улажу дела, а потом будет ясно.

— Я понимаю, — всхлипнула Даси. — Я понимаю тебя, Цзяньсу. Мне давно уже снится, как ты с «Крутым» Додо воюешь… Я понимаю, ты терпеть его не можешь. Я тоже ненавижу его! Я буду ждать тебя. Чем сейчас я могу помочь тебе? Что надо сделать?

Цзяньсу вытер ей слезы, поцеловал и отрывисто проговорил:

— Твоя помощь мне не нужна… Хочу лишь, чтобы ты подождала меня! В Вали лишь один человек знает, что у меня на душе… Даси! Подожди ещё несколько дней, поживём — увидим!

Расставшись с ней, Цзяньсу снова отправился к Луань Чуньцзи. Тот по-прежнему излагал ни шатко ни валко, ска зал лишь, что возобновление подряда тоже возможно, но он опасается, что это лишь для видимости.

— Если даже для видимости, всё равно надо сделать, — твёрдо заявил Цзяньсу. Когда он расстался с управляющим Луанем, ему вдруг пришло голову, что надо бы окончательно выяснить положение именитых семей — Ли, Суй и Чжао. Семья Чжао не выступает заодно, и не все хотели бы следовать за «Крутым» Додо, однако немногие склоняются к тому, чтобы передать фабрику другим семьям. Насчёт семьи Ли что-то сказать трудно, этот народ нередко удивляет неожиданностями. В семье Суй одни десятки лет пребывают в депрессии, других уже ни на что не поднять. Много лет семью Суй вёл за собой такой человек, как Суй Хэньдэ, но в сороковые годы дела у него пошли хуже, покатилась по наклонной плоскости и вся семья. Время, когда на призыв семьи Суй откликались многие, миновало. Есть ли такие, кто, стиснув зубы, пойдёт за ним? Цзяньсу покачал головой. Впрочем, нужно поработать и с некоторыми другими семьями. Эти люди десятилетиями прислонялись то к одной большой семье, то к другой, и хотя жизнь у них была нелёгкой, среди них могли появиться люди стоящие. Всю дорогу Цзяньсу размышлял, аж голова распухла. Более полугода назад он начал обращать внимание на самых разных людей в городке и обнаружил, что в Валичжэне есть скрытые таланты — недаром городок древний. Но в первых рядах должны быть всё же члены семьи Суй. Как ни крути, эта семья должна противостоять семье Чжао. Переживал Цзяньсу ещё и из-за того, что в этой схватке он сам ещё только творил свою предысторию, а мог неизвестно откуда появиться некто неизвестный и заграбастать всё себе. Многие годы он не смел заводить с кем-то тесные контакты, тем более до конца раскрывать свои карты, только разведывать, отсиживаясь в тени, хотя его всего колотило от непреодолимого желания действовать. И вот скоро настанет время, когда он уже не посмеет отсиживаться, он должен рвануться вперёд и схватиться с этими подлецами… Когда Цзяньсу вернулся к себе, уже стемнело. Он перехватил что-то наспех из еды и вытащил плотно исписанный цифирью блокнот. Он переписал оттуда и проверил самые главные цифры: какова может быть новая сумма вносимых государству налогов. В прошлый раз она составила семьдесят три тысячи юаней, когда на самом деле чистая прибыль равнялась ста двадцати восьми с лишним тысячам. Если процент увеличить с десяти до пятнадцати, то можно предложить сумму подряда от восьмидесяти до восьмидесяти пяти тысяч. Когда фабрика попала в руки Чжао Додо, это было очень недорого, понятно само собой. Вопрос в том, что большая часть жителей городка понятия не имела, что стоит за этими обжигающими цифрами, и этим при обсуждении суммы подряда могли воспользоваться Чжао Додо и иже с ним. Разгорячённый Цзяньсу бережно отложил в сторону блокнот и вышел из каморки. В комнате старшего брата горела лампа, но он не собирался заходить к нему. Баопу опять читает ту книгу, а он поклялся, что больше ничего у старшего брата просить не будет. В окне сестры света нет: кто знает — может, уже спит, может опять к названому отцу подалась. Он лютой ненавистью ненавидел всех из рода Чжао, в том числе Четвёртого Барина, оказавшего семье Суй помощь в трудную минуту. «Зачем надо было признавать названым отцом кого-то из семьи Чжао? — спрашивал он себя. — Просто кошмар какой-то…» Он глянул на небо и пошёл со двора. Но вспомнил о дядюшке и повернул к пристройке старика. У того горел свет, он толкнул дверь и вошёл. Как раз в это время Суй Бучжао, оживлённо жестикулируя, что-то обсуждал с почти слабоумным Ли Цишэном. Цзяньсу не стал встревать и уселся в сторонке.

— Так, что ли? — скрестив указательные пальцы, спросил Ли Цишэна Суй Бучжао. Тот уставился на него с трясущимися щеками, покачал головой и свёл указательные пальцы вместе. Словно прозрев, Суй Бучжао с восторженным воплем уставился на него. — Ты понял? — бросил он племяннику. — Вот ведь умище! — Цзяньсу встал и собрался было выйти. Суй Бучжао тоже поднялся и внимательно посмотрел на него. — Что это у тебя лицо такое красное? И глаза тоже! Не заболел часом?

— Сам ты заболел! — грубо бросил Цзяньсу.

…Выйдя на улицу и подставив лицо прохладному ветерку, он почувствовал себя лучше. Поразмыслив, решил, что ещё не время возвращаться домой и спокойно ложиться спать, и зашагал вперёд. Потом перешёл на бег, резко остановился и, подняв голову, увидел, что стоит перед воротами городского парткома. И он направился прямо в кабинет секретаря горо Лу Цзиньдяня. Тот что-то читал, ворвавшийся Цзяньсу напугал его, и он встал.

— Секретарь Лу, — обратился к нему Цзяньсу, — если с подрядом у меня не получится, хочу собрать капитал и основать предприятие, попросите городских поддержать меня…

Тот сначала замер, потом усмехнулся:

— Завод по производству лапши — предприятие по обработке сельскохозяйственной продукции, конечно, поддержим, не вопрос… А характер у тебя, парень, горячий!

— Большое спасибо, секретарь Лу! — кивнул Цзяньсу. — Ну, я пошёл…

Он повернулся и вышел. Не пройдя и пары шагов, обернулся, увидел, что партсекретарь шевельнул губами, но так ничего и не сказал.

На обратном пути он так же быстро прошёл по тёмным улочкам и проулкам и наконец, сам не зная почему, снова зашёл к дядюшке. Ли Цишэн тупо смотрел в угол комнаты и, когда Цзяньсу вошёл, даже головы не повернул. Суй Бучжао покосился на племянника, пробормотал: «Плохо» — и подошёл к нему: «Заболел ты! И глаза всё больше краснеют, и взгляд отсутствующий…»

Цзяньсу не стал слушать дальше, рыкнул и, чуть было не сбив дядюшку, вышел из комнаты. Суй Бучжао, замерев, смотрел серыми глазёнками, как Цзяньсу исчезает в ночи. Минут через пять он выбежал из комнаты.

Цзяньсу шагал то стремительно, то неторопливо и, дойдя до дома, пинком открыл дверь. Дёрнул за шнурок, включил лампу, уселся на кан, посидел немного и опять возбуждённо вскочил. Грохнул кулаком по столу, невнятно выругался… В это время к окну снаружи прильнул Суй Бучжао, посмотрел и побежал звать Баопу. Цзяньсу ругался-ругался и вцепился себе в волосы. Выдернув клок, вскрикнул и, уставившись на него, забрался на кан.

В комнате появились Баопу с дядюшкой.

— Цзяньсу! Цзяньсу! — вскричал Баопу, обняв брата. — Что с тобой? Успокойся…

Уставившись на него застывшим взглядом, Цзяньсу громко вопросил:

— Что ты здесь делаешь? Пошёл вон, быстро! Большой корабль подходит… Мне надо идти! — С этими словами он скинул руки Баопу и одним прыжком соскочил с кана, стащив половину циновки. Суй Бучжао подмигнул Баопу:

— Ну, как в том году у Ли Цишэна во время припадка… Я сейчас! — И выбежал из дома.

Баопу обхватил Цзяньсу, легонько похлопывая. Глядя на брата, Цзяньсу вдруг расплакался. Потом со слезами на глазах рассмеялся, оттолкнул его и закричал:

— Ну, что пристал! Большой корабль уходит… Побежали быстрее…

Он подпрыгнул и рванулся на улицу, но Баопу крепко держал его за одежду. Спустя некоторое время подоспел старый Го Юнь. Он встал в сторонке, потом прикрыл дверь и велел Баопу отпустить руки. Не переставая кричать, Цзяньсу вскочил. На шум прибежала Ханьчжан. Поглаживая бородку и чуть согнувшись, Го Юнь вынул из кожаной сумочки длинную иглу. Он улучил момент, когда Цзяньсу повернулся, шагнул к нему и молниеносно вонзил её. Цзяньсу вздрогнул всем телом и обмяк. Ханьчжан вместе со старшим братом перенесли его на кан. Го Юнь осмотрел глаза и язык Цзяньсу, пощупал пульс.

— Та же хворь, что и у Ли Цишэна, нет? — спросил Суй Бучжао. Го Юнь покачал головой:

— На языке жёлтый налёт, по меридиану ян сушь и жар, внутреннее возмущение духа. Безумие, несомненно. Необходимо слабительное для избавления от жара. — С этими словами он набросал рецепт. И, передавая его Суй Бучжао, добавил: — Одной дозы будет достаточно для излечения. Если у больного будет красный стул, значит всё в порядке.

Старик-врач повернулся, чтобы уйти, увидел Ханьчжан, на миг задержал на ней взгляд и зашагал к выходу.

Все члены семьи провели бессонную ночь, собирая составные части лекарства и готовя его. Через полчаса после приёма лекарства Цзяньсу заснул и проснулся лишь к полудню следующего дня. Первым делом он направился в туалет. Суй Бучжао пошёл проводить его и, вернувшись, радостно сообщил:

— И впрямь «красный стул»…

Здоровье Цзяньсу быстро пошло на лад, сознание прояснилось. Он велел тем, кто находился возле него, ни в коем случае не рассказывать о его болезни, и все согласились. Ханьчжан готовила ему вкусную еду, и он много ел. Но по-прежнему ощущал слабость в теле, ноги подкашивались. На другой день вопреки уговорам домашних вышел на улицу. На перекрёстке собралась большая толпа зевак, которые что-то читали. Подойдя поближе, он увидел объявление Чжао Додо об увеличении капитала для расширения фабрики. Объявление было написано кистью образцовым почерком кайшу, и с одного взгляда можно было распознать руку Длинношеего У. В объявлении говорилось, что для акций свыше тысячи юаней прибыль распределяется соответственно номиналу; меньше тысячи — после погашения более высоких процентов в конце года; могут быть также взносы нескольких человек на паях… «Лихо действует „Крутой“ Додо», — подумал Цзяньсу. Без колебаний он помчался домой и большими жирными иероглифами написал несколько объявлений, в которых заявил, что тоже хочет стать акционером фабрики, и обозначил условия, более щедрые, чем у Додо, чтобы привлечь больше вкладчиков. Кто-то начал обсуждать его объявление, сказав, что в семье Суй наконец нашёлся кто-то, кто высунул голову. Другой в ответ рассмеялся: «И зачем высунул? Чтобы под нож попасть?» — Стоящий в толпе Цзяньсу внимал этим словам очень серьезно…

Минул ещё один день, никто не внёс ничего ни той, ни другой стороне. Цзяньсу то и дело взволнованно выходил на улицу. Баопу уговаривал его сходить к Го Юню поблагодарить за лечение, купил для него немного сластей. Цзяньсу ожидал этого визита с волнением, ему очень хотелось привлечь старика на свою сторону.

Во двор к нему он заходил очень редко — было неудобно входить из-за царившей там необычной тишины. Го Юнь приветствовал его сидя и без препирательств принял подношение. Спросил, как идёт излечение, но поглощённый своими мыслями Цзяньсу лишь отговорился. Потом Го Юнь и вовсе замолчал, лишь попивал чай. Подождав немного, Цзяньсу наконец завёл разговор о своём намерении взяться за подряд на фабрику. Старик никак это не прокомментировал, а лишь слушал.

— Чжао Додо хорошо устроился, — начал Цзяньсу, — в самом начале подряда народ в городке ещё не разбирался, что это такое, и, похоже, так и не проснулся. В мире всё меняется, а никто ничего не понимает. Чжао Додо этим воспользовался и получил фабрику почти даром. На поверхности пользу извлекает один он, на самом же деле за ним стоит большая группа, которая самоуправствует в Валичжэне. Обид я натерпелся достаточно, давно подумываю о том, чтобы начать борьбу и вымести всю эту братию. В душе я, конечно, не могу быть уверен. Но хочу, чтобы народ в городке понял: род Суй ещё не весь повымер, есть ещё люди…

Го Юнь прихлёбывал чай и тщательно поправлял завязки обмоток на ногах. Взглянув на Цзяньсу, он вздохнул. Тот не сводил с него вопросительного взгляда.

Го Юнь опустил взгляд на каменный столик:

— Трудно понять дела мирские, в двух словах и не скажешь. Моё поколение считало, что «понёс убыток — счастье», что «терпение несёт мир», нынче же, видать, не совсем так. Худым людям выпадает удача за удачей — это уже в порядке вещей. Однако «тот, кто завоюет симпатии народа, обретёт всю поднебесную», и это непреложная истина. Люди в городке много раз возвращались к одному и тому же. Кто-то малодушничает, кто-то ленится, теперь пока что все опираются на реальную силу, но в долгосрочной перспективе будут доверять людям порядочным и трудолюбивым. Одним из таких можно считать Баопу. У тебя же характер отважный и беспокойный, пойти в наступление для тебя не составит труда, а вот сколько ты продержишься — вопрос. А у жителей городка представления иные…

Здесь Го Юнь поднял голову и посмотрел на Цзяньсу. Тот вспыхнул, уголки губ затряслись:

— Почтенный Го Юнь! Мой старший брат человек хороший, ему можно доверять — я тоже так считаю. Сердцем он за всех жителей городка. Но он год за годом просиживает на этой старой мельничке! Разве так должны поступать члены семьи Суй?

Го Юнь покачал головой и протяжно вздохнул:

— Да, в этом его беда… — После этих слов старик больше не пожелал открывать рот. Цзяньсу ничего не оставалось, как только распрощаться. С тяжёлым сердцем он вышел на улицу.

Всю ночь он обдумывал сказанное Го Юнем, не в силах заснуть.

После рассвета Цзяньсу получил точные известия о том, что вечером на месте старого храма пройдёт общее собрание по новому подряду. Сердце тут же забилось, он принялся беспокойно расхаживать по комнате. Чтобы пережить этот момент, решил принять снотворное… Во сне он в одиночестве неторопливо брёл по тёмно-синему берегу реки. Поднял голову и огляделся — вокруг никого, и зашагал дальше в полной тишине. Казалось странным, что на реке царит такое безмолвие и без конца и края простирается тёмно-синий берег. Нагнувшись, он набрал пригоршню песка и обнаружил, что все песчинки синие. Далеко впереди появилась маленькая красная точка. Поначалу он посчитал, что это солнце, но точка становилась всё больше, и оказалось, что это гнедая лошадь. Сердце ёкнуло, он вгляделся — да это отцовский гнедой! Гнедой остановился перед ним и стал тереться мягкой щекой. Цзяньсу заплакал и крепко обнял коня. Потом вскочил ему на спину. Гнедой заржал и понёсся по синему бескрайнему берегу.

Неизвестно в котором часу в дверь застучали, и он проснулся. Дёрнув за шнурок выключателя, увидел стоявшего в свете лампы Баопу. Выражение лица у того было серьёзное:

— Крепко спишь. Но мне пришлось разбудить тебя. Скоро начнётся собрание, ты очень расстроился бы, пропустив его, пойдём.

Цзяньсу быстро оделся, и они вышли из дома. В душе он был очень признателен брату. По дороге Баопу рассказал, что собранию придаётся большое значение, на него собирались прийти, оставив работу, все работники фабрики. К этому времени на месте старого храма собрались все жители городка.

Народу действительно пришло тьма-тьмущая. На возвышении за рядом столиков из белого дерева сидели секретарь горкома Лу Цзиньдянь, городской голова Цзоу Юйцюань, а также руководители улицы Гаодин. Было одно свободное место рядом с городским головой, говорят, оставленное для Четвёртого Барина. Председателем собрания был староста улицы Гаодин Луань Чуньцзи, он пригласил всех желающих получить подряд пройти вперёд. Вскоре на передние места прошёл один человек, потом один за другим вышло ещё с десяток. Цзяньсу возбуждённо глянул на брата.

— Иди, — только и сказал тот.

Собрание началось. От имени комитета улицы Гаодин выступил Ли Юймин, он познакомил с результатами деятельности за прошедший год. Подряд на промышленное производство и побочный промысел выполнен в полном объёме, все статьи отчислений тоже в конечном счёте выполнены. Говорить складно Ли Юймин не умел, кое-как закончив, он передал слово руководителям городка. Поднявшийся Лу Цзиньдянь сказал несколько слов относительно ключевых проблем. Он призвал большее число претендентов принять участие в подряде, отметив, что Валичжэньская фабрика лапши является первостепенным промышленным предприятием городка и непременно должна попасть в руки самых способных и честных. Что касается других предприятий, пусть и за них выступит большее число добрых людей! Во время его выступления никто из присутствующих не проронил ни звука. Через некоторое время вперёд прошли ещё несколько человек.

— Отлично! — взволнованно воскликнул Цзоу Юйцюань. — Зачем проводить «мёртвое собрание», «собрание для видимости»!..

Наступил важный момент, и все участники напряглись. Председатель собрания Луань Чуньцзи подвинулся к свету лампы и разложил перед собой кипу бумаг, карандаш и кисть с красной тушью. Начал он с первых в списке малых предприятий и производств. Конкретно это выражалось в том, что председатель называл самую малую сумму, через некоторое время выбирал самую высокую, и на этом всё заканчивалось, как на аукционе… Луань Чуньцзи провозгласил: «Начали!» — и глянул на наручные часы. Многие продвинулись ещё ближе, напряжённо вытягивали шеи, упираясь руками в бока и беспокойно потирая их. Первые несколько секунд прошли в убийственном молчании, потом послышалось приглушённое бормотание, словно называвший сумму стеснялся. Не успел этот голос стихнуть, как цифру назвал другой, уже гораздо громче. Цифры назывались одна за другой, возрастая, как прилив. Оставшееся время Луань Чуньцзи, глядя на часы, считал:

— Три секунды, две…

Бах! Его большая ладонь с силой опускалась на столешницу, потом кистью с красной тушью проставлялась последняя прозвучавшая цифра, решено.

Дело шло далее по списку: одни отходили, другие выступали вперёд. Тени принимающих участие в торгах колебались в свете лампы, пот пробил даже праздных зрителей. Когда наконец очередь дошла до фабрики, семь-восемь человек разом встали и выдвинулись вперёд. Все хотели взять подряд. Чжао Додо скинул верхнюю одежду и, обернувшись, бросил туда, где сидел. Он встал немного впереди всех, держа руки на поясе, задрав локоть в сторону стоявшего рядом Суй Цзяньсу. Тот поёрзал и переместился на полшага, чтобы загородить Чжао Додо с одной стороны. Тот скрестил руки на груди всего в нескольких цунях от рёбер Цзяньсу.

— Фабрика лапши, — громко возгласил Луань Чуньцзи. — Нижний предел — семьдесят пять тысяч юаней; время определяется в пять минут, начали! — Только он проговорил это, как Чжао Додо заорал как ужаленный:

— Постойте. Нужно сказать пару слов, чтобы всё было ясно. Я на подряде больше года и мог бы назначить более высокую первоначальную цену, ведь заменено оборудование, запущены пути снабжения и сбыта — хорошо, если новый подряд достанется мне, а если поменяется хозяин, с кого мне спрашивать эти немалые деньги? Надо дать массам высказаться, староста…

— Я об этом уже думал, — крикнул Луань Чуньцзи. — Потом разберёмся с этими твоими деньгами. На этот раз подряд возобновляется на новой основе. — Кричал он громко, было ясно — чтобы слышали все присутствующие.

— Староста, надо бы сначала договориться о мелочах, чтобы о главном разговор шёл хорошо. Извините за беспокойство, но с этой суммой нужно всё выяснить, если я один потерплю убыток, ещё куда ни шло, а ведь моим работникам тоже нужно жить…

— Знаю, знаю, — отмахнулся Луань Чуньцзи.

Тут в сторону президиума обратился Суй Цзяньсу:

— Я тоже хочу сказать пару слов! — И, не дожидаясь согласия, повернулся к толпе. — Я тоже пару слов скажу! Староста Луань только что сказал, что потом разберёмся с деньгами Чжао Додо, ладно. Но эту сумму надо предать гласности статья за статьёй, нехорошо, если потерпит убыток один человек, а если в убытке останутся старые и малые — вообще никуда не годится.

Неодобрительно засопев, Чжао Додо уставился на Цзяньсу. А тот как ни в чём ни бывало продолжал:

— Ничего особо трудного в этом нет. Расскажу всем в двух словах: в самом начале подряда на фабрике имелось два миллиона пятьсот восемьдесят цзиней фасоли, шестьдесят три кучи крахмала, плюс двести с лишним цзиней в процессе производства, всего на сумму сто восемьдесят две с лишним тысячи юаней. В шестом месяце произведено переоснащение осадочного оборудования, в восьмом — установка механизмов в мельничном цехе, всего сумма вложений составила сто сорок четыре тысячи юаней… Начальная цена за подряд на этот раз — семьдесят пять тысяч юаней — действительно очень низкая! В прошлый раз годовой подряд принёс валовую прибыль более чем в два миллиона сто семьдесят девять тысяч четыреста юаней, а чистая прибыль — более ста двадцати восьми тысяч юаней, при сумме налогов семьдесят три тысячи разница действительно слишком велика…

Мало-помалу слова Цзяньсу стал перекрывать гомон толпы. Увидев, что кто-то оперирует цифрами играючи, все были ошеломлены, понимая, что за ними есть основания. Все сердито пыхтели, обменивались взглядами, повторяли вслух некоторые цифры. Чжао Додо что-то вопил, будто его ткнули, но уже было не разобрать, что именно. Толпа приутихла, лишь когда вскочивший Луань Чуньцзи стал махать рукой, а Лу Цзиньдянь оживлённо жестикулировать.

— Пустые крики в цифры не переведёшь, — заявил истекающий потом Луань Чуньцзи, — в приходно-расходных книгах всё постатейно расписано!.. Если первоначальная цена мала, она может резко возрасти…

Цзяньсу тоже прошиб пот, он поднял руку, чтобы вытереть его, не сводя глаз с Луань Чуньцзи. В его глазах заплясали искорки и, не обращая ни на что внимания, он снова крикнул:

— Я рассказал всё как есть. Я тоже здесь за подрядом. На сей раз забрать его по дешёвке ни у кого не получится… Смысл в этом!

В президиуме раздались крики, называли его имя, требуя остановить. Он закрыл рот… Собрание продолжилось.

— Фабрика лапши, — громко выкрикнул Луань Чуньцзи. — Начальная цена семьдесят пять; определённое время — пять минут, начали! — И опустил глаза на часы.

— Семьдесят семь! — первым крикнул Чжао Додо.

— Семьдесят восемь! — подал голос кто-то ещё… Постепенно цифра доросла до восьмидесяти пяти. Цзяньсу молчал, на голове поблёскивали капли пота, волосы сбились, пряди прилипли ко лбу. Он огляделся по сторонам, словно что-то ища. Потом его взгляд упал на кисть с красным кончиком в руках Луань Чуньцзи. Он сжал зубы и яростно выкрикнул:

— Сто десять тысяч!

Над собранием повисла тишина. Разница между цифрами составила двадцать пять тысяч юаней, и все в президиуме и внизу застыли с разинутыми ртами. Луань Чуньцзи встал и по-прежнему с опущенной головой произнёс:

— Время почти вышло, почти вышло… — и поднял руку. Не успел он поднять её, как Чжао Додо торопливо крикнул:

— Ещё тысяча!

— Ещё тысяча! — эхом отозвался Цзяньсу. Луань Чуньцзи не опускал руку, он лишь тёр глаза.

Слышно было, как народ переводит дух. Тут вперёд резко выскочил Чжао Додо, выбросил вперёд правую руку и хрипло заорал:

— Ещё одна тысяча!

Луань Чуньцзи как раз опускал от глаз руку и вслед за выкриком хлопнул по столу. И шлёпнулся на стул… Суй Цзяньсу сполз на землю, обхватив плечи руками, словно стараясь согреться.

Народ смешался. Принимавшие участие в торгах понемногу разошлись от президиума. Лишь когда Ли Юймин стал оглашать результаты, толпа мало-мальски успокоилась. Когда он закончил, подошёл Чжао Додо и что-то сказал, Ли Юймин кивнул. Чжао Додо тут же повернулся лицом к собравшимся, стал вещать о своих грандиозных планах создать «Балийскую генеральную компанию по производству и сбыту», призвал местных жителей делать инвестиции и так далее… Сидевший на земле Суй Цзяньсу слушал-слушал, неторопливо поднялся и вышел вперёд.

— Фабрика попала в руки Чжао Додо — всё на его стороне: и время, и обстановка, и поддержка… Но я хочу начать сызнова! Старые и малые, те, кто мне доверяет, делайте свои вклады! Если не будет получаться вернуть деньги всем, продам дом, землю, жену…

— У тебя и жены-то нет! — громко хохотнул кто-то.

— Ещё будет! — парировал Цзяньсу. — Люди добрые, члены семьи Суй слово держат…

Сидевшие в президиуме Лу Цзиньдянь и Цзоу Юйцюань вскочили, не сводя глаза с Суй Цзяньсу, а когда он закончил, уселись обратно. Народ снова оживился. Потом гомон стал вдруг стихать, все подняли головы и увидели Четвёртого Барина, который незаметно появился перед помостом со своим посохом. Он стоял там, молча поглядывая по сторонам и сверкая глазами. Потом ударил посохом о землю и крикнул:

— Чжао Додо!

Чжао Додо, согнувшись в поясе, суетливо откликнулся и подбежал.

Четвёртый Барин неторопливо откинул полу одежды, достал из пояса красный свёрток и передал Чжао Додо со словами:

— Ты за жизнь много дров нарубил, а нынче, считай, доброе дело сотворил, основал компанию. Тут двести юаней. Четвёртый Барин человек небогатый — вкладываюсь исключительно из тёплых чувств. Давай сразу пересчитай!

Чжао Додо почтительно принял свёрток обеими руками:

— Да не надо, зачем пересчитывать…

— Здесь же пересчитай! — строго прикрикнул Четвёртый Барин…

Когда все разошлись, было уже за полночь. Члены семьи Суй уходили последними. Цзяньсу, сидевший на холодном как лёд позеленевшем камне, сначала не хотел вставать, но Суй Бучжао с Баопу подняли его, и все трое побрели домой. От места, где стоял старый храм, до двора семьи Суй было недалеко, но они преодолели это расстояние с большим трудом и молча.

Баопу с дядюшкой довели Цзяньсу до его каморки, велели Ханьчжан приготовить ему поесть и накормить. Немного посидели и ушли. Сидя рядом с Цзяньсу за столом и глядя на него, Ханьчжан проговорила:

— Ложись-ка ты спать, второй брат.

— Ты была на собрании, Ханьчжан?

— Нет, — покачала головой она. — Испугалась, что народу будет много…

— Значит, ты не знаешь, что там… происходило… — пробормотал он, будто говоря сам с собой.

— Знаю, — пробурчала Ханьчжан. — Я обо всём могла догадаться, второй брат. Ложись спать… Ты слишком устал.

Несколько дней подряд Цзяньсу не выходил из дома. Он словно чего-то ждал. За эти дни вложения в предприятия обсуждали лишь в двух домах — Суй и Ли. Собранная сумма не превышала нескольких сотен юаней, скорее это было самоутешение, а не инвестиции. Говорили, что Чжао Додо за эти несколько дней уже собрал в городке и за его пределами несколько десятков тысяч юаней, а ещё утверждали, что он ведёт переговоры с банком о предоставлении кредита — это открыло глаза Цзяньсу, который решил тоже взять взаймы определённую сумму, поднапрячься! Он пошёл в банк, и там ему объяснили порядок предоставления кредита. Сходил и к Луань Чуньцзи, который предложил прийти после того, как будет оформлен комплект документов на частное предприятие. Испугавшись, что всё это обернётся напрасной тратой денег и обиванием порогов, Цзяньсу решил подать заявку на кредит под «Балийский универмаг». Ли Юймин согласился помочь, кроме него он заходил ещё и к Лу Цзиньдяню и Цзоу Юйцюаню. В итоге банк согласился выдать кредит, но лишь на сумму пять тысяч юаней. Цзяньсу остался крайне разочарован. Как раз в это время дошли новости, что Чжао Додо получил кредит в двести тысяч. Цзяньсу поинтересовался в банке, почему такая большая разница. Управляющий банком ответил, что Чжао Додо известен во всём уезде как «промышленник». И что у него есть указания руководства давать таким людям основные гарантии и предоставлять беспроцентный кредит или кредит по низкой ставке. Услышав это, Цзяньсу, ни слова не говоря, ушёл.

Ночью он стоял у решётки с коровьим горохом и долго смотрел на увядшие листья. Неожиданно перед глазами мелькнул силуэт той девушки, что срезала колючки. Задрожав всем телом, он вытянул руки и обхватил грудь… В окне старшего брата виднелся его силуэт, Цзяньсу вошёл к нему и остолбенел: Баопу что-то считал на больших красных счетах!

— Что ты делаешь? — вопросил Цзяньсу.

— Свожу счета по фабрике, — спокойно ответил брат.

Цзяньсу плюхнулся на кан, переводя дыхание:

— Слишком поздно ты этим занялся!

— Слишком поздно, верно, — кивнул брат. — Но в любом случае подсчитать надо!

Помолчав, Цзяньсу сказал:

— Я давно уже всё подсчитал и говорил тебе.

— Мне нужно посчитать самому, — проговорил Баопу, щёлкая костяшками. — Да и считаю я по сравнению с тобой подробнее и больше. То, что мы подсчитаем, далеко не всё… Придётся ещё немало потрудиться.

Недоумённо глядя на счёты, Цзяньсу снова поднялся и стал ходить по комнате. Вынул из ящика стола «Манифест коммунистической партии», полистал и положил обратно. Дождался, когда брат сделает паузу в расчётах, и рассказал сон, приснившийся за пару дней до собрания. О бескрайнем береге реки синего цвета, о том, что синей казалась каждая песчинка. О прибежавшем гнедом, красном, как солнце. О том, как он вскочил на него и умчался прочь… А потом проговорил:

— Уеду я из Валичжэня, брат.

— Куда это? — удивлённо глянул на него Баопу.

— В город. Не хочу здесь торчать. Сейчас можно приезжать в город и заниматься торговлей, хочу открыть там магазинчик или ещё чем-нибудь займусь. А лавку здесь оставлю на ведение урождённой Ван.

Баопу долго смотрел в окно:

— Такие вещи назло кому-то делать не стоит, подумай хорошенько. В городе прожить не так легко, ты сильно упрощаешь!

— Я уже всё решил, — твёрдо заявил Цзяньсу, посасывая трубку. — И думал над этим достаточно долго. Возможно, на время, потом вернусь, ведь мои корни здесь. Мне до смерти хочется пожить не дома, достаточно обид натерпелся за эти годы… — И он вышел. Баопу остался сидеть молча и недвижно. Он вдруг понял, что младший брат действительно может уйти, как когда-то Суй Бучжао.

Вернувшись к себе, Цзяньсу почувствовал, что по телу прокатывается сухой жар. Он выпил кружку холодной воды, встал подышать перед окном и вдруг услышал, что кто-то стучится. Поспешно открыл дверь, и вошла Даси! Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Затем Даси бросилась к нему на грудь и тихонько заплакала. Он приподнял её голову и, глядя в глаза, строго спросил:

— Что же ты не приходила ко мне все эти дни?!

— Я… не смела. — Голос Даси дрожал. — Я боялась, боялась, что тебе плохо, что тебе не до меня…

Цзяньсу растроганно смотрел на неё, беспрестанно целуя.

— Даси, ты мне нравишься! Нравишься! Как бы я ни переживал, видеть тебя так здорово…

— Правда? — с радостным удивлением переспросила она. — A-а… Братец Су… Я сама себе противна, ничем не помогла тебе! Что не убила этого Чжао Додо…

Сердце Цзяньсу запылало, глаза увлажнились. Повернувшись, он закрыл дверь, уткнулся головой в мягкую грудь Даси и замер. Даси позвала его, но он не ответил. Она дотронулась до него и потрясла, но от него не было ни звука. Обеспокоенная, она громко позвала его и с силой подняла его голову обеими руками. Увидев в уголках глаз слёзы, она испуганно ахнула. Она и представить не могла, что он умеет плакать. Он прижался лицом к её лбу и прошептал:

— Даси! Ты слышала, что я говорил?

— A-а, слышала.

— Ты слышала, Даси, как я сказал, что так благодарен тебе? Я полюбил тебя и думаю о тебе, как никогда. Я хочу, чтобы ты вышла за меня, чтобы стала моей женой… Я всю жизнь буду вместе с тобой… Ты не представляешь, не представляешь, какое тяжёлое поражение я потерпел! Но сейчас я вместе с тобой. Не отвергай меня…

Даси сначала всхлипывала, потом разревелась в голос. Цзяньсу вдруг пришло в голову, что её могут услышать, и он прикрыл ей рот рукой. Даси покрывала поцелуями его лоб, глаза, шею, целовала его растрёпанные волосы.

— Давай ложиться спать, — сказал Цзяньсу. — Я расскажу тебе что-то очень важное…

После прошедшего в Валичжэне собрания непривычных новостей становилось всё больше. И все были связаны с Чжао Додо. Ходили слухи, что он уже нашёл человека для создания большой вывески для компании, вскоре будет приобретён лимузин, найдена секретарша, которую на второй день после появления стали называть «должностное лицо»… Цзяньсу уже много дней подряд не выходил со двора, он страдал бессонницей, вокруг глаз появились чёрные круги. Суй Бучжао и Баопу понимали, что его жизненный дух подорвала схватка с Чжао Додо, и велели Ханьчжан сделать всё, чтобы восстановить его здоровье. Прошло полмесяца, у Цзяньсу снова стала кружиться голова, симптомы болезни становились всё серьёзнее. Делать нечего, опять послали за Го Юнем. Го Юнь заявил, что это не то, что было в прошлый раз, но оба случая тесно связаны. По его словам, у Цзяньсу наблюдается недостаток обоих начал — инь и ян, и он уже страдает от потери питающей энергии цзин:

— Энергия цзин — матерь жизненного духа шэнь. При наличии энергии цзин возможна целостность жизненного духа. Коли энергии цзин нанесён ущерб, этой целостности нет. Утративший энергию цзин умирает, потерявший жизненный дух тоже не жилец.

Услыхав такое, Суй Бучжао и Баочжу переполошились и стали умолять старика выписать рецепт. Тот покачал головой:

— Правильная ци уже захирела, и рецептами ей не поможешь. Баланс между ин и вэй можно восстановить лишь с помощью отвара из ветвей коричника да устричных раковин, чтобы укрепить ян и защитить инь… — С этими словами он набросал рецепт, велел родственникам относиться к этому с осторожностью и будить больного в определённое время для приёма лекарства. Взяв рецепт, Баопу прочитал написанное: «Ветвей коричника — три цяня, пиона белоцветкового — три цяня, имбиря — три пластинки, солодки — два цяня, финика жужуба шесть штук, жжёной кости дракона и жжёной устричной раковины по одному ляну».