Старый корабль

Глава 14

Когда всё шло своим чередом, беспокоить Четвёртого Барина Чжао Додо не осмеливался. Но однажды после обильного снегопада он добыл на скованной льдом речке налима и вознамерился поднести Четвёртому Барину на суп. Притащив рыбину, он увидел через окно, что Четвёртый Барин, нацепив очки, сидит у жаровни в полушубке из ягнёнка и читает книгу. Шерсть на полушубке вилась колечками, белая как снег. Чжао Додо приподнял рыбину и позвал. Четвёртый Барин неспешно повернулся, снял очки, посмотрел на рыбу и крикнул: «Это что за невидаль?» Поняв по тону, что подношение не понравилось, Чжао Додо разжал руку и убежал, а рыба так и осталась лежать под окном. Полмесяца спустя Чжао Додо пришёл к Четвёртому Барину по срочному делу и увидел, что она как лежала, так и лежит, только вся ссохлась… На этот раз попасть к Четвёртому Барину нужно было обязательно — ему велели прийти Ли Юймин и Луань Чуньцзи. Ли Юймину позвонил лично начальник уезда Чжоу Цзыфу и сообщил, что с экспортными продажами лапши «Байлун» возникли проблемы, и чтобы сохранить эту марку на международном рынке, министерство внешней торговли хочет крепко взяться за качество этой продукции. Отдел внешней торговли на уровне провинции провёл выборочную проверку образцов и обнаружил немало элементов другого крахмала. Недавно в провинции сформировали группу проверки перерабатывающих предприятий. Не избежать проверки и фабрике по производству лапши в Валичжэне, как наиболее важному предприятию отрасли. Ли Юймин знал, что, взяв в аренду фабрику, Чжао Додо добавлял в фасоль немало разнородного крахмала. Когда ему позвонил начальник уезда, он напрягся, но тот заявил: «Ничего страшного. Больших проблем у вас не было. Насколько я понимаю, Чжао Додо, этот „промышленник“, работал неплохо. Тем не менее тебе нужно встряхнуть его, чтобы он не зазнавался и не проявлял излишней ретивости…» Последнее слово было как раз в точку, и Ли Юймин понемногу остыл. Он осознавал, что уездный Чжоу прекрасно понимает ситуацию с добавлением крахмала, к тому же это было названо выдающимся новшеством. Он положил трубку и пригласил к обсуждению Луань Чуньцзи и Чжао Додо. Чжао Додо доложил, что группа по проверке прибывает уже завтра. Оба руководителя немного разволновались, но потом вспомнили о Четвёртом Барине.

Мясистыми пальцами Четвёртый Барин очистил апельсин от кожуры, достал белый платок и стал вытирать их.

— Ну и как быть? — спросил Чжао Додо. Веки Четвёртого Барина даже не дрогнули. Он тщательно вытер пальцы и отложил платок в сторону. — Этот крахмал смешанного качества я опечатал, — заявил Чжао Додо. Четвёртый Барин поднял бровь:

— А рты всех жителей городка тоже сможешь опечатать? — Чжао Додо облизнул губы. Четвёртый Барин отправил дольку апельсина в рот и проговорил, жуя: — Ты во всех делах перегибаешь палку. Я всегда говорил, что доброго результата от тебя не жди. Я имею в виду последствия. Дело-то — сущий пустяк: от штрафа не отвертишься, так пусть наложат штраф поменьше!

Озарённый Чжао Додо хлопнул в ладоши:

— Увеличим срок годности на этом крахмале, увеличим его запасы по приходно-расходным книгам. Не будут же они всё подряд перевешивать… — Четвёртый Барин хмыкнул и подвинул к себе чайник из красной глины. — Завтра, когда группа по проверке прибудет в городок, я велю Пузатому Ханю приготовить хорошее застолье с вином, — снова заговорил Чжао Додо. Четвёртый Барин лишь отмахнулся:

— Ступай, постарайся. Когда придёт время, я появлюсь на банкете.

Чжао Додо что-то промямлил в ответ и собрался было уйти. В это время скрипнули ворота и появился Луань Чуньцзи, который с порога заявил, что Чжао Додо как «носитель новостей» никуда не годится. Ему только что позвонили и сказали, что группа по проверке состоит в основном из городских, но в ней будет и два ганьбу из провинциального центра, в том числе заместитель начальника департамента. Чжао Додо замер. Четвёртый Барин поставил чайную чашку, встал в задумчивости и провозгласил:

— Додо! Для людей из города Пузатый Хань ещё может приготовить. А для заместителя начальника департамента из провинции такой человек не годится…

— Кто же тогда подойдёт? — недоумённо спросил Луань Чуньцзи.

— Урождённая Ван, — кивнул Четвёртый Барин.

Весть о приезде начальства разлетелась быстро. Но все сочли это очередным наездом визитёров. Никто не понимал сути дела. Приезжих надлежало, как обычно, угостить, принять, ничего особенного. Но то, что заправлять устройством банкета и приготовлением еды будет урождённая Ван, стало как гром среди ясного неба. Говорили, что когда управляющий фабрикой Чжао Додо сообщил ей об этом, она спокойно бросила лепить тигров, перебросилась с ним парой фраз, закрылась у себя дома и стала готовиться.

Начальство ожидалось лишь в середине второй половины дня, и времени оставалось лишь на банкет. Весь день можно было не торопясь готовить еду. В помощь урождённой Ван Чжао Додо прислал с фабрики Наонао и Даси, чтобы они всегда были под рукой и готовили части блюд. Они хлопотали всё утро, но урождённая Ван так и не появилась. После полудня кухню окружило множество зевак, в основном закончившие смену рабочие с фабрики, по большей части молодые мужчины. Наонао оделась во всё новое, накинула белоснежный рабочий фартук и проворно сновала по кухне. Наряжённая, как и Наонао, Даси сидела на плетёном коврике и разводила огонь. Молодым людям девушки были очень симпатичны, они не сводили с них глаз и обсуждали. Про белоснежную шею и руки Наонао одни говорили, что это от природы, другие считали воздействием влажных испарений на фабрике. А глядя на Даси, ахали: «Глянь, сколько всего!..»

Главное действующее лицо на сцене так и не появлялось. Несколько любопытных стариков пришли с раскладными стульчиками и чинно расселись. Против обыкновения «Балийский универмаг» сегодня был закрыт, выпить старикам было негде. Услышав, что на этот раз урождённая Ван своими руками будет готовить угощение, они поняли, что в городок приезжают люди необычные, и сидели, скрестив руки на груди, без конца вздыхая и причмокивая языком. Все понимали: нынче перекусить и выпить не удастся, но можно своими глазами увидеть, как урождённая Ван блеснёт своим искусством, понюхать ароматы приготовленных ею яств — это тоже редкая возможность.

Урождённую Ван старики в городке почитали, почитали уже давно, и её влияние на жизнь Валичжэня можно обнаружить во многом. Например, соевый и мучной соус мало кто покупал, когда нужно, его делали сами. Особый вкус домашнего соевого и мучного соуса вызывал у старшего поколения тёплые воспоминания о далёком прошлом. Если старшие невестки или те, что помоложе, в процессе приготовления соуса делали что-то не по правилам, старики яростно зыркали на них и говорили: «Не так, не так!»

Похоже, дело обстояло так. В тот год, когда урождённая Ван только что вышла замуж в Валичжэнь, она сумела научить некоторые городские семьи делать соевый и мучной соус дома осмотрительно и бережливо. Соусами пользовались в повседневной жизни очень часто и относились к ним серьёзно. У Ван учились и пожилые и молодые хозяйки, потом стали приходить незамужние женщины и совсем молодые девушки, а в последнее время и мужчины, якобы для того, чтобы завести семью, и толкались у чана, где готовился соус. Урождённой Ван тогда не было и двадцати — она никогда не забывала напудриться, подвести брови и нарядиться. Показывала она, как готовить соус, у себя дома, и все свои запасы уже использовала. Поэтому приходившие приносили всё необходимое с собой. Их мужья устанавливали во дворе большой котёл, и соус готовился днём и ночью. Густой дым от горевшей мякины лез в глаза, мужчины обливались слезами и кашляли так, что в доме было слышно. Урождённая Ван сопровождала объяснениями каждый этап приготовления и всю ночь не смыкала глаз. Приготовление соевого и мучного соуса — занятие сезонное, поэтому валичжэньские женщины должны были научиться делать его к определённому сроку, время было на вес золота. Женщины зевали, мужчины наблюдали за процессом лёжа. Орудуя руками в чёрном керамическом горшке перед собой, урождённая Ван могла запросто усесться на кого-нибудь из них. Она не уставала повторять, что способ приготовления новый, и объясняла очень подробно. Раньше, когда соус готовили из отборной пшеницы и кукурузы, он имел неприятный запах, а то и вовсе источал вонь, и всё потому, что делали его по старинке. Нынешний же способ представлял немалую экономию: пшеничные отруби и немного кукурузных выжимок. Всё это нужно размешивать с водой на праздник лунтайтоу[62]. Размешивать неторопливо, сжимать рукой в комок, чтобы остались отпечатки всех пяти пальцев и можно было бы различить мизинец и большой. Из горшка смесь нужно быстрым движением выложить в головах кана на свежую пшеничную солому. Затем самая старшая в семье женщина должна накрыть растёкшуюся округлую массу мешком, набросать сверху немного соломы, веточек тёрна и душистой полыни. Ложиться спать нужно головой в ту сторону, всякую ерунду не болтать, а тем более постельными делами не заниматься. Для надёжности лучше всего попросить мужчину пойти спать в пристройку. Томить сорок девять дней, потом глянуть, пробивается ли на швах мешка нечто серовато-зелёное и мягкое. Тут нужно пощупать: должно быть тёплым, как головка младенца. Подождать ещё пару дней, когда тепло спадёт, вынуть и потолочь. Потом мелко размешать в воде с варёными выжимками кукурузы, добавить соли четыре цяня на пару лянов, переложить в фарфоровый горшок, запечатать и выставить на солнце. За окном как раз весна, возвращается тепло, начинают опадать цветки абрикосов, в воздухе кружатся лепестки персика и груши. На пару цуней поднялась молодая травка, поют иволги, над горшком колышутся ивовые ветви. Из горшка могут доноситься звуки, но на это обращать внимание не надо. Горшок должен стоять подальше от карниза крыши, чтобы в него не мочились гекконы. Открывать горлышко можно, лишь когда заалеют осенние фрукты, когда поля наполнятся ароматом хлебов. Большую половину года происходящее в кувшине оставалось тайной, и если сунуть туда нос, увидишь, что внутри всё чёрное, как тушь, переливаются кристаллики соли, и в нос шибает странной вонью. Это лишь половина производства соуса — другая остаётся на потом.

Рассказывая, урождённая Ван толчёт в плошке отруби и сбивает их вместе. Руки сжаты в кулаки, а когда она запускает их в плошку, запястья чуть оттопыриваются. При этом рёбра ладоней становятся твёрдыми, как железо, и их нужно потереть, разогревая, и ковать железо, пока горячо. А когда рёбра ладоней начнут неметь, работать нужно порасторопнее. Толочь следует мелко, иначе не войдёт в плошку, а это самое главное. Однажды её спросили, можно ли взяться за приготовление соуса чуть позже. Она ответила: «Коль позже на месяц соус удаётся, то и свёкор к снохе на кан заберётся!» Кто-то презрительно рассмеялся, махнул рукавом и ушёл. Потом в семье этого человека на самом деле стали делать соус в третьем месяце, а не во втором, и пошли непристойные сплетни про эту семью.

Главе семьи было за пятьдесят, однажды летним вечером он вернулся домой в сильном подпитии. А его невестка, присев отдохнуть за деревянным столиком во дворе, крепко заснула. Войдя во двор, он сразу увидел, как она раскинулась под лунным светом. Подошёл, пошатываясь, уставился на неё и глазел с четверть часа. Потом поджал губы и завалился на стол. Проснувшись, та расплакалась и заругалась, обозвав его старым ослом. А он как лежал на столе, так и лежит, бормоча: «Осёл так осёл!» Говорят, все это слышали соседи. Но этот человек всё отрицал. А когда вышел на улицу, все увидели, что он остался одноглазым. И догадались, что это ему от сына досталось.

Все восхищались урождённой Ван, а она с улыбкой приговаривала: «В третьем месяце соусы не делают». Она сидела на спине улёгшегося на землю мужчины, растирая отруби в чёрной плошке, активно двигая телом и умело используя гибкость этой спины. Жене этого мужчины очень хотелось овладеть секретами мастерства, и недовольство приходилось сдерживать. Но стоило этой недовольной отвернуться, как Ван мгновенно изворачивалась и чмокала её мужа в затылок. Толпа взрывалась смехом, а Ван знай себе работает руками без остановки… Осенью, когда протомившуюся более полугода в фарфоровом чане чёрную массу доставали, она становилась чем-то незнакомым и таинственным. Все не спускали глаз с урождённой Ван, которая раздавала указания мужчинам вскипятить большой котёл воды и обварить почерневшие отруби. Кипяток тоже становился чёрным. Эту чёрную воду Ван переливала в другой котёл, велев мужчинам развести под ним огонь. Присев рядом на корточки, она бросала в него укроп, лук, кинзу, бобы, арахис, дольки чеснока, кусочки огурца, корицу, свиную кожу, куриные лапы, мандариновые корки, яблоки, груши, острый перец — всего больше двадцати наименований разного добра. Рассказывали, что как-то, когда она закладывала все эти составные части, на край котла вскочил большой зелёный кузнечик. Не моргнув глазом, она шагнула к котлу, поймала кузнечика и швырнула обратно.

— Разве он нужен? — усомнился кто-то.

— Нужен, — подтвердила она. — Соусу очень подходит запах дичи.

— А воробьёв туда кладут?

— Кладут.

— А фазанов?

— И фазанов кладут.

— А толстолобика?

— Кладут… — усмехнулась она.

— И монгольского зайца тоже?

Чуть разозлившись, она топнула ногой:

— От него козлятиной несёт, от зайца этого!

…Всё варилось в чёрной воде. Через некоторое время пару раз добавили соль, потом огонь спешно потушили. Всё содержимое котла вывалили на тонкое сито, осталась жидкость чёрного цвета — собственно сам соус. При приготовлении блюд такой соус давал множество вкусовых оттенков, которые не могли дать никакие другие приправы.

Тем временем Наонао достала откуда-то керамический чан, и народ тут же признал, что именно в нём урождённая Ван хранила свой соус. Все тут же смекнули, что для этого случая она будет использовать не только соус, приготовленный кем-то ещё, но и свой собственный. Соус из этого чана некоторые пробовали и утверждали, что он восхитителен, просто не передать. Местные понимали, что самое главное в приготовлении соуса Ван оставила при себе…

Народу у дверей кухни становилось всё больше, но на кухне крутились лишь помощницы — Наонао и Даси. Солнце клонилось к западу, народ переживал, и как раз в это время с посохом в руках неспешно появилась урождённая Ван. Люди торопливо расступались, освобождая проход. По мере того как она приближалась, все застывали в изумлении. На её лице и шее не было ни пятнышка грязи, всё тело сверкало свежестью — просто волнующий сердца облик! Ногти были пострижены, на руках — белоснежные нарукавники, волосы убраны под белую шапочку, лицо чуть припудрено вроде бы розоватой пудрой. Ступала она легко, звучно постукивая посохом, на лице — торжественное и добродушное выражение. От всего тела исходила свежесть — просто символ чистоты и гигиены. Ясное дело, приняла ванну. По проходу за ней во все стороны тянулся густой аромат, и народ старательно вдыхал его. Пахло не пудрой и не одеколоном — это был аромат роз. Все знали, что во дворе у неё есть старый розовый куст, непонятно лишь, каким образом ей пришло в голову использовать аромат роз? Пока все так размышляли, Ван уже вошла в дом, бросила там посох и непринуждённо направилась на кухню.

Наонао с Даси тут же отставили хлопоты и застыли с руками по швам в ожидании распоряжений. Вытащив из угла картонную коробку, в которой что-то шуршало, Ван велела Наонао: «Вымой хорошенько и смотри не придуши. И осторожнее с лапками и коготками». А Даси указала на глиняный чан: «Надень кожаные перчатки и вычисти внутренности, оставь только печень и желчный пузырь».

Девицы занялись каждая своим делом, а Ван достала из-под полы небольшой блестящий тесак для резки овощей. Положив на доску немного огурцов, она пересчитала их указательным пальцем и отставила лишнее. Затем, держа огурец в ладони и поддерживая мизинцем за плодоножку, принялась орудовать ножом. От отблесков у людей рябило в глазах, и вскоре зелёная кожица огурца превратилась в длинную сморщенную ленту. Ван закинула эту ленту на плечо, а мякоть отбросила в сторону. Стало ясно, что ей нужна именно эта лента. Потом она выпотрошила четыре небольшие дыньки, аккуратно срезав и отставив в сторону верхушки, и тоже выбросила мякоть с ближайшим слоем. К этому времени Наонао и Даси уже выполнили свои поручения. Оказалось, что Наонао намыла несколько живых личинок цикад, мокрые и поблёскивающие, они копошились в миске; Даси выпотрошила и промыла пару крупных ежей, они лежали на разделочной доске с торчащими колючками, как живые.

Собравшиеся во дворе аж языки повысовывали от удивления, никто не ожидал такого. Молодые парни взволнованно потирали руки, восклицая: «Даси, о ежей не укололась?» Старики курили, посверкивая глазами. А урождённая Ван велела своим помощницам резать имбирь, лук, мясо ломтиками и кубиками, делать фарш, толочь чеснок и кинзу, нарезать мелкими и крупными ломтиками рыбу, готовить для заправки кусочки фруктов и фасоль, бамбук длинными побегами и ломтиками, крупные и мелкие сухожилия, чёрный перец, прядочки куриных грудок, нити зимних грибов сянгу и древесных грибов, яичную скорлупу, нити лянфэнь, ломтики ветчины, каштаны ломтиками и мелко нарезанные, дольки зелёного гороха, полоски и дольки зимней тыквы, полоски фасоли, перья дудчатого лука, спаржевый салат, толчёные семена лотоса, вымоченные и ободранные семена гинкго, каштаны, грецкие орехи, арахис, мандарины, свежие персики, ананасы, бананы, семена лотоса, короткозерный рис… Она собственноручно разложила всё по маленьким чашкам, приготовила рисовое вино, водку, кунжутное и соевое масло, свиной жир, молотый красный перец, рисовый уксус, глютаминат натрия, молотый чёрный перец, устричное и креветочное масло, соус карри, сухой крахмал, сахар, салатное масло, растолчённые сухие пампушки, томатный соус… Расставив всё это, отправила Даси в маленькую гостевую в восточной пристройке смотреть, когда прибудут гости, и тут же сообщить. Отослав Даси, Ван уселась на деревянной табуретке и закурила. Курила она сигарету с длинным фильтром и этим вызывала зависть окружающей молодёжи. Одновременно она руководила действиями готовившей начинку Наонао, которая никак не могла разобраться, как это делать. Потом встала с сигаретой в зубах, сунула указательный палец в жидкую начинку, быстро помешала несколько раз в одну сторону, потом в другую, и пожалуйста — готово. Все рядом с Наонао восхищённо ахнули. Тут прибежала Даси, вся в поту, и сообщила, что гости прибыли.

«Спокойно, — встала, глядя на девиц, урождённая Ван. — Успеем».

Она натянула кожаные перчатки, которые сняла Даси, и положила ежа на ладонь. Свободной рукой раскрыла вычищенное от внутренностей брюшко и стала стремительно набивать его каштанами, устричным маслом, рисовым уксусом, дудчатым луком, глютаминатом натрия, сухожилиями и молотым чёрным перцем… Наконец влила туда маленькую ложку соевого масла. Аккуратно зашила разрез парой стежков, туго завязала, а затем, обмазав ежа мягкой глиной, сделала из него большое глиняное яйцо. Велела Даси развести огонь и положила оба яйца печься, одновременно налив масла на горячую сковородку. Набила трепанги приготовленной Наонао начинкой, положила в чашку, дав промытым личинкам цикады выползти на поверхность. Одновременно с латунной ложкой в руке следила за кипящим маслом, чтобы облить выползших на определённый уровень личинок, которые, обваренные и уже неживые, ножками крепко цеплялись за трепангов и полностью прожаривались. Оставшийся на сковороде тонкий слой масла шёл на поджарку толстого крахмального блина; попав на разделочную доску, он прокладывался сначала чесночной пастой с кинзой, потом побегами бамбука, зелёным горошком, ломтиками ветчины, мясным фаршем, прядками куриной грудки с добавлением молотого чёрного перца и короткозерного риса, а также глютамината натрия и мелкой соли. Наконец туда попали крепко прицепившиеся к трепангам личинки цикад. Блин приобрёл форму тыковки, а отверстия заткнули комочками слипшейся лапши. К этому времени Наонао согласно указаниям приготовила ещё одну начинку, а урождённая Ван, понюхав её, мгновенно добавила немного салатного масла и рисового вина, затем нарезанное кубиками мясо, нити древесных грибов, имбирь в порошке, ещё с десяток ингредиентов, а самое главное — пряности. Хорошенько перемешав, она ложка за ложкой наполнила вычищенную от мякоти дыньку, закрыла её верхушкой и плотно прижала деревянными палочками. Тем временем из накрытого плетёной крышкой небольшого котла рядом стал вырываться пар, и Ван поставила дыньки вариться на пару на разных уровнях. А сама, взяв длинное фарфоровое блюдо, ловко сняла с плеча полоски огуречной кожуры и стала крошить их и раскладывать. Вскоре на блюде появились усики тыквы с лазурными листочками и жёлтыми цветами. Ван полила их глютаминатом натрия и рисовым уксусом, посыпала мелкой солью и заправила креветочным маслом. А когда из паровой корзинки стал доноситься благоуханный аромат, сказала: «хорош» — и велела Наонао снимать её с огня. Дыньку тут же погрузили в холодную воду, а вынув, поместили туда, где она и должна была быть — среди дынных завязей и плетей.

— Это блюдо называется «дыня среди плетей», — объявила Ван. — А это — «выводок обезьян», — добавила она, указывая на похожий на дыню блин.

Глиняные яйца в печке у Даси растрескались на множество узоров, из которых выбивался такой неописуемый аромат, что у стоявших вокруг слюнки потекли. Ван взяла эти яйца, обмела с них щёткой золу, положила на блюдо и сообщила собравшимся:

— А это кушанье называется «бестолковое яйцо».

В окно позади кухни просунулась чья-то голова:

— Еду несите!

Урождённая Ван кивнула. Даси и Наонао метнулись разбирать, кто что понесёт. Даси взяла «дыню среди плетей» и направилась на выход, но Ван её остановила.

— Это пусть Наонао несёт, — сказала она. — А ты пойдёшь за ней, понесёшь «бестолковое яйцо».

Её слова услышали снаружи, раздался смех. Покраснев, Даси поставила блюдо назад. Его тут же взяла Наонао, вдогонку ей прозвучал наказ урождённой Ван:

— Шажки, смотри, чем короче, тем лучше.

Наонао сморщила нос, но шаг сбавила. Её прелестная внешность подходила дыньке с её изумрудными листочками: действительно то, что надо. Ставя дыньку на стол, она должна была сообщить название блюда и, согласно указаниям Ван, произнести: «Почтенные руководители прибыли издалека, устали, пожалуйте сперва отведать дыньки, чтобы восстановить силы!..» Наонао вернулась, вся сияя. Даси тоже собралась было идти, но урождённая Ван потянула её за полу. Прошло ещё пять минут, и Ван скомандовала: «Пошла!» — Даси тоже устремилась вперёд маленькими шажками, как Наонао, но она была толстовата, и казалось, что она вертится и покачивается. Глиняные яйца перекатывались на блюде, распространяя вокруг густой аромат.

Не успела Даси уйти, урождённая Ван чрезвычайно расторопно собрала с разделочной доски целый ряд маленьких чашек, потом снова расставила по прежним местам. Она орудовала обеими руками, прищурившись, настолько отработанными движениями, что казалось, она делает всё не глядя, будто на пианино играет. Всё подготовленное откинула в мелкоячеистое сито, поставила его на большую широкую миску и продолжала промывать кипятком, пока оставшиеся на дне сита капли воды не достигли середины миски. В это время вернулась Даси, и Ван сообщила обеим: «Это называется „суп с необычным ароматом“». Увидев этот прозрачный, безупречно чистый бульон, Даси поняла, что нести его следует не ей, и взялась за дымящееся рядом «обезьянье гнездо». Урождённая Ван, усевшаяся на табуретку с сигаретой, смерила пухлую Даси взглядом и отметила про себя, что эта девица, хоть с виду и простушка, а себе на уме.

В небольшой гостиной расположились шестеро гостей. С ними были Луань Чуньцзи, староста улицы Гаодин, партсекретарь Ли Юймин, а также управляющий фабрикой Чжао Додо. Все курили сигареты «555», не курил лишь прибывший из провинциального центра замначальника департамента. До синевы выбритый, с плешью на голове, он хранил на лице серьёзное выражение. Когда Чжао Додо предлагал сигареты, он даже головы не повернул, лишь отмахнулся в знак отказа. Стали вносить кушанья, первой была Наонао с «дыней среди плетей». Когда она договорила то, что велела сказать урождённая Ван, замначальника опустил веки, беспокойно потирая руки. А когда она повернулась, чтобы уйти, поднял голову и смерил её взглядом. К палочкам никто не притронулся, но сигареты все потушили. «Айя!» — воскликнул один из гостей, который глаз не мог отвести от дыньки. Многие тоже стали выражать восхищение. Палочек, однако, никто в руки не взял.

— Что же Четвёртый Барин… — промямлил Ли Юймин.

Без конца ёрзавший Чжао Додо, наконец, первым схватил палочки и проковырял в дыньке дыру. Над гостиной поплыл аромат, его ощутили все присутствующие. Ли Юймин обратился к замначальника департамента с предложением отведать. Тот что-то буркнул и нехотя взялся за палочки.

В этот момент Луань Чуньцзи и Чжао Додо отбросили палочки и встали. Все подняли головы и увидели показавшегося из дверей Четвёртого Барина. Все тоже встали, последним поднялся замначальника департамента. Четвёртый Барин, облачённый в свободный костюм китайского покроя из светлой мягкой ткани, в руках держал посох с резной головой дракона и ступал неспешно, как патриарх. Его казалось бы извиняющаяся улыбка, обращённая к собравшимся за столом, на самом деле никаких извинений не несла. Все засуетились, будто желая из-за стола выйти. Подойдя, «патриарх» выпростал мясистую горячую ладонь и поздоровался с каждым, не обошёл даже Чжао Додо и остальных. Здороваясь с замначальника департамента, он с силой дважды пожал его руку. Все расселись, Четвёртый Барин приладил свой посох. Замначальника департамента даже не улыбнулся и не произнёс ни звука. Чуть погодя он спросил:

— Позвольте узнать, сколько вам лет, почтеннейший?

— Ну что вы, как можно, — беззаботно расхохотался Четвёртый Барин. — Это я одряхлел не по возрасту, ещё до шестидесяти не дожил…

Замначальника департамента медленно выдохнул, словно чуть расслабившись. В это время внесли «бестолковое яйцо», оно колыхалось на блюде, и никто не знал, как к нему подступиться. Взяв со стола пару бамбуковых ножей, Четвёртый Барин одной рукой прижал глиняное яйцо, а другой ударил по нему. Под ножами сначала показался шарик красного мяса, а потом вырвался аромат, от которого нескольких человек аж в дрожь бросило. Не говоря ни слова, Четвёртый Барин подцепил первый большой кусок и положил на тарелку замначальника департамента. Тот суетливо вскочил, рассыпаясь в благодарностях:

— Спасибо! Четвёртый Барин… Я сам. — «Четвёртый Барин» в его устах прозвучало неловко. Четвёртый Барин сел, поднял рюмку, оглядел всех и выпил до дна.

К замначальника департамента обратился Ли Юймин:

— Четвёртый Барин нынче пришёл со всей охотой! Обычно его никуда не заманишь, а сегодня как узнал, что вы приезжаете из провинции, так сразу заявил: «Тогда я должен пойти!»

Замначальника департамента с растроганной улыбкой кивал в сторону Четвёртого Барина, тот тоже ответил ему улыбкой. Вслед за ним о Четвёртом Барине стал распространяться Луань Чуньцзи, который рассказал, что тот — один из первых ответственных работников в Валичжэне, а теперь самый старший в роду Чжао, имеет поддержку всего городка и так далее. Прервав его взмахом руки, Четвёртый Барин вздохнул:

— Я, считай, человек простой, ничего собой не представляю. «Радостей от служебной карьеры не взыскую, знай гуляю себе и счастлив», всё уже по шаблону. Последнее время нередко думаю про себя: а ведь я одним из первых в городке вступил в партию…

Договорив до этого места, он медленно поднял голову и посмотрел в окно. Сидевшие за столом молчали, будто задумавшись. Замначальника департамента уважительно взирал на Четвёртого Барина с чуть проскальзывающим изумлением.

Первое и второе блюда уже определили атмосферу банкета. За ними последовали «суп с необычным запахом», «гнездо обезьян», «курица снесла яйцо», «откормленная утка»… Суп как вода прозрачная, а зачерпнёшь ложку попробовать, в горле сразу сотня различных вкусов. Ничего не разберёшь, то ли кислое, то ли сладкое, то ли горькое, то ли острое, только чувствуешь, что кончик языка онемел да солидное послевкусие. «Курица снесла яйцо» — это распластанная и залитая маслом жёлтая курочка, где в «гнездо» из золотисто-жёлтой и нежно-зелёной зелени заложено несколько белых яиц. В яйцах ни белка, ни желтка, а под скорлупой прекрасная начинка. «Откормленная утка» — это не утиное мясо, а содержание утиного желудка, набитого каштанами, грецкими орехами, пшеном, арахисом, семенами лотоса… Перемешанное с утиным ливером, всё это теряет форму, и вкус настолько изыскан, что слюнки текут. Когда все уже насытились, внесли свежие холодные овощные блюда в соусе: одно — зелень по-домашнему, не знаю почему горькое-прегорькое, поэтому и называется «горькая зелень по-домашнему»; другое готовится целиком из полевых трав: кладёшь в рот — кислятина, пожуёшь немного — сладко-пресладко, вот и имечко у него — «сладость полевых трав». Изведав два холодных кушанья, гости не выдержали и громко закричали: «Хватит!» Но не успели смолкнуть эти крики, как внесли два последних блюда — «канон морей и гор» и «висящая тыква-горлянка».

Первое блюдо составляли морские ушки, гребешки, трепанги и другие морепродукты вместе с деликатесами, которые собирали в горах — опёнками, вёшенками и прочим; второе представляло собой незрелую тыкву-горлянку. Кожура свежая, с пушком. Кто-то попробовал дотронуться рукой и почувствовал обжигающий жар. В конце концов Четвёртый Барин сам взялся за цветоножку и открыл крышку. Оказалось, это своеобразная супница. Замначальника департамента зачерпнул ложкой и увидел плавающие на поверхности, словно пух, нежные кусочки тыквенной мякоти, зачерпнул ещё и увидел всплывающие тёмно-красные кусочки черепашьего мяса. Он осторожно отхлебнул глоток, и по щекам у него покатились капли пота…