Старый корабль

Глава 20

На всей улице лишь в «Балийском универмаге» предлагалась такая услуга как лазерное прокалывание ушей. И всё благодаря компании Ихуа — это был первый случай, когда они предоставили такое оборудование частному заведению. На огромном рекламном щите над входом кратко описывались преимущества прибора для прокалывания, а также упоминалось, что в магазине имеются золочёные серьги в двадцать четыре карата из Америки. В центре щита была изображена девица с золотистыми волосами именно с такими серёжками в ушах. В магазине грохотала музыка, народ валил валом, и девушкам, которые не хотели толкаться в толпе, приходилось подолгу выстаивать в очереди за дверями. Увеличилось и число юнцов, желающих выпить кофе. Жена хозяина не успевала всех обслуживать и повысила цену кофе на один цзяо. Прокалыванием ушей занимался хозяин, но из-за неважного зрения случалось, что от трёх до пяти раз в день он попадал не туда. Цзяньсу появлялся, чтобы помочь клиенткам, лишь в особенно хорошем настроении и обращался с лазерным приспособлением очень осторожно. Девицам очень нравилось, как он прокалывает уши, они считали, что вместе с лазерным лучом он может внести в их жизнь элемент мужской романтики. Натрогавшись девичьих мочек, Цзяньсу стал держаться с ними непринуждённо и раскованно. В тёмном европейском костюме, постоянно меняя галстуки, он нередко заходил в гостиницу «Глобус» посидеть с Сяо Фанем. Чжоу Яньянь была очень приветлива, нередко выходила из-за стойки и приносила им напитки. Цзяньсу же, наоборот, держался серьёзно, лишь уходя благодарил и слегка пожимал маленькую ручку. Иногда, когда не было Сяо Фаня, он заходил и сидел за столиком один. Чжоу Яньянь, как обычно, приносила напиток, ставила на стол и тут же удалялась. Цзяньсу попивал содержимое стакана и как ни в чём ни бывало оглядывал холл. Один раз он почувствовал, как с той стороны по нему скользнул взгляд, и про себя негромко сказал: «Ну ты понял, да?» На следующий день он взял с собой золочёные серьги в двадцать четыре карата. Чжоу Яньянь приняла их, залившись румянцем, и, словно боясь обжечься, перекладывала из ладони в ладонь. Она хотела что-то сказать, может, слова благодарности, а может нет, но губы лишь шевельнулись. Цзяньсу посмотрел на неё жгучим взглядом, но быстро взял себя в руки. «В самый раз бы поцеловать эти губы», — мелькнула мысль. Но он холодно улыбнулся и ушёл.

Ночью было не заснуть. Он вспоминал о первой встрече с Чжоу Яньянь, потом о второй, третьей… Он понимал, что женщина может чувствовать себя одинокой даже в толпе безумных поклонников. Чжоу Яньянь приехала сюда одна, со многим была не знакома, всего боялась, хотя всё это скрывалось под маской тщеславия. Этим своим суждением Цзяньсу остался доволен, чувствуя, что против воли склоняется в одном направлении. И, когда добыча будет близка, он, без сомнения, сможет броситься на неё. В каждом поколении семьи Суй были такие люди, словно правитель небесный в стремлении поддержать равновесие добавлял в семью очень честных, простодушных людей таких, кто знает толк в отмщении. Цзяньсу почти забыл Даси, забыл её жаркое и пышное, благоухающее тело. Вспоминал о ней лишь перед сном, вспоминал, как она провожала его в город и, всхлипывая, твердила, чтобы он не заглядывался на других женщин. Даси понимала, какого мужчину полюбила, но от этого её любовь не становилась меньше, в этом-то и беда. Закрыв глаза, Цзяньсу пробормотал про себя: «Все в семье Суй слишком много думают о других». И провалился в сон.

Сяо Фань оказался настоящим другом и вскоре прислал партию поношенной импортной одежды необычного вида. Цзяньсу накинул на каждый товар четырнадцать процентов, но партия разлетелась вмиг. Окрылённый успехом, он посоветовался с хозяином магазина, и они решили пустить двадцать процентов на то, чтобы отблагодарить двух человек из компании Ихуа — Сяо Фаня и помощника Юя. Сяо Фань предупредил, что этой суммы как раз достаточно, чтобы устроить приличный банкет в гостинице «Глобус», что в нём примут участие он сам с помощником Юем, а также можно пригласить ещё несколько человек из делового мира, а это означает дать им возможность узнать о магазине. Цзяньсу был в восторге от предложения Сяо Фаня и всё именно так и устроил. Приглашённые по большей части впервые слышали название магазина, но знали, что если предприниматель может позволить себе устроить банкет в «Глобусе», у него наверняка есть что-то за душой. На банкете все пили в своё удовольствие и о делах совсем не говорили. Один человек недавно принимал участие в траурной церемонии по погибшему герою, поэтому разговор зашёл о делах на фронте. Цзяньсу, естественно, вспомнил о Суй Даху. Ероша волосы на голове, тот человек говорил:

— Бои там идут тяжёлые! Тяжелее, чем в прежние времена… У меня племянник был ранен в ногу при разминировании. Теперь пошёл учиться. Я от него и знаю о том, что творится на фронте. Рассказывал, что у них в полку одна рота оказалась в окружении на позиции, остался в живых лишь один человек, который по возвращении тоже умер. Сам этот боец из нашей провинции, и фамилия у него одна с господином Суем…

Из рюмки в руке Суй Цзяньсу выплеснулось немного вина.

— Как звали того бойца? — спросил он.

— Племянник рассказывал столько, что всего не упомнишь. Да и умер он всё равно…

Цзяньсу хотел спросить что-то ещё, но рюмку поднял Сяо Фань:

— Хватит об этом, давайте выпьем!

Цзяньсу чокнулся со всеми присутствующими и, запрокинув голову, выпил до дна. Он даже не ощутил вкуса водки, голова гудела.

— Наверняка это был кто-то из семьи Суй! — пробормотал он. Помощник Юй изумлённо посмотрел на него, но только хмыкнул.

Выпив, все поднялись на шестой этаж в танцзал.

Роскошь и оживление, царившая здесь особая атмосфера сразу захватили Цзяньсу. Не зная, куда и смотреть, он предпочёл уставиться себе под ноги и следовать за впереди идущими. Такого мягкого, невероятно пружинистого и такого плотного коричневого ковра он, похоже, никогда не видывал. Шедшие впереди остановились, стали рассаживаться, поэтому Цзяньсу тоже уселся на обитый бархатом диван перед вертящимся круглым столом необычной формы с расставленными на нём двумя видами бокалов на высокой ножке: одни с розоватым мороженым, другие — с каким-то зеленоватым напитком. На подносах были разложены разноцветные засахаренные фрукты, фруктовые пирожные, мандарины, бананы и другая всячина. Воистину соблазнительно смотрелись пунцовые замороженные вишни без косточек, и Цзяньсу потянулся за одной. Тут он вспомнил, что пришёл не один и, подняв голову, стал искать глазами остальных. Оказалось, что Сяо Фань сидит напротив, а помощника Юя нигде не видно; сидевший рядом поднёс к носу платок, чтобы высморкаться, а когда опустил его, Цзяньсу признал в нём того, кто рассказывал о происходящем на фронте. В сознании вновь промелькнула история Даху, и он опустил голову. Снова подняв её, он увидел в кресле впереди слева помощника Юя с какой-то девицей в ожерелье. Они болтали и смеялись, и их головы то опускались, то поднимались. С подведёнными бровями, накрашенными губами и накладными ресницами девица казалась симпатичной, но Цзяньсу никак не мог понять, настоящая это красота или ложная. Тут Сяо Фань зааплодировал, и Цзяньсу заметил, что он смотрит на вышедших на танцплощадку. Пятидесятилетний толстячок с округлым брюшком как раз кружил в танце невысокую худенькую девицу в красной юбке, с короткой стрижкой, действительно миловидную. Оркестр смотрелся великолепно, выделялся пожилой седовласый кларнетист рафинированного вида. Казалось, он играет на своём инструменте всю жизнь, и Цзяньсу, не сводя глаз с его седин, задумался о том, стоит ли посвящать жизнь игре на этой штуке. С лица музыканта не сходило торжественное выражение, словно он выполнял величественный ритуал, поэтому Цзяньсу решил, что, наверное, стоит. На танцплощадке смешалось множество пар, после окончания мелодии одни возвращались на свои места, а вместо них выходили другие, ожидая начала новой. Цзяньсу бросил взгляд на толстяка с круглым животиком, тот уже тяжело дышал и с каждым выдохом невольно поднимал плечи, но в девицу как вцепился, так и не отпускал. По мнению Цзяньсу, он был неправ — следовало дать ей возможность потанцевать и с другими. Вновь зазвучала музыка, и перед оркестром появилась певица. После каждой фразы она крутила личиком, как непорочная девица, хотя Цзяньсу показалось, что ей уже за сорок, немногим моложе Сяо Куй. Вскоре на танцплощадку вышли помощник Юй и Сяо Фань. Партнёршей Сяо Фаня была Чжоу Яньянь, она только что появилась и где-то села. Сердце Цзяньсу забилось, и он беспокойно замер. Увидев на ней те самые серёжки с накладным золотом, он надеялся, что она почувствует, что кто-то со стороны наблюдает за ней. Помощник Юй танцевал с Накладными Ресницами — они танцевали так разнообразно, что постепенно привлекли внимание многих. В одном из па девица будто бы перемахнула ногой в длинном кожаном сапоге над головой согнувшегося и извернувшегося Юя, но Цзяньсу этого не разглядел и не мог утверждать, что так и было. Он не отрывал глаз от Чжоу Яньянь. В конце концов она увидела его и послала едва заметную улыбку, которую разглядел он один. Цзяньсу был счастлив без меры.

Помощник Юй со своей партнёршей выдавали всё новые па, и в конечном итоге остальные пары, расстроенные, начинали танцевать всё медленнее и возвращаться на свои места. Даже Цзяньсу, не видавший такого, был изумлён и уже не обращал внимания на Чжоу Яньянь. Оставшись на танцплощадке одни, они то сходились, то расходились, кружились то отдельно, то вместе. Нередко, согнув ногу и улыбнувшись друг другу, начинали ритмично двигать плечами. То вдруг поворачивались и уже танцевали спиной друг к другу, а повернувшись назад, успевали махнуть перед носом друг друга вытянутыми большими пальцами. И всё это точно в ритм музыке, просто неповторимо, в сопровождении восхищённых вздохов. Как раз в это время послышался необычный напев, мягкий и захватывающий, он звучал спокойно и уверенно, и было непонятно, мужчина это поёт или женщина. Перед оркестром никто не вышел, а мелодия звучала и звучала, приятная и трогательная, хотя слов было не разобрать. Цзяньсу стал усиленно искать того, кто поёт: наверняка спрятался где-то. Следил, главным образом за губами и наконец обнаружил, что поёт тот самый седовласый кларнетист: он положил инструмент на колени и пел с невозмутимым выражением на лице, скрестив руки на груди. Цзяньсу посмотрел на него ещё немного, и из груди вырвался восхищённый вздох.

Когда спустились из танцевального зала, была уже глубокая ночь. Гости Суй Цзяньсу один за другим разошлись, большая часть укатила на собственных машинах. На выходе из гостиницы он увидел, что рассказывавший про войну возвращается. Он сказал, что его машины не видно, и ему придётся подождать. Цзяньсу прошёл вместе с ним в холл.

В голове ещё звенела на все лады неотвязная музыка. Его собеседник вынул сигарету, постучал ею о стол, потом вспомнил про Цзяньсу и вынул ещё одну. Закурив, они некоторое время сидели молча.

— Сколько человек работает у вас в магазине? — взглянул он на Цзяньсу. Звук его голоса заставил Цзяньсу вспомнить про другое, и он, оставив вопрос без ответа, спросил:

— Когда отправили на фронт полк вашего племянника?

Человек задрал голову и выпустил дым:

— Вроде бы два года назад! Какое-то время они проходили обучение.

Цзяньсу подумал, что почти в то же время отправили на фронт и Даху. Он стал подозревать, что тот боец Даху и есть. И немного помрачнел, вспомнив, как ночью они пили вдвоём с дядюшкой, получив известие о его гибели. Набравшись духа, он решил поговорить с этим человеком о войне. Он чувствовал, что погибший и есть мальчик из семьи Суй и что нужно до конца выяснить, как он погиб. Его собеседник был ещё не совсем трезв, на лице играл румянец, и он, похоже, был не прочь рассказать о войне. По его словам, двадцать лет назад он тоже служил, только вот, к сожалению, войны не было.

— А вот моему племяннику и другим хлебнуть пришлось. От одной ноги у него осталась лишь половина, оторвало взрывом мины. Этих мин там без счёта, война закончится, так ещё лет пять разминировать придётся. Много бойцов подорвались. Противник на мины не натыкался, эти гады знали что где, все знали на ощупь. Племянник и его однополчане по вечерам прятались в укрытиях, но заснуть не удавалось. Если из ночной тьмы доносится шорох, значит, враг. От них тут же летела граната, и после взрыва шорох прекращался. Но на другой день на месте взрыва ничего не находили. Такое повторялось много раз, и взрывом убило лишь одного паренька лет семнадцати. Тощий бедолага, волосы длинные, подошвы ног твёрдые, как железо. Что собой представляли укрытия? Пещерки в склоне холма — в самую маленькую умещается не больше двух человек. Они сидели в них, скрючившись, днём и ночью, прижав к себе оружие. Боялись, что противник перережет снабжение, и тогда им конец. Рано или поздно это должно было случиться, это понимали все, понимал и мой племянник. Но приходилось сидеть в этих крохотных пещерках — бойцы называли их «лисьими норами». Вот и торчали там целых два месяца. С собой были консервы: пробиваешь в жестянке дыру, сначала высасываешь жидкое, потом выковыриваешь кусочек за кусочком содержимое вместе с жиром. Вот так понемногу всё и съели. И что теперь есть? Что пить? Объели подчистую нежную траву и листья вокруг «лисьих нор», сгрызли и стебли травы потолще, как грызут сахарный тростник. Когда протёрлись штаны на заднице, перевернули их задом наперёд, но они и там проносились — так и пришлось ходить. Обмундирование проносилось везде — на локтях, на рукавах, на плечах. Потом натиралась голая кожа, образовывались язвы, в пещерках пахло гниющей плотью, ничего не заживало. Так они и держались, дни тянулись долго. Мы на их месте нашли бы способ умереть.

Цзяньсу молча слушал, почти не дыша, и курил глубоко затягиваясь.

— Но они об этом не думали, они были намерены остаться в живых и защищать этот холм. От нагноившихся ран в пещерках стояло зловоние, было нечем дышать. Раны нужно было промывать чистой водой, но где её взять? У бойцов начинался жар, они бредили, и те, кто ещё мог двигаться, разжёвывали зелёные листья деревьев в кашицу и обмазывали им губы. Нередко при этом человек сжимал зубы и умирал. В этих обстоятельствах некоторые включали магнитофон и слушали песни, надеясь таким образом заглушить голод. Это не помогало, и тогда они выползали из пещерок в поисках съедобной зелени. Противник мог в любое время начать обстрел из орудий, снаряды падали дождём, некоторые «лисьи норы» накрывало, и бойцы оказывались похороненными заживо. Ты только подумай, они продержались целых два месяца! Когда на смену пришло подкрепление, почти у всех в чём только душа держалась. На лица было страшно смотреть, испугаешься. Волосы пожелтели, стали жёсткими, будто людей несколько лет держали под землёй, и выпадали, когда их расчёсывали. Обмундирование превратилось в лохмотья и висело на теле спутанной сеткой. Это ужасная война, не поверишь, что такое может быть, если не увидишь собственными глазами. Мой племянник там выжил. Если тогда не погиб, значит, проживёт до ста лет. Сейчас изучает медицину, учится спасать людей, которые не должны умереть. Тех, кому суждено умереть, уже не спасёт никто.

Цзяньсу яростно загасил сигарету:

— А что, этот боец по фамилии Суй, он тоже оставался в окружении два месяца?

— Нет, он был в окружении месяц с небольшим… Они с племянником были в разных местах. Племянник ничего толком не знал, что с ним, услышал об этом только потом.

— Так как он всё-таки погиб?

— Его рота обороняла какую-то позицию. После ожесточённого боя они оказались в окружении. Их позиция потеряла стратегическое значение, и рота стала пробиваться к своим. То с боями, то скрытно они продвигались по горам больше месяца, больше половины полегло, погиб через полмесяца и командир роты. Там немало бойцов подорвалось на минах, поэтому вначале я сказал, что, должно быть, он подорвался. Говорят, этот боец по фамилии Суй был хоть и молодой, но смышлёный, и храбрости ему было не занимать, вот и смог продержаться до последнего. Не знаю, кто стал выполнять обязанности комроты, когда тот погиб, этого теперь не узнаешь. Возможно, этот Суй давно шёл один, можешь себе представить! Там духотища, заросли высокие и густые, и ступить-то некуда. После смерти в кармане у него обнаружили клочок бумаги, испещрённый непонятными цифрами и значками. Потом стало ясно, что он отмечал дни гибели боевых товарищей и места, где они пали. Через полмесяца после цифр поставлен треугольник, думаю, что это день, когда погиб командир роты. На его теле насчитали несколько десятков штыковых ран, царапин, следы укусов. Вот ведь молодец парень, представляешь, со сколькими врагами вступал в схватку! Никто не мог одолеть его, в конце концов он подорвался сам. Поразительный боец, ни голод его не сломил, ни жажда, ни штыки и даже ни укусы. Он двигался и двигался к своим, даже если его подстерегала смерть. В конечном счёте, видимо, уже недалеко от своих он и попал на мину. Ему оторвало обе ноги, и он пополз на руках. Без ног, силой одних рук даже на цунь продвинуться нелегко. Вот так он и полз, по грязи, по расщелинам в камнях, изо всех сил подтягивая окровавленное тело. Его скрывала эта проклятая высокая трава и деревья, и свои не видели его даже со ста метров. Голос у него давно осип, и он не мог крикнуть. Потом, когда оставалось всего метров пятьдесят, его, наконец, заметили. К нему устремилась группа бойцов. Опасались, что это может быть минёр противника, автоматы держали наготове. Но поняв, что это свой, взвалили на себя и понесли. Все пальцы он содрал, просто белые кости торчали. Принесли его к своим, там он и умер. Много крови потерял. Но всё же умер на своей земле. Этого бойца звали Суй…

Суй Цзяньсу с силой ударил кулаком по столу. На него удивлённо воззрились с соседних столиков.

Послышался шум мотора, и вскоре появился водитель. Тот человек встал, пожал Цзяньсу руку и ушёл. А Цзяньсу вновь опустился на стул и закурил. Народу в холле становилось всё меньше, последней неизвестно откуда выпорхнула Чжоу Яньянь и присела за столик. Цзяньсу поднял голову, кивнул. Чжоу Яньянь решила, что он заболел, спросила, но он покачал головой. Помедлил немного, сказал «до свидания» и тяжёлой поступью вышел из гостиницы.

Несколько дней подряд хозяин магазина с женой разговаривали тихонько, чтобы не рассердить помрачневшего Суй Цзяньсу. Уши клиенткам хозяин прокалывал молча, а когда они хихикали, говорил, что может прижечь. Если попадалась особенно красивая, он передавал приспособление для прокалывания Цзяньсу, говоря, что ему нужно до ветру, поворачивался и уходил. После того как Цзяньсу проколол мочки десятку с лишним красавиц, на душе у него немного отлегло. Ещё через несколько дней ноги сами стали приплясывать в такт музыке из магнитофона. К выходным он надеялся, что придёт Сяо Фань. За несколько месяцев тот сумел научить его очень многому, в Валичжэне этому вовек бы не научиться. Например, пользоваться ножом и вилкой в европейских ресторанах, разве он научился бы этому без Сяо Фаня? Нет, конечно. Тот появился в выходные, и они отправились в гостиницу «Глобус». Чжоу Яньянь за стойкой не было, и они поднялись на шестой этаж в танцзал.

И стали смотреть на танцующих. Цзяньсу то и дело останавливался взглядом на седовласом оркестранте, всё ожидал, что тот запоёт. Среди танцующих Чжоу Яньянь не было, и Цзяньсу с Сяо Фанем немного расстроились. Ещё одна мелодия закончилась. Танцоры утирали пот, кто-то выходил на танцплощадку, кто-то уходил. Один из оркестрантов встал, значит, что-то переменится. Когда оркестр заиграл снова, многие аж в лице переменились. Мелодия казалась очень знакомой, понемногу стало ясно, что это ария из пекинской революционной оперы[73] «Налёт на отряд Белого Тигра». Вышел и певец, который пел воодушевлённо и недолго. Встало ещё немало народу, стали танцевать диско. Ту и появилась Чжоу Яньянь, в джинсах и огненно-красной блузке. Её партнёром был худощавый юноша с развязным выражением лица. Цзяньсу хотел было указать на них Сяо Фаню, как тот удивлённо ахнул и бросил ему на ухо:

— Главный управляющий!

Цзяньсу в недоумении уставился на него.

— Тот, кто танцует с Чжоу Яньянь — наш главный управляющий.

Цзяньсу чуть не подпрыгнул:

— Этот худой коротышка?

Сяо Фань кивнул и проговорил, пристально следя за танцплощадкой:

— Обычно главный управляющий здесь не появляется, видать, он ею заинтересовался.

— «Ею» — это кем?

— Чжоу Яньянь, — усмехнулся Сяо Фань. — Молодец барышня, умеет, если смогла зацепить нашего управляющего…

Цзяньсу замолчал и впился взглядом в худышку. Вертится неплохо, но попади он мне в руки, шею бы свернул. Механически держа стакан с апельсиновым соком, Цзяньсу прихлёбывал его, но вкуса не ощущал. Пока он так смотрел, мелодия закончилась. Худышка подошёл к своему месту, накинул пиджак, Чжоу Яньянь что-то говорила ему на ухо. Тот с ледяным выражением лица время от времени усмехался. Серьги Чжоу Яньянь раскачивались, когда она, вплотную следуя за худышкой, направилась на выход. Цзяньсу резко встал:

— Пойдём! Пойдём и мы тоже.

И они с Сяо Фанем вышли.

Сяо Фань потащил его к другому лифту, поэтому, спустившись, они как раз увидели, как Чжоу Яньянь под ручку с главным управляющим выходит из гостиницы. Двери им открыл стоявший там плотный мужчина среднего возраста, который вышел вслед за ними. Глянув на Сяо Фаня, Цзяньсу вышел на улицу и увидел быстро отъехавшую «тойоту краун». Сяо Фань тоже вышел и встал рядом.

— Тот, что открывал дверь, водитель главного управляющего, силищи немереной, — комментировал он. Цзяньсу будто не слышал его слов, он лишь смотрел туда, куда скрылся автомобиль. А через какое-то время спросил:

— А сколько лет вашему главному управляющему?

— Я ведь уже говорил, — удивился тот. — Девятнадцать.

— Тогда они не очень подходят друг другу, — покачал головой Цзяньсу. Сяо Фань со смехом похлопал его по плечу:

— Наивный ты человек, господин Суй, право слово.

Цзяньсу вынул руки из карманов брюк и горько усмехнулся. В тот вечер они много пили, и Цзяньсу напился.

Дела в «Балийском универмаге» шли день ото дня лучше, и пришлось нанять двух продавщиц. Девятнадцатилетние девчонки сразу переоделись в голубую униформу магазина. Они были очень симпатичные, и жена хозяина никак не могла с этим смириться. Но их выбирал сам Цзяньсу. В первый же день они научились готовить дешёвый растворимый кофе, на второй научились отмерять ткань, оставляя несколько цуней в пользу заведения, и хозяйка осталась очень довольна. Лазерное прокалывание ушей привлекало симпатичных девиц, а симпатичные девицы привлекали молодых парней, любителей выпить кофе, молодые люди отнюдь не оставались непривлекательны для девиц, их притягивало друг к другу, и в результате в магазине было не протолкнуться. Находились те, кто пользовался этой суматохой, девицы громко визжали, и в конце концов однажды разразился скандал, в потасовке разбили пару качественных кофейных кружек. Жена хозяина хотела было разнять драчунов, но, приблизившись на шаг, получила удар в грудь. Начался переполох, хозяйка вопила как резаная. Лишь через пару часов непрерывной потасовки группа молодых людей неохотно покинула магазин, оставив на полу бесчисленные клочки волос, плевки и следы крови. Цзяньсу велел всем навести порядок, всем, кроме жены хозяина, которая заявила, что у неё опухоль на груди, и ушла отдыхать во внутренние покои. Цзяньсу с хозяином поняли, что наступил момент, когда без расширения магазина уже никак нельзя. Справа от него был общественный туалет, им много лет никто не пользовался, лишь случайные прохожие, когда приспичит. За много лет хозяин с хозяйкой к жуткой вони привыкли, но Цзяньсу и недавно поступившие девицы питали к этому глубокое отвращение. Цзяньсу решил снести туалет, расширить площадь магазина, а заодно и избавиться от этого бедствия. После месяца с лишним хлопот он весь вымотался и понял: чтобы искоренить это зловоние, нужна сильная рука. Думал, пока голова не заболела, пока не вспомнил про помощника Юя. С помощью Сяо Фаня тот согласился написать несколько рекомендательных писем, но беспокоить главного управляющего отказался.

С рекомендательными письмами на руках Суй Цзяньсу нанёс несколько визитов и почувствовал, что победа не за горами. Обошлось это ему в несколько фотоаппаратов с полной автоматикой, несколько блоков сигарет «555», но дело, считай, было сделано. В это время он познакомился с одним начальником отдела, который оказался дальним родственником Чжоу Яньянь. Он понял это, когда встретил её у него дома. Тот не подозревал, что они знают друг друга, и стал их знакомить. Глядя на Чжоу Яньянь, Цзяньсу промямлил: «Очень рад познакомиться!» — и протянул руку для рукопожатия.

Удивлённая и сконфуженная Чжоу Яньянь бросила взгляд на начальника отдела, но руку протянула, и Цзяньсу с силой пожал её.

Начальник пригласил их к столу, а после трапезы хотел вызвать машину, но они отказались и вместе вышли из дома.

В полном молчании они шли по тротуару. Суй Цзяньсу остановился, чтобы прикурить, а Чжоу Яньянь пошла дальше. Он спокойно оглядел её сзади. И признался сам себе, что с самого начала был прав, она действительно обворожительна. В воздухе разливался аромат её духов, шла она медленно, будто ожидая, пока он догонит её. Стоял тихий вечер, и впереди кто-то, наклонившись, шарил в двух мусорных баках. Когда Чжоу Яньянь приблизилась, он засунул в рот что-то, выловленное из бака, и стал жевать, громко чавкая. Чжоу Яньянь остановилась.

— Что ты ешь? Ты голоден? — спросил подошедший Цзяньсу. Тот, не обращая на него внимания, продолжал жевать и рыться в баке. Они молча посмотрели на него и зашагали дальше.

Потом Чжоу Яньянь вдруг остановилась и прислонилась к стволу утуна.

— Господин Суй… — еле слышно позвала она. Сердце Цзяньсу забилось, но с виду он был совершенно спокоен.

— Мы уже много дней не виделись, — сказал он. — Я знаю, что ты замечательно развлекаешься с этим главным управляющим, и не хотел беспокоить тебя…

— Господин Суй! — взвизгнула Чжоу Яньянь.

Суй Цзяньсу замолчал. Девушка стала всхлипывать. Он стоял, не двигаясь.

— Он обманул меня… — проговорила она.

— Тебя могут обмануть ещё, — холодно бросил Цзяньсу.

— Кто ещё обманет меня? — удивлённо подняла голову Чжоу Яньянь.

— Я, — ответил Цзяньсу.

Ахнув, Чжоу Яньянь закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Нет, нет, ты не можешь обмануть меня, — лепетала она, — именно это пришло мне в голову, когда я впервые увидела тебя… Я страшно жалею.

Сердце Цзяньсу уже не билось так бешено. Он бросил окурок, старательно затоптал, потом шагнул к ней и обнял за плечи. Она тут же перестала плакать и прижалась лицом к его груди. Он повернул её голову, поцеловал в красивый лоб, и сердце снова затрепетало. Целуя её, он сказал себе: «Ну вот, первый шаг сделан. Всё вышло прекрасно».

Этим вечером, проводив её в комнату, Цзяньсу объявил, что ночь проведёт здесь. Чжоу Яньянь решительно воспротивилась и стала угрожать ему ножом для фруктов. Цзяньсу со смехом стелил постель. Она рванулась было за дверь, но Цзяньсу без труда поймал её, крепко заключил в объятия, и, как она ни вырывалась, целовал и целовал, пока она умиротворённо не закрыла глаза.

Потом он стал приходить к ней каждый вечер, и в первые же выходные они решили пойти в танцевальный зал гостиницы. По дороге она обвила его руку своей и беспрестанно останавливалась, чтобы поцеловать его. «Ты великолепен», — восхищённо шептала она.

Туалет рядом с магазином снесли, и торговая площадь значительно расширилась. Рабочие сняли и выбросили верхний слой земли в несколько чи, смердевший от нечистот, которые проникали сверху в течение многих лет. В основание добавили гравия, а после завершения планировки помещения залили бетонный пол. Чтобы полностью забыть, как это место выглядело раньше, новую стойку разрисовали яркими розами. Компания Ихуа проявила в последнее время необыкновенную щедрость, прислав большую партию импортной одежды по исключительно выгодным ценам. В это же время Цзяньсу заключил сделку с торговцем тканями из Уси[74], сам съездил на юг и привёз большую партию дешёвой одежды, прибыль от которой могла составить от тридцати до сорока тысяч юаней.

На поездку в Уси ушло полмесяца с лишним, и утомлённый долгой дорогой Цзяньсу первым делом отправился к своей Чжоу Яньянь.

— Возвращайся-ка ты в свой универмаг. Пока тебя не было, я всё разузнала про тебя… И разговариваю с тобой в последний раз! — чуть приоткрыв окно, заявила она.

Ошеломлённый Цзяньсу застыл. Лицо его потемнело, губы дрожали, когда он раз за разом звал:

— Яньянь, открой, нам нужно поговорить…

Он тихонько стучал в дверь, словно поглаживая её. Но дверь оставалась наглухо запертой. Кусая губы, он побагровел и отошёл в сторону. Походив, остановился, снова постучал и позвал её по имени.

Ответа так и не было. И он снова принялся расхаживать перед дверью. Через какое-то время остановился, отступил на пару шагов и с ненавистью уставился на створки. Потом отошёл ещё на пару шагов и бросился на дверь плечом. С грохотом вылетела щеколда, и он вместе со створкой двери ввалился в комнату.

Чжоу Яньянь удивлённо вскрикнула и от страха забилась в угол. По руке Цзяньсу текла кровь, но он не обращал на это внимания, уставившись на скорчившуюся Чжоу Яньянь. И охрипшим голосом негромко спросил:

— Всё разузнала про меня, говоришь? Всё до конца? Что я голодранец из Валичжэня, что я из невезучей семьи Суй, знаешь? А о том, что перед тем, как приехать в город, я принимал участие в аукционе по аренде и потерпел сокрушительное поражение, тебе тоже известно? Ага, молчишь, видать знаешь всё. Могу я что-то добавить? А?

Чжоу Яньянь сжалась в углу, её тело подрагивало. Она отрицательно мотала головой, не зная, как быть.

Голос Суй Цзяньсу вдруг загремел, когда он, с силой бросив вниз крепко сжатые кулаки, большими шагами заходил по комнате:

— Ты всё знаешь и, должно быть, очень собой горда! Знаешь и хорошо — прекрасно, мать его! Вот такой я, Суй Цзяньсу. То, что ты встретила такого человека, который поднимет тебя на руки, заключит в объятия, прижмёт к сердцу, полностью покорит тебя, даже прикончит — это поистине огромное счастье! Такого тебе больше не встретить, нет! А ты малодушная, сопливая девчонка, которая ничего в жизни не видела, вероломная, бесчувственная, тебе наплевать, сколько я думал о тебе, когда был на чужой стороне, рассердилась и уже знать меня не хочешь! Теперь я, считай, понял: такие как ты, рождаются для главных управляющих компании Ихуа, самоё то для таких ублюдков… Ну, что вылупилась? Я ведь для тебя деревенщина неотёсанная! Да, так оно и есть. Но будь я не такой, ты бы меня и не поняла. Ты считаешь, что я обманывал тебя, потому что у меня нет связей, нет денег, что я лишь бродяга, которого занесло сюда из небольшого городка, что я неудачник. Да, я такой, но разве я когда-то пытался это скрыть? Что ввело тебя в заблуждение — то, как меня именуют, моя визитка, то, как я одеваюсь или веду себя? Но кто решил, что такие люди, как я, не должны иметь такого титула, таких красиво напечатанных визиток или хорошо одеваться, не должны вести себя как люди образованные? Кто это решил? Ты? Или тупицы вроде тебя? Что ты сама-то собой представляешь? Разве ты не сбежала с прежней работы в город? Чем ты благороднее меня? Ты сама почитаешь себя благородной. Я же считаю благородной семью Суй. Покопайся в истории и обнаружишь, что у семьи стоящего перед тобой человека имелись производства в нескольких крупных городах, её влияние распространялось и за рубеж, что она процветала несколько поколений и только за последние несколько десятилетий ограничилась пределами одного небольшого городка. Попробуй сравнить, и поймёшь — но сразу хочу сказать тебе, что эти сравнения ничего не стоят! Стоящий перед тобой человек так одинок, нужно лишь вглядеться в него хорошенько. Взгляни попристальнее мне в глаза, и ты должна понять, что они ничего не могут скрыть, в непогоду или тёмной ночью могут чётко определить нужную дорогу, вывести тебя туда, где хорошо. Взгляни и на мои руки, на мои ладони, в них сила, и никому не дано их превозмочь. Они отвоюют безопасное место и для тебя. Этот человек в одиночку пришёл в город, и за душой у него лишь смелость и сила. Сама подумай, могут быть такие руки у человека никчёмного? Ты слишком близорука, видишь лишь то, что прямо перед тобой, тебе не дано понять нашей семьи. Наша семья уже настрадалась столько, что с лёгкостью не открывает сердца перед женщинами. Я открыл тебе своё, но нанести ему вред ты тоже не в силах. Если ты думаешь, что члена семьи Суй можно легко задеть, считай, глубоко ошибаешься. Ты моя, моя, ты тщеславная и глупая, поэтому этот ублюдок довёл тебя до слёз. Я тебя не бросал, потому что мы оба попали в город как бродяги, и наши судьбы сходны! Я думал, что смогу оберегать тебя всю жизнь, чтобы ты всю жизнь оставалась красивой и избалованной. Силы для этого у меня есть, но у других нет. У этого ублюдка тоже нет, он и по характеру подлый. Да и откуда взяться силе у такого мешка с костями? А у меня она есть, но ты хочешь уйти от меня, а перед уходом вывалить кипу ложных обвинений. Сколько же в тебе жестокости! Внешне красавица, и мужчины отдаются на милость тебе, но ты обходишься с этими пленниками по своему произволу. Тебе абсолютно наплевать, сколько они прольют крови. Таким скверным женщинам, как ты, лучше всего подходят неверные в любви, которые сначала сделают вид, что сдаются, сначала разделаются с тобой, плюнут и уйдут. Но я так не могу, потому что люблю тебя, люблю. По-настоящему я любил лишь одну женщину — Наонао, ты её не знаешь, а теперь это ты. Если ты поднимешь на меня нож, я сломаю его, но тебе вреда не нанесу…

Говоря это, Суй Цзяньсу подходил всё ближе к углу, где сидела Чжоу Яньянь. Она не отрывала от него глаз, видела, что он весь взмок, и несколько раз взвизгивала. Подняла руки, будто сдаваясь, потом опять прижала к груди. Она тяжело дышала, плечи её подрагивали, и вдруг раздался её громкий крик:

— Хватит, Цзяньсу!

Вытянув вверх руки и с напряжением вскочив, она обхватила Цзяньсу за шею и принялась целовать его. Слёзы ручьём лились ему на шею, попадая в рот и ей.

Цзяньсу не противился поцелуям, осторожно отведя в сторону окровавленную руку. Потом стал гладить обеими руками её волосы. Через некоторое время он чуть отстранил её со словами:

— Не стоит так вот сразу меняться, слишком быстро у тебя получается. Время есть, подумай хорошенько. А я пока в магазине буду, после возвращения даже не заглянул туда… Там и буду тебя ждать — если считаешь, что нам нужно расстаться, то и не приходи. Сам пока приходить не буду… Да, надо первым делом помочь тебе дверь починить.

В магазине царил радостный настрой. Благодаря помощи компании Ихуа продажи в магазине росли. Цзяньсу продал кое-что из старой импортной одежды уличным торговцам, с кем он поддерживал контакты раньше. Хозяин с хозяйкой называли вернувшегося Цзяньсу не иначе как «управляющий нашего магазина». Тот никак на это не реагировал, его заботило лишь одно: он ждал, когда в магазине появится силуэт Чжоу Яньянь. Хозяин магазина нередко о чём-то шептался с продавщицами, они переглядывались и хихикали, краснея. А в отсутствие жены, он, бывало, давал им деньги на мелкие расходы. Однажды он с воодушевлением сообщил Цзяньсу, что на улице уже несколько дней проводится конкурс ораторов, мол, победитель может получить приз в несколько сотен юаней, и Цзяньсу вполне может попробовать. Цзяньсу лишь усмехнулся, он пребывал в томительном беспокойстве, ожидая увидеть знакомый силуэт.

В один прекрасный день с утра пораньше неожиданно появилась группа незнакомых людей, некоторые в фуражках с длинными козырьками. Они выгнали всех покупателей и стали требовать управляющего и бухгалтерские книги. Все в магазине пребывали в крайнем изумлении, Цзяньсу тоже был в шоке. Через какое-то время все поняли, что пришли арестовывать ту самую партию импортной одежды. Она оказалась незаконной, и на магазин вышли через уличных торговцев. Арестованная одежда подлежала изъятию и сожжению, а «Балийский универмаг» ждал крупный штраф.

«Напраслина всё это!» — возопила хозяйка и грохнулась в обморок. Магазин перевернули вверх дном, девчонки-продавщицы без конца переглядывались. Цзяньсу пытался что-то объяснить пришедшим, но его никто не слушал, все взирали с каменными лицами. Не находя места, он бросился искать Сяо Фаня, который с искажённым лицом сообщил, что его уволили! Тут Цзяньсу наконец понял, что компания Ихуа их надула!

Всё в один миг переменилось, на оплату штрафа пошёл даже основной капитал. Несколько дней подряд Цзяньсу молча расхаживал по магазину. Про себя он повторял одно: «Ну и врезали они мне, ну и врезали!» Хозяин с хозяйкой, беспрестанно сморкаясь и всхлипывая, не переставали винить во всём его. Вечером Цзяньсу собрался выйти, но хозяин вцепился в него с округлившимися от бешенства глазами:

— Куда? Не сбежишь! Ишь какой, развалил мой славный магазинчик и ходу!

Цзяньсу левой рукой схватил его за запястье и с силой швырнул на пол.

— Свинья ты тупая! — выругался он. — У меня доли оформлены, всё нотариально заверено, куда я сбегу? Свинья тупая! — Он отряхнул ладони, будто испачкался, и вышел.

Опустилась ночь, над головой мерцали звёзды, Цзяньсу шёл, старательно избегая людных мест. Хотел было пойти к ней, но сдержал себя. Непроизвольно пришёл к тому утуну, под которым впервые поцеловал её, и долго стоял там, закрыв глаза и негромко бормоча: «Ну и врезали они мне…» Спустя некоторое время появилась чёрная тень — это был тот самый человек, которого они встретили тогда, он наклонился над мусорным баком и принялся что-то вылавливать. У него опять что-то хрустело на зубах, и Цзяньсу подошёл к нему. Глядя на него и поглаживая кулак, он проговорил:

— Ну и как мне ответить на этот удар?

Чёрная тень продолжала натужно жевать, хруст раздавался всё громче, считай, это и был ответ. Цзяньсу повернулся и пошёл прочь. Теперь он специально шагал по оживлённым местам, глядя на продавцов джинсов, семечек, засахаренных каштанов и предлагающих глянуть на шоу за пять фэней с холодным равнодушием. Вскоре он увидел широкую площадь и толпу рядом с транспарантом из красной ткани с надписью «Призовой конкурс на лучшего современного оратора», а подойдя поближе — вещающего с помоста человека, который истекал потом. Цзяньсу терпеливо выслушал несколько речей. Кровь взыграла в груди, тревога и возмущение тут же сменились возбуждением и подъёмом, захотелось броситься в бой, убить. Он пробежал глазами условия конкурса: в течение определённого времени нужно было использовать как можно больше самых новых слов. Тут же подошёл к распорядителю, заполнил бланк, внёс необходимые пять юаней и стал ждать. После трёх выступающих он взобрался на помост, обвёл сверкающим взглядом толпу и стал один за другим задавать вопросы с целыми нагромождениями новых слов, стараясь сразу применить все неологизмы, встреченные им до и после приезда в город, и повторив их тысячу двести раз. В запале он выдал ещё более новые слова, которые ещё не употреблялись, но, возможно, будут употребляться. Когда закончились выделенные для выступления двадцать минут, он сошёл с помоста тоже весь мокрый от пота. Результаты подсчитывали люди с калькуляторами, и один огласил успех Цзяньсу как бесспорного лидера: за двадцать минут он использовал более двух тысяч ста новых слов, в том числе одно слово «информация» было зафиксировано шестьсот с лишним раз.

Толпа взорвалась аплодисментами. Цзяньсу спокойно принял триста юаней, перевязанные красной шёлковой ленточкой, и, совершенно измотанный, побрёл назад в магазин.

Там его поджидала Чжоу Яньянь. Он вошёл и застыл. Триста юаней упали на пол.

Крепко обнявшись при всех, они принялись целоваться. Девчонки-продавщицы спрятались за вазой с розами, а хозяин с хозяйкой никак не могли отвести горящих взглядов от лежащей на полу пачки денег.