Перевод А. Островского
Гале
Зеленый домик дорожного мастера стоит у самого шоссе. Проезжая здесь на машине, можно разглядеть на ходу только зеленые стены, зеленый заборчик, белые наличники больших окон и пеструю черепичную крышу. Потом по обе стороны дороги опять побегут молоденькие деревца, телеграфные столбы и за ними — то поле, то лес…
С машины можно и не заметить, что в этом хорошеньком домике живет Липа, девочка, которой только пошел пятый год.
Когда Липа приехала в этот домик, ей очень нравилось стоять у дороги, махать ручкой каждой машине и на каждую науськивать своего неразлучного друга — старого лохматого пса Дика. Однажды Липа даже не выдержала: поплевала на маленькие ладошки, так же бойко, как это делают мальчики, разогналась и побежала на ту сторону широкой-широкой и гладкой, как стол, асфальтовой полосы. Она не добежала и до середины шоссе, как вдруг из-за горки — раз и другой — сердито прогудел сигнал машины. Маленькие босые ножки заныли от страха. Липа затопталась на месте, а потом заплакала: «Ма-ма!» Машина остановилась, и шофер, открыв дверцу кабины, хотел что-то крикнуть. Но Дик накинулся на него с таким злобным, сердитым лаем, что дядя шофер сам испугался, спрятался обратно в машину и поехал дальше.
С тех пор Липа больше не отваживается без папы или мамы переходить через шоссе. И она теперь очень редко стоит у дороги. Разве только когда по шоссе идет сразу много машин или ползет, грохоча так, что уши болят, какой-нибудь огромный, забрызганный маслом тягач.
Мама с папой поехали в город вместе, а вечером мама вернулась одна, по зато она привезла Липе дорогой долгожданный подарок — пушистую белую шубку.
Мама одела свою девчурку, аккуратно застегнула все пуговицы шубки, а потом подхватила малышку на руки, повернула лицом к лампе и в восхищении воскликнула:
— Ах ты, моя Снегурочка!..
И Липа перестала огорчаться, что папа вернется только завтра, — она просто забыла об этом. Ей захотелось тут же пойти в новой шубке гулять. Да мама сказала, что поздно, что ночь на дворе, а мороз сегодня так кусается, так щиплет… И Липа немножко похныкала, а потом согласилась. Ну ладно, она подождет, пока опять будет день, только пускай мама позволит не снимать сегодня шубку весь вечер. Мама посмеялась и позволила. Но в комнате было очень тепло: испугавшись мороза, бабуля сожгла в печке большую вязанку березовых дров. Вскоре Липа сняла новую шубку, а сама легла и стала ждать, когда же наконец наступит день.
Она полежала, немножко подумала, потом спросила: — Мама! А кленочку сегодня не холодно, мама?..
Кленик рос на той стороне шоссе, на которую Липе нельзя было переходить. Рос он не один, а рядом с другими деревцами, посаженными этой осенью по обе стороны дороги — от большака к колхозу. Там были клены, липы, березы. Были даже четыре яблоньки и одна груша. Они росли совсем близко от кленика, который посадила Липа… Ну, не совсем сама посадила, потому что она только держала его над ямкой, пока два мальчика засыпали корни кленочка землей.
Мальчиков зовут Владик и Шура. А еще были там Михась, и Марылька, и Майя, и Олечка… Ой, как много детей, целая школа!
Сначала, когда они сажали, Липа стояла у открытой калитки зеленого забора и глядела туда, за шоссе. Прислушиваясь к шуму детских голосов, громадный Дик время от времени поднимал голову, прикрывая от солнца глаза, и добродушно стучал хвостом по дощечкам открытой калитки. А Липе так хотелось туда, к детям!
И дети как будто это почувствовали. Они подошли к шоссе и стали кричать:
— Девочка! Девочка, а он не кусается?
— Не-ет! — крикнула Липа, приподнявшись на пальчики. — Наш Дик маленьких не кусает.
— Так ты иди к нам! Будем деревца сажать!..
— А мне папа не велел переходить дорогу. И мама не веле-ела!
— А мы тебя пе-ре-ве-де-ем!..
Два мальчика — как раз те самые Владик и Шура — перебежали через дорогу, взяли Липу за руки и, боязливо оглядываясь то на лохматого, страшного пса, то на пригорок, из-за которого могла показаться машина, осторожно пошли по асфальту.
Тетя-учительница, которая стояла подальше с другой кучкой детей, сначала рассердилась на мальчиков за то, что они привели сюда маленькую девочку, не спросив разрешения ее мамы или папы. А потом взяла Липу на руки, поговорила с ней и, совсем как мама, поцеловала в одну щечку и в другую.
А дети выбрали для Липы самый маленький и самый хорошенький кленик.
Стоит он теперь в поле у дороги, привязанный к столбику свяслом, держится соломенной ручкой за подпорку, как маленький мальчик, который не умеет сам ходить. А на дворе так холодно, а в поле так много снегу!..
— Мама! — спрашивает Липа, которая никак не может уснуть. — А когда я пойду на него погляжу, мама?..
На рассвете по тугим снежным наметам за стеной зеленого домика осторожно зашебуршил заяц. Почуяв его, старый лохматый Дик в сенях насторожился, недовольно заворчал и наконец, совсем рассердившись, залаял, точно в бубен застучал:
«Бум! Бум! Бум!»
Испуганный заяц от неожиданности подскочил, кинулся в сторону и стрелой полетел по сугробам.
Утром Дик долго петлял по заячьим следам вокруг домика и небольшого сада, а потом вдруг куда-то пропал.
Вернулся он только тогда, когда в открытой калитке зеленого забора, радостно жмурясь от солнца, уже стояла Липа-Снегурочка в белой пушистой шубке.
Дик подошел к Снегурочке и, прижимаясь к ней, подставил свою большую голову под маленькую руку девочки, как бы говоря:
«Доброе утро, Липа! Погладь меня немножко, потрепли мои длинные уши».
— А ну тебя! — сказала она, надув губы. — Ты мне шубку запачкаешь. Пошел!
И, вынув руку из пушистой, такой же беленькой муфты, оттолкнула от себя Дика. Но Дик не обиделся.
«Вот видишь, какая ты! — замахал он хвостом. — А я хотел тебе что-то показать…»
И тут он вдруг подскочил от какого-то ему одному понятного восторга, начал кружиться, приседать на передние лапы и звать:
«Бум! Бум! Бум! Идем! Идем!»
Липа засмеялась и побежала за ним по чистому, блестящему снегу.
В том, что Липа снова не послушалась папу и маму — снова одна перебежала через шоссе, — сегодня виноват был Дик. Он забежал на ту сторону и стал, приседая, звать:
«Бум! Бум!»
А потом еще виноваты и солнце, и новая шубка, и снег. Так радостно, так хорошо, тепло! Липа немножко подумала, еще раз оглянулась, а затем, вынув из муфты руки, побежала. Бегом перебираясь через глубокие узорчатые колеи, проложенные автомашинами, она споткнулась и упала теплыми ручками в снег. Сначала испугалась, потом засмеялась и закричала:
— Дик! Дичок! Подожди, я иду!..
Лохматый Дик не только подождал свою маленькую подругу — он вернулся назад и побежал с ней рядом. Они перебежали шоссе, очутились на узкой, обсаженной деревцами дороге, и тогда вдруг Липа что-то вспомнила, остановилась и сказала:
— Дик, а вон где мой кленик! Вон где, вон там… Какой глупый, не понимает…
Липа стояла на твердой, утоптанной лошадьми дороге, а Дик — за деревцами, на целине.
— Бежим, бежим, Дичок!
Но Дик знал свое: перед ним снова узором расстилался манящий, волнующий заячий след. Тот самый, по которому он недавно забежал так далеко в поле, чуть не до самого леса. След того зайца, который шатался ночью возле их дома.
«Бум! Бум! Бум!» — залаял Дик, задрав кверху голову, и на его собачьем языке это означало: «Нет, лучше сюда! Сюда!»
Но Липа его не послушала, она побежала дорогой. И только возле самого кленика свернула на целину.
— Кленик, миленький, как ты живешь?
Из синих глаз Снегурочки одна за другой выкатились две крупные горошины-слезинки. А потом и еще две…
Липа не стала бы плакать, — Липа не плакса! — но кто-то гадкий, злой сломал два маленьких деревца. Не кленик, а те яблоньки, что посадили Оля и Шура. Не совсем сломал, а погрыз и ободрал весь ствол и пообломал все веточки.
Чтобы успокоить Липу, Дик добродушно помахивает хвостом, переступает с ноги на ногу и, задирая кверху ушастую голову, растерянно повизгивает… Ну, как тут объяснить малышке, что злой и гадкий — это тот самый заяц, что во всем виновата старуха, которая не открыла Дику двери, не выпустила его, а только, не слезая с печи, постучала в стенку, чтобы он молчал… А теперь вот — извольте видеть!
Дик сначала ворчит, а потом, совсем рассердившись на зайца, начинает лаять. «Бум! Бум! Ну, погоди, попадешься, длинноухий!» — грозится Дик на своем языке. Но Липа не хочет его понять.
Она вдруг перестает плакать, вытирает глаза кулачками озябших рук, прячет их в муфту и говорит, как папа, совсем по-взрослому:
— Дик, пошли!
Липа осторожно сходит с целины на дорогу, еще раз оглядывается туда, где остались мама и бабуля, а потом то идет тихо, солидно, то снова вынимает из муфты ручки и бежит… Бежит не домой, а в ту сторону, где стоит новая школа, совсем недалеко для тех, кто уже вырос большой. Следом за Липой бежит огромный лохматый Дик. На этот раз послушно, ни разу не сворачивая с дороги, не забегая вперед.
Звездной морозной ночью по шоссе изредка проползут тихие сани, быстро промчится машина. Далеко слышно, как под дугой потренькивает старый колокольчик, еще дальше разносится гул и фырканье моторов. Спрятавшись в теплой кабине или догоняя бегом сани, чтобы согреться, люди разговаривают, курят, молчат.
А в это время в тихом зеленом домике у самой дороги спит Снегурочка. Новая шубка и муфта висят теперь в шкафу. Лохматый Дик лежит в сенях. То он сердито ворчит сквозь сон, должно быть вспоминая что-то неприятное, то прислушивается — не бродит ли по снегу тот длинноухий негодник…
А Липа спит.
И снится ей, что заяц опять прибежал к посадкам на колхозной дороге. Хотел обгрызть еще две яблоньки, которые посадили Майя и Владик. Но теперь деревца стоят уже в пушистых соломенных шубках. Липа рассказала все детям, и они пришли, укутали яблоньки соломой. Тогда заяц решает обгрызть Липин клен за то, что она ходила в школу. Но и кленик тоже уже не боится зайца. И его обернули соломой — в шубке и он. Поднявшись на задние лапы, заяц старается достать до веточки. А кленик, словно мальчуган, который сам не умеет ходить, хлопает в ладошки маленькими, как Липины руки, листками и весело, звонко смеется.
И Липа тоже смеется. Смеется сквозь сон. Ее опять везут по шоссе на санках, так же как днем. Тащат санки и Шура, и Владик, и Оля… Много-много детей, целая школа! Дик бежит между ними и весело, громко лает: «Бум! Бум!» А потом тетя-учительница берет Липу на руки, отдает ее маме и говорит:
— Вы не сердитесь на Липу. Она была у нас. Сегодня Липа — молодчина!
А кленик все смеется и плещет в маленькие ладошки…