Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

14

Василий всегда старался жить честно. Никогда не занимал денег, не опохмелялся, не заглядывал на чужих женщин, долго не спал, вставая утром рано. Ему всегда, с молодых лет, было чуждо праздное пребывание. Он считал, что труд лечит, а праздность калечит.

Мечтал о внуках. Юлька не смогла родить. О причине можно лишь догадываться. Лида, правда, родила, как стало принято говорить, раньше бы за это дело всей деревней охаяли, в гражданском браке девочку. От наладчика оборудования Гоши из соседнего цеха на комбинате. В честь деда внучку назвали Василисой.

Занимаясь в одиночестве чем-то не суетным, неспешным и тихим, вроде рыбалки, делом, размышлял Василий о судьбах своих дочерей. Счастливы ли они? И можно ли вообще быть счастливым в такое смутно-поганое время? Одна с мужиком, но без ребёнка, вторая с ребёнком, но, вроде, как и без мужика. Хотя Лида хорохорится, мол, штампик в паспорте не главное. Главное, чтоб человек был хорошим. Может, и не главное, может, и недопонимает старый дед Василий, чего-то в нынешней современной жизни, не видит этого, едрит его в корень, самого главного? И от этого все переживания? Если всё так, то когда же она, эта нынешняя современная жизнь, так сильно изменилась? Жизнь, которую умом 75-летнего человека, прошедшего страшную войну, понять невозможно? С кем бы на эту тему посоветоваться, поделиться мыслями? Не с кем. Спят дружки вечным сном на кладбище, и невдомёк им, какие нынче времена худые на дворе наступили. А, может, и хорошо, что не знают? Может, в этом и повезло им, что никогда и не узнают, как всё перевернулось с ног на голову?.. Чего раньше не могло никому присниться ни в каком самом страшном сне…

…По мнению Василия, во времена советской власти селяне имели ощутимую моральную поддержку. Особенно в физически тяжёлые две полевые страды — посевную весной и уборочную осенью — от инструкторов райкома КПСС. Что бы ни говорили теперь, в пору наступивших демократических реформ, худого о коммунистах, какой бы грязью не поливали высшее партийное руководство бывшей страны, которые и ответить-то ничем не могут, уйдя в мир иной, но внимание к себе деревенские трудяги ощущали. Об этом Василий не стыдится вспоминать и по сей день. Бывало, вылезешь из кабины трактора весной или комбайна осенью, ни рук, ни ног от усталости, все мышцы гудят, казалось бы, только до дома, поесть и спать завалиться, но слово доброе молвит приехавший на поле райкомовец, по-свойски спросит то-другое, и будто усталости меньше. А коли в районной газете пропечатают да расскажут о тебе и ещё сфотографируют, да как вся деревня прочитает — такая гордость забирает всех домашних и родню за отца, мужа, сына, брата, племянника, зятя, свояка, кума… Аккуратно вырезанную из газеты статейку долгие годы, как реликвию, хранят в семье. Слово доброе добром и отзывается. И каким поганцем надо быть, чтобы после этого взять да напиться, да утром опохмелиться, да прогулять работу? Хотя, конечно, и таких хмырей хватает на деревне… Они и сейчас, как говорится, последнее без соли доедают, весь цветной металл на спирт променяли, а мужики-труженики по-прежнему безропотно бесплатно работают, хоть и колхоз всё ниже на четвереньки опускается, будучи брошенным на произвол, как щепка в водоворот. Крутись, председатель, как хочешь, меняй вывеску «колхоз» на «товарищество», всё равно государственной поддержки не будет. Будь доволен экономической самостоятельностью. Добывай деньги, где хочешь, покупай сам горючее, минеральные удобрения, запасные части к исхудалой напрочь, давно отработавшей все мыслимые моторесурсы, технике. Сгрудили её почти бесхозным хламьём в обветшалые бывшие механические мастерские. Ладно, председательша Николаевна большой замок догадалась повесить, а то бы разобрали по винтикам, опять же снесли на пункты металлоприёма. Замок тот сбить пока никто не решается. Не вся, значит, совесть пропита. Танюха как-то поговаривала, что Павел её просит у Николаевны поглядеть-покопаться в том хламье. Может, что удасться починить-восстановить? Куда там. Председательша махнула сначала рукой, недоверчиво глядя на Павла, потом все-таки пообещала дать глянуть на разбитый трактор «беларусь»…

На уровне первичных партийных организаций и райкомов КПСС партаппаратчики, в большинстве своём, с рабочим временем не считались. На часики не поглядывали, потому что можно было их увидеть и по выходным, и даже в праздники на полевом стане или молочно-товарной ферме, обутых в перемазанные грязью резиновые сапоги.

У беспартийного Василия возникал, не давая покоя, такой вопрос: почему же в одночасье рухнула Коммунистическая партия, самая многочисленная партия на планете? Критиканы объясняют, что оторвалась от народа. Может, и так, но не эти райкомовские работники и не сейчас, а, возможно, где-то раньше потеряли связь с народом? Для Василия памятен случай из фронтовой жизни. После одного жуткого боя не хватало транспорта для вывозки раненых. А тут угораздило командира полка поймать сразу две пули. В плечо и в грудь. Одно ранение было сквозное. Второе тяжёлое. Пуля вошла чуть выше Золотой Звезды. Позарез требовался любой транспорт на колёсах. Случайно проезжал «виллис». Офицеры штаба остановили его. Но автомобиль, по словам пузатого майора, который в нём ехал, оказался со стратегическим грузом… Офицеры обратили внимание на картонные коробки.

— Что за стратегический груз? Дай-ка гляну! — недоверчиво произнёс начштаба полка, вынимая из кобуры пистолет «ТТ».

— Что вы себе позволяете?!! — взревел майор, его лицо перекосила истерика. — Я доложу в самые высшие инстанции!

— Докладывай! — начштаба вывернул содержимое одной из коробок. Из неё посыпались чистые бланки для приёма в ряды ВКП (б). Во второй коробке оказалась серая писчая бумага. Видимо, для заявлений. — Стратегический груз, шкура?! — начштаба водил перед пунцовым лицом майора стволом пистолета. — У нас командир полка умирает. Герой Советского Союза! Срочно надо в медсанбат. Грузи! — начштаба обернулся на плащ-палатку, расстеленную на земле. — И гони, родной, гони во всю ивановскую! — наказал он испуганному водителю-ефрейтору. — Бумаги потом заберёшь, — кивнул на выгруженные коробки. — Никуда эти бланки твои долбаные не денутся!

— Ну, вы за это ещё ответите! По всей строгости партийной дисциплины!! — задыхаясь от ярости, грозился майор.

— Отвечу! Давай! Гони! Гони, сынок! — махнул молодому водителю пистолетом начштаба.

Автомобиль, скользя колёсами на разжиженной дороге, тронулся с места.

Василий был грамотным человеком, грамотным в том смысле, что регулярно читал газеты и смотрел телевизор, если время позволяло, а самое удобное время было зимой. Но многого понять, конечно, не мог, хотя и пытался. Удивлялся тому факту, что, якобы население страны на референдуме по сохранению Советского Союза большинством избирательных голосов высказалось за распад. А ведь совсем ещё недавно все газеты писали и телевизор показывал, как сносили стену в Берлине, как объединилась Германия. Как же всё это прикажете понимать? Едрит её в корень — эту политику. Правильно говорят, что политика дело грязное. Плюсы, правда, есть. Полки магазинов наполнились хоть какими-то продуктами, правда, больше «заморского» происхождения, что наталкивало на мысль и этим самым что-то подсказывало, а не создана ли была «шаром покати» ситуация в магазинах искусственно кем-то задуманная?

Ну, ладно бы только это. Ну, покончили с ненавистной дальнему зарубежью КПСС, ну, общими усилиями развалили СССР. Капиталисты в Европе и американцы боялись Советского Союза. Это факт. Такая громадная страна. Такая мощная армия. Всё рассыпалось. Появились Россия и россияне. Но к новой стране, с новым демократическим укладом уважения не прибавилось. Запад по-прежнему наращивает и подтягивает свои военные базы к российским границам. Мы вышли из Афганистана, американцы вошли. И как это понимать? Едрит их в корень! Этих америкашек! И не такие они тупые, как говорит по телевизору сатирик Михаил Задорнов. Они больше скрытно-хитрые в самом поганом понимании этого словосочетания.

…Всё чаще донимает боль в левой стороне груди. Иногда ночью просыпаешься, а повернуться страшно. Ожил осколок — кусочек крупповской стали… Если что, жалко бабку. Ясное дело, что Лида заберёт, да и Юлька не откажется. Зятевья хоть и разные по характеру, но, мужики, вроде ничего. Могло быть и хуже… Зная характер жены, Василий был уверен, никуда она отсюда, с насиженного места, не поедет. Будет всем объяснять свой отказ перебраться к дочерям тем, что, мол, хочет быть поближе к Васе, рядом и чтоб похоронили потом. Тьфу ты, старый дурак, пора менять тему. Хватит о плохом, как говорит Юлька. А в поликлинику районную надо бы съездить. Может, и не от осколка болит? Может, это давление? Хотя, от него, наверное, голове должно быть дурно? Может, какие таблетки выпишут? При мысли о посещении поликлиники с постоянными очередями и неторопливыми врачами, которые то и дело покидают кабинеты и куда-то удаляются, не обращая внимания на терпеливо сидящих в коридорах пациентов, у Василия портилось настроение и становилось нехорошо на душе. А после комиссий ВТЭК, которая либо назначала человеку инвалидность, либо подтверждала, можно было заболеть и слечь в постель. Чего только стоит вынести такие вопросы, причём каждый раз одни и те же, но от разных врачей: «Под себя не ходите? Себя обслуживать можете?»

— Они там сговорились, что ли? Едрит их в корень! — выпускал пар, возвратившись с районной поликлиники домой, Василий. Наверное, имея чувство обострённой справедливости или обострённое чувство справедливости, трудно жить на свете?..

Ещё больше удивлялся Василий тому, как раньше, когда были живы, его товарищей-фронтовиков, потерявших руку, ногу, вызывали на тот же ВТЭК, наверное, чтобы удостовериться, не выросли ли?..