Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

16

Начало 1980-х годов.

…Для юных студенток, приехавших учиться в областной центр, с периферии, посещение ресторанов «Забайкалье», «Аргунь» или «Даурия» могло в один прекрасный вечер стать судьбоносным. Закадрив «кадета», так девчонки в Чите называли молодых офицеров, можно было получить виды на семейную в дальнейшем перспективу. Смешанный запах дорогих духов и мужского лосьона, вперемежку с кожей портупеи разгорячённых от ресторанного духа и выпитого вина военных, зачастую в полевой форме, ладно сидевшей на их крепких фигурах, мог вскружить голову любой непривыкшей бывать в подобных увеселительных заведениях молоденькой провинциалке.

Возможность выйти замуж за офицера, значила вытянуть в жизни лотерейный билет. Но можно было оказаться в продуваемом всеми ветрами Забайкалья степном гарнизоне, лишившись любимой работы, то есть, положив диплом в дальний ящик стола, обрекая себя на томительное одиночество в четырёх стенах комнаты офицерского общежития либо в малогабаритной лейтенантской квартире в ДОСах, то есть, домах офицерского состава. Самыми везучими оказывались те, чьих мужей вскоре из Забайкальского военного округа переводили за границу: Германию, Польшу, Чехословакию, Венгрию. Совсем неплохо было бы оказаться и в одном из центральных военных округов на западе. Например, Одесском. Солнце и фрукты. До Чёрного моря рукой подать. На худой конец, Киевский и Белорусский военные округа…

Жизнь в стране текла размеренно и безмятежно как в песне «Подмосковные вечера» — речка движется и не движется. Молодым военным и не только молодым, и в голову не приходило, что времена изменятся и придётся воевать, то есть исполнять присягу по полной программе. До поры, до времени в так называемом «подбрюшье» — это сразу за южными союзными республиками — Советского Союза зрел-вызревал-дозревал больной нарыв, который лопнул в самом конце 70-х. Чтобы вычистить гной, высшее руководство страны Советов примет неординарное для политики мирного сосуществования решение — ввести свои войска на территорию чужого государства. Последний раз такое произошло в 1939 году, когда силами Ленинградского военного округа Красная Армия повела наступление на Финляндию, начав непопулярную финскую кампанию. Подобное случилось спустя ровно сорок лет и по отношению к «дружественному» Афганистану. Финляндия, понятное дело, не могла быть «дружественной», и не считалась такою. А здесь «дружественная», хоть и с феодальным укладом страна, но огонь, кровь, неотвратимые жертвы с её стороны, неоправданные потери с нашей…

Итак, областной центр. Три института, техникумы, училища. Абитуриенты съезжались из районов, со всех уголков большой по территории Читинской области. Выпускники школ самой Читы, те, кто имел приличные аттестаты зрелости с высокими оценками, конечно же, выбирались за пределы Забайкалья, на запад в Улан-Удэ, Иркутск, Томск, Омск либо на восток в Хабаровск и Владивосток. Самые продвинутые и амбициозные юноши и девушки покоряли Москву и Ленинград…

Так или иначе, жених в погонах считался выгодной партией в супружеском смысле. Лейтенант, только что окончивший военное училище, гарантированно получал двести десять рублей. Зарплата периода развитого социализма более чем приличная. Ровесники — учителя, врачи, инженеры — получали на порядок меньше. Для врачей той поры считалось нормой работать на полторы ставки. Учителю, чтобы сносно прожить, а если он ещё и мужчина, то содержать семью, необходимо было набрать как можно больше часов. Это стало одной из причин, по которой выпускники-мужчины пединститута со временем, а большинство и сразу, отстояв вахту 3-месячных военных сборов после окончания военной кафедры и получив халявные офицерские звёздочки лейтенанта запаса, растворялись, чаще всего, в органах внутренних дел.

Для каких-либо знакомств Юльке было, конечно, рановато. Она и сама это понимала. Рановато, правда, не по возрасту, а по внешнему виду, то есть, по прикиду, под которым, естественно, подразумевается одежда…

Юльку будто заклинило на фарцовщиках. Она всё-таки упросила старшую сестру опять съездить на барахолку. Прежних знакомых там не встретили. Может, сменили точку, может, тому причиной стал тот хмырь прыщавый, вероятно, всё-таки мент. Милиция не сделала в жизни ничего плохого Юльке, но людей в милицейских околышах она органически не переваривала. Сама себе даже не могла объяснить столь негативное восприятие блюстителей правопорядка.

Купили джинсовку у других ребят, напоминавших, правда, чем-то и внешним видом, и выходками, и даже разговорной речью предыдущих продавцов. Юлька поймала себя на мысли, что немножко даже взгрустнулось, что снова не встретилась с тем чернявым, что в варёнках и синих подтяжках…

Со временем Юлька задумалась о причинах этого явления, которое считается антиообщественным и порочным, даже преступным, наказуемым и в итоге заканчивающимся судебным приговором и тюремным сроком. Это не считая того, сколько молодых людей лишилось комсомольских и, самое ужасное, студенческих билетов. Сколько поломанных судеб и искалеченных биографий случилось у не совсем удачливых джентльменов удачи. А, может быть, вместо репрессивных мер государству следовало бы изменить точку зрения на выпуск продукции в лёгкой промышленности и задуматься над новым стилем и фасонами, чтобы запустить в производство современную одежду? Государственные же мужи твёрдо полагали, что стиль одежды советского человека давно определён и утверждён общественным мнением и дело только за тем, чтобы этой самой одежды хватало для продажи, чтобы каждый советский человек, как потребитель, смог пойти в универмаг и приобрести, причём по доступной цене плащ, костюм, рубашку, трусы, майку, носки. Существующая система госторговли, как тот караван, на который лают собаки, продолжала упорно двигаться дальше, то есть вперёд — по курсу развитого социализма, перемалывая, словно танковыми траками любые поползновения относительно изменения генерального курса на обновление стиля жизни, одной из главных составляющих которой является одежда — повседневный атрибут любого человека…

В советской системе не принято было отличаться. Существовал некий усреднённый, но стабильный стереотип. Все живут или должны жить одинаково. Все хотят носить или должны носить одинаковую одежду, иметь одинаковые по кубатуре квартиры с одинаковой обстановкой, потреблять одинаковую пищу и, наконец, одинаково, тихо, скромно в темноте выполнять супружеские обязанности. Так одинаково и трудились на производстве, если не брать во внимание и не считать ударников Коммунистического труда, чьи портреты помещались на Досках Почёта и на стендах в одинаковых, как близнецы, аллеях Трудовой славы.

Одна деталь. Фарцовщиком, прежде всего, становились молодые люди из обеспеченных семей, как бы сейчас сказали, продвинутые, знающие в большинстве своём иностранные языки. Из семей научных работников, деятелей искусства и дипломатов. Эти отпрыски быстрее своих ровесников, особенно тех, кто из провинции, окунулись в мир западной жизни, западной культуры. В каком-то смысле, в зазеркалье… Увидели и… загорелись… Увидели и… задохнулись от увиденного. Эра фарцовщиков продлилась около двух десятилетий. Буквально от прыжка СССР в космос до прыжка страны в пропасть…

Если говорить по-русски, фарцовщик — спекулянт вещами, перекупленными у приезжих иностранцев. Если отталкиваться от заимствованных первоисточников, то вариантов несколько. От французского force — сила, немецкого forch — молодцеватый, польского forsоwac — вынуждать, добывать силой, от английского for sell — для продажи. Не только вещи, но и валюту и драгоценности с целью перепродажи по значительно более высокой цене. По основной версии всё-таки фарцовщик имеет значение от заданного по-английски вопроса: «Нет ли у вас чего-нибудь на продажу?» Именно выражение for sell и легло в основу названия этой глубоко чуждой советскому строю новой профессии. По другой версии — это «одесский вариант» происхождения этого слова. Значение жаргонного слова «форец» — спекулянт. Ребята, которые хотели всего-навсего красиво жить. Что же, красиво жить не запретишь. На это нет статей в Уголовном Кодексе. Но есть статьи относительно средств и методов, за счёт которых или с помощью которых можно красиво жить…

Колыбелью фарцовки как широкомасштабного явления стал VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, проходивший в 1957 году в Москве. Наибольшее распространение фарцовка получила в Москве, Ленинграде, портовых городах и туристических центрах СССР. Концом фарцовки стало налаживание сначала челночного, а потом и нормального товарообмена республик бывшего СССР с зарубежными странами на закате перестройки в начале 90-х годов XX века.

Выходить замуж за фарцовщика было тревожно и опасно, чревато последствиями. В любой момент красивая жизнь для обоих супругов или же их семьи, что особенно страшно, поскольку сами-то ладно, но детки малые при чём, может закончиться. За широкой и не очень широкой спиной военного, нежели фарцовщика всё-таки надежнее. Тем более спиной с крепкими плечами военного, а не зачастую хлюповатого, прокуренного насквозь, давно познавшего вкус алкоголя длинноволосого стиляги. Его единственное преимущество, может быть, только в том, что его бумажник, выражаясь сленгом, практически ежедневно пополняется «капустой», а лейтенант «рубит» её раз в месяц, в день получки. Хватает ли этой получки в полной мере? Вопрос хороший. Честно признаться, хватает не всем.

Капитан Вячеслав Шмель с получением очередной звёздочки на погоны, повышением по должности и, естественно, зарплаты к великому стыду начал понимать, что денег практически стало не хватать. Пытался анализировать. С повышением по службе повышались запросы? Логично. Взять хотя бы такой бытовой для мужика показатель, как выпивка, в офицерской среде всегда имеющая место, как, скажем, кокарда на фуражке. Будучи лейтенантом, Славик ограничивался водкой. Получив старшего лейтенанта, узнал вкус «Старки». А капитаном потянуло на коньячок «Бренди». «Что будет, когда надену полковничьи погоны?» — в этом был ужас сегодняшнего капитана Шмеля. Но к стыду своему, как уже было сказано выше, в этом он не мог признаться даже самым близким людям. Впрочем, родителям, уже преклонного возраста, признаваться в этом неловко и глупо, более того, просто нелепо. А близкого человека у капитана ещё не было. В захолустном степном гарнизоне выбор равнялся нулю. Одни офицерские, в смысле чужие, жёны сослуживцев. Во время служебных командировок, когда удавалось вырваться в Читу, свободный досуг ограничивался несколькими часами гулянки в ресторане «Забайкалье». Именно младшие офицеры любили это место. Возможно, потому, что чины выше рангом почему-то предпочитали более престижную «Даурию». Ресторан «Аргунь» считался проходным местом, если не удавалось занять столик в первых двух. На худой конец, как вариант, оставалось кафе «Тополь», удачно близко расположенное к железнодорожному вокзалу. Догнаться пивом всегда можно было в уютной «Метелице», что почти на перроне. Прямо из неё можно шагать в вагон… Согласно расписанию, основные поезда на южном направлении уходили в поздние вечерние часы. Поэтому, только прибыв в областной центр, командированные вояки сразу ставили перед собой задачу выполнить все служебные дела и успеть посидеть в кабаке, чтобы успеть на свой южный поезд и, проспавшись в нем, благополучно назавтра прибыть в часть. В оправдание тому Вячеслав Шмель часто приводил своим сослуживцам слова Бернарда Шоу о том, что алкоголь — это анестезия, позволяющая перенести операцию под названием жизнь. А как бы от себя добавлял следующее: «Если трезво взглянуть на жизнь, то хочется напиться…»

Девицы лёгкого поведения, иначе говоря, тёлки, снятые в кабаке, у капитана Шмеля бывали. Ни одна из них, по его твёрдому убеждению, не могла стать близким человеком. Сегодня она сидит за столиком в кабаке с одним капитаном, завтра с другим… Ладно, хоть, что кабаков раз-два и обчёлся. Не сравнить, что было до революции.

Как-то Вячеслав наткнулся в газете на интересную статью. Называлась «Отобедать за рубль».

«Итак, тогда в Чите за рубль можно было отведать в шикарном ресторане обед из пяти блюд. «Дёшево!», — воскликнет иной читатель. Поаккуратней с выводами. Немного о стоимости вещей в начале XX века. Рубаха выходная стоила 3 рубля, костюм деловой для приказчиков — 8, пальто длинное — 15, сапоги яловые — 5, гармонь — 7 рублей 50 копеек, патефон — 40 рублей, рояль известной марки — 200, автомобиль без дополнительной оснастки — 2 тысячи рублей. Основным средством передвижения в те времена, естественно, была лошадь, за которую надо было отдать 100, а хорошую дойную корову — от 60 рублей. В дореволюционной России в начале ХХ века съёмное жильё в среднем стоило 20 копеек в месяц за квадратный метр. За съём, например, двухкомнатной квартирки в 50 квадратов, стоимость аренды составляла 10 рублей

10 рублей в месяц. Поэтому кто мог ежедневно обедать в ресторане? Начальники почтовых и железнодорожных станций имели месячные оклады от 150 до 300 рублей, губернаторы — около одной тысячи. Учителя старших классов в гимназиях получали от 80 до 100 рублей в месяц. В земских больницах у врачей было жалование 80 рублей, у фельдшеров — 35, а заведующий больницей довольствовался 125 рублями.

Самые маленькие оклады в начале XX века были у младших чинов государственных служащих — 20 рублей. Столько же получали простые служащие почты, учителя младших классов, помощники аптекарей, санитары, библиотекари. Эй, человек! Их подзывали на «ты», именуя «человек» или «Иван». Они же с почтением кланялись: «Ваше сиятельство» или «Ваше степенство», носили белую рубаху навыпуск, поэтому их ещё называли «белорубашечниками», и были рады любому ерепенистому посетителю, который, покуражившись, одаривал хорошими чаевыми. Это портрет официанта начала прошлого века. Вообще в старой России разносившую в трактирах блюда обслугу называли половыми — вся их жизнь проходила на полу, по которому они бегали от гостя к гостю, и спали, когда заведение закрывалось. Мальчика брали в подручные, и он в течение четырёх лет осваивал азы профессии, начиная с мойщика посуды и уборщика. Затем молодой человек постепенно овладевал наукой подачи блюд, работы с клиентами, правилами расчёта. Только после этого он мог надевать белую рубаху и шёлковый пояс, за который прятался «лопатник» — предок блокнота с отделением для денег от расчета с клиентами. Официанты же, столичные — во фраках, появились в ресторанах в начале двадцатого века. Руководил ими метрдотель, хотя в буквальном переводе с французского — «хозяин гостиницы». Он встречал гостей, провожал их к столику, сам наливал вино и подавал заказы «вип-клиентам». Жили официанты за счёт чаевых. Ставка на чаевые принуждала терпеть самые безумные выходки посетителей, особенно пьяных. Официанты хорошо знали: чем больше издевается богатый гуляка, тем больше в итоге заплатит, и работали «до последнего клиента». Женщин в профессию не пускали, доступ в зал женской прислуги запрещался. Официантки появились только в годы первой мировой войны, когда мужчин забрали на фронт, и работать стало некому. Для лучшей части общества…

Фешенебельность ресторанов зависела не только от меню, но и от развлекательных программ. В «Москве», например, играл дамский струнный оркестр под управлением Изабеллы Травиной. «Новый яр» работал с трёх часов дня до пяти утра, и весь вечер, помимо отменных кушаний, гостям предлагалась живая музыка и прочие увеселения — выступления иллюзионистов, акробатов, французских шансонеток и даже дрессированных собачек. В ХХ веке к уже привычным цыганам в «Яре» добавились иные утехи: «Сегодня и ежедневно будут даваться большие монстр-дивертисменты вновь приглашённой столичной труппой под управлением П. Я. Абрамович… Всюду колоссальный успех, неподражаемые дуэтисты новаторы К. и С. Венделевы, любимец публики имитатор Лафузики, классический дуэт танцев красавицы де Сорель, известная исполнительница цыганских романсов Каренина, неподражаемая русская артистка Славина, исполнитель русских бытовых песен Краснов, куплетист Степанов…» Самой яркой и зрелищной считалась программа ресторана, театр-варьете, «Аквариум», открытого в помещении Мариинского театра на Софийской. улице. Даже в годы смены власти «жили не тужили» читинские рестораны «Бельгия», «Салон», «Армения», «Альфа», Казино». Проблемы, конечно, были, но и их умудрялись решать. Нужда в поварах. Вследствие того, что на войну в числе других призвано было много и поваров, в Чите поварами остались на службе почти исключительно одни китайцы. Женщин-поваров очень мало. Повара ниже среднего достоинства в знании кулинарного искусства получают оклад жалования 100–125 руб. В Чите профессиональным союзом домашней и ресторанной прислуги возбуждается вопрос о скорейшем открытии кулинарных курсов и привлечению в них возможно большего числа слушательниц. Кроме того, знание поварского дела значительно увеличило бы заработок прислуги. Во времена нэпа ресторанов стало ещё больше: в 1921 году была разрешена свободная торговля, рестораторы получили возможность закупать продукты у крестьян, что дало импульс для создания новых предприятий. Рестораны процветали, однако публика, посещавшая их, была уже иной. Теперь это были не купцы, не артистическая богема, а «нэпманы». Заведения того времени славились надсадным весельем и пьяным ночным загулом. В начале 30-х годов частные ресторации в Чите были закрыты. И лишь в 50-х годах в бывшей роскошной «Даурии» появится учреждение общепита — ресторан «Забайкалец».

— Да уж, — изумился прочитанному Вячеслав Шмель, сопоставив эпохи и сравнив ресторанный сервис начала века и его конец. «Да уж!» — а большего и сказать-то нечего. Комментарии излишни…

Годы бегут расторопно, но не всегда расторопно строит свою жизнь, чтобы найти в ней достойно своё место, сам человек. Почти тридцатилетний капитан Вячеслав Шмель вспоминал, как блестяще, с красным дипломом, окончив училище тыла и пожелав получить направление служить за границей, остановился на ГСВГ (Группа советских войск в Германии), сначала перебрав в уме все четыре группировки советских войск за рубежом в странах социалистического содружества. Это Северная группа войск (Польша), Центральная группа войск (Чехословакия) и Южная группа войск (Венгрия). Он выбрал именно Германию, исходя из следующих соображений на основе опыта знающих знакомых офицеров, послуживших за границей. Польша — бедноватая страна, там особо нечего купить. Чехословакия — там не совсем спокойно, достаточно было вспомнить сравнительно недавние события 1969 года. Венгрия — аграрная страна, в плане товаров тоже особо не разбежишься. Оставалась Германия. Она идеальнее всех остальных мест назначения. Начиная хотя бы с порядка и чистоты самих населённых пунктов.

Для курсантов всех военных училищ в Советском Союзе хорошей мотивацией считалось предоставление «краснодипломникам» права свободного выбора места службы. Разумеется, большинство новоиспечённых лейтенантов выбирали выше перечисленные группы войск, где к тому же платили два оклада. Просто фантастика! Одна зарплата выдавалась на руки, вторая поступала на специальный личный счёт офицера.

Ещё в Вюнсдорфе, где располагался штаб ГСВГ, лейтенант Вячеслав Шмель понял, что не ошибся в выборе. С первых шагов по немецкой земле его поразили три вещи: идеальная чистота улиц, разнообразие товара на любой вкус и отсутствие жителей в нетрезвом виде, несмотря на обилие гаштетов, напоминающих, по сути, наши кафе. Пиво практически на каждом углу и в широком ассортименте. Лейтенанту вспомнилась зачуханная пивнушка в городе, где учился. Мужикам с «горящими трубами» приходилось брать её чуть ли не штурмом ради пары кружек спасительного, хотя и непременно разбодяженного водой, вожделенного напитка. Разбавленное пиво — советский бренд… У лейтенанта мелькнула крамольная мысль, которую он немедленно погнал прочь из головы: «Как же так, я приехал из страны-победителя и вижу такое несоответствие…»

В одном из киосков обратил внимание на массу красочных переводных картинок с прелестными женскими лицами. Вдруг подумалось о том, сколько можно было заработать на этих переводках, если взять их тут сотни две и продать в Союзе? С руками оторвут… А вот и магазин одежды. Мужской и женский отделы. Глаза разбегаются. Вот, оказывается, где несутся золотые яйца для фарцовщиков из Советского Союза! Особенного расцвета и подъёма фарцовка в СССР достигла тогда, когда Шмель учился в военном училище тыла. До этого он служил в армии, где был каптенармусом. Эта должность считалась правой рукой старшины роты. Деловая хозяйственная хватка ефрейтора позволяла быть на короткой ноге даже с некоторыми офицерами роты, которые, случалось, прибегали к его услугам. Не за спасибо, конечно, спасибо в стакан не нальёшь, но ефрейтор Шмель в армии и после, в училище, был абсолютным трезвенником. Бывало, на последнем курсе курсанты в увольнительной, атаковав пивнушку, молясь, чтобы не появился на горизонте патруль, прохлаждаются, хоть и разведённым, но холодным пивком, а Шмель, которому в училище добавили на погоны по второй лычке, сделав младшим сержантом, потягивает из бутылки газировку, закрыв глаза на однокурсников. В училище тыла поступать посоветовал тот же старшина, который по ночам бессонно размышлял, что этак каптёрщик и конкуренцию скоро составит.

«Слишком деловой, — рассуждал прапорщик, слушая безмятежный и мерный храпоток жены, разметавшейся пышным телом по новенькой солдатской простынке. — Надо бы как-то от него отделаться. Но как? Замутить недостачу? Сам в дерьмо вляпаешься. Парень неглупый…»

Так и присоветовал каптенармусу. Мол, попробуй-ка поступить в училище тыла. Это как раз твоё. Первые азы постиг здесь, под моим, так сказать, чутким руководством. Но сам по себе имеешь ты, ефрейтор Шмель, хорошие от природы задатки военного хозяйственника. Только не обращай внимания, когда кто-то где-то может напомнить о службе офицера по принципу: «Лучше буду сидеть на твёрдом ящике с тушёнкой, чем в мягком кресле истребителя». Есть такое мнение по поводу тыловиков, имей в виду, но близко к сердцу не бери…

Когда до дембеля в ноябре оставалось полгода, Шмель написал рапорт. Командир роты с замполитом дали добро и рапорт пошёл выше по инстанции, а каптенармусу даже разрешили, если старшина предоставит свободное время, заниматься, взяв необходимые учебники в гарнизонной библиотеке. Старшина время предоставил с большим удовольствием. В июне пришёл вызов из училища и через две недели, сдав экзамены, каптенармус танковой роты Н-ского танкового полка стал курсантом высшего военного училища тыла. Профессия, вроде, не совсем героическая, но героическим артиллеристам, танкистам, мотострелкам без службы тыла никак нельзя. Поэтому у командиров, несмотря на известное изречение, как правило, в порыве гнева, «крыса ты тыловая», имелось обратное представление об этой воинской профессии.

В Вюнсдорфе, в штабе ГСВГ, при получении назначения в часть, кадровик-подполковник с большими залысинами, видно, скоро по выслуге на пенсию, поинтересовался, в каких частях до училища служил лейтенант Шмель.

— В танковых, товарищ подполковник.

— Хорошо. Туда вас и распределим. Одну минутку. Посмотрим разнарядку, — кадровик порылся в бумагах. — Да. Есть место. И дивизия гвардейская. Орденоносная. Хорошее место, лейтенант.

— Спасибо!

— За что? — удивился подполковник, раскрывая папку и вынимая приготовленный бланк, в который оставалось вписать необходимые для оформления документов сведения.

— Все-таки свои, родные войска.

— Поэтому будете по-прежнему носить в петлицах прежние эмблемы. У меня, кстати, был тут один. Тоже тыловик. Так ему подавай голубой околыш и парашютики на петлицы. Просился в ВДВ.

— По большому счёту, товарищ подполковник, тыловику какая разница, где служить.

— Вот и я так считаю. А тому, видите, ли, ни танковые траки, ни связистские жучки не нравятся. Такому вот умнику сама-то армия хоть нравится? Или по расчёту пошёл в училище? Никто ведь на аркане не тянул его в тыловики, поступал бы сразу в Рязанское воздушно-десантное. А если уж окончил то, что окончил и надел погоны, будь добр идти туда, куда командование сочтёт нужным. Так ведь, лейтенант?

— Так точно.

— Ну, хорошо! Вот вам назначение с предписанием. Распишитесь.

— Где?

— Здесь, — подполковник постучал указательным пальцем по документу в нужной графе. — Фамилия у вас редкая, — заметил кадровик. — У меня тут как-то майор Муха по бумагам проходил. — Кадровик протянул листочки, предварительно надев скрепку. — Подобающей службы.

— Разрешите идти? — убрав документы в карман кителя, подбросил Шмель ладонь к виску.

— Да.

— Есть! — козырнув, Шмель повернулся на каблуках и шагнул к двери. Уже взялся за ручку, как подполковник окликнул:

— Лейтенант!

— Слушаю.

— А вы молодец! Далеко пойдёте.

— Спасибо!

— Ну всё, ступайте…

…Со временем Вячеслав узнал, что немцы с удовольствием берут армянский коньяк, который на Западе стоит очень дорого, «командирские часы», которые за границей считаются не уступающими по качеству швейцарским, фотоаппараты советского производства, о которых самые лучшие отзывы. Хорошо идёт продажа и армейских сувениров: солдатских кокард и блях, пилоток и шапок-ушанок. Особенно шапок-ушанок. Ими чаще запасаются те, кто планирует побывать туристом на территории сначала Советского Союза, а после его распада России.

Шапка-ушанка — привычный зимний головной убор, а иностранцы, покупая её как сувенир, отдают дань российской истории. Она произошла от монгольского малахая. Монгольская шапка представляла собой колпак в виде конуса, скроенный из овчины. Такая мужская шапка была незаменима зимой: её широкие отвороты защищали лица и щёки воинов татаро-монгольской орды от ветра и метели. Позже овчинные отвороты малахаев начали вертикально разрезать по бокам, полученные в результате «уши» могли завязываться при потеплении погоды на затылке наездника. От таких малахаев и произошли легендарные мужские ушанки на Руси.

В 1934 году шапка-ушанка обрела вид, привычный всем до сих пор, её стали носить Военно-морские силы Рабоче-крестьянской Красной Армии. Шапка-ушанка чёрного цвета состояла из суконного чёрного колпака, козырька и назатыльника с наушниками. Наушники в опущенном положении завязываются на тесьму, а в поднятом заправляются внутрь назатыльника. Через пять лет в соответствии с приказом Наркома ВМФ суконный колпак заменили на кожаный. А также добавили обтянутую кожей пуговицу. Шапки высшего и старшего командного состава изготовляли из меха мерлушки чёрного цвета, а шапок среднего комсостава и сверхсрочнослужащих — из меха цигейки чёрного цвета. С 1940 года шапка-ушанка стала зимним головным убором армии и милиции. Головной убор делали из светлой овчины, хотя на флоте ушанки оставались чёрными. Во времена застоя и перестройки шапка-ушанка стала ходовым товаром у фарцовщиков. Иностранные туристы с удовольствием покупали или меняли привезённые с собой вещи на ушанки. Известные модельеры в своих осенне-зимних коллекциях не забывают о легендарных ушанках.