Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

27

Вторая половина 1990-х годов.

Время бежало. Подрастала у Василия с Анной внучка Василиса. Когда Лида привозила её в деревню, в доме стариков наступал праздник. Баба Анна не знала, чем и угостить малышку. Всегда в холодильнике было приготовлено к приезду что-нибудь вкусненькое, что-нибудь такое, что можно было по случаю купить в магазине. Дед Василий, когда торговал у поездов свежей зеленью, успевал в вагоне-ресторане купить для внучки что-нибудь сладкого. Правда, теперь не увидишь того зефира в шоколаде, который когда-то, в советское время, считался лучшим гостинцем для ребятишек. Красивая нарядная коробка цвета морской волны, перепоясанная золотистым ободочком. Изумительный вкус покрытых тонким слоем шоколада тающих во рту зефиринок остался лишь в воспоминаниях. Продавался и зефир попроще — без шоколада — в прямоугольной коробочке открытого вида, сверху запечатанной тонкой прозрачной шуршащей плёнкой. В ней помещались три зефиринки покрупнее шоколадных, однако тоже очень вкусных и повсеместно уважаемых и желаемых детьми. Кто ехал в гости или возвращался из командировки или просто из какой бытовой поездки на поезде, непременно покупал в вагоне-ресторане эту зефирную вкуснотищу.

Когда Василиса подросла и пошла в школу, Лида стала оставлять дочку на летних каникулах гостить в деревне на месяц-полтора. Если к концу обозначенного срока внучка не начинала скучать по родителям, то гостила и дальше, но если нет, то дед Василий собирался и отвозил её к родителям.

Племянницу Юлька со Славиком любят. Это видно по подаркам, которые ей постоянно покупают. Оно и понятно, своих детей нет и, видно, уж не будет, едрит его в корень этот аборт, кто его и когда придумал?! Иосифа Сталина не хватает на это дело! При нём был строгий запрет. И поделом…

Намекнула как-то бабка Юльке насчёт дома малютки.

«Чужого брать? Извините-подвиньтесь!» — весь ответ своенравной Юльки. Бабка язык прикусила, больше не лезла с советами.

Гоша приглянулся, как зять, сразу. Когда ближе познакомились, попарившись в бане и посидев за столом вечером, зять стал обращаться к тестю на ты. Вспомнилась первая же баня.

— Ну-ка, папаня, подставляй спину, — плесканув на раскалённую каменку полковша кипятка, Гоша брал заранее распаренный в тазике берёзовый веник. Ладные веники умел вязать Василий. И запасал их много. Подвешенные под крышей избы на протянутый шесток, источали они, когда сушились после заготовки, берёзовым ароматом на весь двор. Веники для бани надо заготавливать в опредёленное время, в первую половину июля — до появления зелёных сережек. Василий вязал веники неспешно и аккуратно. Складывал веточку к веточке. Неровности отрубал топориком на чурке. Веник получался небольшой, удобный в нужный для руки охват. Таким удобно париться. Веник будто сам по телу гуляет. Связан туго, не лохматится мокрыми листьями.

…Напарятся в бане Василий с зятем и затем, за ужином, планируют, какие ещё дела по домашнему хозяйству поделать надо, пока помощник рядом, пока гости не окончились и не укатили дочка с мужем обратно к себе в город. Поначалу Гоша немного малохольным показался, но первое впечатление оказалось ошибочным. Работящий мужик. Всё умеет по хозяйству: и дров наколоть, и свинью опалить и оскоблить, разделать тушу. По давней традиции Василий забивал скотину к 7 ноября — Дню Великой Октябрьской Социалистической революции. Праздник отменили, заменив на дату освобождения Москвы от поляков, но традиция осталась. Позже оказалось, что и на покосе Гоша куда с добром литовкой машет, ни разу в кочку не въедет.

Зимой наступает пора дрова готовить. Обязательно вырвется Гоша на недельку помочь тестю.

— Ну, что, папаня, лесобилет готов?

— Лесхоз всё тянет резину, не может определиться с границами вырубок.

— Надо съездить, поторопить.

— Надо. Завтра же съезжу. Что за жизнь такая? Порядка нигде не стало. За одной бумажкой надо десять раз ходить и кланяться…

— Здесь у вас ладно, что очередей нет, у нас в городе в какую контору не зайди, везде надо высиживать.

— Как же, очередей нет. Не скажи, Георгий. А в райсобесе? А в пенсионном? Я уже не говорю о поликлинике. Там, пока к регистратуре очередь дойдёт, да потом до нужного кабинета, так здоровому человеку заболеть можно. Особенно худо с этим делом, с очередями, в районной нашей поликлинике. Как-то к хирургу сидел, надо было осколок проверить. Что-то стал тревожить в последнее время. Сначала на приём к хирургу, от него на снимок, после опять к хирургу. В общем, в итоге, ещё сильнее разболелась грудь. Пожалел, что и поехал в поликлинику…

— Ветеранам войны ведь без очереди положено? — удивился Гоша.

— Много чего положено, — махнул рукой Василий.

На следующий день Василий съездил в лесхоз за лесобилетом. С Гошей и ещё одним односельчанином выехали в лес на отведённую лесосеку. Напилили целую машину. Привезли. Разгрузили. Пока не оттеплило, решили часть дров переколоть, а то Гоше надо возвращаться домой, в Читу.

— Тебе бы, папаня, меньше физической нагрузки, — советовал Гоша, видя, как тесть, разваливает колуном огромные чурки.

— Куда там поменьше? Наоборот, работа лечит. А вот праздность калечит, — глубоко выдохнув, выпрямился Василий. — Не пойму стариков, что в том же райцентре на балконах сидят. Жизнь должны проходить в движении. Засидишься — протухнешь…

— Ну, у тех, поди, тоже свои дела находятся, — возразил Гоша, исходя из соображений городского жителя. — Мусор вынести. Во дворе из ковра пыль выхлопать. У многих горожан и дачки имеются за городом. Огородный сезон подходит, так старики оттуда не вылазят.

— Это летом. А зимой? — возразил Василий, подкатывая очередную чурку.

— Зимой да. Зимой — диван, тапочки, телевизор, — согласился Гоша, отставив в сторонку тяжёлый колун и выбирая из кучи чурку покрупнее, чтобы показать тестю, что тоже, мол, горожанин не лыком шит.

— Нам, Георгий, главное, переколоть, а поленницу я и сам сложу.

— Да, нет. Время у меня терпит. Сложим, и тогда поеду. Два дня ещё есть у в запасе.

— Василису бы как-нибудь привёз погостить? Больно с бабкой мы по ней соскучились.

— Теперь уж на весенних каникулах.

— Так же хорошо учится?

— Прошлую четверть с одной четвёркой закончила.

— Молодец внучка.

— Лида с ней занимается.

— Не зря хотела стать учительницей.

— Да, может, и к лучшему. Учителям по нескольку месяцев зарплату задерживают.

— Ну не всегда же такой бардак в стране будет? Наступит же когда-нибудь порядок, Георгий, как думаешь?

— Кто его знает, когда он наступит? Тут думай-не думай, от нас не зависит. Хлопали в ладоши, когда Союза не стало, и что теперь?

— Да уж, доперестраивались, едрит его в корень! А болтологии-то сколько по телевизору было? Сколько обещаний? С ваучерами обогатимся. Всё трясли какую-то свободу, которую получим. Вот эту дурость я совсем в толк не возьму, а, Георгий?

— Болтали, чтобы уболтать, вот и всё. Вот сейчас ещё наш комбинат крякнет, и, как говорится, дальше ехать некуда.

— Что, к этому всё идёт? Я уж лишний раз и спрашивать боюсь, как там теперь у вас на комбинате дела. Ты, когда прошлый раз приезжал, то говорил, что, вроде, пока держится производство.

— Вот именно, папаня, что пока.

— Что же никому теперь не нужна ваша ткань? Из чего одежду то будут шить в стране? Чем-то хоть что-то вам там объясняют?

— Никто ничего толком не говорит. Всё только по слухам. Но мощности сокращаются, план снижается, заработки падают. В общем, хорошего мало.

— И что делать, если закроют? Куда вам с Лидой.

— Не знаем. Я, может, смогу в ремонтную мастерскую пристроиться. Намётки есть через знакомых.

Оба замолчали, вдыхая свежий воздух.

— Слушай, папаня, а чего у тебя «Восход» в гараже простаивает?

— Так, износился мотоцикл.

— Может, как-то попробовать отремонтировать.

— Да ну его. Отъездил своё. Хлам. Легче новый купить, да только где теперь его купишь? Цены заоблачные. Пенсионерам и вовсе не по зубам. Так-то я, Гоша, отвык от мотоцикла. Пешком теперь полезней. Раньше, правда, выручал, когда за ягодой или грибами ездил. Но теперь потихоньку пешком. Оно ведь полезней. Вон, видишь перелески? — Василий показал рукой на ближние от села сопки. В лощинах — березняк вперемежку с осиной. — В грибные годы там полным-полно подосиновиков и подберёзовиков.

— А грузди?

— И грузди есть. Куда же без них? В зиму идут на соленья.

Они опять помолчали. Будто что-то вспомнив, Гоша опять спросил: — В уборной надо две досточки в полу поменять. Прогнили.

— Да, шатаются. Всё не соберусь.

— После обеда займусь? — предложил Гоша. — Две досточки найдутся?

— Надо поискать. Две-то найдутся. Когда пилорама в колхозе была, нужды не знали с пиломатериалами. Пожалуйста, выписывай хоть обрезную доску, хоть прожилину для забора, хоть штакетник. Теперь беда. Лишней палки не найти…

Вспоминая Гошу, дед Василий всякий раз невольно сравнивал его с Вячеславом. Другой по характеру человек.

Гоша любит играть в лото, в карты в дурака. Домашняя игра, семейная. Можно играть и разговаривать, можно шутить, даже выпивать можно. Игра в лото сплачивает всех домашних словно как семейный очаг, что ли. Приобщает к чему-то единому, дружному, близкому. А Вячеслав поклонник строгих шахмат. Здесь не до разговоров, шуток и смеха. Здесь полная тишина, кашлянуть иной раз Василию неудобно, чтобы не отвлечь внимание зятя от расставленных на шахматной доске фигур. Партнёров, с кем тому сыграть партию-другую, нет. Сам построит в ряды свои фигурки и, как он сам выражается, изучает комбинации за себя и за предполагаемого противника. Василий как-то спросил Юльку:

— А тебя чего же не научил муж в шахматы играть?

— Меня? В шахматы? Тоска зелёная.

Наблюдая иной раз за зятем, сосредоточенно склонившегося над шахматной доской, Василий про себя усмехался: «Чапай думает». Вячеслав обладал ещё одной особенностью. Это касалось телевизора. Он любил смотреть рекламу, которую Василий терпеть не мог. Едрит её в корень, эту рекламу. Скоро сниться будет по ночам… А Гоша любил смотреть по телевизору передачу «Пока все дома» из-за Андрея Бахметьева, который рассказывал про «очумелые ручки».

Гоша называл Василия папаней, Вячеслав — по имени-отчеству. Можно было сказать, что Василий по-житейски был доволен обоими зятевьями…

Вячеслав в тесном общении был особенно компанейским. Как-то приезжал по началу весны. Как раз один зять — Гоша уехал, а второй приехал. Морозы отпустили, надо было доперекалывать дрова. Работали в два колуна. Зять придерживал тестя:

— Не спеши, Василий Васильевич, сядь, отдышись, — вынимая из кармана рабочей куртки, которую ему дала тёща, изящную в коже плоскую фляжку. — Хлопнем по глотку?

— Что там?

— Коньяк.

— Это, который клопами пахнет?

— Нет. Это настоящий.

— Каких краёв?

— Армянских.

Куча чурок превращалась в гору поленьев. Фляжка закончилась. Тесть, глядя на зятя, заговорщески приложил указательный палец к губам и удалился к старой, почерневшей от солнца по сравнению с беленькими свежими полешками поленнице. Вынул в нужном, только ему известном, месте полено.

— Теперь нашего «коньяку» попробуем? Сгодится? — Показал зятю водочную чекушку.

— Сгодится.

— Я не буду. Я тебя хочу угостить.

— Можно. Свежий воздух, — Вячеслав возбуждённо потер ладонь о ладонь. — Тем более, без Юльки приехал. Правда, бабушка бы не учуяла.

— Тебе что, целоваться?

— Всё равно неудобно. Я по-махонькой. Не палёная?

— Нет. Проверено.

— Да всё равно из одной бочки все бутылки наливают. Только цены разные. И по ушам рекламой ездят, — усмехнулся Вячеслав, подставляя стаканчик.

Вячеслав был из породы тех людей, которых не прельщали ресторанные банкеты и большие застолья. Душа лежала к маленьким посиделкам из компании в два-три человека где-нибудь на берегу реки или у костра, закусывая поджаренным на прутике ломтиком сала. Поэтому сейчас, в огороде, за поленницей, укрывавшей их и от ветерка, и от бабы Анны, ему было благостно и хорошо. Отодвинулись и как бы забылись проблемные вопросы, связанные с бизнесом. А если и не забылись, то казались теперь не такими и проблемными, а вполне решаемыми. Вернётся в город, и всё встанет на свои места. Делов-то? Так ему казалось в эти минуты здесь и сейчас после коньяка и водочки…

Подождав, пока зять закусит кусочком сала с хлебом, Василий спросил:

— Правду говорят, когда раньше присваивали генерала, то в Москве, в Генштабе, надо было выпить из горла бутылку водки?

— Слышал о такой традиции, но точно не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Не знаю, как среди лётчиков и моряков, но среди сухопутчиков, кажется, подобное что-то было. Но врать не буду. Может быть, это просто легенда, миф, побасёнка, анекдот. Хотя мне всегда бросалось в глаза, что сухопутные генералы, в основном, мужики здоровые.

— Значит, дыма без огня не бывает, — сделал вывод Василий.

— Кстати, про огонь. Василий Васильевич?

— Что?

— Дрова-то не совсем товарного, так сказать, вида. С одного бока чёрные. Горелые, что ли?

— Так и есть. Это горельник. Второй год нам его по лесобилету продают.

— Почему?

— Пожар несколько лет назад был большой.

— Я понимаю, что пожар, но почему лесхоз так делает? Платите-то, поди, как за хороший лес? Скидки-то нет?

— Скидки нет…

— Что же лесничество химичит? Что хоть говорят или люди не спрашивают? Берут, что дают?

— Спрашивают. Лесхоз объясняет, что если бы пожара не было, давали бы хороший лес. А пока горельник не уберём, нам другие участки не дадут.

— А что? Хорошего леса в окрестностях нет, что ли? Всё выгорело?

— Почему? Есть, но здесь у нас природоохранная зона. А за хорошими дровами ехать далеко, дороги-зимники никудышние и бензина много надо.

— И кто так решил, чтобы люди сами горельники расчищали?

— Лесхоз объяснил, мол, установку дало областное управление лесами. Что делать? Без дров сидеть не будешь, — развёл руками Василий, про себя размышляя, что смотри-ка, обратил внимание на дрова Славик, а Гоша и не придал значения. Знать, намётан у Славика глаз на любой товар, видно, всё-таки есть какая-никакая коммерческая жилка.