Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

32

— Дядя Вася, вам передали, чтобы зашли в администрацию села, — сообщила Танюха перед обедом.

— Кто передал?

— Надька-секретарша.

— А зачем? — удивился Василий, но ещё больше баба Аня.

— Не сказала.

— Да ты в избу проходи, чего на крыльце стоять?

— Да некогда. Вот хлеб несу. Обед скоро. Моего кормить надо.

— Да зайди хоть на минуту.

— Ладно, — согласилась Танюха, проходя на веранду.

— Подробней поясни, что секретарша-то сказала?

— Мимо администрации, значит, иду, уже, можно сказать, прошла, выскочила на крыльцо Надька. Мол, ты недалеко от Федотовых живёшь, передай дяде Васе, чтоб зашёл. И срочно, чтоб зашёл.

— И что за срочность такая? — чувствуя волнение, удивился Василий, глядя вопросительно то на Танюху, то на жену. — Ну не горит же, не сейчас ведь бежать?

Возникла пауза. Слышно только, как равномерно гудит холодильник.

— После обеда и сходишь.

Опять повисла тишина.

— Видя по лицу волнение Василия, Анна сменила тему разговора, обратившись к Танюхе: — Твой-то как?

— С утра до вечера в гараже пропадает. Дался ему этот трактор? Все механизмы изношены. Все сроки отработал.

— Доброе дело делает, — вступил вдруг в разговор Василий, говоря спокойным голосом. — Этот «беларусь» столько времени простоял сломанный, никому не нужный. Ладно, хоть не растащили на сдачу металлолома. А Павел человек мастеровой. Глядишь, и восстановит трактор.

— Отладит. Только успеть бы до холодов. Говорят, нынче зима ранней будет. Деньги бы колхоз дал, так уже бы, может, отремонтировал, — пояснила Танюха. — Правда, Николаевна обещала…

— Туго у нас с деньгами, сама знаешь, — заметил Василий.

— Конечно, знаю, — согласилась Танюха.

— Был бы помоложе, подсобил бы Павлу. Да он и сам справится. Работящий. Повезло тебе, Татьяна.

— Так-то оно, наверное, так, — улыбнулась та, перебирая лямочки матерчатой с двумя булками хлеба сумочки. — Лишь бы заделье мужику было. А Павлик в механизмах всегда здорово соображал.

— А то, — поддержали женщину Василий и Анна, — не соображал бы, так не взялся старую технику восстанавливать.

— Пусть ковыряется. Лишь бы делом был занят. Давеча вот Петруха припёрся с полторашкой разведённого спирта. Я его матерком отправила, откуда пришёл. Павлик в комнате был. Даже не вышел. Он ведь не пьёт.

— А мы знаем, — подметила Анна. — Молодец.

— Когда вернулся с зоны, так за возвращение ни капли, хотя у меня всё чин-чинарём. Стол само собой. Бутылочка в холодильнике. Нет, сказал, чаю крепкого, не чифиря, а просто хорошего крепкого чаю выпью за возвращение, и всё. У меня как раз пачечка грузинского была припасена. Ещё с выборов, когда буфет приезжал. Сели ужинать. Кружкой чая с моей рюмкой и чокнулся. Да, всё-таки как хорошо, дядя Вася, тётя Анна, когда мужик не пьёт. Какое же это счастье! Ой, раскудахталась я! Так можно полдня хлеб из магазина нести. Половина двенадцатого. Скоро Павлик на обед придёт из гаража и ребятишки прибегут со школы. С утра борща наварила. Побегу мужиков кормить.

— Ну, корми.

— Лида-то с Юлькой ничего?

— Да помаленьку.

— Давно что-то не приезжали?

— Тоже дела.

— Да. То дела, то проблемы. У кого их и нет? Ладно, просьбу передала, побегу я.

— Ну, беги.

За калиткой Танюха задержалась, пытаясь закрыть, просунув снаружи, с улицы, руку. Крикнула вышедшей вслед на крыльцо бабе Анне:

— Крючок у вас больно тугой. Не могу за скобу зацепить.

— Я сама закрою!

— Ага!

Баба Анна подошла к калитке, накинула крючок. Навстречу вышел Василий.

— Зачем же я понадобился в администрации?

— Пойдём обедать. Мне самой не терпится узнать.

После обеда собрался Василий в администрацию. Тяжёлая, обитая коричневым дерматином, дверь со скрипом отворилась. В администрации оказалась одна секретарша Надя.

— А где глава? — поздоровавшись, спросил Василий.

— С утра уехала в районную администрацию.

— Звали?

— Ага, звали, дядь Вася, — пододвигая стул, ответила Надя, пышногрудая, с конопушками на лице, девица с тугой рыжей косой. — Значит, так… Звонили с райвоенкомата. Сказали, что вам будут вручать награду.

— Награду? Какую награду? — изумился Василий.

— Боевую… За войну.

— Постой-постой. Как за войну?

— Не знаю. Сказали вам передать, чтобы вы знали. Они там решат, как вам её вручить. Или вас туда вызовут, или с военкомата сами сюда приедут…

Василий растерянно расстегнул на вороте рубахи две верхние пуговки. Он смотрел на Надю, та смотрела на него.

— Радуйтесь, дядь Вася, — белозубо улыбалась она. На веснушчатых щеках проявились ямки. — Как пишут в газетах, награда нашла своего героя! Поздравляю!!!

— В газетах? И как часто пишут?

— Не знаю, но где-то такое читала. Значит, не вы первый.

— И не последний? — пробормотал отстранённо Василий.

— Что?

— Обожди. Дай сказать, — Василий перевёл дух. — Ты смотри, даже слов не находится.

Надя прошла к бачку в углу кабинета, зачерпнула синей фаянсовой кружкой воды.

— Нате, дядь Вася. Разволновались-то как. Вот тёть Аня обрадуется!

— А не сказали? Не сказали из военкомата, какая награда-то? Может, ошибка. Не должно мне быть никакой награды. Какие были, так все при мне. На парадном для праздников пиджаке.

— Да, сказали же! Конечно, сказали! Я, балда, совсем забыла! Орден вам пришёл! Во как!

— Орден?

— Да, орден!!! Они как решат, где и когда вам будут вручать, так и опять нам позвонят.

— А какой орден? За что орден?

— Не знаю. Не сказали. Вам лучше знать, за что орден. За подвиги орден. За что же ещё?

— За какие подвиги? — ещё больше удивился Василий.

— Ну вы, дядя Вася, даёте! — ещё больше удивилась Надя. — Вы же на войне были?

— Был.

— Значит, и подвиги были.

— Не знаю. Война, Надюша, не из одних подвигов состоит.

— А я так думаю, дядя Вася, — Надя пристально посмотрела в окошко, — быть на войне — это уже подвиг. Вернуться домой живым тоже подвиг. Прожить потом с ранениями тоже подвиг.

— Тебя послушать, Надюша, так вся наша жизнь подвиг.

— Ага, особенно теперешняя, когда сменили социализм на капитализм, и живи как хочешь, — усмехнулась девушка, закидывая с груди на плечо косу.

…Анне в доме не сиделось. Она и по двору несколько раз прошлась. И собаке воды в миску рядом с конурой подлила. Вспомнила про косточки, что с обеда остались, вынесла полакомиться псу, спрашивая у того: — И зачем это деду в администрацию велели прийти, ума не приложу?

Подошла к калитке. Скинула крючок. Растворила, выглядывая вдоль улицы, не идёт ли? Вошла обратно во двор. Опять подошла к калитке, опять выглянула. Показалась фигура.

— Кажись, идёт, — сказала вслух.

— Ни за что не угадаешь, мать, зачем ходил в администрацию, — ещё не дойдя до калитки, заговорил Василий..

— Не томи душу.

— Ладно, зайдём в дом…

— Ну? — вопросительно смотрела Анна на мужа, вешая его кепку на крючок вешалки.

— Орден меня нашёл. Вот, мать.

— Какой орден? Откуда?

— Не знаю, какой. Надька не спросила. Ничего не пойму, — Василий в растерянности присел на пододвинутую женой табуретку.

— Что ты говоришь? — удивлённая Анна тоже присела рядышком на другую табуретку возле обеденного стола.

— То и говорю. Надя пояснила, что звонили с военкомата из райцентра. Сказали, что будут вручать орден…

— Когда?

— Ещё сами не знают. Сказали, что или сюда приедут, или в военкомат вызовут.

— Лучше бы сами приехали. Чего старика гонять?

— Да ладно, мать. Ради такого дела и самому нетрудно съездить.

— Где же он лежал-вылеживал? Столько годов-то? Этот орден?

— Где-то, значит, лежал. Только, по правде говоря, не знаю, за что?

— Как это, за что?! — всплеснула руками Анна. — Воевал, кровь проливал. Чудом после ранения живой остался. В самом-то пекле, в Сталинграде…

— Да разве за ордена воевали?

— Оно понятно, но как-то несправедливо. Наградить-наградили, а столько лет не могли вручить?

— Значит, не могли. Один я, что ли? — Василий помолчал и вдруг добавил: — А, может, ошибка в документах, а?

— Что значит, ошибка?! А у меня ты, один. Ладно, отец, дай хоть поцелую тебя, старого вояку, — Анна подошла к Василию и чмокнула в щёку.

— Эх, как сладко! — посветлел тот лицом.

— А как же? Конечно! Незря ведь на мне женился! — гордо сказала Анна и тронула уголки глаз кончиком платочка.

Через два дня к Василию домой пришла секретарша Надя сказать, что опять звонили из военкомата. Сославшись на невозможность приехать из-за отсутствия бензина, пригласили фронтовика самому приехать. К удобному для него времени. Но желательно в первой половине дня. И чтобы надел все свои награды. Прибыть в райвоенкомат при полном параде.

С семи часов утра Василий начал собираться к автобусу. Баба Анна подключила электрический утюг, намочила кусок марли, принялась гладить чистую рубашку и брюки. Василий начищал тряпочкой ботинки, смазав их густо ваксой. Примерил перед зеркалом «парадный», как он называл, пиджак. Всё сомневался, надо ли вешать награды. Поди, не девятое мая. Неудобно как-то идти на автобус при полном параде. И куда, скажут люди, вырядился, старый? Отмела прочь сомнения, видя нерешительность мужа, Анна, сказав, что раз военкомат сказал при орденах прибыть, значит, надо при орденах.

Подчинился Василий. Вынул из коробочек награды. Перед зеркалом трюмо поправлял на лацканах медали «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией», «За трудовое отличие», орден Отечественной войны, который вручали в мае 1985 года. У Василия этот орден 2-й степени, поскольку у него нет фронтовых орденов. У кого они есть, тех награждали 1-й степенью. Таков был порядок. Найдя чистый лоскуток, потёр поблёкшие награды. Нет, налёт времени не стереть никаким лоскутком…

Награды Василий надевал раз в год — 9 мая, хотя некоторые из знакомых фронтовиков полушутя-полусерьёзно считали, что награды лучше на груди, чем на подушке впереди. Вынимал их из самодельной шкатулки, сшитой из праздничных поздравительных открыток. В основном, к Международному женскому дню 8 марта с нарисованными цветами. Таких открыток в доме было много. Оно и понятно: в доме один мужчина. Как Василий выражался в молодости: «Три девчонки, один я…»

— Вы уж, Василий Васильевич, извините, что мы сами не приехали к вам, — оправдываясь, жал руку военком-подполковник. — Не смогли. С бензином у нас туго. А тут ещё сборы партизанские на носу. Повестки где развозим, где пешком.

— Я понимаю. Спасибо хоть, что автобусы ещё ходят.

— Да-да, — согласился военком. И продолжил объяснять, оставаясь стоять у своего стола в кабинете: — В общем, так. Из архива Министерства обороны, который в городе Подольский Московской области, пришёл запрос. Касался вас. Мы проверили, подтвердили. Да, есть такой. Старший сержант Федотов Василий Васильевич. Ну, как говорится, лучше поздно, чем никогда, — военком провернул ключом дверку сейфа, вынул красную коробочку. Дверку опять захлопнул, провернул ключом, стукнулось железо о железо. — Ну, Василий Васильевич, пройдёмте в наш красный уголок.

Идя по коридору, позвал дежурного, попросив собрать сотрудников. Стараясь придать торжественность церемонии, военком произнёс:

— Товарищи, сегодня знаменательный день у нашего земляка, активного участника Великой Отечественной войны Федотова Василия Васильевича. Позвольте мне от имени Министерства обороны вручить нашему герою орден Ленина, которым он был удостоен за подвиги на фронте, будучи командиром артиллерийского расчёта. По причине тяжёлого ранения старший сержант Федотов выбыл из строя и награда, так сказать, затерялась. Нет, она не затерялась совсем, она нашлась и, спустя много лет, так сказать, нашла своего героя. Позвольте вручить и поздравить вас, — военком стал прикреплять орден к левому лацкану пиджака. Василий задохнулся. Спазмы сжали горло. А в каленки ударила слабость.

Василий вытянул, как бывало на фронте, руки по швам, и совсем глухо, спазмы не отпускали, произнёс:

— Служу Советскому Союзу!

— Всё правильно! Всё правильно! Хотя теперь поменялось. Говорят: служу России. Но мы по-старому, как уж привыкли за прошлые славные годы! — одобрительно кивнул военком, крепко пожимая руку Василию, а все собравшиеся от души громко захлопали.

Через пару минут Василий и военком вновь вернулись в кабинет.

— Ну, что? Василий Васильевич?! — заговорщески произнёс военком. — Не нами традиция придумана! Вы садитесь. — Он прошёл к сейфу. Опять лязгнул ключом. На столе оказались бутылка водки и два свёртка. Затем два гранёных стакана и перочинный ножик. — Положено обмыть! — продолжал военком. — Поближе подсаживайтесь, Василий Васильевич. Вы не против? По традиции…

— Что? — спросил Василий, всё ещё не придя в себя от неожиданной награды — ордена Ленина!!! — Нет, не против, — ответил он, словно слыша теперь биение сердца, рядом с которым затих, до поры до времени, фронтовой осколок.

Развернув свёртки, хозяин кабинета нарезал хлеб и сало, посетовав на скудность закуски:

— Чем богаты, так сказать…

— Сгодится! — успокоил подполковника Василий, сожалея про себя, что не догадался ничего съестного прихватить из дому. Но кто же знал? Он отстегнул орден от лацкана и, держа за колодку, обмакнул сам орден в водку.

— Вот так. Всё правильно. Ну, за вас и вашу награду! — военком стукнул стакан о стакан.

— Спасибо!

Выпили. Закусили кусочком хлеба и ломтиком сала.

— Да, Василий Васильевич, — заговорил военком: — Сильно надо было отличиться, чтобы такой награды Родина удостоила. Может, расскажете. Интересно…

— Честно признаться, не помню. Конкретно, не могу рассказать. Крепко, конечно, бились. Сначала под Москвой, потом под Сталинградом. Много чего было…

— Действительно, ведь столько лет прошло… Сибирские дивизии сыграли тогда огромную роль… Немцы, кто жив остался, наверное, до сих пор с содроганием вспоминают…

— У меня ведь в Сталинграде и закончился, как говорится, боевой путь. Жестоким был последний бой. Контузило и посекло осколками. Очнулся в медсанбате, а после излечения в тыловом госпитале демобилизовали, — пояснил Василий, умолчав об оставшемся в груди осколке, который военврач вынимать не рискнул.

Военком оказался словоохотливым человеком. Заговорил о том, что скоро, наверное, все военкоматы станут чисто гражданскими учреждениями. В них не будет офицеров. По крайней мере, на самых верхах об этом поговаривают. Если так дело пойдёт, то, глядишь, и министр обороны в будущем сменит военный китель на гражданский пиджак. Это мы всё в угоду западу делаем. Считаем, что нас за это больше уважать станут. Но кому нужна сильная Россия?! Плевать на нас хотели с высокой колокольни.

— Ну, это будет полный дурдом! — продолжал военком. — Мало того, что срок службы уменьшили, так ещё и военных решили в военкоматах сократить! Я не о себе пекусь. У меня выслуги для пенсии полный календарь. В школах отменили военное дело. Вот беда. В армию приходят, ни разу не подержав в руках автомата. Сейчас хоть, переступив порог военкомата, призывники сразу попадают, скажем так, в военную среду. А какая будет атмосфера, когда их здесь станут гражданские лица встречать? Да ещё большей частью бабы в юбках?!

— Да, так-то оно так, — согласился Василий, слегка захмелев по-стариковски. — Никуда, конечно, не годится, чтобы в военкоматах стали гражданские работать. Испокон веку ведь военным ведомством считалось.

Постепенно разговор коснулся призыва.

— Тоже проблем выше крыши, — продолжал делиться наболевшим военный комиссар. — Команды по призыву едва набираем. Много больных. Много таких, кто «косит» от службы. Сами себе придумывают разные болячки. Наслушались, понимаешь, «страшилок» от дембелей о дедовщине в армии… Ещё боятся идти служить, чтобы не попасть в «горячие точки». Вон, что происходит на Северном Кавказе…

— Я всё не пойму, какая может дедовщина при нынешних смехотворных сроках службы? — удивлялся Василий, слушая подполковника.

— Им хоть полгода сделай, всё равно через три месяца будут называть себя дедами российской армии. Видно, уже в крови это. Хотя, если офицеры настоящие в частях, то никакой дедовщины быть не может. Можешь мне, Василий Васильевич, не верить, но у меня ни во взводе, ни в роте, ни в батальоне такого не было.

— Почему не верить? Верю.

— А служил я в Монголии. В Чойбалсане стояла наша мотострелковая дивизия. Условия, скажу я тебе, ещё те. Представляете? — захмелевший военком начал обращаться к Василию то на вы, то на ты. Но именно последнее было знаком возникшего у него в ходе разговора доверительного тона к фронтовику. Василий же на это дело внимания не обращал. Давно не говорил на такие темы ни с кем. Да и с кем? Зятя Вячеслава это мало интересовало. А больше с кем об этом поговоришь в деревне?

— Сейчас в газетах стали высказываться о профессиональной армии, о службе на контрактной основе, — продолжал военком. — Да разве ж мы при такой слабой экономике потянем?

— Контрактная не контрактная армия, но без воинского призыва не обойтись, — высказал своё мнение Василий.

— Абсолютно с вами согласен, отец…

Выпили ещё по грамульке.

— Как вообще живётся, отец? — спросил военком. — Я имею ввиду жилищные условия.

— Нормально живётся. Дом, конечно, старый, да ведь и мы с бабкой не жених с невестой.

Военком засмеялся, а потом сделал лицо серьёзным и продолжил: — Считаю, что жильё сегодня для ветеранов, я имею ввиду и фронтовиков, и тружеников тыла, проблема номер один. Многие у нас в районе, кто попал в списки нуждающихся, стоят на очереди под номером в несколько чисел. Не успеют пожить люди. Победа в Великой Отечественной войне была пятьдесят с лишним лет назад. Слишком долго наше государство страдало амнезией. Слишком долго. Непростительно долго… Один знакомый фронтовик живёт в двухэтажном деревянном бараке. Все удобства на улице. Эти бараки строили в конце тридцатых годов как временное жильё для железнодорожников. Но мы знаем, что у нас ничего не бывает таким постоянным, как временное… Во время войны он был полковым разведчиком, а его жена медсестрой. Сейчас немощные супруги ютятся в однокомнатной квартирке в бараке на втором этаже, как я уже сказал, без удобств и не имеют никаких шансов на улучшение жилищных условий. Когда он обратился в городскую администрацию, ему ответили, что ничего не строится. Отопление печное. Старики носят уголь в ведре и дрова вязанкой на второй этаж по крутой деревянной лестнице. Воду тоже надо привезти зимой на санках во фляге, летом на коромысле с колонки. После стирки и помои опять ведром выносят на улицу. Да, и трудно спускаться старикам по лестнице со второго этажа на улицу в уборную. И ещё. Зачастую ответ у чиновников такой: «Не смогли вовремя встать на учёт на улучшение жилья — теперь уж ничего не получить». Многие ветераны болеют, лежат дома, на улицу почти не выходят. Я считаю, что и не они должны собирать документы, считать квадратные метры. За рубежом такими вещами занимаются специальные службы.

Василий молча слушал военкома, понимая, что речь идёт о фронтовиках, которые, видимо, постарше его. Он понимал, что это же со временем ожидает и их с Анной. Словно угадав его мысли, военком после короткой паузы уточнил: — Старикам этим уже под восемьдесят…

Из-за многолетней нерасторопности Центрального наградного отдела Минобороны, в нём накопилось по данным на 9 мая 1995 года почти полмиллиона невостребованных орденов и медалей, то есть около 40 тонн наград, не врученных живым и павшим участникам Великой Отечественной войны.