Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

35

Руководству Дома российско-немецкой дружбы в Москве понравились материалы Катерины по социологическим опросам. Состоялась беседа с автором. Была подчёркнута журналистская направленность представленной работы, поэтому Катерине рекомендовали заключить договор с одним из недавно открывшихся журналов. Издание новое, интересное своим новаторским подходом к освещению поднимаемых тем. Выходит на немецком и русском языках, поэтому востребованы, прежде всего, авторы со свежим мышлением и свежими мыслями.

— У вас хорошее произношение! — отметил в беседе с Катериной пресс-секретарь, мужчина ближе к пожилому возрасту. Седые виски. Очки в роговой оправе.

— Да, именно на этот диалект делался акцент во время нашей учёбы в институте иностранных языков! — подчеркнула приятельница Катерины, которая и предложила побывать ей в Москве.

— Вы, так я понимаю, вместе учились?

— Да, вместе учились и вместе заканчивали. Даже успели вместе поработать учителями немецкого. Правда, в разных школах.

— Значит, ваше протеже? — рассмеялся пресс-секретарь, хитро подмигнув приятельницы Катерине.

— В какой-то степени, да! — не растерявшись, ответила приятельница.

— Ну, хорошо. Очень хорошо! — мужчина перешёл на русский язык. — Я сам, как вы знаете, из этнических немцев. Много лет прожил в Казахстане. Оказался здесь совершенно по невероятному стечению обстоятельств. И, знаете, милые дамы, в этом тоже не последнюю роль сыграл один из моих старинных знакомых. Не буду вдаваться в подробности. Они вам не интересны. Скажу только, что многое в этом мире связано с тем, что как-то где-то замолвит за тебя словечко. А о Москве я, признаюсь, мечтал всегда. Кто-то из моих земляков, я их так называю, немцев в Казахстане как бы ощущали некую ущербность или, может быть, испытывали обиду за, скажем так, историческую несправедливость… Российские немцы её особенно чувствуют, потому что у них судьба была нелёгкая. После того, как они признали свою немецкую идентичность, ещё тогда в Советском Союзе, последовали ссылки, трудовая армия и просто дискриминация. Это их сплотило и даёт чувство более глубокой идентичности, которого, может, у современных европейцев нет, потому что они так не страдали. А ведь это всё передаётся в семьях, это память о перенесённых страданиях и помогла им выжить. Гордость за то, что выжил и желание чего-либо достичь именно, как немец. Это, наверное, даёт этим людям особенное внутреннее чувство, которое не дано понять тем, кто никогда не страдал. Этот дом, как вы, милые дамы, знаете, выкупило германское правительство, откликнувшись на просьбу российских немцев. Здание находится в собственности Германии. Его содержание финансируется полностью из немецких денег. Под одной крышей находятся многочисленные организации российских немцев, которые работают на федеральном уровне. Вы можете представить, что из общежития надо было сделать офисные помещения притом, что это было очень старое здание. И нам удалось сохранить его исторический облик. Мы оставили тот вид, который был заложен архитекторами. В доме разместилась большая часть организаций российских немцев, которые и сейчас здесь работают. Основная цель Дома — быть мостом между Россией и Германией, что предполагает обмен богатым научным опытом, налаживание экономических связей и, конечно, культурные события. Пятиэтажный дом с просторными помещениями, учебными классами. На первом этаже у нас большой зал, который можно использовать для культурных мероприятий, конференций, презентаций, форумов, круглых столов. Там же находятся и учебные помещения. На каждом этаже есть большой экран, где можно смотреть немецкое телевидение. У нас есть спутниковая антенна, которая как раз делает возможным знакомство посетителей с немецким языком. На втором этаже офисы, которые занимают научные организации. Здесь находится и офис GTZ, которое курирует в России многочисленные проекты, а на третьем этаже расположены офисы общественных организаций российских немцев. Среди них Федеральная национальная культурная автономия российских немцев, куда входит МСНК — Международный союз немецкой культуры, общественная организация российских немцев «Gemeinschaft», общественная академия наук российских немцев, центр немецкой культуры, конечно, и молодёжные организации, Фонд российских немцев. Кроме научных организаций здесь находятся и фирмы, которые непосредственно связывают Германию и Россию. Это консалтинговые фирмы, либо фирмы, которые развивают торговлю и экономические связи. Мы занимаемся проведением семинаров не только для российских немцев, их в России 600 тысяч, но и «обслуживаем» немцев из Украины, Центральной Азии. Ну, кажется, я вас несколько утомил столь подробным рассказом? — спросил пресс-секретарь, закончив свою речь.

— Нет, не утомили, наоборот, новое всегда интересно, достаточно обстоятельно складывается общее впечатление, — ответила Катерина и глянула на приятельницу. Та согласно кивнула.

— Ну, и замечательно, — как бы подвёл черту пресс-секретарь.

— У меня один вопрос, можно? — спросила Катерина.

— Да, пожалуйста, — с готовностью ответил тот.

— Взаимосвязь с Центрами российско-немецкой дружбы, которые сейчас открываются и в России, и в самой Германии, у вас осуществима?

— Да, разумеется. Следует работать, так сказать, в позитивной связке с подобными организациями. Такие положительные начала открывают довольно широкую перспективу для дальнейшей совместной работы. Правда, ведь?

— Совершенно верно, — согласилась Катерина. — Мне бы хотелось добавить к сказанному, что одним из главных факторов человеческого благополучия считается состояние здоровья, так?

— Пожалуй, с этим трудно не согласиться.

Особенно в пожилом или, скажем так, в преклонном возрасте.

— Да, конечно.

— Поэтому хотелось бы и в этом плане организовать какую-то помощь именно ветеранам, ветеранам из России. И это касается как российских немцев, так и чисто российских ветеранов. Возраст, скажем так, болячки — это общее для пожилых людей. Это их даже как-то сближает.

— Мы, кстати, затрагивали и этот момент ещё на этапе согласования организационных вопросов по поводу открытия нашего Центра. Действительно, предложение, я бы так сказал, очень гуманное и благородное. Некоторые российские ветераны Великой Отечественной войны до сих пор страдают от ранений, полученных в молодые годы…

Катерина была не в восторге от предпринимательской деятельности брата. Откровенный разговор состоялся в первый же вечер, когда она приехала. Полагая, что младший брат, может быть, прислушается, сестра высказала свою точку зрения. Смысл её в том, что с приходом капитализма не может большинство людей стать коммерсантами, предпринимателями, бизнесменами. Пока, в основном, коммерция или предпринимательство сводятся к купле-продаже, точнее, к купле-перепродаже. Надо бы и что-то производить, а не скатываться к примитивной банальности: перекупить товар — перепродать товар.

— Это слишком упрощённое понятие предпринимательства, Валера. А вообще, мой дорогой братик, меня по-прежнему гложет досада. Такой большой конкурс преодолел в МГУ. В итоге бросил. А ведь первые сессии сдал на круглые «отлично»?! Разве не обидно? И к чему теперь свелась вся твоя философия? К тому, чтобы купить-продать?

— Вся наша философия сегодня свелась к тому, чтобы выжить! — парировал терпеливо молчавший Валера, сидя за столом и не оборачиваясь назад. А за спиной сестра мерила шагами небольшую комнатку снимаемой братом «однушки» и продолжала свою лекцию относительно теперешнего положения дел младшего брата. Про себя, однако, она, зная характер Валеры, полагала, что толку от её нравоучений просто ноль, но, кто знает, может быть, и хотя бы на грамм прислушается? — Одно радует, что вредных привычек ты смог избежать. Не курить и не пить — уже хорошо, учитывая, что это сегодня — редкое явление. В стрессовых условиях, а стресс сегодня на каждом шагу, столько приличных людей от бутылки страдает. Да, и стресс на каждом шагу, и пьют на каждом шагу. Ты молодец, что в своё время придумал отговорку насчёт больной печени. Срабатывает?

— Безотказно. Ладно, сестра, чайник остывает. Лучше расскажи, как там, в Германии, люди живут? — обернулся, наконец, Валера и протянул руку к сестре.

— Как живут? Как живут? Хорошо живут, — ответила она, присаживаясь за стол и пододвигая на середину вазочку с вареньем. — Пробуй. Клубничное. С самой Москвы везла. Подружка угостила. У её свекрови на даче выращивают. В Забайкалье такая не растёт.

— Зато у нас земляника знатная.

— Земляника не каждый год. Если лето засушливое, так и никакой земляники. А у нас, сам знаешь, летом то заливает, то сушит. Раньше, маленькие были, кажется, такого не бывало. Дожди такие тёплые шли. Купались в дождь. Помнишь?

— Кажется, всегда такая погода.

— Ну, это ты просто маленький был. Нет. И люди постарше говорят, что изменения в природе и погоде произошли за последние годы. Мол, дырок к атмосфере наделали ракетами, теперь и сифонит планету.

Валера пожал плечами. Он напряжённо размышлял о том, как хорошо, что сестра ничего не знает о наезде на него рэкетиров, отобранной ими его личной машины и трагическом бандитском финале…

— Катька?

— Что?

— Так, всё-таки ты ушла от вопроса.

— Какого?

— Как там?

— Где?

— Мне, что? Из тебя клещами вытягивать слова? В Германии, конечно.

— Я же сказала, что хорошо живут.

— А поподробней?

— Поподробней, только расстраиваться.

— Да, я не расстроюсь, у меня устойчивая психика.

— Да, кстати, всё не решаюсь спросить.

— О чём?

— Я так понял, что теперь ты как бы поменяла, так сказать, свою трудовую деятельность?

— Правильно понял. И не как бы, а поменяла.

— Там, вроде, нормально у тебя складывалось переводчицей в совместном российско-германском проекте по горной переработке?

— По совместному предприятию ничего не получилось. Проект не получил должного развития, зачахнув на начальной стадии. К сожалению, подвела, Валера, русская необязательность. Как-нибудь подробнее расскажу.

— И немцы остались не у дел?

— Почему? Немецкая фирма заключила договор с одной из африканских стран…

— Вот так-так, — удивился Валера. Он снял очки, протёр их свежим носовым платочком и вновь надел, внимательно глядя на сестру.

— В Германии жизнь устойчивая, скажем так, самих немцев устраиваемая, — продолжила она.

— Все довольны, все смеются?

— Ну, положим, это у нас смеялись от радости, когда Союз развалили, а там всё как-то посерьёзнее…

— Никто не жалеет, что объединились?

— Скорее, наоборот. От объединения, наверное же, плюсов больше, чем от разъединения. Да, ты и сам понимаешь! Тебе ли объяснять?

— Понимаю.

— Спокойно как-то живут, сытненько, размеренно, без дёрганий. Каждый на своём месте, у каждого, вроде, своё достойное место под солнцем. Без метаний, как сегодня у нас. Больная у нас ситуация, вот что я тебе, Валера, скажу! Больная на всю голову!

— Может быть, переболеем, и всё образумится?

— Не знаю, Валера, я не знаю…

Какое-то время брат с сестрой молча сидели, швыркая остывающий чаёк, изредка пробуя чайными ложечками клубничное варенье.

— Валер?

— Что?

— Я там с интересным дяденькой познакомилась.

Валера оставил кружку и округлил глаза.

— Нет, это не то, на что ты подумал.

— Ну, ну, с этого момента поподробней.

— Ну, чего ты?

— Чего я?

— Чего так смотришь на меня?

— Как смотрю?

— С ехидцей.

— Тебе кажется. Нормально я смотрю, как смотрит младший брат на старшую сестру.

— Ладно! Проехали, — махнула Катерина рукой и продолжила: — Значит, сразу подчеркну, чтобы отмести всякие твои подозрительные мысли, что дяденька старше меня, в отцы годится, и потому…

— И потому я расстроился. Я уж губу раскатал на другой вариант.

— И какой?

— Молодой преуспевающий немец…

— Да, ладно тебе, — Катерина тоже отставила кружку. — Неинтересно, что ли?

— Хорошо! — Валера сделал серьёзное лицо. — Рассказывай. Я весь во внимании.

— Тогда слушай и, пожалуйста, без твоих намёков!

— Хорошо! Слушаю! — повторил Валера, чувствуя нарастающий интерес к тому, о чём хочет поведать сестра.

— В общем, познакомились чисто случайно. В спортивном магазине меня угораздило споткнуться, но проходивший мимо немец успел поддержать за локоть, иначе могла бы грохнуться на глазах всего честного народа. А потом я вновь случайно встретилась с этим человеком на озёрном пляже. Его зовут Генрих.

— Подожди! — Валера перебил сестру: — Ты сказала, что в отцы годится. Это как? Значит, фашист бывший, что ли?

— Что значит, фашист?

— Ну, раз пожилой, значит, на Восточном фронте воевал, тогда фашист недобитый.

— Знаешь, Валера, как-то нехорошо и не так мой тебе рассказ начался. Вот ты не дал договорить. Ну, тогда и не буду ничего рассказывать.

— Ладно, не обижайся. Извини. Ляпнул с маху, не подумав.

— Вот именно, что ляпнул, да ещё с маху. Словом, маху дал? — потеплела Катерина. — Про фашистов говорить не будем, не знаю, не спрашивала, воевал или нет. Скорее всего, по годам не вышел. Спортом занимается. Горными лыжами. Кто из наших ветеранов занимается горными лыжами. Ну? Ответь? В возрасте все они уже! В достаточно преклонном возрасте.

— Ладно. Я же извинился. Рассказывай. Кстати, что пожилой человек может делать в спортивном магазине?

— Ну, Валера… будь корректнее.

— Ладно, хорошо! И что делал твой будущий знакомый в спортивном магазине?

— Позже выяснилось, что покупал новые крепления для горных лыж племяннику.

— Летом покупки для зимы? Ах, да, понимаю, эта немецкая педантичность!

— Генрих жил в ГДР. По профессии инженер-строитель. Много расспрашивал меня о сегодняшней жизни в России. А если коротко, то наши интересы пересеклись и совпали в плане налаживаемых в настоящее время германо-российских или российско-германских отношений. Об открытии таких Центров в Ярославле и Москве я тебе уже говорила. Их деятельность пока в большей степени ориентирована на взаимный культурный обмен. Но мне хотелось бы, как бы это тебе пояснить понятнее, чтобы конкретно как-то помочь нашим ветеранам Великой Отечественной. Сам знаешь, как они живут. А сколько у большинства болячек? Ладно, от возраста, а у скольких от полученных ранений?

— А знаешь?! — встрепенулся Валера. — У меня на примете есть конкретный дедушка. Он тесть одного моего приятеля. Представляешь, у него с войны осколок под сердцем?!!

— И где живёт этот дедушка?

— В деревне.

— Возраст?

— Говорю же, что фронтовик. Где-то семьдесят с лишним лет.

— А поподробнее что-то можешь об этом человеке сказать?

— Подробно, правда, Вячеслав не рассказывал, как-то до такого разговор не доходил. Знаю только, что в начале войны тесть служил здесь, в Забайкалье. Затем осенью в составе знаменитых сибирских дивизий их бросили под Москву. Затем Сталинград. Там и ранило его. Списали подчистую после госпиталя. Осколок так и остался. Всю жизнь, считай, проносил его.

— И как же он работал? Как было все эти годы здоровье-то? — заинтересовалась Катерина. Она сидела на стуле напротив брата.

— Так и работал. Кстати, механизатором в колхозе.

— А семья?

— Две дочери.

— Живут в деревне?

— Нет, здесь, в городе. Да, самое главное не сказал. Почему я об этом дедушке-то заговорил. Всё бы ничего, но с недавних пор осколок как бы сдвинулся с места… Вячеслав опасается, ведь осколок рядом с сердцем.

— Почему же раньше операцию не сделали? Когда ещё Советский Союз был?

— Не знаю. На то свои причины. Может быть, человек думал, что раз не беспокоит, то и ладно. Знаешь ведь наш русский характер. Это, во-первых. А, во-вторых, Вячеслав говорит, что врачи в своё время как бы опасались браться за такую операцию.

— А вообще, как ты об этом всём узнал?

— Как. Да очень просто. Как-то вижу, что Шмель какой-то смурной.

— Кто-кто, извини? — удивилась Катерина, прервав брата почти на полуслове.

— Ах, да. Не сказал. Шмель — это фамилия Славы.

— Понятно. Редкая фамилия.

— Да, редкая. Ну, в общем, вижу, сам не свой он. Спросил его, в чём дело. Говорит, проблемы навалились разом в кучу, как это нередко бывает в нашей жизни.

— Да, бывает, — кивнула, соглашаясь, Катерина.

— Жена его — Юлия — сильно переживает по поводу своего отца. У того, видимо, сдвинулся осколок. Что делать, говорит Слава, ума не придаст.

— В таком возрасте, конечно, прооперироваться очень сложно. А главное, где и кто за это возьмётся. На западе, в столичных институтах, наверное, такое возможно. Но теперь капитализм. Медицина переходит в частные руки. Значит, нужны деньги. Немалые деньги. Но, как я понимаю, бизнес, так сказать, у твоего партнёра Шмеля ни шатко-ни валко? Как, впрочем, и у тебя, Валера, так? Только честно.

— Так, — признался тот, понимая, что кривить душой смысла нет. Даже если и отстали рэкетиры, попавшие недавно сами под раздачу более крупной бандитской группировки, ситуация с коммерческими сделками не радует и не питает надеждой на улучшение. С некоторых пор Валера начал понимать, что если сказать не всё так просто в этом самом бизнесе, значит, ничего не сказать. Самым верным будет признаться самому себе в том: моё это или не моё занятие. Жизнь и развитие событий упорно показывает второе. Показывает и подсказывает: не повернуть ли на сто восемьдесят градусов и не пошло бы оно лесом, это предпринимательство…

— О чём-то задумался, а, Валера? — спросила Катерина. Встав со стула, она подошла к брату и потрепала его за плечо. — О чём-то думы думаешь? Кстати, по жизни-то раньше кем был этот Слава Шмель?

— Офицером.

— Офицером?

— Капитаном-танкистом. Точнее, не совсем танкистом, — Валера сделал паузу и добавил: — Нет, вообще-то танкистом.

— Абсолютно не поняла! — рассмеялась Катерина.

— Служил в танковых войсках тыловиком-снабженцем.

— Теперь более-менее понятно.

— Кадровый офицер или пиджак.

— Как это?

— Кадровый, значит, окончил военное училище. Пиджак — выпускник гражданского вуза, в котором имеется военная кафедра.

— Нет, настоящий офицер. Окончил училище тыла.

— А почему же не в армии, хотя можешь не отвечать. В армии столько сокращений. Из одной Германии много войск вывели, когда ГСВГ ликвидировали.

— Кстати, Слава после училища, которое окончил с красным дипломом, служил именно в Германии, — уточнил Валера.

— Даже так?! — удивилась Катерина.

— Да.

— Служба в Германии обусловлена тем, что выпускникам военных училищ, закончившим с красным дипломом, была предоставлена возможность выбора службы. Это Германия, Венгрия, Польша, Чехословакия. Так, ну это присказка. А то, что человека бывал в Германии, может пригодиться.

— В смысле? — не понял Валера.

— В смысле, что, возможно, этому твоему Шмелю в скором времени предстоит навестить места службы. Не конкретно, конечно.

— Но конкретность в твоих словах не помешала бы, — заметил Валера.

— Нет, ничего более говорить не буду. Придёт время, сам узнаешь. Если, конечно, всё сложится.

— Абсолютные загадки! Ничего не понимаю!

— Тебе и не надо пока ничего понимать. Единственное, надо понять, что есть, пока весьма туманная, но перспектива помочь старому ветерану. Ты, Валера, вот что…

— Что?

— Организуй мне встречу с этим Вячеславом. Хорошо?

— Не вопрос! Сделаем!