Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

28

Вячеслав Шмель отъехал от города на приличное расстояние. Остался позади пост ГАИ. Трасса чистая после ночного дождика, но асфальт подсыхал под лучами всходившего над лесистыми сопками июньского солнца. На трассе безлюдно.

«Суббота», — вспомнил он. Движение оживится позже к обеду, когда горожане дружно заторопятся на дачные участки к своим грядкам с первой зеленью — луком, укропом, петрушкой и редиской.

На повороте трассы двигатель зачихал, застучал.

— Ты бы еще закашлял! — произнёс Вячеслав и сбавил скорость. Возмущение объяснялось тем, что только на прошлой неделе он чистил свечи, проверял карбюратор, и какое-то время не было проблем. Усиливалось подозрение на то, что на заправке мошенники разбавляют бензин. Чаще используются растворители красок и машинные масла. Вячеслав слышал об этом, но серьёзного значения не придавал. Полагал, что до подобной наглости вряд ли кто нормальный, без сдвига по мозговой фазе, снизойдёт. Ладно, он человек кроткий, как и большинство автовладельцев, а если горе-заправщики нарвутся на бандюганов? Уже имел место нашумевший случай, когда подручные одного авторитета заставили хозяина АЗС пить разбодяженный бензин, налив его в баночку из-под «Кока-колы»… Выйдя из машины, он открыл капот и визуально впился печальным взглядом в разогревшиеся внутренности движка. Чего же им не хватает? При этом Вячеслав уже не раз с сожалением подумывал о преждевременной покупке «Москвича 2140» с рук у своего бывшего сослуживца и коллеги по тыловой должности. Но когда ещё на стадии договорённости о купле-продаже проверяли машину, то движок работал как часы. Сослуживец — человек бережливый и аккуратный, не гонял почём зря по разбитым улицам, осторожно объезжал даже мало-мальски заметные рытвины и ямки. Значит, всё-таки дело в разбавленном бензине? Вспомнился эпизод легендарного кинофильма «Джентльмены удачи», где речь шла об ослиной моче.

Наиболее популярная тенденция последнего времени — продавать бензин, разбавленный существенной долей спирта. Часто технически неподготовленный спирт смешивается с бензинами кустарно — на нефтебазах или мини-нефтеперерабатывающих заводах. Себестоимость такой смеси ниже обычного топлива, но при этом падает мощность двигателя и повышается расход топлива. Ещё бензин разбавляют растворителями красок и машинным маслом. Это чревато заменой блока двигателя, комплектов поршневых колец и свечей зажигания, топливного насоса, форсунок, возникает необходимость очистки топливной системы.

О сомнительной жидкости, которую иногда подливают на бензоколонках, Вячеслав слышал от знакомых. Одному из них довелось самому воевать с продавцами горючего.

«Я не успел запастись топливом, и лампочка пустого бензобака загорелась в самый неподходящий момент, — рассказывал тот знакомый. — Пришлось искать первую попавшуюся заправку. Я залил пятьдесят пять литров 95-го бензина и отправился в путь. Но на первом же светофоре машина заглохла. И это повторялось на каждом перекрестке. Вокруг всё время сигналили автомобили. Ситуация неприятная. Ещё я испугался за автоматическую коробку передач — такие дёрганья для неё очень вредны. Специалисты полдня провели под капотом: поменяли свечи, фильтр, подкрутили каждый винтик, но машина продолжала капризничать. Оставалась лишь одна надежда. Мужики слили бензин и заправили новым. И тут машина завелась! Я приехал в офис топливной компании и попросил руководителя вернуть мне потраченные впустую деньги. Но директор на все мои претензии только отмахивался, дескать, у них такого произойти не могло. Тогда я предложил ему проехать со мной в испытательную лабораторию за результатами экспертизы. На это директор ответил, что их организация слишком серьезная для того, чтобы кататься с каждым клиентом по лабораториям. Я тогда сказал, что буду судиться. В итоге результаты экспертизы показали наличие в бензине механических примесей и воды. Заправка заплатила мне в разы больше той суммы, которую могли бы сразу вернуть…»

Пришлось вынуть свечу зажигания, посмотреть нагар. Всё чисто. Мимо изредка пробегали автомобили в разных направлениях. Солнце подымалось всё выше, ярко освещая щедрыми лучами благодатную забайкальскую тайгу.

«Какая красота!» — залюбовался Вячеслав, рассматривая с высоты перевала ближние перелески, которые сгущались вдали, сливаясь в единую густую таёжную массу синевато-зеленого цвета. Она волнообразно простиралась распадками до самых дальних гольцов. Почти на горизонте они едва не касались вершинами кучевых облаков.

Любование изумительными летними красотами прервалось в тот момент, когда слуха коснулись, долетев издалека, словно сухие хлопки.

— Что за ерунда? Будто пистолетные выстрелы? — проговорил Шмель и осторожно закрыл капот машины. Ещё с полминуты прислушивался, прежде чем сесть за баранку. Аккуратно захлопнул дверку. На трассе, будто специально, полная тишина и никакого движения. Ни туда, ни обратно. На удивление «москвичонок», словно отдохнув от скоростной дороги, завёлся без помех.

«Нет, наверное, все-таки что-то с карбюратором. Придётся опять смотреть», — подумал он, плавно разгоняясь по пустынному шоссе.

Минуты через две-три метрах в трёхстах впереди он увидел странную картину. Иномарка застыла на левой обочине, съехав в сторону с проезжей части и почти развернувшись перпендикулярно оси движения. Вячеслав тормознул и, не выключая мотора, медленно вылез из машины. Приблизился к иномарке. От пробитого капота подымался не то парок, не то дымок. Взору представилось крайне неприятное зрелище. Через разбитое стекло в дверках виден залитый кровью салон. Водитель лежал лицом на баранке, обнимая её руками. Сзади ещё двое, откинув головы на спинки кресел, безучастно глядели в потолок машины.

— Ничего себе!

Было понятно, что на этом безлюдном месте несколько минут тому назад произошёл криминал. Скорее всего, типичная бандитская разборка. В одном из застреленных на заднем сиденье Шмель узнал рэкетира, которого видел в кооперативном кафе на встрече с Валерой. Да, точно он. Старший той троицы, что приходила в тот день «доить» владельца кафе.

Шестым чувством понял, что следует немедленно уезжать с этого печального места…

…Долго не мог прийти в себя. Мысли роились в голове. И одна из них о том, что как вовремя забарахлил движок «москвичонка»…

— Что случилось, Славик? Бледный весь!!

— Лучше все вопросы потом.

— Не поняла, — Юлька отступила шаг назад, в задумчивости удивленно глядя на супруга.

— Выпить есть?

— Ты же знаешь, в холодильнике.

Не разуваясь в прихожей, в грязных туфлях прошёл на кухню. Звякнув посудой, достал из настенного шкафчика стакан и поставил на обеденный стол. Молча открыл холодильник. Не глядя, захватил двумя пальцами холодную запотевшую бутылку. Вернулся к столу, пододвинул стул. Юлька стояла, держа тапочки на вытянутых руках, но муж будто не видел жену. Подождав, пока тот наливал в стакан водку, она бросила тапки ему под ноги.

— Надень!

— Хлеба дай!

— Подожди, может, яичницу?

— Какая яичница? Хлеба дай! Занюхать.

— Вот! — протянула ему хлебницу, он взял ломтик ржаного чёрного хлеба. Молча опрокинул полстакана в три-четыре глотка.

— Юлька взяла стул и села напротив, положив руки на стол.

— И чего сие всё означает? Машину ухайдакал? Говорила же тебе, лоханул тебя дружок, старьё подсунул, колымагу. На тебе боже, что нам негоже…

— Машина под окном. Нос высуни.

— Что? — Юлька неуверенно подошла к окну, отдёрнула шторку, глянула вниз через стекло. Оглянулась на мужа.

— Тогда чего?

— Что чего?

— Это чего? — она кивнула на начатую бутылку.

— Ухайдакали — это точно…

— Чего?

— Не чего, а кого.

— Ну?!

— По дороге чуть в историю не влип.

— Ну-ка, ну-ка. С этого момента поподробнее…

— Боюсь, поподробнее не смогу.

— Почему?

— Страшно. Теперь страшно, — Славик маханул вторые полстакана и откусил кусочек хлеба.

— Ну? Полегчало? Нет? Щас полегчает… Рассказывай.

— Рэкетиров завалили.

— Что? Каких рэкетиров? — ужаснулась Юлька. — Ты с ними знаком?

— Нет. Так, пересекались.

— Что значит пересекались? Где? Когда?

— Однажды видел их в кафе, где мы с Валерой встречались.

— И что теперь? Поминки по рэкетирам?

— Нет. Я не знаю. Не знаю, что и подумать. Они на машине Валеры были.

— Что? Ещё не чище. А где он сам?

— Не знаю. В том-то и дело, что ничего не знаю. Что видел, о том и рассказываю.

— Ладно, успокойся. Давай по порядку. Где хоть всё это произошло?

— Прямо на автостраде. За поворотом на промзону. Я только что оттуда, — Вячеслав потянулся рукой к бутылке, но Юлька перехватила её, отставляя в сторону.

— Обожди. Водка никуда не денется. Рассказывай толком.

— Что толком? Ехал по трассе и такое совпадение. Как специально подстроено. Брошена машина. В ней рэкетиры. Все трое. С дырками в голове…

— Подожди, — потянула мужа за рукав Юлька, — а может…

— Что может?

— Что может?

— Может, Валеру похитили и тоже грохнули, а машину забрали?

— Кто грохнул?

— Ну, эти трое?!

— Что? Меня? Да брось ты. Совпадение! Конкретно Валера попал под раздачу. Пусти, — Вячеслав освободил рукав и дотянулся до бутылки со словами: — Кому же Валера мог перейти дорогу? Я совсем не в курсах. Да ведь ты знаешь, что мы с ним к компаньонах без году неделя. Толком ничего и не успели. Разве что Самойлову помогли с последней партией мороженой рыбы из Владика рефрижератор пригнать. Собственно, вот и всё…

— И что теперь? Ментов не стал дожидаться?

— Сама знаешь. От них подальше держаться — себе безопасней. Валере всё одно уже ничем бы не помог.

— Да, да. Правильно. С ментурой повязываться — себе дороже. Извините-подвиньтесь, — согласилась Юлька. — Никогда не забуду, как ребят-фарцовщиков на счётчик ставили… Надо бы, Славик, первым делом родителей Валериных навестить? Как-то разузнать — что да как? Но ты успел вот глотнуть. Теперь за руль не сядешь ведь.

— Пусть пока всё устаканится.

— Жаль Валеру, хоть и мало с ним был знаком.

— Я вообще его пару раз только и видела. И то издали.

— Умный парень был и бесхитростный. Такие долго в бизнесе не протягивают. Либо дело прогорает, либо попадают под раздачу крутняка… В данном случае случилось второе…

— Важная птица? Из чиновников?

— Кажется, переводчицей в какой-то фирме. Да, точно, переводчица. Валера упоминал, что сестре повезло попасть в новую торгово-промышленную фирму.

— А где за границей? — поинтересовалась Юлька.

— Кажется в Германии. А если быть ещё точнее, в Лейпциге. Точно! В Лейпциге!

— Да, круто, — вздохнула Юлька и спросила: — Есть будешь?

— Нет. Только чаю…

— Сейчас поставлю.

— Да, безумно печально, — произнесла Юлька, наливая в кружку свежезаваренный ароматный чай.

В перестроечные времена перспектива пересесть на иномарку для первых отечественных «коммерсантов» стала вполне реальной — в страну потихоньку стали просачиваться Мерседесы и Вольво с Запада, Тойоты и Ниссаны с Востока. Ввозились они по большей части нелегально — как правило, за взятки на таможнях или спрятанные на кораблях загранплавания. Ну, а с падением железного занавеса уже в самом начале 90- х годов в страну хлынул настоящий поток подержанных иномарок. В Россию ввозили как европейские и японские малолитражки для людей среднего класса, так и американские дредноуты — для тех, кто побогаче. На этот фоне престиж «вишнёвых девяток» и чёрных Волг быстро померк. Да к тому же у отечественных машин резко упало качество сборки и деталей.

Стоит заметить, что сам «АвтоВАЗ», как и многие российские заводы, оказался в первой половине 90-х под контролем ОПГ — по некоторым данным, вымогателям в качестве разных «выкупов» прямо с конвейера уходила десятая часть всех выпущенных автомобилей. Так что многие бандиты Поволжья фактически задаром получали новенькие Жигули — катайся, сколько влезет. Но для «серьёзных людей» отечественные автомобили уже не полагались по статусу. По неписаным правилам, в те времена для любого уважающего себя «коммерсанта» первые серьёзные деньги полагалось потратить на приличную иномарку. Поначалу российские коммерсанты и представители криминала очень полюбили именно «американцев».

Газеты и журналы 1991–1994 годов буквально пестрели рекламой различных американских седанов — от среднеразмерных Chrysler New Yorker и Pontiac Grand Am/Bonneville до огромных Cadillac Deville и Lincoln Town Car. Их мощные неприхотливые моторы нормально переваривали плохой бензин, огромные кузова из толстой стали не только успешно вмещали в себя целую банду телохранителей, но и давали дополнительные шансы выжить при авариях и перестрелках.

Вячеслав Шмель всё больше убеждался в том, что после распада СССР страну всё сильнее опутывает паутина коррупции. Причём такой, что цеховики, кажутся милыми глазу цветными бабочками, бесшумно порхающими с травинки на травинку в сравнении с монстрами, громодержно разрушающими всё и вся на своем пути, оставляя после себя руины, развалины и бесплодные пустыни… Со временем становились известны, правда, пока очень узкому кругу людей цифры, от которых у любого здравомыслящего человека леденеет кровь в жилах. Потери в экономике страны за несколько лет приватизации были сопоставимы с потерями за период Великой Отечественной войны.

90-е годы. Любого рода предпринимательская деятельность связана с риском для коммерсанта любого уровня. Система олигархии только-только выстраивается, подводя итоги всеобщей приватизации всех богатств страны отдельно взятой группой ловкачей и проходимцев. У них, правда, надо отдать должное, мозги заточены именно на то, чтобы урвать, прибрав к рукам, что плохо лежит. Будто специально ждали этого часа. И вот он пробил, время настало. В это смутное время плохо лежали крупнейшие предприятия страны…

«Лучше нам всего этого не знать, — признавался Вячеслав самому себе, не пытаясь даже заводить на эту тему разговор с кем бы то ни было. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь».

Зазвонил городской телефон. Шмель подошёл к столику и взял трубку.

— Да?

— Привет, старина! Есть дельное предложение. Надо обсудить.

— Знаешь, Валера, я ещё после той истории, которая с тобой приключилась, в себя прийти не могу.

— Но всё же обошлось? Правда? Вот сейчас тебе звоню. Я здоровый, если бы не моя печень, и невредимый…

— Это хорошо, что так. Хорошо, что звонишь.

— Вот видишь? Всё хорошо, что хорошо кончается, так ведь?

— Так-так. По тачке-то больше в ментовку не вызывали?

— А чего вызывать? Я им сразу сказал, что машину угнали. Ночью со стоянки. А что найдена на трассе с тремя жмуриками, первый раз слышу. Ты ведь знаешь, что это так? Где киллеры и разборки и где я?

— Знаю, конечно, хотя и тебя-то знаю не так уж много времени, но уверен, что ты не при делах. Какие-то третьи силы, мистика какая-то…

— Ну, вот. Так и будем считать. Заморачиваться не хочу. Никакой мистики нет. Видно, попали крутые ребятки под раздачу ещё более крутых. Так что, Слава, не парься. Относись к происходящему философски.

— Тебе проще такое говорить, ты философ…

— Да уж, довелось поучиться жизни по Гегелю и Канту.

— Что хотел-то, Валера? Надо увидеться или можно по телефону?

— Можно, — согласился Валерий очень спокойным голосом, хотя обычно он как раз и делал в таких случаях замечание партнерам, что по телефону лучше ничего не обсуждать.

— Слушаю.

— Тут информация поступила от своего человека, думаю, и тебе не мешало быть в теме.

— Я не против, — отозвался Вячеслав.

— В одном из лесостепных районов области, километрах в трёхстах от Читы, закончила дислокацию авиационная часть. Очередной военный городок остался брошенным. Слушаешь?

— Слушаю!

— Но я имею в виду не дома офицерского состава и казармы. В них уже похозяйничали местные жители. Я об аэродромной инфраструктуре. Понятно, что военные демонтировали всё самое ценное и всё, что касается непосредственно боевого обеспечения лётного подразделения. Имеется в виду взлётно-посадочная полоса. Там базировались тяжёлые самолеты. В смысле бомбардировщики. Поэтому осталось море металла. Это, в частности, подземные хранилища для горючего.

— Слушаешь?

— Слушаю. Понятно. А по аэродрому?

— Отличные качественные бетонные плиты. Кстати, в одном месте взлетную полосу уже начали курочить из близлежащей к бывшему гарнизону сельской строительной организации. Не прочь поживиться и железнодорожники. У этих имеются такие структуры. Называются строительно-монтажные поезда.

— И какие соображения?

— А вот соображения уже не по телефону. Но самое главное, надеюсь, ты понял, так?

— Так. Наша задача — перехватить инициативу.

— Понятно. Надо обсудить.

— Хорошо. Когда и где встретимся?

— Извини, сейчас точно не скажу, позже перезвоню.

— Когда?

— Сегодня, часам к семи вечера.

— Подожди.

— Что такое?

— Где, Валера, так хорошо освоил авиационную терминологию?

— Книжек про лётчиков много в детстве читал.

— Давай! Пока! — Вячеслав оторвал телефонную трубку от уха, посмотрел на неё и положил на рычажки светло-зелёного аппарата. — Порядок в танковых войсках? — произнёс вопросительно, почему-то при этом вспомнив Самойлова.

…С правобережья реки Онон, от автомобильного моста, который ещё называют «правительственным», открывается прямая дорога на Китай. Расстояние до границы, по нынешним меркам, невелико, чуть более двухсот километров. Когда-то на этих двухстах километрах располагался мощный оборонительный комплекс, где были сосредоточены крупные воинские соединения, представленные всеми родами наземных войск и авиацией. Инженерные сооружения из прочного железобетона, строительством которых ещё в 30-е годы прошлого столетия руководил легендарный генерал Дмитрий Карбышев, составляли основу укрепрайонов, сосредоточенных вдоль границы с Китаем.

Наземные части располагались в военных городках, большей частью вдоль линии железной дороги Чита-Забайкальск, обеспечивающей прямой выход в соседний Китай, соответственно, и из Китая в Россию. Всё было продумано, обустроено, содержалось в полной боевой готовности. И совсем не страшно было жить в 70-е-80-е годы прошлого столетия за этим щитом, хотя южный сосед и бряцал оружием, именуя Советский Союз «врагом номер один». А на китайских географических картах территория Забайкалья изображалась не иначе как китайская. А что сейчас?

Неподалёку от населённого пункта Цугол располагается по желеэнодорожной ветке станция Степь, где ещё недавно дислоцировалась военная авиация. Сегодня её здесь нет. Брошенные ангары с распахнутыми настежь воротами будто подчёркивают, что грозные боевые машины сюда уже никогда не вернутся. Причиной экстренной эвакуации самолётов под Читу, расположенную более чем в пятистах километрах от границы, послужила в одну из суровых зим авария на котельной, когда в лютые морозы без тепла остался военный городок со всеми многоэтажными домами офицерского состава. И дабы не загружать себя дальнейшими заботами о содержании жилого фонда и котельной, из высших, так сказать, политических соображений, высокое командование взяло и передислоцировало воинскую часть подальше от этих «гиблых мест».

В пятидесяти километрах от «правительственного» моста лежит станция Мирная. В 60-80-е годы здесь располагались многочисленные воинские подразделения: мотострелковые, танковые, артиллерийские. Трёхэтажные казармы, автопарки, складские помещения, стрельбища и полигоны для тактических учений, более десятка пятиэтажных жилых домов для офицеров и их семей. В 90-е годы военные ушли, бросив здания и сооружения на произвол судьбы. Военный городок стал превращаться в руины. И теперь взору открываются остовы полуразрушенных казарм и домов офицерского состава. Будто враг лихим набегом поверг всё в развалины, на фоне которых киношникам теперь можно снимать фильмы о войне. Только не враг порушил здесь всё, а те, кто бросил военный городок на произвол судьбы, кто свои оборонительные рубежи своими же руками и уничтожил, сделав это за неприятеля.

Далее на юг, в десятке километров, станция Безречная — мощный гарнизон, которой был представлен артиллеристами, танкистами, мотострелками. На месте военного городка — груды битого кирпича, куски бетона, бурьян. Лишь остатки бетонного забора указывают на то, что когда-то здесь дислоцировались защитники Родины, мощи которых боялись наши нынешние друзья.

И дальше, по обе стороны дороги, на всём обозримом пространстве степи, вплоть до границы остовы зданий и армейских сооружений, брошенные доты и целые укрепрайоны, разрушенные и никому уже не нужные. А когда-то были они «не по зубам» любому противнику и, зная об этом, в самые тяжкие дни Великой Отечественной войны самураи не осмелились напасть на Советский Союз, предпочитая сохранять нейтралитет. И после войны эта мощь и сила охлаждали пыл и агрессивные амбиции супротивной стороны, обеспечивая мирный труд страны. Без всякой рекламы и широкомасштабной пропагандистской шумихи, так как истинная сила в «пиаре» и «бряцании оружием» не нуждается.

Забайкальцы хорошо знают дружественное отношение к нашей стране южного соседа. Самые доброжелательные отношения сложились между народами наших стран, где нет агрессивности и амбициозности. Но, как говорится, «порох всегда надо держать сухим», только так нас будут уважать, только так будут укрепляться наши равноправные, добрососедские отношения.

А теперь южные ворота страны, если и защищены, то только номинально. Более того, на сегодняшний день упразднён Забайкальский военный округ, его штаб, находившийся в городе Чите, переносится в Новосибирск, что ещё в большей мере ослабляет Забайкальское направление. А если уповать на ядерное оружие, как главный аргумент в защите наших рубежей, то «долбануть» этим оружием придётся по собственной территории, так как сдержать противника, ринувшегося через границу (широкий степной «коридор» тянется почти до самой Читы»), будет просто некому.

Сёла и посёлки юга Забайкалья за последние двадцать лет обезлюдели. Кто-то уехал подальше от этих мест, кто-то умер. Многие спились и деградировали. С развалом колхозов и совхозов селяне потеряли работу и уверенность в завтрашнем дне. Их дети лишены возможности получить качественное образование, а сами они — нормальное медицинское обслуживание и зачастую средства для существования. А главное, потерян смысл жизни, и не чувствуют они отеческую заботу государства о себе. Собственное убогое жильё, развалины животноводческих ферм, зернохранилищ, ремонтных мастерских, пашни, заросшие сорной травой и кустарником, особых патриотических чувств не вызывают.

— В известной советской песне о гражданской войне были такие слова: «… мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!» Но, видимо, такие слова наше высшее военное руководство подзабыло, а напрасно, — поделился как-то своим мнением с Вячеславом Шмелём его бывший командир Самойлов.