Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

22

Одну из очередных глав своей рукописи Генрих начал с того, что, по сути, немецкое население слабо владело информацией о событиях на Восточном фронте. Смутно подозревали, что будущее решается сейчас под Сталинградом, но оттуда перестали приходить письма, а те, что получали, рассказывали безутешные новости.

Что думали об ушедших покорять Россию родители солдат и офицеров? Их жёны и дети? С каким чувством вскрывали пришедшие с фронта письма своих воюющих на Востоке родственников? Как воспринимали извещения-похоронки? И что они думали, когда пару лет назад смотрели на марширующие колонны во время парадов в Берлине? Конечно же, испытывали гордость, хотя некоторые и с привкусом непонятной горечи…

Генрих чуть не замёрз насмерть в заснеженных полях Восточного фронта. Сначала под Москвой, а затем в Сталинграде. Он часто вспоминал дядюшкину «мануфактуру», а тот, в свою очередь, думал о племяннике, должно быть, страдающем в эту минуту в морозной и непокорённой России.

Ройзен Рейнер понимал, что любая война — это разрушение мира и стабильности в любых измерениях, да можно ли вообще чем-либо измерить войну? Что ожидает промышленника в случае поражения страны, в которой находится производство и бизнес? А в том, что на Востоке едва ли удастся одержать победу, Рейнер не то, чтобы был уверен, но, скажем так, сомневался со всей очевидностью. И чем дальше, тем сильнее. И в итоге после поражения вермахта под Сталинградом, сомнения переросли в твёрдую уверенность, что победа русских на Волге есть начало конца Великой Германии. Игнорируя тёплое обмундирование для своих войск, Гитлер надеялся молниеносно расправиться с Советской Россией. Однако же, самонадеянность фюрера дорого обошлась немецкой нации. Обломал зубы о Россию, как в своё время Наполеон. С русскими лучше не связываться. Дубина народной войны присуща этому народу. Исключительно русской нации, как сказал великий Лев Толстой в своём романе «Война и мир». Поэтому дальнейшая судьба Германии не могла не тревожить Рейнера. Как полегчало бы на душе, гора свалилась с плеч, если бы производство военной формы сменилось выпуском гражданской одежды, мундиры поменялись на цивильные костюмы…

Всякий раз, когда Генрих садился, обычно вечером, после ужина, за пишущую машинку, он ловил себя на мысли: зачем и кому нужны эти воспоминания? А, может быть, всё-таки принесут пользу молодым поколениям соотечественников, чтобы те, хотя бы чуть-чуть представили себе весь ужас войны и поняли, что нацизм не должен повториться никогда… Самая большая несправедливость, которая может выпасть на долю человека, это война. И самое страшное, что войну развязывают политики, а идут умирать простые люди…

Начало войны между Германией и СССР стало неожиданностью не только для советского народа, но и для Германии. Казалось — пакт Молотова — Риббентропа — надёжно защищал обе страны от столкновения двух миров, Запада и Востока. Но Гитлер усиленно готовил Блицкриг, молниеносную атаку на СССР, но это тщательно скрывалось. Блицкриг — теория ведения скоротечной войны, согласно которой победа достигается в короткие сроки, исчисляемые днями, неделями или месяцами до того, как противник сумеет мобилизовать и развернуть свои основные военные силы. Создана в начале XX века Альфредом фон Шлиффеном.

«Поздним вечером наш взвод собрали в сараях и объявили, что завтра нам предстоит вступить в битву с мировым большевизмом. Лично я был просто поражён, это было как снег на голову, а как же пакт о ненападении между Германией и Россией? Я всё время вспоминал тот выпуск «Дойче вохеншау», который видел дома и в котором сообщалось о заключённом договоре. Я не мог и представить, как это мы пойдём войной на Советский Союз. Немцы планировали окончить войну за несколько недель и явно недооценивали русских. Лично я, бросив взгляд на карту, на все эти просторы, задумался, мне вспомнилась участь Наполеона, постигшая его в России. Нам сказали, что всё это кончится через каких-нибудь три недели, нам было сказано, другие были осторожнее в прогнозах — они считали, что через 2–3 месяца. Нашёлся один, кто считал, что это продлится целый год, но его на смех подняли: «А сколько потребовалось, чтобы разделаться с поляками? А с Францией? Ты что, забыл?» Опьянённые военными успехами немцы не понимали, Восточный фронт, сильно отличается от Западного, что советский народ будет стоять насмерть.

Запомнилось выступление одного из генералов: «Я уже сейчас могу сказать, что месяца через полтора, от силы два, флаг со свастикой будет реять над московским Кремлём. Более того, в этом году мы покончим с Россией. Да! Ни для кого не секрет, что месяц спустя наш непобедимый вермахт будет стоять у ворот Москвы. Только мы можем так наступать. Вперёд, вперёд и только вперёд, за нашими танками пойдём мы, обрушивая на русских пули, осколки и снаряды. Большего от нас никто не требует».

Американский генерал Д. Макартур после нападения Германии на СССР предугадал развитие военных действий: «Немецкое вторжение в СССР — это выдающееся в военном отношении событие. Ещё никогда прежде не предпринималось наступление в таких масштабах, когда за такое короткое время преодолевались такие огромные расстояния… Это триумф немецкой армии…» Но далее он продолжил: «Оборонительные действия в Китае показали, что народ достаточно многочисленный, имеющий достаточно боевой дух, занимающий достаточно большую территорию, куда можно отступить, не может быть побеждён молниеносной войной. На основе обороны Китая берусь предсказать, что немецкое наступление в России окончится провалом. Рано или поздно, в одном или другом месте, оно неизбежно выдохнется и захлебнётся».

Эшелон с военнопленными — немцами, австрийцами, поляками, чехами, служивших и воевавших в гитлеровской армии, прибыл на железнодорожную станцию в Сибири. Недолгая выгрузка, и вот уже колонна пленных растянулась по левому берегу Оки, продвигаясь вверх по её течению. Вскоре, на высоком, крутом береговом откосе показались обнесённые колючей проволокой землянки, палатки, строящиеся деревянные бараки. Над всем этим возвышались сторожевые вышки. Прозвучала команда конвоиров остановиться… Военнопленные в Сибири первое время жили в наспех сооружённых землянках и палатках. Затем сами для себя начали строить деревянные каркасно-засыпные бараки. Питание, как и всюду — плохое, поэтому лагерю пришлось обзавестись своим подсобным хозяйством. На отведённой для этого земле пленные сажали и выращивали картофель, овощи, зерновые, разводили свиней, коров, были у них и свои лошади. Рядом с лагерем находились каменоломни, где военнопленные работали на добыче камня. Он шёл на фундаменты строившихся в городе домов. Одновременно камнем пленные мостили здешние дороги. В лагере было создано производство по выпуску деревянных гардин, бочек, этажерок для книг, стульев, столов. Работали пленные и на местных предприятиях — химическом комбинате, арматурном, кирпичном и некоторых других заводах. Многие стремились попасть тогда на кирпичный завод. Там, в силу специфики производства, можно было получить болезни бронхов и лёгких и быстрее вернуться на родину.

Первое время военнопленных охраняли, были даже побеги. Потом всё больше и больше лагерь стал походить на поселение вольнонаёмных рабочих. Они свободно, без охраны покидали его территорию, ходили на Оку купаться, ловить рыбу. В лесу собирали ягоды, грибы, заготавливали лекарственные травы. Среди пленных было немало больных, а лекарств не хватало. Вскоре многие стали хорошо говорить по-русски.

В лагере на строительстве объектов в Тюмени Генрих принял окончательное решение, о котором однажды мелькнула мысль ещё в Сталинграде, если выживет и вернётся на родину, то станет строителем, выучившись на инженера.

«У наших тыловиков ещё не было опыта организации жизнеобеспечения таких больших групп военнопленных. К 19 ноября 1942 года в нашем плену было менее 20000 солдат и офицеров противника. А в Сталинградском котле их было окружено свыше 200000 человек. Проблемы со снабжением у немцев начались задолго до того, как их окружили. Уже в сентябре рацион солдат 6-й армии составлял чуть больше половины потребного количества калорий (1800 калорий против нужных 3000–4000). В октябре и ноябре ситуация только ухудшилась, поскольку местное население был ограблено подчистую ещё в сентябре. В конце ноября ситуация ещё более усугубилась, нормы выдачи были уменьшены до 350 граммов хлеба и 120 граммов мяса в день. С 1 декабря нормы выдачи хлеба были уменьшены до 300 г, а с 8 декабря — до 200 г. Далее нормы выдачи уменьшались ещё. Если в самом начале окружения «воздушный мост Геринга» давал хотя бы половину нужного немцам провианта и боеприпасов, то вскоре, когда уничтожение грузовых Юнкерсов-52 было налажено, доставка грузов резко сократилась. А когда наши наступающие части захватили аэродромы, доставлять провиант и боеприпасы стало возможным только на парашютах с бомбардировщиков в специальных контейнерах. Ветер часто доставлял немецкие посылки в расположение частей РККА. В мемуарах наших участников той битвы этим контейнерам давалась высокая оценка, провиант был вкусный, вот только боеприпасы в них тоже занимали много места.

С конца ноября по конец декабря в окружённой группировке только официально произошло 56 случаев смерти по причине «недостатка питания». В начале января рацион по 6-й армии в среднем уменьшился до 50—100 граммов в сутки. В последние дни существования котла больные и раненные, которые составляли от 30-ти до 40-ка тысяч человек, вообще не получали никакой пищи. Кроме голода, окружённых солдат убивал ещё и холод. В декабре-январе температура в том регионе составляла от минус 15 до минус 25 градусов. Это, конечно, не убийственные сибирские морозы, но при отсутствии нормальной зимней одежды и нормального питания… А от обморожений до гангрены — один шаг.

Особое внимание обращалось на создание в лагерях для военнопленных нормальных жилищно-бытовых условий с тем, чтобы сохранить рабочую силу, приостановить смертность и сократить заболеваемость среди военнопленных. Для улучшения физического состояния военнопленных увеличивается рацион питания, развиваются подсобные хозяйства, создаются мастерские, где изготавливались кухонная посуда, инвентарь и инструменты. Силами военнопленных идёт заготовка топлива, сена, вылов рыбы, сбор съедобной дикорастущей зелени, грибов, плодов и ягод. В неблагополучные лагеря выделялись медикаменты, медицинский персонал, кожаная обувь рукавицы, нательное белье, портянки. Конец 1946 года из-за засухи и вызванного ею неурожая оказался для военнопленных трудным испытанием. Уровень и качество питания резко снизились, перебои в снабжении, неполноценная замена отсутствующих продуктов другими — всё это отразилось на здоровье военнопленных. Шла борьба с хищениями продовольствия со стороны работников лагерей. После войны в СССР была отменена карточная система, что положительно сказалось на положении военнопленных. В лагерных отделениях были созданы ларьки и буфеты, в которых военнопленные за личные деньги могли покупать продукты питания и некоторые промтовары. Постепенно, хотя и медленно, улучшалось и продовольственное снабжение.

Пленные немцы, следуя завету Молотова, работали на множестве строительных объектов СССР, использовались в коммунальном хозяйстве. Их отношение к работе было во многом показательным. Живя в СССР, немцы активно осваивали рабочую лексику, учили русский язык, однако значение слова «халтура» они не могли понять. Практически вся малоэтажная застройка 40-х-50-х годов до сих пор считается построенной немцами, хотя это не так. Мифом является и то, что здания, построенные немцами, строились по проектам немецких архитекторов, что, конечно, неправда. Генеральный план восстановления и застройки городов разрабатывали советские архитекторы.

У военнопленных не подлежали изъятию одежда, знаки и награды, предметы религиозного культа, письма с фотографиями, деньги, часы, кольца, очки, канцелярские принадлежности, предметы туалета, постельные принадлежности, портсигары, табак, зажигалки и прочее. Офицеры, полицейские, жандармы размещались отдельно от солдат и младшего начальствующего состава. Военнопленные рядового и унтер-офицерского состава могли привлекаться к работе, как в лагере, так и вне лагеря в промышленности и сельском хозяйстве. Офицеры и приравненные к ним военнопленные могли привлекаться к работам лишь с их согласия.

Разрушенные города восстанавливали военнопленные. Ещё в середине войны, сразу же после Сталинградской битвы, во многие советские города Поволжья, Урала и Сибири целыми эшелонами доставляли немецких военнопленных, которые здесь работали главным образом на народно-хозяйственных объектах. А после 1945 года пленные немцы были основной рабочей силой на строительстве жилья и дорог. Победа над гитлеровской Германией досталась нашему народу неимоверно дорогой ценой. В 1945 году значительная часть Европейской части СССР лежала в руинах. Нужно было восстанавливать разрушенное хозяйство, причём в кратчайшие сроки. Но страна в это время испытывала острейший дефицит рабочих рук и умных голов, потому что на фронтах войны и в тылу погибли десятки миллионов наших сограждан, в том числе и огромное количество высококвалифицированных специалистов. Неудивительно, что после Потсдамской конференции, где были определены размеры репараций каждого из союзников, Советом министров СССР было принято закрытое постановление. Согласно ему, при восстановлении промышленности СССР, его разрушенных городов и сел предполагалось в максимальной степени использовать подневольный труд немецких военнопленных. А несколько позже было решено вывезти из советской оккупационной зоны Германии на предприятия СССР ещё и всех квалифицированных германских инженеров и рабочих, особенно специалистов оборонных отраслей промышленности. Нигде в открытой печати об этом решении правительства в первые годы после Победы не было сказано ни слова. Впрочем, и в последующие десятилетия советским людям категорически не рекомендовалось в какой бы то ни было форме обсуждать ту роль, которую в послевоенном восстановлении экономики страны сыграли принудительно вывезенные из побеждённой Германии технические специалисты.

Репатриация военнопленных из СССР началась сразу после окончания войны в Европе и продолжалась до весны 1950 года. Осуждённые военнопленные и интернированные пробыли в СССР до конца 1956 года».

Ведя свои записи воспоминаний, Генрих Беккер, как бывший заключённый лагеря для военнопленных, что располагался в годы войны на Оке, писал: «Причиной плохого продовольственного снабжения нас, заключённых, не была простая жажда мести русских или стремление к уничтожению нас со стороны Красной Армии. Плохое питание объяснялось тем, что сожжённый и разрушенный войной Советский Союз не был в состоянии обеспечить в достаточной степени пропитанием даже своё собственное население, не говоря уже о нас, пленных. Русские люди сами страдали и умирали от голода. Тем более я должен сказать о том, что мне не раз встречались русские, у которых находились „лишние“ кусок хлеба, стакан молока, ломтик сала, пара картофелин или яблоко, что в конечном итоге позволило мне выжить. Особенно необходимо вспомнить здесь русских женщин, которые встречались нам за пределами лагеря, а также работали лагерными надзирателями или инспекторами. Они проявляли настоящую человечность, даже если их мужья, сыновья или внуки были нашими военными противниками. Может быть, они именно поэтому и были в состоянии видеть в нас не только врага, но и человека, которого, как и их родственников, война унизила до замученного создания».

Возможно, только благодаря широте и незлобивости русской натуры смогли выжить и Генрих, и многие другие военнопленные в советских лагерях.

Чистые, выбритые, в добротной одежде, многие с чемоданами с нехитрым скарбом, уезжали из военнопленных лагерей. Их провожали. Кроме вездесущих мальчишек, приходили и те, с кем они сдружились за эти годы, с кем вместе работали. Трудно в это сегодня поверить, но, по рассказам очевидцев, были и слёзы расставания. Был и небольшой митинг перед отправкой пленных домой.

В 1950-ом Генрих вернулся домой — с одним чемоданом и в мокрой одежде, попал под дождь. На вокзале его встретил только приятель, который освободился месяцем раньше. Семьи и родных у Генриха никого не осталось. Все погибли под бомбёжками англичан. Идти было некуда и не к кому.

…Генрих вставил в каретку печатной машинки очередной чистый лист бумаги.

«Отправили в реабилитационный лагерь, где бесплатно выдавались пайки и там можно было спать. В день полагалось пятьдесят пфеннигов, но я не хотел быть нахлебником. Приятель предложил устроить меня к знакомому фермеру, но я тоже отказался, мечтая самому стать на ноги. При этом профессии как таковой у меня не было. Конечно, кроме умения строить и восстанавливать. И ещё огромного желания получить профессию строителя. Оно возникло ещё в сталинградском аду, когда среди развалин города я сам себе клятвенно пообещал, если выживу, то всю оставшуюся жизнь буду только строить и строить дома.

Всему приходит конец. Наш кошмар в этом городе на берегах великой реки тоже закончился. Но я не был уверен, что, оставшись в живых, я перехитрил Судьбу.

Немецкие части уже не оказывают никакого сопротивления русским. Небритые, худые и замёрзшие солдаты, покорившие Европу, вылезают из нор, из-под развалин. Полуживые, полумёртвые. Они сдаются без единого выстрела. О своём намерении сдаться оповещают криком «Гитлер капут!» Русские отвечают: «Паулюс капитулирт!», но чаще они кричали просто: «Фриц, комм, комм!»

Я и другие солдаты стояли с поднятыми руками, когда к нам подошёл русский солдат и молча навёл на нас автомат. Подошли и другие. Все с автоматами. Здоровые, с румянцем на щеках. Все одетые в зимнюю тёплую одежду. Ватные брюки и валенки, стёганые ватные фуфайки или полушубки из овчины, меховые шапки-ушанки. Большинство в маскировочных белых халатах. Среди них не было больных и худых

Неподалёку от нас сбились в кучку офицеры штаба шестой армии. И чем больше я смотрел на них, тем больше ощущал своё падение. Пленные офицеры представляли собой жалкое зрелище. На головах подшлемники и платки, шерстяные пилотки, натянутые на уши, женские шапки, на плечах рваные одеяла, перемотанные верёвками или телефонными проводами. Лица грязные и заросшие, глаза провалившиеся. На дорогах образовывались длинные бесформенные колонны пленных. Они брели в жуткую неизвестность. Многие могли передвигаться, только опираясь на костыль или палку. Почти у всех были обморожены ноги. Знаю по себе, как отваливаются ногти на пальцах, что причиняет дополнительные страдания.

А вечером русские устроили салют из немецких ракетниц, включили патефон и мы слушали русские песни. Для меня это было хуже любой пытки! Под звук патефона я вспоминал хвастливые слова Гитлера о том, что немецкий солдат стоит на берегах Волги и никуда отсюда не уйдёт! Фюрер оказался прав в одном — многие мои сослуживцы остались здесь навсегда…»

«История Великой Отечественной войны в военном плане делится на две части — до 19 ноября 1942 года и после. За полтора года до этой даты Красная армия захватила только 19000 немецких пленных. В наступлении под Сталинградом она взяла сразу сотню тысяч. Немецкие безвозвратные потери за 19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года ушли сильно за четверть миллиона. Для сравнения: за весь 1941 год на всём Восточном фронте они составили всего 220 тысяч человек. В одном сражении за 75 дней вермахт потерял больше, чем во всех боях с Красной армией за первые полгода войны. При этом советские безвозвратные потери в сталинградском наступлении были только 154 тысячи, а не несколько миллионов, как в 1941 году

Капитуляция завершилась 2 февраля 1943 года. Но «зачистка» и принятие в плен последних военнослужащих 6-й армии Паулюса продолжалось вплоть до 22 февраля 1943 года. Всего в период с 10 января по 22 февраля 1943 года в городской черте Сталинграда были взяты в плен 91545 человек. Для размещения этой огромной массы людей был экстренно создан лагерь № 108 с центром в сталинградском рабочем посёлке Бекетовка. В плен попали люди, которые последние три месяца находились на грани голодной смерти, вызванной острейшим дефицитом продовольствия. Они были крайне истощены и нуждались в экстренной помощи. Для них делали все, что возможно. Однако не было у Советского Союза в 1943 году пятизвёздочных отелей и «мишленовских» ресторанов для приёма гостей города на Волге. Проблемой было накормить и вылечить мальчишек и девчонок, выживших в руинах Сталинграда. В блокаде оставался Ленинград. В тылу женщины и подростки делали снаряды, гранаты и автоматы для нужд фронта, получая скудный паёк. Пленным солдатам Паулюса честно выделяли то, чем сами располагали.

Последний факт: согласно показаниям немецких военнопленных, в последний период существования Сталинградского котла нормы выдачи хлеба в разных подразделениях колебались от 25 до 100 граммов в день. Норма хлеба, установленная во фронтовых лагерях военнопленных в соответствии с директивами Генштаба и НКВД, составляла 600 граммов ржаного хлеба в день. Для многих солдат армии Паулюса плен действительно стал избавлением».

Однако не следует забывать, что Великая Отечественная война была войной не столько техники, сколько войной непримиримых, антагонистических идеологий. На Западе и сейчас, к сожалению, живёт достаточное количество людей, в том числе и бывших военнопленных, которые негативно относятся ко всему, что связано с Россией и русскими.

Боль утрат и бесконечные ряды могил жертв минувших войн зовут сегодня к примирению и согласию. В наши дни, когда мир полон кровавых конфликтов, эти могилы заставляют вспомнить слова немецко-французского мыслителя Альберта Швейцера, известного в прошлом веке своими антивоенными выступлениями: «Солдатские кладбища — великие проповедники мира, значение их как таковых будет возрастать с течением времени».

16 декабря 1992 года президенты России и Федеративной Республики Германии подписали договор о военных захоронениях, который в качестве документа международного права создал основу для защиты военных захоронений второй мировой войны, для достойного ухода за ними, для выяснения судеб павших. Подписанный документ внёс решающий вклад в дело взаимопонимания, примирения и развития добрососедских отношений между народами двух стран.

С 1992 года в России и Германии начались работы по сохранению и благоустройству военных кладбищ, по перезахоронению останков погибших. Все иностранные граждане — и известные, и безызвестные, погибшие во время войны в Германии, уже давно захоронены. Наши партнёры в этом, как всегда, педантичны и аккуратны. За могилами обеспечен должный уход. Это делается за счёт средств добровольных пожертвований, помощи спонсоров, отчасти — финансирования государством.

В России, где захоронено подавляющее большинство погибших немецких солдат и военнопленных второй мировой войны, за этот период Немецким союзом в 56 регионах страны было восстановлено или оборудовано более 160 мест немецких захоронений. Восстановлены или открыты вновь кладбища иностранных солдат и военнопленных под Новосибирском, в Перми, Тамбове, Твери, Рязанской, Ленинградской, Новгородской, Волгоградской, Московской и ряда других областей.