Ступень Пятая

Глава 12

На планирование пригласили только Серого, остальных мы, посоветовавшись недолго, решили не посвящать. Потому что и точность сведений не могли гарантировать, и не хотели раньше времени будоражить людей. Да и помочь те по большому счету ничем не могли. Бывшая банда Глаза так вообще состояла из людей без магии.

— Ну е-мое, — зло сказал Серый. — Только-только начали выходить в хороший плюс — и на тебе, все хотят отнять и разделить.

— А то, что собираются отнять не только деньги, но и жизнь, тебя не волнует? — удивился я.

— Я в вас с Данькой верю, — заявил Серый. — Обломаются. Но нервы помотают и финансы пощиплют сто пудов. Не, я понимал, что от императорской семейки особой благодарности не дождемся, но думал, что нас просто удалят подальше, когда Накреха выловят. Но ведь ни его, ни его тварь не поймали? Или я чего-то не знаю?

— Все мы чего-то не знаем, — ответил Постников. — Но сдается мне, если бы Накреха уже поймали или Тумановы были бы уверены в работе руны, на клан бы уже наехали.

— Насколько я знаю, его ловят. Жаль, что все методы слишком приблизительные.

При разговоре с Суховым у меня появилась идея, как можно выявить тех, у кого душа и тело не в том комплекте, что были при рождении. Зачем нужно опираться на то каким было последнее тело, если можно выявлять всех вселенцев по какому-то общему признаку? Должно же у нас быть что-то общее, как у прибывших из одного мира. Это я и сказал Сухову. Он признал, что в моей идее есть здравое зерно, и добавил от себя, что это что-то должно быть на глубинных слоях, причем в той области, которая относится к менталу.

Найти мы ничего не нашли. Возможно, нужен был взгляд со стороны, но привлекать кого-то третьего было опасно, поэтому размышления остались всего лишь размышлениями, хотя я все равно каждую встреченную ауру мага накладывал на врезавшуюся в память ауру учителя и пытался выявить все, чем они отличались. Но никому об этом рассказывать не стал.

— Может, и не жаль. Пока Накреха ловят, у нас есть время, — заявил Серый. — Нужно в первую очередь ставить прослушку, во вторую — создавать артефакт, придуманный Ярославом. Насколько я понимаю, если вживить, будет работать в любом гасящем магию поле?

— По идее, должен, — согласился я. — Вживлять нужно с накопителем, потому что резервы тела могут оказаться недоступны. Я принципиальную схему набросал, но нужна проверка. И еще, прослушивать все я один не смогу, даже с разделением сознания мой максимум — три помещения. Лучше два. Так что остальные я переключу на вас. Вопрос: сколько должно быть остальных?

— Много помещений слушать не надо, — решил Постников. — Не будут Тумановы болтать о таких вещах где попало. Следовательно, нужны личные комнаты императора и Александра. А еще кабинет императора в жилой части дворца. Есть у него такой?

— Не знаю, — честно ответил я. — Я в той части дворца только наружную охранную систему делал, расположение комнат не видел. Придется по следам аур ориентироваться.

Поверить не могу, мы всерьез планируем прослушку императора. При этом стараемся не касаться вопроса, что делать, если это правда и нас действительно планируют убить. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы Тумановы от этой идеи отказались. Например, Александр в честь собственного бракосочетания решит отбросить все кровожадные мысли и нас помиловать. А там мы добровольно уедем в изгнание на бывшие земли Карповых. Только что-то мне подсказывает, что у Тумановы на них уже есть планы.

— Кстати, мне случайно не присылали приглашение на свадьбу Александра? — спросил я Постникова, который наверняка должен был это знать, поскольку вся корреспонденция проходила через его отдел.

— Не знаю, почему вдруг кстати, но не приходило. А должно было?

— Светлана удивилась тому, что не было. Сказала, что это, скорее всего, ошибка Императорской канцелярии. Остальным уже разослали. И добавила, что разберется.

— Ага, — сказал Серый. — Вот и посмотрим, пришлют или не пришлют. Это тоже показатель.

— Да не показатель вовсе, потому что Александр меня сам по себе не переваривает и мог не захотеть видеть мою рожу в такой день. Ладно, решили ставить прослушку, едем.

— Куда?

— Ко дворцу, конечно.

— Нам бы сейчас внимания поменьше привлекать, — в глубокой задумчивости потер Постников подбородок.

— Под невидимостью поедем.

— А ты уверен, что у нас никто не заметит или что камера не поймает момент, если ты расслабишься? Закрывать машину куда сложнее, чем себя одного, плюс вероятность того, что под невидимостью в нас кто-то врежется, ненулевой. Дворцовая площадь опять же, нашими камерами утыкана по самое не могу. Нет, ехать надо легально, только не ко дворцу, а в заведение поближе.

Уследить за всем сложновато, с этим не поспоришь, так что пришлось признать правоту Постникова.

— Там рядом заведений нет, — напомнил я. — Если клановые дома, есть административные, но никуда просто так не завалишься. Хотя жаль, что не завалишься, потому что тогда я бы оставил с вами свой фантом, а сам бы свинтил в нужном направлении.

Серый открыл карту города, но только убедился в моей правоте. Разве что можно было найти пару мест, от которых пробежка в моем исполнении заняла бы минут пятнадцать в одну сторону. И это если не будет неожиданностей. А ведь нужно было закладывать часа полтора-два на все про все. А еще думать, не покажется ли подозрительным, что мы втроем вообще из поместья выбрались.

Размышление прервал звонок от Глазьева. Я смотрел на телефон и прикидывал, отвечать или нет, уж слишком неоднозначные отношения у нас были, и Глазьев наверняка винил меня в смерти единственного сына. Но узнать, чего он хочет, все же следовало.

— Добрый день, Егор Дмитриевич.

— Добрый день, Ярослав Кириллович. Я бы хотел с вами поговорить, — довольно мирно ответил Глазьев. — Не по телефону, а при личной встрече.

Я невольно бросил взгляд на карту. Где дом Глазьевых, я помнил. От него до дворца было относительно недалеко. И было недалеко для одного из мест, которые мы присмотрели в качестве отведения глаз. Считать ли это знаком провидения? Проблема в том, что вряд ли Глазьева устроит общение с фантомом, да и визит на нужное время не затянется.

— По поводу чего вы хотели поговорить?

— Это личный вопрос, я бы не хотел доверять его телефону, — заупрямился он. — Вы не могли бы подъехать ко мне? Я бы подъехал и сам, но в последнее время чувствую себя не слишком хорошо. Я понимаю, Ярослав Кириллович, что у вас ко мне нет теплых чувств, но очень прошу вас пойти мне навстречу.

Голос у него действительно был не особо бодрый. Подкосили его события, связанные с сыном. Думал я недолго. От Глазьева можно поехать в ближайший ресторан, и это никто не посчитает подозрительным.

— Скажем, в течение часа вас устроит, Егор Дмитриевич?

— Вполне, Ярослав Кириллович. Буду вас ждать.

Я отключил телефон и сказал:

— Едем к Глазьеву, а потом в ресторан.

— Гуляем, — радостно хохотнул Серый.

На удивление он спокойно отнесся к известию о проблемах с правящим домом, как будто был уверен, что я их разрулю. И это несмотря на то, что я ему говорил, чем для меня закончились проблемы с прошлым моим императором. Да и сам я сейчас не на пике, только более-менее восстановился после общения с Накрехом. Мне бы сейчас полноценный отдых не помешал, чтобы не перенапрячься. Не все проблемы с источником, которые могут вылезти, удается купировать.

— Да, это будет более-менее естественно: сначала по делам потом поесть, — признал Постников. В отличие от Серого он относился к будущей операции куда серьезнее. Переживал не столько за себя, сколько за Марту. — Но насколько безопасно в принципе ехать к Глазьеву? Он в зону наших интересов не попадал уже давно, но это не означает, что он стал к нам хорошо относиться.

— Не особо хорошо к нам относился его сын, — напомнил я. — А Егор Дмитриевич пытался прогнуть меня, начиная с первой встречи, но в этом было больше спортивной злости, чем ненависти.

— С начала вашего знакомства много чего изменилось, — заметил Постников, намекая на смерть Романа.

— Много, — согласился я. — Навредить Глазьев мне вряд ли навредит, а едем мы к нему больше для прикрытия, чем в действительности с ним общаться. Если наше общение станет мне в тягость, то я просто уйду. А вам и заходить нет необходимости.

Так что выехали мы, не скрываясь ни от кого, и даже цель назвали — визит к Глазьеву. Выскочившей ко мне матери я сказал, что если в городе задержимся, то там и поедим, чтобы она не переживала.

— Ярик, я и так тебя почти не вижу, — возмутилась она. — Ты приехал из школы и сразу заперся с Даниилом Егоровичем, потом Сергея Евгеньевича пригласил. А на мать у тебя времени опять нет.

— Мам, что поделаешь, дела.

Я развел руками, показывая размер своего огорчения. Мама ко мне подошла сама и поцеловала.

— Дела делами, а о семье забывать нельзя.

— Я и не забываю — возразил я. — Никогда не забываю, мама. Просто поверь мне. Я все делаю ради семьи.

Потому что, если я где-то облажаюсь, погибнет слишком много людей, и не все из них мне неприятны. Напротив, большинство тех, на кого нацелились Тумановы, я считаю своей семьей.

— Вера Андреевна, он же ради вас только и старается, — влез Серый. — Не ради себя же он сейчас пластается. Даже в законный выходной — и то по делам едет. Мы с Данилом Егоровичем стараемся часть проблем с него снять, но есть вопросы, которые только сам Ярослав может решить.

К Серому у мамы осталось уважение еще с тех времен, когда она считала его моим учителем по магии, помогающем исключительно из любви к ближнему. Поэтому его слова подействовали на нее куда сильнее, чем мои.

— Ладно уж езжайте, куда собирались. — Махнула она рукой. — Дела, значит дела. Что я, не понимаю?

Она грустно вздохнула, явно надеясь, что я проникнусь и останусь, но мы воспользовались ее разрешением и сразу удрали.

До Глазьева мы доехали быстро и если и говорили о делах, то только о том, что Егору Дмитриевичу от меня понадобилось. Так что если кто нас слушал — а как просветил меня Постников, звуки можно снимать с любого стекла безо всякой магии — то он вряд ли нашел в нашем разговоре что-то предосудительное.

Что Постников, что Серый отказались со мной идти к Глазьеву предположив, что тот планировал пообщаться наедине. Я им предложил пока зарезервировать столик в ресторане поблизости и пошел на встречу.

К Глазьеву меня провели сразу же. Выглядел он под стать своему голосу: очень уставший пожилой мужчина с мешками под глазами и грустно обвисшими уголками губ. Даже аура казалась тусклее, чем обычно.

— Спасибо, Ярослав Кириллович, что согласились приехать, — сказал он после короткого приветствия. — Мне сообщили, что именно вы определили смерть моего сына. Это так?

— Да, Егор Дмитриевич, тело вашего сына погибло и было уничтожено, — осторожно ответил я, начиная опасаться, что Глазьев попросит показать, где тело захоронено. Потому что на очистные сооружения его везти можно только в компании целителя, чтобы было кому оказать помощь при сердечном приступе.

Но Глазьев сумел меня удивить.

— Догадываюсь, на что вы намекаете, Ярослав Кириллович. Сразу вам скажу, я понял, что душа моего сына каким-то образом попала в Новикова. Что случилось с телом, в котором была душа Романа?

— Оно тоже погибло, и скорее всего, души вашего сына здесь нет. Но если вы все поняли еще тогда, то почему?..

Я недоговорил, но Глазьев меня прекрасно понял:

— Потому что я надеялся, что произошел полноценный обмен душами, тело Романа придет в себя и я смогу договориться с тем, кто там. Роман, он, знаете ли, сильно меня разочаровал. Единственный наследник, но очень далек от того, кому можно было бы безбоязненно передать клан. Я посчитал это шансом привести дела клана в порядок. Новиков поумней был.

— Души Новикова там давно уже не было. Там та еще тварь сидела.

— Я понял, когда увидел последствия его ухода из больницы, — ответил Глазьев. — Я очень ошибся, Ярослав Кириллович.

Я промолчал, поскольку не понимал, куда он гнет. На мой взгляд, Глазьев ошибся очень давно, пустив воспитание наследника на самотек. Магам вообще требуется жесткий контроль, особенно в начале обучения. Но не говорить же это и без того раздавленному несчастьями человеку?

— Это было ужасно, — продолжал Глазьев. — Столько крови, столько крови. И обвиняют в бойне нас.

— Я вам предлагал вариант лечения у наших целителей, — напомнил я, стремясь уйти от неприятного разговора.

Фотографии из психбольницы я видел, поэтому чувства собеседника мне были понятны, но развивать эту тему я не собирался.

— Собственно, я об этом и хотел поговорить, — сумел вновь меня удивить Глазьев. — Я хочу передать дело своей жизни ребенку своей крови, понимаете? Ходят слухи, что ваши целители помогают в самых безнадежных ситуациях.

— Слухи имеют под собой основания. Егор Дмитриевич, уверен, ваша проблема решаема. Мне кажется, мы могли бы обсудить все это по телефону.

Он неожиданно смутился и, кажется, даже немного покраснел.

— Вопрос слишком деликатный, — понизил он голос. — Проблема в том, что моя супруга против того, чтобы мой ребенок был от другой женщины, а она уже немолода.

— Это тоже решаемый вопрос.

— Но она категорически не хочет вынашивать ребенка, предлагает в наследники своего племянника.

Из того, что в голосе Глазьева звучало настоящее отчаяние, было понятно, что вопрос для него немаловажный. Скорее всего, на Глазьевой были завязаны слишком большие деньги, чтобы супруги безболезненно расстались и Егор Дмитриевич завел наследника, ориентируясь только на свой вкус.

— Есть же суррогатное материнство? — удивился я. Уж насколько я был далек от этого и то помнил, ради чего с тела Глазьева сняли ограничители.

— Супруга категорически отказывается обращаться с такой проблемой в лечебницу и говорит, что не может быть уверена в том, что этот ребенок от нее.

— Существуют соответствующие тесты. Если хотите, я пришлю своего целителя, он вам все подробно объяснит. Вообще, наши целители не выезжают на дом, но я для вас сделаю исключение.

Но только потому, что визит сюда дал возможность с минимумом временных затрат попасть во дворец. Глазьев, сам не зная того, обеспечивал нам хорошее прикрытие.

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, Ярослав Кириллович.

Пришлось звонить Давыдову-старшему, как самому представительному, и договариваться. Илья Владимирович оказался свободен и выразил желание приехать немедленно, чтобы закрыть этот вопрос.

— Вы же его дождетесь? — умоляюще спросил Глазьев.

— Меня мои люди ждут в машине. Мы не рассчитывали на то, что я надолго у вас задержусь.

— Я разрушил какие-то ваши планы?

— Нет, мы просто хотели поужинать в ресторане.

— Поужинайте у нас, — щедро предложил Глазьев. — Я приглашаю и вас, и ваших людей. Уверяю, вы не пожалеете.

А ведь этот вариант был куда лучше запланированного нами. Давыдов появится нескоро, потом будет обследовать и уговаривать обоих Глазьевых. Времени должно хватить с запасом.

— Не отказывайтесь. Мне будет спокойней с вашей поддержкой. Ярослав Кириллович, если вам удастся изменить мнение моей супруги, я буду вашим вечным должником.

— Я переговорю со своими людьми и вернусь, — решил я, разворачиваясь на выход.

Вслед мне неслись слова, полные благодарности. Но Глазьев просто не подозревал, что вернется к нему уже мой фантом в компании Серого и Постникова. Мы прикинули риски и решили, что они смогут меня прикрыть. Впрочем, мой фантом был достаточно независим, и даже способен вести беседу. Обрывать с ним связь я не буду, а значит, в случае чего успею отреагировать на нештатную ситуацию.

Пробежаться пришлось всего ничего. Во дворец удалось попасть без всяких проблем, и в жилую часть я просочился никем не замеченный. Спальни идентифицировались мгновенно, причем выяснилось, что у императора с супругой они раздельные. Из Тумановых не было никого. Кажется, сегодня должно было быть какое-то официальное мероприятие. Но это не сделало мою задачу легче, потому что императорские покои кишели прислугой. Приходилось постоянно изворачиваться, чтобы на меня никто не наткнулся.

У императора дополнительного кабинета не оказалось, зато из личной части дворца был ход в подвал, где находилась и лаборатория, и мини-полигон. Судя по следам аур, чаще всего ими пользовались именно император и его наследник. Поэтому прослушек в результате я установил четыре: на эти два помещения, и на спальни. Потом переброшу по паре на Постникова и на Серого, пусть тоже отдуваются.