Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Кража века

Кабинет старшего советника юстиции.

— Вы телевизор вчера изволили смотреть, Лев Тимофеевич? — Прокурор Евтакиев закурил и предложил сигарету Рогаткину. Тот принял угощение.

— Безусловно, — закуривая, подтвердил он.

— И что же вы там видели? — оживился Евтакиев. — Любопытно!

— Концерт Филиппа Киркорова, а также занимательный фильм по Стивену Кингу… Забыл название, Петр Асланович!..

— Значит, про кражу века из галереи Карнауховой вы…

— …не слыхал — на этот раз не буду вам наговаривать! — кивнул Лев Тимофеевич. — А что такое?.. Украли ценный холст «Мухи обнаженной»?

— Если бы, — вздохнул старший советник юстиции Евтакиев. — Кстати, не «мухи», а «махи», Лев Тимофеевич, ну как можно путать такие вещи… Все намного хуже! Неделю назад из галереи, в которой сейчас полным ходом идет выставка раритетов Музея Кристальди, пропала…

Рогаткин, сняв очки, слушал внимательнейшим образом.

— …пропала священная швабра! — закончил предложение прокурор и тяжело вздохнул. — Да, вот именно, так-то!

В кабинете Евтакиева повисла тишина, которую через минуту нарушил смех Льва Тимофеевича Рогаткина.

— Ага-а-а… Вы меня разыграли, Петр Асланович! Ага-ага, очень смешно, вашу шутку оценил!.. — Но, взглянув на Евтакиева, Лев Тимофеевич смеяться прекратил. Улыбка еще некоторое время по инерции держалась на его лице, однако ввиду того, что направленный на него взгляд старшего советника юстиции был необычайно серьезен, Лев Тимофеевич уже через минуту тоже нахмурился.

— Хорошо, — после краткой разъяснительной беседы кивнул Рогаткин и, быстро пробежав глазами все документы и показания косвенных свидетелей кражи священной швабры, в тот же день поехал в галерею Фирюзы Карнауховой.

Галерея бывшей «Мисс Бухара-99» Фирюзы Карнауховой в переулке Всадников поражала своей роскошью. Недавно построенное грандиозное здание сияло в вечерней темноте, как сундук с алмазами где-нибудь в промозглой пещере Али-Бабы.

Огромная растяжка-плакат гласила: «Выставка чудес Музея Кристальди — 1 этаж, Сервизы от „Тиффани“ — 2 этаж».

Лев Тимофеевич вздохнул и, смахнув с ушанки снег, вошел внутрь.

«Это не зазорно, что я ничего не знаю о чудесах музея какого-то прощелыги Кристальди, — подумал Лев Тимофеевич, полагаясь на собственный жизненный опыт и интуицию. — Священная швабра, которую украли из экспозиции неделю назад и до сих пор не нашли, — что это?.. Смех или слезы?»

Лев Тимофеевич никогда до этого не слышал о существовании священных швабр. Никогда!..

«Хотел бы я посмотреть на этого вора-альтруиста, который из зала, полного сокровищ, слямзил одну лишь швабру», — сделал вывод Рогаткин, обходя экспозицию чудес Музея Кристальди сначала по часовой стрелке, потом в обратном направлении и снова, не вытерпев, — по часовой.

Экспозиция и правда была необычайна по сути и уникальна по количеству редкостей… Не все редкости были чудесны — но все были единственны в своем роде, понял старший следователь примерно через час.

Лев Тимофеевич долго стоял у саркофага с мумией алтайской принцессы с татуировкой на щеке.

— Ей две с половиной тысячи лет, — сказала экскурсовод. — Смотрите…

Лев Тимофеевич ужаснулся, глядя, как экскурсовод развязывает ленту на челюсти мумии. Наконец лента была снята, и челюсть мумии упала. Изо рта алтайской принцессы на Льва Тимофеевича смотрел… глаз!

— Видели?! — спросила экскурсовод и дрожащими руками снова замотала ленту на челюсти принцессы.

— Ах! — отреагировал Рогаткин.

— Ах!.. Ах!.. — раздалось вокруг.

Затем Лев Тимофеевич долго разглядывал изумруды по 102 карата.

Огромные кристаллы лежали в глиняных блюдечках за толстыми пуленепробиваемыми стеклами.

— В «Черном музее» Скотленд-Ярда, надо вам сказать, — экскурсовод обвела глазами трех старушек и Рогаткина, — есть кастрюля для варки тел — ее изъяли с газовой плиты одного каннибала. Так вот… — Экскурсовод сделала паузу и шепотом продолжила: — У нас есть — три кастрюли для варки тел! — и она указкой постучала по трем закопченным алюминиевым бачкам. — Наш музей — лучше! — добавила она, убрав указку.

«Кто бы сомневался!» — подумал Лев Тимофеевич и быстро отошел от кастрюль и любопытных старушек, решив побродить снова среди экспозиции чудес в одиночестве.

Его привлекли смешные фигурки «людей-солнц» из папье-маше, а также культовые изделия из серебра мексиканского волшебника Серджио Буастаманте. Потом Рогаткин долго и с наслаждением разглядывал трость Чарли Чаплина и его маленькие накладные усы. Пока никто не видел, он быстро примерил усы и, оглядываясь, не видит ли кто, поиграл с тростью… «Если я так легко добрался до экспонатов…» — подумал Лев Тимофеевич и осмотрелся в поисках коллекции священных швабр, но не увидел ни одной. «Видимо, швабра была в единственном числе!» — догадался Рогаткин и стал искать какого-нибудь служителя галереи, чтобы задать тому подобающий вопрос. На лестнице он увидел одного из них — человека, одетого в оранжевый отделанный золотом френч, — тот внимательно следил за Рогаткиным. На что Лев Тимофеевич подмигнул ему и приветственно поднял правую руку. Человек фыркнул, сморщился и, повернувшись к Рогаткину спиной, сделал пару стремительных шагов по лестнице вверх. Лев Тимофеевич не стал испытывать судьбу и нагнал человека в оранжевом френче, когда тот уже достиг вершины лестницы…

— Подождите! — позвал он. — Стойте же… Не убегайте от меня!

«Френч» обернулся.

«Сильвио Кристальди» — гласил бейджик на правом кармашке незнакомца.

— Я следователь, синьор Кристальди! — запыхавшись, выдавил из себя Лев Тимофеевич. — У меня назначена встреча с вами ровно через пять минут. Я вам звонил днем. Так вы помните?.. Нет?

Его реплика не возымела никакого действия. Синьор Кристальди, повернувшись, удалялся по галерее от Рогаткина, как большой оранжевый корабль. Следователь, недолго думая, двинулся следом и зашел за Кристальди в кабинет, дверь в который тот оставил открытой.

В кабинете стояло два мягких стула и вешалка для одежды, и больше ничего. Рогаткин завороженно наблюдал, как Кристальди сел и положил свой живот на колени. Перед Львом Тимофеевичем сидел очень толстый человек. В животном мире синьор Кристальди был бы индийским слоном, подумал следователь.

— Я вам нравлюсь? — тихо, с акцентом законченного биндюжника спросил Кристальди, и Лев Тимофеевич на минуту потерял дар речи.

— Да!.. — наконец хрипло ответил Рогаткин. — Да!.. — повторил он еще раз. — А почему вы спрашиваете?.. Вы сомневаетесь в своей привлекательности, синьор Кристальди? — присел на соседний стул следователь. — Напрасно… Вы красавец мужчина! Редкая стать, я бы сказал! Ваши размеры внушают невольное уважение — это сколько же надо было съесть, чтоб достичь такого веса!

— Сомневаюсь, что это так уж привлекательно, — вздохнул тот, доставая огромных размеров платок, и стал оглушительно с чувством сморкаться.

Лев Тимофеевич снова потерял дар речи.

— Моя фамилия Рогаткин, я старший следователь, — лишь через полторы минуты пришел он в себя окончательно и добавил: — Про швабру, которая у вас пропала, — выскажитесь, пожалуйста. Я назначен эту швабру поймать… ну, то есть отыскать! Скажите, а… — Лев Тимофеевич запнулся.

— Скажу, — кивнул синьор Кристальди. — Спрашивайте!

— Как рядом с греческими статуэтками и фарфором Екатерины Великой…

— Экспонировалась швабра?

— Да, — кивнул Рогаткин. — Именно, синьор Кристальди! Может, эта швабра была золотой?.. — на всякий случай спросил Лев Тимофеевич и проницательно глянул в малюсенькие черные глазки синьора Кристальди.

— Откуда вы знаете? — быстро спросил тот, убирая платок — Вы уже посещали нашу галерею редкостей? Или сегодня вы впервые увидели наши чудеса? Я наблюдал за вами минуты три-четыре…

— Так она — была золотой? — не сдался Лев Тимофеевич. — Или платиновой?.. Я угадал?

— Я бы сказала — позолоченной, — в кабинет стремительно вошла женщина в брючном костюме цвета белого вина. — Вы из прокуратуры?

— Фирюза Карнаухова, — представил хозяйку галереи Кристальди.

— Вы — следователь? — Фирюза встала у окна и взглянула на Льва Тимофеевича сузившимися от ярости глазами. Ее взгляд был таким… что следователь невольно привстал.

— Садитесь, — кивнул он ей на свой стул. — Как вас по батюшке величать?.. Фирюза э-э-э…

— Султановна, — Фирюза неожиданно улыбнулась. — Спасибо.

— Швабру проверял на подлинность старейший эксперт Эрмитажа — Натан Фридиевич Бубс, сертификаты соответствия и подлинности имеются. Бубс несет ответственность за экспертное заключение, которое дал, — сказал Сильвио Кристальди и вздохнул. — Своей головой эксперта!..

— Страховая стоимость швабры, — госпожа Карнаухова присела на стул и с протяжным стоном выдохнула: — Десять миллионов долларов. Да, десять миллионов!.. И большую часть из них с нас слупит… то есть стребует — страховая компания «Ллойд».

— Каким же образом? — неподдельно удивился следователь.

— Через суд! — хором сказали Сильвио и Фирюза и демонстративно отодвинулись друг от друга.

— В вашу пользу! — ткнула в Кристальди изящным пальчиком госпожа Карнаухова. — Но не в мою!..

— В мою, — согласился Кристальди. — Но я потерял сокровище — мою швабру! Это ужасно!.. Ах, моя швабра-а-а… — застонал он.

Лев Тимофеевич закашлялся, чтобы скрыть улыбку.

— Преступник — мужчина! — убежденно сказала владелица галереи и пошевелила сросшимися бровями. — Пойдемте, я покажу вам запись. — Фирюза поднялась и стремительно вышла из кабинета.

Лев Тимофеевич поспешно направился за ней, но, взглянув на Кристальди, вдруг остановился. Тот зевал, потом быстро пожал плечами и изрек:

— Я видел уже… Но вы идите-идите!.. Фирюза вам все покажет и расскажет. Все-все!..

Лев Тимофеевич кивнул и сделал шаг к дверям.

— Я был достаточно вежлив? — напоследок спросил синьор Кристальди.

«Увы», — хотел сказать Рогаткин, но так и не решился. Вместо этого он пробормотал:

— До скорого, синьор Кристальди!

На лестнице нервно переминалась с ноги на ногу владелица галереи.

— Пойдемте в комнату круглосуточной охраны, — Фирюза Султановна быстро свернула в арку, за которой находились служебные помещения. — Идите за мной!

«След в след?» — хотел пошутить следователь, но передумал. Войдя в узкую дверь, он присел у монитора, и охранник быстро включил ту самую запись… Ничего, кроме профиля и спины неизвестного, который крутился возле какого-то заставленного рухлядью утла, Рогаткин так и не разглядел.

— А где же швабра? — задал резонный вопрос следователь. — Я что-то так и не…

— Священная? — уточнил охранник. — Та, которую привез бронированный автомобиль в сопровождении трех автоматчиков?

— Ага, — кивнул Лев Тимофеевич. — Наверное, та самая… Вы ее видели?

— А то! Так вон же она — за ним! — кивнул на монитор охранник, а владелица галереи, скрипнув зубами, произнесла:

— Она исчезла в тот же день… Аллах свидетель!.. Видите, да?

— Но ведь не видно же, как он ее уносит!.. Не видно же! — Рогаткин покачал головой и вздохнул. — С чего вы взяли, что швабру унес этот несчастный?..

Через четверть часа Лев Тимофеевич легким шагом стремительно шел к выходу. «Почему вор не позарился на все эти сокровища, а забрал швабру? Ну, черт знает что! — прежние мысли вернулись сами собой. — Что за воры странные пошли… Я бы первым делом — набил карманы драгоценными камнями и не забыл бы прихватить усики Чаплина! Камни — в ломбард, а усы для — души! Мерил бы… Телевизор бы в них смотрел!»

Народу в галерее прибавилось, даже образовалась небольшая очередь. Лев Тимофеевич тихо присвистнул, правда, спохватился вовремя и погасил свист, хлопнув рукой по губам. «А чудеса-то Кристальди пользуются нездоровым успехом», — вздохнул следователь и вдруг приметил, как из-за колонны вышла уборщица — в синем рабочем халатике поверх спортивного костюма из акрила и в старых босоножках.

Горькие складки у губ рассказывали о судьбе этой женщины получше, чем какой-нибудь занудный романист, пишущий об уборщицах…

И Льва Тимофеевича вдруг осенило.

— Не окажете мне услугу?.. — Лев Тимофеевич резво подошел к уборщице и склонился перед ней в полупоклоне: та была необычайно маленького роста и очень решительная на вид — как все малыши в возрасте.

— Вас много, а я одна!.. Натоптали тут, ироды! — ожесточенно сказала уборщица и, взглянув на следователя, отвернулась, демонстративно показав узенькую спину.

— Любезнейшая, скажите, — деликатно начал Лев Тимофеевич, — вы швабру не брали из экспозиции?..

— Какой швабра? — быстро пропела уборщица.

— Ну, вот такой швабра! — улыбнулся следователь и обрисовал в воздухе контур колоссальной швабры — с себя ростом.

— Какой швабра-то? — уже громче повторила уборщица и шустро поправила съехавший платок. — Видите! — и показала пальцем — за аркой сиял веселенькой хромировкой огромный пылесос «Самсунг». — Техника — даст ин фантастиш!.. Ферштейн?.. Пуркуа?

— А-а-а, — протянул Лев Тимофеевич. — Значит, не брали? Ну, простите, не угадал!..

Уборщица с сожалением посмотрела на Рогаткина и, махнув рукой, ушла, оставив его наедине с пылесосом. Пергаментная кожа ее пожилого лица мелькнула где-то в середине экспозиции и исчезла. Корова ее, что ли, языком слизала, поежился Лев Тимофеевич.

«Где она — священная швабра с позолоченной ручкой, где?.. — думал по пути из галереи Рогаткин. — Куда она могла подеваться?! Третьего дня из Лувра украли всего за несколько секунд два здоровенных бриллианта на 11 млн евро, а тут — священная швабра… Ну черт знает что, а?»

Лев Тимофеевич вышел на улицу, и от холода из глаз у него брызнули слезы. Он вытер их варежкой, вздохнул и помчался к метро так, как будто за ним гналось пол-Москвы.

Все светофоры на пути Льва Тимофеевича горели нежно-зеленым светом, а в кармане старшего следователя лежали две фотографии священной швабры — в анфас и в профиль.