Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Командировка

Было начало утра, похожего на ясную ночь… «Я никогда не был на этой станции», — подумал следователь, обозревая тихорецкий вокзал и старый городской заснеженный сад за ним.

Было холодно. Сыпал мелкий снежок.

Лев Тимофеевич поднял воротник и пошел устраиваться в гостиницу «Подорожник» — именно ее Рогаткину порекомендовали местные сотрудники, когда он звонил в прокуратуру Тихорецка.

— Там беляши в буфете, — добавили они, — размером с ухо слона. Очень солидные!

Устроившись в уютном одноместном номере, Рогаткин побрился, съел завтрак, который взял с собой из дома, и пошел в прокуратуру.

Лев Тимофеевич шел по свежевыпавшему снегу и разглядывал улицы, дома и встречных прохожих.

Тихорецкая прокуратура, улица Коммунальная. Через полчаса Рогаткин вышел оттуда с симпатичной сотрудницей Светой Дочкиной, которая была ниже его почти на голову. Света работала, как и Рогаткин, старшим следователем. Они быстро нашли общий язык — оба окончили Московский юридический институт, были не окольцованы и жили без пары. Лев Тимофеевич вдруг понял, что, оказывается, нагибаться, чтобы заглянуть Свете в глаза, чрезвычайно забавно.

— Света, — постоянно обращался Лев Тимофеевич к старшему следователю Дочкиной по делу и без дела.

— Я вас внимательно слушаю, — отвечала Света, едва поспевая за размашистым шагом Рогаткина. — Ну, что вы пыхтите, Лев? Какой у вас вопрос?

Так, увлекательно беседуя, они дошли до местного ОВД, где провели без малого полдня, исследуя фотографии неопознанных трупов, найденных на территории города и района начиная с тридцатого августа прошлого года. Но ни один из неопознанных умерших личностей не был похож на фото солдата срочной службы Шабалкина Андрея Игоревича, двадцати лет от роду.

— Пойдемте в ДПС, — глядя на грустного Льва Тимофеевича, предложила Света. От ее русых кудряшек и родинки на подбородке Рогаткину становилось не по себе.

— А это далеко? — Лев покосился на метель за окном и поправил толстый шарф на шее.

— Через дорогу, — кивнула на дверь старший следователь. — Так добежим или будем одеваться? — улыбнулась Света.

— Я вас умоляю, — по-старчески нахмурился Лев Тимофеевич. — Я бы оделся!

— Как хотите! — кивнула Света. — Я — так!

Через полчаса они уже просматривали графики дежурств ППС на подъезде к городу, а также на участке трассы Москва — Ростов.

Тридцатого августа дежурили Кобрин, Рамаданов, Долгов, Зайчук, Валумеев, Лапшин; тридцать первого августа — Марлинский, Дорофеев, Марфин, Стоков, Пучков и Самохин, первого сентября — опять предыдущая смена. И так далее — всю неделю. Про рефрижератор с ростовскими номерами — ни слова. Выходило, что он не проезжал мимо ППС — хотя не проехать не мог, ведь в Пряткино на бензоколонке рефрижератор запомнили.

— Надо бы посетить больницы, — решил Лев Тимофеевич. — Света, давайте я схожу в приемный покой стационара, а вы позвоните в «Скорую помощь» и Пряткинский сельский совет. Или что там — поселковый совет? Андрей Шабалкин двадцать лет назад родился в Пряткино.

— На предмет чего звонить? — поинтересовалась Светлана.

— На предмет… — начал Рогаткин.

— …необычных вызовов и пациентов? И не появлялся ли он там?.. — догадалась старший следователь Тихорецкой прокуратуры.

Они стояли между зданиями милиции и ГАИ. Падал снег. Было холодно. Мимо проехала парочка тихорецких автобусов и завернула на тракт. Они постояли еще с минуту и разошлись.

Никого похожего на Шабалкина Андрея, двадцати лет, солдата-срочника, за весь сентябрь ни в городскую, ни в железнодорожную больницы не поступало, как объяснили Рогаткину в стационаре.

Покинув больницу ранним вечером, Лев Тимофеевич сидел в гостинице и размышлял. Перед ним стояла большая чашка чаю. Похоже, рефрижератор не заезжал в Тихорецк, наконец сделал вывод он. Но что-то смущало следователя, причем смущало сильно. В дверь номера кто-то робко поскребся. Лев Тимофеевич тоскливо посмотрел на чашку вкусного чаю и встал. Он никого не ожидал в этот вечер. Но ошибся…

Они гуляли и разговаривали, чего в Москве Лев Тимофеевич давно не делал. Никто ему погулять не предлагал, да и он сам никому не пытался.

— Вот моя вотчина, хотите зайти? — спросила Света.

Рогаткин взглянул на окруженный палисадником небольшой дом с нахлобученной шиферной крышей и поежился.

— Хочу! — неожиданно сказал он.

«Не ходи, Лев! — стучали молоточки в его голове. — Вдруг тебе захочется остаться у нее? Ни к чему это, Лев, остановись!»

— Смелее, Лев Тимофеевич! — пригласила Света, открыв дверь в свой дом.

Рогаткин вздохнул, закрыл глаза и вошел. На пороге комнаты их встретил дымчатый кот.

— Встречай гостя, Адам, — сказала Света.

Кот перевел глаза с хозяйки на Рогаткина и стал гипнотизировать следователя. За что получил невесомый щелчок по носу.

Они сидели и потягивали глинтвейн у пылающей печки. В тарелке на столе высилась горка разноцветного мармелада.

— Почему ты одна, Света? — разговорился Лев Тимофеевич, глядя на совершенные коленки коллеги. Потом покосился на свои несовершенные и тяжело вздохнул.

— У меня ужас на людей, а у тебя, Лев Тимофеевич? — тихо спросила Света.

— Не всегда, Светочка. — Лев поставил пустую кружку и, зажмурив глаза, попытался забыть всех встреченных за жизнь плохих людей.

— У тебя — почему? — попробовала уточнить Света.

Лев Тимофеевич вздохнул:

— Я доверчивый.

Он быстро открыл один глаз, увидел Свету — и снова закрыл.

— Ты?! — изумилась Света.

— Ага, — кивнул Рогаткин. — А разве незаметно?

— Никогда бы не поверила! — Света села рядом и взяла Льва за руку.

— Почему? — искренне удивился Лев.

Они сидели и молчали, изредка перекидываясь парой слов. Из печки «стреляли» угли, было хорошо…

— Я люблю жить, — признался Рогаткин.

— Я тоже, — согласилась Света.

— Завтра съезжу в Пряткино, поговорю с сотрудниками ППС и, пожалуй, поеду обратно. Света… Похоже, версия о том, что Шабалкин решил заехать в Тихорецк, не выдерживает никакой критики, если взглянуть на нее отсюда…

Лев Тимофеевич бубнил и бубнил, его разморило от печного тепла и глинтвейна. Он поглядывал на свою пятерню, лежащую в тонких пальчиках Светланы, потом незаметно, как ему казалось, высвободил ее и сунул в собственный карман.

— И уедешь? — вздохнула Света.

Рогаткин кивнул.

— Может, останешься?

— В Тихорецке? — удивился майор Рогаткин.

— Сегодня — у меня, — улыбнулась майор Дочкина. — Я тебе постелю в соседней комнате.

Потрескивала печка, и было темно, и то, что старший следователь межрайонной прокуратуры покраснел, не увидел никто — даже кот Адам своим ультрафиолетом, как ни старался, тараща свои огненные фары.

— В другой раз, Света. — Рогаткин поднялся и пошел к дверям, которые почему-то оказались двустворчатым шкафом. — Не сегодня, хорошо, Светочка? Я лучше летом приеду, если что… В свой отпуск. Правда, отпуск у меня в ноябре, — Лев Тимофеевич махнул рукой, ушиб ее о шкаф и спрятал в карман. — Но это ничего, у меня парочка отгулов есть — ну, за прогулы то есть, — хихикнул он.

— Налево, Лев Тимофеевич, — вздохнула Света. — Давайте я свет включу.

— Чего?! — вылезши из двустворчатого шкафа, испугался Рогаткин.

— В смысле — дверь слева, дорогой Лев Тимофеевич! — улыбнулась Света.

Через минуту Лев Тимофеевич очутился на улице, надевши куртку в один рукав…

— Рвение, ажиотаж, молодость!.. Всё, и сразу — влюблена! И чего она во мне нашла? — Лев Тимофеевич вдруг со всего разбегу остановился и посмотрел на свое отражение в витрине закрытого продуктового магазина. Постоял, подумал, посмотрел на ассортимент за стеклом, ничего вразумительного не увидел и за десять минут добежал до гостиницы.

— А я думала, вы сегодня в городе ночуете, — открыла ему гостиничная дежурная и посмотрела с плохо скрываемым презрением, так, по крайней мере, показалось Льву Тимофеевичу, и он даже расстроился, ненадолго, правда, — секунд на тридцать пять.

Умывшись и причесавшись, Лев Тимофеевич как лег — так и заснул, накрывшись двумя шерстяными одеялами с головой. В номере было холодно, что для здорового сна, между прочим, полезно — не надо на стул залезать и форточку открывать. Спи спокойно как есть.